Постмодернизм (англ. postmodernism), постмодерн -- термин, обозначающий структурно сходные явления в общественной жизни и культуре современных развитых стран, художественное движение, объединяющее ряд постнереалистических художественных направлений конца XX века.Постмодернистское умонастроение несет на себе печать разочарования в идеалах и ценностях Возрождения и Просвещения с их верой в прогресс, торжество разума, безграничность человеческих возможностей(Википедия).
Она была природно аморальна. И по убеждениям тоже. Не просто не соблюдала общепринятые нормы - атаковала их. В первом разговоре рассказала мне, что упекла давнего любовника в больницу. Как? Вынула из-за новогоднего семейного стола телефонным звонком и, изменив голос, назвалась первой любовью. Та девочка из-за какого-то пустякового недоразумения прыгнула с двенадцатого этажа, поселив в душе друга вину, не изжитую и по сей день.
Геля использовала все реалии его бакинской юности. Сама она тоже была из Баку. Зная легенды города, сказала в трубку: "Ты построил для меня девичью башню" (в Баку каждый знал, что с той башни бросались строгие поруганные
девственницы). Любовника увезли в предынфарктном состоянии в больницу.
Зачем ей это было нужно, поинтересовалась я.
Задумалась, тускло черные - без света - глаза смотрели на меня, не видя.
- Разве не интересно?
-Но ему больно.
-А как же? Пусть не будет идиотом. Было и было. Прошло!
Скажет ли она ему о своем розыгрыше?
Подумать надо, что из этого выйдет, терять жалко, мужик, что надо. Но мысль интересная.
Почему меня тянуло к ней? То ли потому, что в таких, как она, вызревало новое аморальное время афёр и весёлых жестоких игр. То ли напротив, в нашем, пока ещё скучном до изнеможения, она выглядела, как кусок черного обсидиана в оловянной миске полупустых серых семечек. Хоть мрачный, но блеск.
Во всяком случае, когда незаметно грянула наша революция, мы оказались в паре. Нас всех смело с прежних мест, но многие продолжали по инерции приходить в стойло, где не давали овса, не платили денег, не брали привычных текстов. Мы слиняли из наших редакций и создали поисковый коллектив.
Я приходила к ней с утра и уходила к вечеру, когда появлялся худосочный бесцветный муж-прокурор или такая же бесцветная дочь-медсестра. Всё свободное от них время мы обсуждали стратегию дальнейшей жизни: куда бросить свои не иссякшие силы в мире, запузырившимся вынужденными свободами. Чтоб интересно и выгодно.
В политизированном искусстве еще собирал дань успеха изобретательный Гельман, его пьесы с придуманными социальными конфликтами и точно подмеченными бытовыми деталями, как бы смелыми, шли во всех театрах и давали большие сборы. Мы сделаем еще один шаг, мы коснёмся конфликта, только за внимание к которому еще вчера ударили бы по рукам, да так, что авторучка навсегда выпала бы из пишущих рук. Мы проникнем в святая святых - национальную политику. Глухо доносились какие-то вести о неладах в Нагорном Карабахе. Геля, приехавшая в Москву из Баку, знала об отношениях армян и азербайджанцев не понаслышке.
Итак, сюжет. Сейчас он кажется абсолютно дурацким, но тогда... Горное озеро, чуть ниже поля двух соседствующих колхозов (один армянский, другой азербайджанский). Меж ними спор, кому строить электростанцию на единственном водопаде. Хозяйственный конфликт разрастается, затрагивает религиозные струны, национальные чувства. Председатели армянка и азербайджанец любят друг друга, их недоброжелатели, соперники и соперницы интригуют... Какой, однако, по нынешним временам безвкусный сюжет, мы не были полными идиотками, идиотским было само время. В двух враждующих лагерях готовится драка, бой (о, мы были смелыми в своём сюжете)! И в это время случается землетрясение, водопад грозит затопить наши колхозы. Все бросаются возводить плотину. Чудеса героизма, выпущенная наружу, как птица, любовь. Хэппи энд и дружба навеки. Ура!
Но в жизни перед придвинувшейся бедой победила не любовь, а ненависть. Что Карабах! Резня в Сумгаите, а после грянувшие на весь мир армянские погромы в Баку. Большая кровь.
-Накликали, - сказала Геля, - у меня часто бывает.
