Мое небольшое частное безумие началось в конце августа, во вторник. Я не запомнила числа, хотя однажды мне показалось это значимым. Но вылетело из головы, ничего не поделаешь.
Вагон метро гудел и раскачивался, монотонные толстые кабели, плавными волнами текущие за окном, навевали почему-то воспоминания о море, но человеческие голоса и особенно чужие локти в ребрах - мешали сосредоточиться на мыслях о приятном. Народ устало смотрел в рекламу, расклеенную на стенах вагона, бубнил на разные лады и толкался. Как обычно.
Потом я заметила девушку. Верней, это было всего лишь отражение, она стояла метра на два в глубь вагона и отражалась в темном стекле, за которым все также маячили толстые скучные кабели.
И она смотрела на меня. Совсем юная - отметила я, - наверное, еще и двадцатилетия не достигла. Длинные, неровно подстриженные пряди темных прямых волос обрамляли казавшееся в отражении слишком бледным лицо. Симпатичное - отметила я - на свой лад симпатичное лицо, не эталон красоты, зато запоминающееся. И как пристально смотрит... Это было довольно странное ощущение, но я продолжала смотреть на девчонку. Не отрываясь и мало беспокоясь о приличиях. Ее внешность чем-то неуловимо зачаровывала, в безмятежном выражении лица улавливался спокойный и задумчивый интерес.
Наверное, я должна была бы испытать неловкость от того, что девушка так внимательно меня рассматривала, или поправить одежду, заподозрив неладное, или... но неловкости вовсе не возникло. Напротив, я боялась отвести взгляд, прервать этот странный зрительный контакт. К тому же - оправдывала я себя - больше ничего интересного вокруг не происходило. Иногда казалось, что даже гудение поезда и гул голосов тихонько отходят на задний план, словно закладывает уши... Тогда ощущение нереальности и необычности ситуации усиливалось. Мне показалось, что я перестала моргать на какое-то время, и привиделось даже, будто меняется лицо в отражении стекла, только глаза оставались прежними - темные и неотрывно глядящие прямо в душу.
Наш поезд, торжественно гудя, подкатил к очередной станции, выпуская часть озадаченных своими делами людей, и давая возможность вздохнуть посвободней. Я переступила с ноги на ногу, проклиная высоченные каблуки, но не рискуя, впрочем, отцепиться от поручня, потому что поезд уже спешил лязгнуть дверями и отправиться дальше. На какой-то момент, рассматривая противно жужжащую лампу под потолком и краем глаза - освободившееся место, над которым нерешительно нависала старушка - я забыла о девушке.
Старушка все-таки уселась на свободное место, созерцание лампы, от которой поплыли в глазах фиолетовые круги, надоело мне, и я снова взглянула на широкую зеркальную поверхность окна. Девушки там не было. В общем-то, это должно было казаться совершенно закономерным - она могла выйти на той станции, от которой мы отъехали, могла сесть на какое-то свободное место в другой части вагона - или же просто отойти за спины людей. Но все эти объяснения показались мне вдруг нелепыми отговорками. Я извернулась, силясь заглянуть за стоявших рядом со мной пассажиров, потом даже нерешительно протиснулась вглубь вагона. Оказавшись как раз на том месте, где стояла девчонка, я глянула на темное стекло с почти морскими волнами кабелей, но на моем прежнем месте, уцепившись за поручень, висел сонный и скучный блондин, обнимавший одной рукой свой увешанный значками рюкзак.
Я снова оглянулась. Странное и почти отчаянное чувство, что я пропустила нечто важное, защекотало в груди. И, разумеется, поздно было что-то делать - да и глупо искать неизвестного человека, с которым нас связали только случайные взгляды.
Поезд подкатывал к следующей станции, вагон качнулся, и я едва удержалась на ногах. извинилась перед соседом за оттоптанную ногу и постаралась восстановит равновесие. Поймав согретый чужими ладонями поручень, я невольно бросила взгляд в окно. Там медленно плыла красно-белая станция, мерцающая вычурным великолепием мрамора и хромированных вставок на колоннах. Мне всегда казалось, что эта мраморная роскошь создана только лишь для того, чтоб отвлечь внимание пассажиров от темных пастей туннелей, от многих метров земной толщи над головой да холодного, словно бы потустороннего воздуха, зябкими пальцами пробирающегося под одежду, если подойти близко к краю платформы...
