Самое жестокое одиночество - это одиночество сердца. (П.Буаст)
Выхожу на улицу, поднимаю лицо к небу и щурюсь на мелкую крупу, сыплющую оттуда. Щуриться нет нужды, но это давняя привычка. Не вижу смысла от нее отказываться.
Ну, пойду прогуляюсь.
Я не люблю Новый год. Не люблю сам праздник, когда каждый занят своими женой, детьми и собакой, а ты сидишь в безликом круглосуточном кафе и смотришь краем глаза слащавые сказки о счастье... Нет, определенно, без этого безобразия было бы легче жить всем людям, которые не стремятся подсесть к чьему-то праздничному столу.
Зато я люблю суету перед Новым годом. Может, ради этой суеты и можно потерпеть последующие часы. Мне нравится волшебный блеск в глазах людей, которые носятся по магазинам в поисках приятных мелочей. В это время они верят в чудеса, как маленькие дети. Улыбаются. Просто так, без повода - и невозможно не улыбнуться в ответ. Наполняют гомоном и толчеей просторные проходы между рядами в супермаркетах, покупают продукты, которые не могли бы позволить себе в другое время и выкладывают их из бездонных корзин у кассы, чуть извиняющейся улыбкой одаривая продавца, будто говорят: "Обычно я не беру всего этого, трудная нынче жизнь, но сегодня праздник, Новый год, вы же понимаете...". А когда подходят к упаковщику с подарками, чтоб завернуть их в нарядные обертки, напротив - улыбаются радостно, с оттенком гордости: "Это для моей девушки (моего парня). Как вам? Думаю, ей (ему) понравится!"
Да и сам я, каюсь, любил раньше забегать в шумные магазины, увешанные по случаю блестящей мишурой покупать какую-нибудь приятную безделицу и бутылку дорогого виски. Именно дорогого, именно виски. Это если в бар идти не охота.
Глаза продавцов, когда те заворачивают покупку, искрятся радостным любопытством - кому же этот подарок? А если я покупал что-то сугубо мужское - думали, что родственникам и оттого умилялись еще более. Я не разубеждал.
Я никогда не проводил Новый год у пышно накрытого стола с захмелевшей компашкой. Могу гордиться этим. Но не горжусь. Я не встречал человека, с которым захотелось бы провести этот вечер. Дружки, увлечения, товарищи на работе - это все чепуха, случайные люди. Таких одиночек, как я мало, даже почти нет совсем. Этим можно гордиться, можно считать несчастьем, но так уж случилось, а я ничего и не хочу.
Я бреду по улице, заглядывая в лица людей, живу их счастливыми улыбками - а больше нечем. Они улыбаются вовсе не мне, а своим мыслям или спутникам, но одних этих улыбок довольно, чтобы стало тепло. Они все чужие мне, но все чем-то уютно знакомые. Одна такая улыбка - это уже достаточная причина, чтоб задержаться тут подольше.
Мне не холодно. Я могу стянуть перчатки, но, бьюсь об заклад, что не почувствую холода. Поэтому старые черные перчатки уже словно бы вторая кожа на моих руках. Я не снимаю их. И раньше не часто снимал. И даже не знаю - смог ли бы я теперь это сделать. Не пытаюсь.
Смотрю, как бликами мерцают отражения фар автомобилей в нарядных витринах, они отражаются в каждой блестке и каждой бусинке, в каждом стеклянном шарике и даже в лампочках разноцветных гирлянд. Готов поспорить, что ни в какой другой день такого не увидишь, кроме как накануне Нового года.
Я постою тут, у витрины магазина с дамскими безделушками - там толпятся закутанные в теплые куртки, шубейки, полушубки и пальто представительницы прекрасной половины человечества. Там, внутри, тепло и уютно, наверное, у славного юноши-продавца разливается трелями маленький приемник (отсюда мне виден он, мерцающий красным огоньком из-за прилавка). Наверное, вот так и хотелось бы мне остаться: наблюдателем у яркой витрины, отсюда можно мечтать, можно забыть о себе и вообразить, как входишь внутрь, стягиваешь перчатки, наслаждаясь теплом и облаком разнообразных запахов парфюмов, можно представить, что паренек за прилавком улыбнется заинтересованно и услужливо - сегодня у него праздничное настроение. И как будто мы незнакомы, я улыбнулся бы в ответ, отряхнул снег с воротника и... Влад, так его зовут. "Владислав" - сказал бы он, если б мы и впрямь не были знакомы, впрочем, может, теперь он представляется иначе?