Накликали мы и землетрясение. Всё шло по нашей модели. Армянский Спитак был разрушен до основания, жертвы исчислялись сотнями тысяч. Мы с Гелей смотрели друг на друга и не смеялись лишь потому, что уж очень трагическим был антураж наших предвидений. И еще: пугала полная противоположность результата при сходстве деталей процесса - национальная рознь на Кавказе разгоралась.
Новая наша поисковая вылазка была направлена в сторону эстрады. После высокоидейного, убойно тоскливого искусства пипл стал хавать безыдейщину с особым аппетитом. Петросян, Арлазоров, Дубовицкая - всё сходило, но и настоящие звёзды загорелись на небосводе. Среди них Пугачёва. А около неё много молодых и новых поющих мальчиков - Николаев, Кузьмин, и не столь близко к звезде стоящий Филипп Киркоров. На него и положила мрачновато-весёлый глаз Геля.
-Заметила, как он хорош?- спросила меня.
И впрямь он был само совершенство, то, что называется писаный красавчик.
Что она предлагала? Написать для него текст музыкального ревю. Сюжет Золушки в мужском варианте. Бедный мальчик, не сознающий своей красоты и таланта... Его приглашает на подпевку стареющая безвестная певичка. На сцене он встречает настоящую эстрадную звезду и влюбляется в неё с первого взгляда. Навсегда. И она... Конечно, и она влюбляется в него. Их таланты расцветают. Брак, аплодисменты, золотой дождь....Наш прекрасный принц в восточном наряде гастролирует по миру, любимая при нём. Соло и дуэты. Композитора мы задумали выбирать уже вместе с Филиппом. Мы собирались его облагодетельствовать!
Ну, кто, кто мог предположить тогда, что Пугачева выберет в мужья юнца в два раза моложе себя? Мы только приготовились сесть за ревю...Но увидели нашего Филиппа сначала в роли счастливого жениха, а после в костюме восточного принца в роллс-ройсе с открытым верхом. Телевизионные толпы ревели от помахивания его руки, и он элегантно пожинал мировую славу в Лас-Вегасе.
Мы хохотали, глядя друг на друга, и я вглядывалась в Гелю не без некоторого страха. Странное свойство привлекать и предрекать будущее.
Но дело было не в ней, нет нынче ни Кассандр, ни Сивилл. Это я поняла позже.
Я распрощалась с Гелей. Она ушла в практический бизнес, стала скупать какие-то церковные земли кому-то продавать их, свои достижения - пачки долларов - она паковала в целлофановые мешочки, которые подвешивала к решетке балкона, ничуть не надеясь на своего скучного прокурора в случае встречи с законом, которого уже, кстати, и не было.
Я уехала в Израиль. Чем дальше во времени я отходила от Гели, тем мучительнее спрашивала себя: что это было? Почему жизнь так странно воплощала наши замыслы, искажая их, пародируя, давая какой-то знак. Я разгадала его для себя 11 сентября, глядя, как оседают башни-близнецы. Вам не угнаться за мной, говорила жизнь, ни разумом, ни воображением.
Жуткие кадры космических киновойн и других кино- фантасмагорий меркли. Энергетика подлинности отменяла искусство.
Это в маленьком провинциальном дворике люди могли проследить и осмыслить все связи. Иногда внешний мир врывался в их жизнь, и тогда речь шла о чем-то исключительном, чаще всего трагедии, и это воспринималось как наказание или рок. В дом моей бабушки, весь наполненный тёплым духом сушеных яблок, так однажды вошла Гражданская, после Отечественная войны, каждая унесла жизни, не стало мужа, после сына. А так... Сегодня все знали, что будет завтра, завтра, что послезавтра...
А после всех выбросило в общеземную жизнь. Техника, интернет, планета, несущаяся невесть куда, жизнь в катастрофе. Кажется, Хосе-де-Ортега сказал, что жизнь стала подобна пуле, не успевающей проследить собственную траекторию и летящую при этом с дикой скоростью.
Брось стило, пишущий! Брось кисть, художник! Не можешь, несчастный? Программа, данная тебе Богом, требует воплощения? Ладно, катай, но откажись от амбиций понять, куда идёт мир. Предсказать процессы? Хрена тебе! Играй в свои мелкие игры, компонуй по законам красоты детали и отражения. Да не так серьёзно, ты теперь и не писатель вовсе, и не мыслитель, а так, играющий переросток или, если угодно, хихикающий старикан, господин пересмешник.