Я увидела девушку. Ту самую, она вышла из соседней двери вагона, прыжком преодолев мраморный бортик станции. Разукрашенные джинсы стрейч, свободная клетчатая рубашка, мимолетная улыбка. Миновав толпу желающих войти, она оглянулась, и мне показалось, что темные глаза неопределенного цвета снова смотрят только на меня. Это было молчаливое прощание, и сразу стало спокойней. Она улыбнулась, тут же затерявшись в толпе, а я даже не подумала выйти и равнодушно пронаблюдала, как схлопнулись двери. Все происходящее должно было казаться странным - да оно и было странным на самом деле, но я не заметила этого. Не обратила внимания. Темные глаза и бледное лицо в обрамлении длинных волос тихонько осели где-то в недоступном уголке памяти.
Пока время не свело нас снова.
Я совсем недавно размышляла над тем, почему именно время заставляет некоторые события, совсем не подверженные логикой цикличности - повторяться снова и снова. Выскакивающая из-за поворота поздним вечером машина. Девушка, с милой извиняющейся улыбкой покупающая последнюю упаковку любимых конфет. Друг, которому требуется помощь именно тогда, когда скапливается наибольшее количество неотложных дел.
Ну и конечно - такие вот сюрпризы.
Я вышла из дома, ежась под зябкой моросью сентябрьского дождя, похожего на невесомою паутинку. Крохотные капельки оседали на лице, оставляли на губах легкий ореховый привкус - настоящую сущность осени, и, казалось, сами парили над землей. Вечерело, и конкретной цели у меня, в общем-то не было. Только бы не сидеть дома, где и компьютер, и телевизор как-то вдруг осточертели. Город подманивал дробящимся в капельках дождя огнями, достаточно было просто довериться собственным ногам, которые мерно отмеривали шаги, унося свою хозяйку в случайном направлении.
В одном из переулочков на окраине города, где между сонными пятиэтажками зажат узенький скверик, я замедлила шаг. Отчасти потому что пыталась найти сигареты, отчасти потому что рядом со мной совершенно неслышно возникла фигура. Очень я не люблю таких попутчиков, хотя защитить себя умею. Размашисто, но неторопливо шагая, человек пошел рядом со мной, на расстоянии вытянутой руки, но совершенно явно подстраиваясь под меня.
Потому-то я замедлила шаг, и совсем остановилась, оставаясь как раз между двумя фонарями, в полосе тени, куда не доставал свет ни одного из них. Весело заблестел огонек зажигалки, ароматный дым щекотнул легкие на вдохе, а я краем глаза с любопытством смотрела на неожиданного попутчика.
Темная фигура замерла рядом, переминаясь с ноги на ногу. Я затянулась сигаретой и, уже не скрывая своего интереса, повернулась к незнакомцу. Пришлось удивиться. Худая, почти юношеская фигурка, рост чуть выше среднего, джинсы и тоненькая, не по погоде, ветровка. Лица я не могла рассмотреть, но угадывающийся в темноте бледный овал напомнил мне...
- Закурить? - я протянула пачку.
Девушка отрицательно качнула головой, мягко качнулись темные прядки почти до плеч длиной. Я уже знала, что удивительный случай свел меня с той же девчонкой, которую я видела тогда в метро. Неоткуда было мне это знать, но я знала.
- Что тебе нужно? - я постаралась придать голосу резкости, хотя не испытывала ни раздражения, ни даже любопытства. Было что-то другое, но анализировать собственные чувства именно сейчас не хотелось.
Девушка молчала, и я на какой-то миг встревожилась. Мало ли... Может ей помощь нужна, или случилось что-то. Но, не дождавшись скорого ответа, я нетерпеливо дернула плечом и двинулась прочь. Мне не хотелось уходить, но ситуация становилась глупой. Может быть, всего лишь случай - и нелепей всего веду себя я. Либо же девушка банальная наркоманка и не очень соображает, что делает.
Легкий шелест кроссовок по влажному асфальту раздался за спиной, когда я уже отошла на приличное расстояние. Гул бульвара за домами стремился скрыть этот звук, но я различила его - и внезапно улыбнулась. Не оборачиваясь, я уже знала, что догадки мои были неверны - это не слепой случай, да и девчонка не наркоманка. И мне даже не обязательно оборачиваться.