Да, я знаю этого юношу. Впрочем, ему уже за 30, но когда он приглашал меня отпраздновать Новый год вместе - то была юный восемнадцатилетний мальчишка. Жалею ли я? Хотел прикоснуться к стеклу витрины, почувствовать хоть краешек недоступного тепла, но опустил руку - мне это более недоступно.
Вот разорвалось свистом небо - кто-то пускает ракеты, и они взвиваются в тучи крупными зелеными и красными огнями, осыпаясь снопиками искр. Мне навстречу идет женщина, и я не могу поверить, но она смотрит на меня! Как? Что она видит? Она несет в руках несколько небольших желтых роз, и они ярким пятном выделяются на фоне ее темного пальто, которое плавными линиями очерчивает красивую фигуру. Я засмотрелся. Ее взгляд грел душу, хоть я знал, что предназначен именно мне он быть не может.
Незнакомка остановилась прямо напротив, глядя теперь на меня, но не в глаза, нет, куда-то в землю. Конечно, как я мог подумать, что она обратила внимание на меня? Пустые мечты. Букет роз упал к моим ногам, а женщина пошла назад, даже не взглянув на свои цветы. Теперь я понял все - я стоял возле скамейки, а цветы упали и нее, и на землю, разлетевшись причудливым узором - ярким и неуместным здесь. Зачем? Мне остается только гадать, теряя из виду мелькающее меж разноцветных одежек улыбчивых пешеходов темное пальто.
Что значило для нее это место, где оставила женщина розы? Место встречи с любимым? Первой встречи или, может, последней? Эта женщина так же одинока, как и я когда-то. Мне жаль ее, потому что она может закончить так же, как и я. Не пожелал бы такого никому. Хотя иногда мне даже нравится, все-таки чаще - накатывает тоска. Я много чего мог сделать... тогда.
Задираю голову и смотрю, как на круглый плафон фонаря опускаются сотни снежинок. Одни тают на нем, другие, счастливо миновав таяния на нагретом лампочкой стекле, слетают вниз, чтоб холмиком лечь у подножия фонаря. Или на скамью. Или на розы.
Розы выглядят странно, одиноко в этом предпраздничном мельтешеньи. Вон, на тротуаре валяется еловая ветка и несколько иголок - видно кто-то тащил домой солидную елку, да немного пообтрепал по дороге. Эта ветка смотрится на белом, подсвеченном фонарями снегу куда уместней беззащитных, но все таких же надменных роз.
Пойду дальше. Хочется говорить. Если бы меня слушали люди, нет, если бы меня слышали люди - я сказал бы им, что не нужно сторониться друг друга... хотя бы в такой праздник!
Но меня не слышат. Я уже десять лет, как призрак.
Не люблю вспоминать то время.
Я умер как раз под Новый год, в гордом одиночестве возле закрывшегося бара. Отравился паленым спиртным. Кто-то скажет, что худшей смерти нельзя и придумать, а я не видел в этом ничего плохого. И сейчас не вижу. Если б только меня отпустила земля - устал уже. Но я помню, что меня может спасти, хоть уже и не надеюсь на это. Слишком много времени прошло.
Ну вот, столько передумать успел, а на круглых старых часах над почтовым ящиком секундная стрелка лишь несколько раз успела качнуться.
Все, решил. Пойду за этой странной женщиной. Может, ей плохо. Вряд ли я чем-то смогу помочь, разве что взметнуть порывом ветерка снег...
Однако я не один иду за ней. Девушка идет по другой стороне тротуара, но взгляд ее прикован, также как и мой, к темному пальто, мелькающему впереди. Это грустно - таких как я становится почему-то все больше. Одинокие, которым при жизни никто не был нужен, и теперь оказались сами никому не нужны. Бродят по улицам, заглядывают в радостные лица готовящихся к празднику людей, ловят падающие конфетти, грустят.
Девушка-призрак не смотрит на меня, хотя, конечно, тоже заметила. И я не смотрю на нее. Нам не о чем говорить, незачем общаться. Мы ничем не могли бы помочь друг другу, разве что поплакаться, но и это ни к чему.
Женщина в темном пальто останавливается перед киоском, изучая разнообразие сигаретных пачек. Я притормаживаю неподалеку, а вот девушка призрак подходит почти вплотную. Я замечаю, как они похожи. Только женщина старше лет на десять. Скорее всего, сестра. Она чувствует близость призрака, сжимает виски ладонями и болезненно кривит губы.
Так тоже можно делать, чтоб заставить человека вспомнить о тебе. Хотя, я считаю - это не честно. Может я и плюну на эти принципы когда-нибудь, но не сейчас.