Какое-то время я ещё думала, что моё прошлое - моё. Мной схваченное, мной охваченное, в меня улёгшееся. Каждый человек может написать одну книгу - о себе, это казалось аксиомой. Увы, я, пожалуй, могла рассказать о родительском доме, но при выходе из него мыслью всё плыло. Я не понимала себя прежнюю - почему, к примеру, в юности меня крутило, как щепку, в попытке достроить себя до целого? В поисках второй половины я шла на унижения, дурацкие компромиссы, безумные поступки.
Будучи графоманкой, то есть литератором от природы, я продолжала водить пером по бумаге. Иногда из осколочков стекла случайно складывается орнамент. И в лужице отражается небо. В моих эссе, очерках, заметках вдруг высверкивался смысл, намекающий на обобщения, они обретали право на существование в художественном измерении. А всё, что лежит в их основании...
Так вышло, что я включила радио "Эхо Москвы", когда вел передачу Серей Доренко. Хамоватый, циничный, талантливый и умный, он из каждого факта, как из искры, разжигал огонь. Фейерверк метафор, сближающих далёкие события, абстрактные понятия, переведённые в яркие образы; святую Хевронью, лечившую проказу, ему ничего не стоит назвать проказницей, чтобы осмеять выморочный семейный праздник, придуманный властями, милиционера дорожной службы гаем...Импровизация без оглядки на кого бы то ни было в стихии русского языка
Обращая всё в смех и абсурд, он...перелопачивал, переделывал моё прошлоe!
Как лежали во мне школьные хоровые спевки! Когда, стоя на шатких скамьях, мы сливались в едином звуке, всё выше, выше, и куда-то вдаль неслась начинающая жить душа. А после выкатывались из школы на сибирский мороз, когда из труб домов дым поднимался вверх столбом к подсвеченному далёким полярным сиянием небу.
Доренко поставил пластинку, выпущенную в 70-х. Разгар пионерской лживости, слюнявых приветствий на съездах. Детские голоса что-то сиротски тянули про коней и погони, про закaты, которые догорaли вдали за рекой. И если у нас не было ничего от этого, то лишь потому, что школа семилетняя, медвежий угол. И вся эта давиловка былa, действовала, рушила судьбы по-другому. Руководил хором занюханный еврей, без возраста, с каплей на отмороженном носу, в рваных валенках и выношенном пальто. Сейчас я думаю, что это был выходец из Гулага - одинокий, умирающий, из милости взятый на жалкую должность директрисой. Бывший интеллигент и музыкант. Он совершенно не ориентировался в запросах общества, и мы разучивали что-то про нежную фиалку и еврейские песни прo рыбалку и балалайку. Рядом и сплошь - вестник трагедии, темноты. Радостное единство многоголосья Доренко отменил.
И помeнял знаки в событиях юности.
Мимоходом, говоря о женщинах страны советов, иронически напел из песенки:
Рывком сняла с плеча пиджак наброшенный.
Казаться гордою нет больше сил.
Ему сказала я "Всего хорошего",
А он прощения не попросил.
Было такое! И не было! Дурь, кич, как положено. Я смеялась, прощаясь еще раз с прошлым. Гордость обернулась унижением, унижение гордостью. Прошлое менялось, как облака.
И доренковская бaбушкa (с ударением на букву у), с куриными мозгами и мышиной суетливостью - это точно Я, та, которая бегала за вороватым демократом Станкевичем на демонстрацию в защиту Латвии, восхищалась вороватым демократом Собчаком. Ее уже нет, я, нынешняя, отменила её существование. Так, в отменах и переменах дошла до сегодняшних времён. Выключу циника, обличающего циников, Мефистофеля, смеющегося над Мефистофелями. Где я? Что я?
В cухом остатке любовь. Не с большой буквы. Не страсть-мордасть, а та родственная, обычная и обыденная, опрокинутaя в прошлое. Потому что в прошлом моя реальная жизнь. По ней брожу, ничего не меняя. Вот Я. Вот Он. Вот мы. Дочь. Внучки. Друзья. Наши квартиры. Наши города. На территории любви ничего не надо менять. Не хочется. Иногда я останавливаюсь около него и спрашиваю: ну почему ты улыбнулся тогда, так грубо вёл себя в компании людей, чьё мнение о тебе было так важно для меня. Казалось важным. Ты отвечаешь и ты прав, а я ругаю себя, что заискивала перед ними и мало думала, каково было около них - заносчивых и глупых - тебе. О, Господи, какие глупости, какие мелочи! Но пусть они будут. Всё на месте. И всё только дороже.