- Это же неправильно! - я впервые услышала ее голос, и он прозвучал как-то знакомо. Так бывает, когда слышишь диалог из известного кино, но не видишь самого экрана. Голос сразу же сливается с мысленным образом актера, все становится на свои места. А вот имя не всегда можешь припомнить...
- Как тебя зовут? - я резко обернулась, щурясь, хотя светивший сверху фонарь не был ярким. Его масляно-желтый свет играл причудливыми тенями, но удивительно честно обрисовал знакомые черты лица. Я все еще не могла рассмотреть, какой оттенок у темных глаз девушки. Карие, что ли... Она напряглась, даже закусила губу, словно силилась что-то вспомнить, но затем просто отрицательно качнула головой.
- Ты должна быть совсем иной, - чуть слышно сказала она.
- Какой же?
- И ты должна что-то делать... Ведь так всегда бывает.
В голосе девушки сквозили удивление и грусть, почти отчаяние. Странное сочетание, еще более усиливавшее впечатление, что мы говорим на разных языках. Казалось, она не слышала меня. На какой-то миг мне захотелось встряхнуть ее, и холодный голос рассудка сообщил: она точно обкуренная, либо сумасшедшая.
Но я так и не решилась прикоснуться к ее плечу. Только не могла отвести взгляд. Сумасшествие, по всей видимости, начиналось у меня самой, потому что сердце на какой-то миг замерло, словно решило передохнуть, а затем болезненно щелкнуло и снова забилось, сбив дыхание и даже взгляд. Такое было со мной пару раз и оказалось слишком похоже на...
Я тряхнула головой и, развернувшись, быстро пошла прочь. В памяти крутилась какая-то старая французская мелодия, и обескураженное сознание тут же ухватилось за нее, чтобы не думать о происшедшем. Я даже не прислушивалась, хотя, какая-то часть меня все-таки ждала легких шагов...
"Comme toi qui dors en rеvant а quoi..." - упорно повторяли губы, разбивая плавный ритм мелодии на дробь шагов. "Comme toi..."
"Того что произошло не могло быть!" - упорно твердила не успокоившаяся часть мозга, но я упорно возвращала ее к мягкой и нежной мелодии, сразу пресекая всякие мысли на тему случившегося.
В ту же ночь мне приснилось, что я тону. Глупость, конечно, все сны - лишь оттенок дневных переживаний, но этот заставил с криком вскочить на постели. Такого со мной давно не бывало, да и не с чего бы.
Я тонула не просто так, а медленно погружаясь в воду, скользя пальцами по мокрым доскам, послушно уходящим вниз. Густо-зеленая в глубине, вода равнодушно плескалась, не затягивая в себя, но тело не могло оставаться на поверхности...
Последнее, что я видел, уже безнадежно опустив веки, давясь холодной и омерзительно-соленой водой - темные глаза неопределенного цвета.
А потом была только темная комната и влажные от пота простыни. Ночь изошла предрассветной серостью, значит было не так уж рано. Я постаралась прогнать остатки сна, и верней всего было бы сделать это хорошим душем, но мысль о воде сейчас казалась неприятной.
Зато, борясь с леденящим холодком словно бы еще ощущаемой на коже холодной воды, я перестала думать о масляно-желтом свете, рисовавшем завораживающие черты бледного лица.
"Это все не важно!" - подумала я, изгоняя из мыслей густо-зеленую пучину.
Безумие отступило и вечер, который я, бессильно злясь, назвала последним худшим, растаял в рутине будней. Все что я могла - это опускать глаза в метро на свои туфли или на руки, или читать рекламу - чтоб не шарить ищущим взглядом по толпе.
И еще я решила отказаться от вечерних прогулок. Они и до того не были регулярными, так что мысль показалась мне легкой и превосходной. И дни кружили меня в такт заводному листопаду, смешивая ароматный осенний дождь с золотом осыпающихся деревьев. Каждое мгновение, наполненное, казалось бы, обыденными делами, если на него оглянуться - оказывалось окрашено неповторимым налетом старины, которую дарит бодрящая свежесть и холодная влажная ночь... Иной раз даже хотелось просто застыть, заставить пресловутое мгновенье замереть, чтоб запечатлеть его тонкий профиль, запомнить хоть минуту из бесконечного их хоровода, сохранить между страницами толстого фолианта, как в детстве - листья гербария.