"Вспоминай обо мне! - топает ногой девушка-призрак, и видно: если б могла плакать, наверное, еще и разрыдалась бы, - Мне нужны не цветы твои, а мысли!". Зря она так. Рано. До полуночи еще далеко.
Я разворачиваюсь и ухожу, ведь мне нечего делать здесь. Куда бы пойти? В центр? Да, пожалуй. Топаю по обледенелому тротуару и мечтаю поскользнуться. Это ведь так... по-человечески. Не говорю уже о том, чтобы купить вон там, на углу, горячий хот-дог или стаканчик с исходящим паром кофе... При жизни не ценишь всего этого. Обжигаясь горячей ручкой едва закипевшего чайника не думаешь, что когда-нибудь этого будет не хватать. А потом остается, в лучшем случае, зрение да слух. Я многое отдал бы теперь за возможность всего лишь ощутить запах еловых веток, влиться во всеобщее ощущение праздника...
По ступенькам сбегает Влад (сам не заметил за размышлениями, как вернулся к витрине его магазинчика). Я постою тут, пока он пройдет.
Но Влад не спешит, он наклоняется, смахивает перчаткой снег с роз на лавочке и осторожно поднимает одну. Чему-то грустно улыбается. Чему? Кажется, он любит желтые розы... Или я путаю с кем-то? Да нет, любит, я когда-то в безрассудном порыве чувств подарил ему большой букет - длинные и жутко колючие стебли увенчаны золотистыми крупными бутонами, едва начавшими раскрываться и по ободку каждого лепесточка - коричневая каемочка... Да ладно.
Я иду, намеренно наступая в лужицы подтаявшего снега на асфальте и радуюсь, если удается вызвать легкое волнение на поверхности воды. В колеблющейся воде отражаются одновременно и фонари, и витрины, и огни проезжающих мимо автомобилей. Вон уже и елка на центральной площади. Она огромна, мне никогда не нравились такие - с бутафорскими гирляндами и игрушками. Но именно там веселится молодежь, разрываются хлопушки, слышен смех. Здесь я останусь до утра, буду представлять, что я брожу и ищу свою компанию.
Ребята стайками пьют шампанское прямо из горлышка и шумно смеются. В небе видны огни от лазерного шоу, которое проходит неподалеку: по низким серо-синим тучам несутся друг за другом светлые монетки лучей, будто солнечные зайчики вдруг ожили и устроили чехарду в ночном декабрьском небе.
Снежная крупа почти прекратила сыпать, когда время приблизилось к полуночи. Тут, у центральной елки остались немногие - те, что решили встретить новый год прямо на улице. Несколько компаний да пара человек, стоящие просто в сторонке.
Полночь. Морозный воздух разрывается восторженными криками, свистом ракет и хлопками открываемых бутылок с шампанским. Вверх возносятся спиральки серпантина, яркие огни фейерверков освещают площадь волшебным непередаваемым светом и кажется, будто чудо и впрямь происходит - мы ничего не можем поделать с собой, взрослые люди подобны детям в такие моменты.
Еще один год.
Я раскидываю в стороны руки, будто могу поймать разноцветный снег конфетти, поднимаю лицо к небу и стараюсь не думать ни о чем грустном. Это праздник. Это восхитительно, это почти то, от чего я отказывался раньше.
Но, опустив глаза, я с недоумением понимаю, что конфетти остались там, где я и хотел бы их видеть - на черных перчатках, на рукавах старенькой кожаной куртки, на носках туфель... Как?!
Порыв ветра бросил снег с еловых ветвей мне в лицо, и пришлось сощуриться от запорошивших глаза ледяных пылинок, но я до сих пор ничего не мог понять. Как и почему? Я снова человек?
Конфетти все падали и падали, я поспешно, неуклюже с непривычки, стянул перчатки и ухватился за поручень ограды. Руки обожгло холодом, но по сравнению с годами бесчувствия это было так прекрасно, что я невольно улыбался от удовольствия и даже не пытался этого скрыть. Ожили ли я? Стал снова человеком? Я не хочу сейчас этого знать, я просто пытаюсь надышаться морозным воздухом, запахом хвои, дыма и вина.
Но все закончилось, как кончается все прекрасное. Мир накрыло темнотой, и я перестал не только чувствовать, но и видеть. Удивление еще не успело промелькнуть, когда откуда-то из темноты эхом донеслось далекое: "Ну и тебя, Ярик, с Новым годом, где бы ты ни был...".
Голос знакомый.
Это все розы, припорошенные снегом желтые розы. Ничто на земле не случайно.
Он вспомнил.
За все эти годы первый человек, который в новогоднюю ночь вспомнил обо мне, и этим спас. Я больше не привязан здесь одиночеством...