Даже не знаю, как я снова оказалась однажды в том переулке. Но уж не случайно - это точно. И я даже не нарушала данного себе слова о запрете на вечерние прогулки. Но теперь темнело так рано, что даже ранний вечер вынуждал зажигаться фонари и окна.
В скверике, зажатом между двумя пятиэтажками, было пусто и ветрено. Я долго оглядывалась, стремясь хоть мысленно продолжить свет масляно-желтого фонаря туда, за пределы яркого круга, где танцевали тени и молчаливо шевелили ветвями полуобнаженные деревья. Здесь никого не было, даже массивный бородатый мужик в блестящем спортивном костюме, выносивший мусор, казался лишь призраком осеннего вечера, не более.
А я долго ходила по продуваемому всеми ветрами скверику, ничего конкретно не ожидая, но где-то в самой глубине души все-таки надеясь на нечто полуреальное, не оформленное в сознании ни словами, ни образами.
Ну разве что темные пряди, мягко обрамляющие светлый овал лица.
Глупый поступок, конечно, и я ушла совершенно продрогшая, с мазохистским удовлетворением ощущая зарождающееся в груди шипение бронхита и почти не дыша носом из-за насморка. Эти, вполне физические явления, казалось мне, должны вернуть реальность хрупкому миру. Не дать ему треснуть.
И я смогу перестать, наконец, мысленно представлять себе эту незнакомую девчонку, вспоминая все, до мельчайших деталей...
Перестать.
Я скорбно сообщила всем знакомым, что заболела, и получила массу заботливого внимания, с горячим бульоном от мамы, улыбчивыми визитами подруг и друзей и тонной таблеток, которые потихоньку сбрасывала в тумбочку. Было приятно, привычно, мило. Все как в старые добрые времена. Все, кроме моих собственных ощущений. И крепкие мужские пальцы, настойчивой лаской касающиеся моей щеки были не тем, чего ожидало тело, и резковатый силуэт с широкими плечами казался совершенно не тем, о чем мечталось.
Поэтому мечты пришлось пресечь и еще раз с головой окунуться в согретую масляным радиатором повседневность, укрыться от собственных мыслей широким черным зонтом и забыть, наконец, все, что не давало покоя воображению.
Когда поставленная задача была почти выполнена и врезавшийся в память образ упокоился в недостижимых глубинах сознания, так что и я сама не отыскала бы его - время и случай решили снова переиграть партию.
Я стояла ранним утром на обочине шоссе, тоскливо просматривая дорогу в обе стороны. За спиной, отгородившись ежовыми иголками покосившегося частокола, спала деревня, название которой я так и не запомнила. Голова раскалывалась, вчерашнее купание в проруби и душная баня казались страшным сном, а в глазах двоилось от резких движений. При мысли о том, что я через два часа должна быть за сотню километров от этой глуши, умытая, аккуратная и хорошо одетая, согреваемая офисными лампами - становилось горько во рту. А машин по-прежнему не было.
Серо-коричневатым декабрьским утром, окрашенным пятнами подтаявшего снега на бугристых полях, никто не торопился в город. Это было вдвойне неприятно, учитывая мое состояние. И втройне неприятно, учитывая, что я не послушалась равнодушного бормотания друга "Забей на это, спи!". Вчерашнее мероприятие с "настоящей русской баней" показалось и так дурным сном, а с другом мы поругались. И теперь я мерзла здесь, уже больше из упрямства и стыда не решаясь вернуться в пропахшую картошкой хату, под теплый бок настоящей изразцовой печки да храпящего френда.
Стояла такая пронзительная тишина, что я слышала, как потрескивает от усиливающегося мороза земля. Когда новый звук примешался к прежним, я даже не сразу удивилась ему. А уж потом обернулась, неуклюже двигаясь в теплой куртке и мохнатом чужом шарфе, обмотанном вокруг шеи.
Из жидкого черно-бурого пролеска бежал человек. Он несся большими прыжками, оступаясь и спотыкаясь на неровно замерзшей почве, взметая ногами снег и размахивая руками. За ним никто не гнался, да и сам человек бежал в сторону дороги, а не древни, из чего я сначала сделала вывод, что он убегает от отставшей погони. Однако когда он вылетел на трассу метрах в ста от меня и уселся прямо на прихваченный льдом асфальт, я отбросила эту мысль и, поморщившись, двинулась к незнакомцу. Мне показалось тогда, что это вообще единственный живой человек в сонном царстве зимней природы.
И я даже не удивилась, увидев чуть склоненное бледное лицо с такими знакомыми чертами. Просто присела рядом с нею на корточки, удивляясь серебрящимся в темных волосах снежинкам. На всякий случай я поглядывала в сторону пролеска, но уже понимала, что от чего бы не бежала девчонка - погоня не торопилась по ее следам.
- Ты? - не столько удивленно, сколько с облегчением выдохнула девушка, и на бледных щеках проступил легкий румянец. Я молча кивнула, рассматривая ее и гадая, возможно ли вообще поддаться собственным - таким непривычным и странным желаниям. Хотелось обнять ее, легко покачивая и отыскивая губами теплую кожу... Достаточно было бы и просто коснуться щеки, но я не могла себе позволить. Нет.
- Я соскучилась, - чуть слышно сказала девчонка, и я наконец разобрала цвет ее глаз.
Темно-зеленый, с серебристым отблеском.
Не зная, что ответить, боясь поддаться чувствам, я снова кивнула. На миг показалось, что губы мои схвачены морозом. Наверное, молчание было не самым лучшим, что я могла сделать, но и поднять руку, проверить, реальна ли она, я не могла. Не сейчас. Не здесь...
- Пойдем, - наконец выдавила я, вставая и протягивая ей ладонь. Я не знала, куда отведу ее, и что будет дальше. Просто нужно было поступить именно так. Нужно мне самой.
- Нет, - она улыбнулась одними губами, темно-зеленые глаза мерцали отчаянием, - Ты что, не понимаешь?
Я отрицательно покачала головой, и спрятала руки в карманы.
- Ты мне снишься, - девушка закрыла глаза, откидываясь назад, раскидывая в стороны руки и скользя ладонями по шершавому, заледеневшему асфальту. Узкими хрупкими ладошками - по корявой ледяной корке.
"Все же сумасшедшая" - с какой-то беспросветной грустью подумала я, и опустилась возле нее на колени. Без разницы, пусть даже сумасшедшая... Необходимая.
- Не веришь? - девушка открыла глаза, пронзительно глядя на меня, жадно, словно стремясь запомнить каждую черточку моего лица - совсем как я ее, - Я сплю. Далеко-далеко. Не знаю, где я сейчас, но засыпала в совсем другой стране. Засыпала, мечтая, чтоб ты приснилась...
Она снова улыбнулась, на сей раз мягко и искренне. Серебристое свечение в глазах превратилось в танец снежинок - искристых и теплых вопреки всему.
Я, наконец, нашла в себе силы протянуть руки. Я хотела схватить ее за плечи, поднять с асфальта и встряхнуть как следует. Хотела вернуть ей реальность - и еще что-то большее. Себя, наверное.
Руки медленно, словно бы сквозь густую - зеленую! - воду, прошли через ее тело, через легкую ветровку, плечи и едва различимую под одеждой грудь. Она была призраком.
Моей персональной галлюцинацией.
Недоверчиво проведя еще раз руками, я откинулась назад, тоже усаживаясь на асфальт, но не чувствуя холода.
- Ты - мой бред? - спросила я собственную галлюцинацию, горько улыбаясь.
- Нет, - темные волосы качнулись, с шорохом скользнув по промерзшей ткани ветровки, - Просто ты - мой сон. Самый лучший. Снись мне, хоть иногда, ладно?
Сзади завизжала тормозами машина, и я резко обернулась. Старый жигуль, вылетев на большой скорости, едва смог затормозить на скользком асфальте. Я поднялась, тяжело отряхиваясь, оглянулась.
Девушки не было. Только сладковатый привкус снега на губах. Я и не заметила, как начался снегопад...
- Извините, - я просунула голову в открывшуюся дверцу машины, - До города подкинете? Очень надо! Сотку даю.
- Покажи деньги и садись, - пробурчал водила, окидывая меня неласковым взглядом, - Живей, не выпускай тепло!
Я устроилась на сиденье, уперев колени в торпеду, и глуповато улыбнулась. Вопреки нелепости ситуации, я поверила. Даже если девчонка - моя галлюцинация. Ну и пусть. Я приснюсь ей. Обязательно приснюсь еще.