Мое небольшое частное безумие началось в конце августа, во вторник. Я не запомнил число, хотя однажды мне показалось это значимым. Но вылетело из головы, ничего не поделаешь.
Вагон метро гудел и раскачивался, монотонные толстые кабели, плавными волнами текущие за окном, навевали почему-то воспоминания о море, но человеческие голоса и особенно чужие локти в ребрах - мешали сосредоточиться на мыслях о приятном. Народ устало смотрел в рекламу, расклеенную на стенах вагона, бубнил на разные лады и толкался. Как обычно.
Потом я заметил молодого человека. Верней, это было всего лишь отражение, он стоял метра на два в глубь вагона и отражался в темном стекле, за которым все также маячили толстые скучные кабели.
Парень смотрел на меня. Молодой - отметил я, - может чуть за двадцать. Длинные, неровно подстриженные пряди темных прямых волос обрамляли казавшееся в отражении слишком бледным лицо. Это было довольно странное ощущение, но я продолжал смотреть на парня. Не отрываясь и мало беспокоясь о приличиях. Его внешность чем-то неуловимо зачаровывала, в безмятежном выражении лица улавливался спокойный и задумчивый интерес.
Наверное, я должен был бы испытать неловкость от того, что парень так внимательно меня рассматривал, но ничего подобного не было. Напротив, я боялся отвести взгляд, прервать этот странный зрительный контакт. К тому же - оправдывал я себя - больше ничего интересного вокруг не происходило. Иногда казалось, что даже гудение поезда и гул голосов тихонько отходят на задний план, словно закладывает уши... Тогда ощущение нереальности и необычности ситуации усиливалось. Мне показалось, что я перестал моргать на какое-то время, и привиделось даже, будто меняется его лицо, только глаза оставались прежними - темные и неотрывно глядящие прямо в душу.
Наш поезд, торжественно гудя, подкатил к очередной станции, выпуская часть озадаченных своими делами людей, и давая возможность вздохнуть посвободней. Я повел плечами, не рискуя, впрочем, отцепиться от поручня, потому что поезд уже спешил лязгнуть дверями и отправиться дальше. На какой-то момент, рассматривая противно жужжащую лампу под потолком и краем глаза - освободившееся место, над которым нерешительно нависала старушка - я забыл о парне.
Старушка все-таки уселась на свободное место, созерцание лампы, от которой поплыли в глазах фиолетовые круги, надоело мне, и я снова взглянул на широкую зеркальную поверхность окна. Паренька там не было. В общем-то, это должно было казаться совершенно закономерным - он мог выйти на той станции, от которой мы отъехали, мог сесть на какое-то свободное место в другой части вагона - или же просто отойти за спины людей. Но все эти объяснения показались мне вдруг нелепыми отговорками. Я извернулся, силясь заглянуть за стоявших рядом со мной пассажиров, потом даже нерешительно протиснулся вглубь вагона. Оказавшись как раз на том месте, где стоял парнишка, я глянул на темное стекло с почти морскими волнами кабелей, но на моем прежнем месте, уцепившись за поручень, висела сонная блондинка, обнимавшая одной рукой свою сумочку.
Я снова оглянулся. Странное и почти отчаянное чувство, что я пропустил нечто важное, защекотало в груди. И, разумеется, поздно было что-то делать - да и глупо искать неизвестного человека, с которым нас связали только случайные взгляды.
Поезд подкатывал к следующей станции, вагон качнулся, и я едва удержался на ногах. Поймав согретый чужими ладонями поручень, я невольно бросил взгляд в окно. Там медленно плыла красно-белая станция, мерцающая вычурным великолепием мрамора и хромированных вставок на колоннах. Мне всегда казалось, что эта мраморная роскошь создана только лишь для того, чтоб отвлечь внимание пассажиров от темных пастей туннелей, от многих метров земной толщи над головой да холодного, словно бы потустороннего воздуха, зябкими пальцами пробирающегося под одежду, если подойти близко к краю платформы...
Я увидел паренька. Тот самый, он вышел из соседней двери вагона, прыжком преодолев мраморный бортик станции. Миновав толпу желающих войти, он оглянулся, и мне показалось, что темные глаза неопределенного цвета снова смотрят только на меня. Это было молчаливое прощание, и сразу стало спокойней. Он улыбнулся, тут же затерявшись в толпе, а я даже не подумал выйти и равнодушно пронаблюдал, как схлопнулись двери. Все происходящее должно было казаться странным - да оно и было странным на самом деле, но я не заметил этого. Не обратил внимания. Темные глаза и бледное лицо в обрамлении длинных волос тихонько осели где-то в недоступном уголке памяти.
Пока время не свело нас снова.
Я совсем недавно думал над тем, почему именно время заставляет некоторые события, совсем не подверженные логикой цикличности - повторяться снова и снова. Выскакивающая из-за поворота поздним вечером машина. Девушка, с милой извиняющейся улыбкой покупающая последнюю бутылку любимого пива. Друг, которому требуется помощь именно тогда, когда скапливается наибольшее количество неотложных дел.
Ну и конечно - такие вот сюрпризы.
Я вышел из дома, ежась под зябкой моросью сентябрьского дождя, похожего на невесомою паутинку. Крохотные капельки оседали на лице, оставляли на губах легкий ореховый привкус - настоящую сущность осени, и, казалось, сами парили над землей. Вечерело, и конкретной цели у меня, в общем-то не было. Только бы не сидеть дома, где и компьютер, и телевизор как-то вдруг осточертели. Город подманивал дробящимся в капельках дождя огнями, достаточно было просто довериться собственным ногам, которые мерно отмеривали шаги, унося своего хозяина в случайном направлении.
В одном из переулочков на окраине города, где между сонными пятиэтажками зажат узенький скверик, я замедлил шаг. Отчасти потому что пытался найти сигареты, отчасти потому что рядом со мной совершенно неслышно возникла фигура. Размашисто, но неторопливо шагая, человек пошел рядом со мной, на расстоянии вытянутой руки, но совершенно явно подстраиваясь под меня.
Потому-то я замедлил шаг, и совсем остановился, оставаясь как раз между двумя фонарями, в полосе тени, куда не доставал свет ни одного из них. Весело заблестел огонек зажигалки, ароматный дым щекотнул легкие на вдохе, а я краем глаза с любопытством смотрел на неожиданного попутчика.
Темная фигура замерла рядом, переминаясь с ноги на ногу. Я затянулся сигаретой и, уже не скрывая своего интереса, повернулся к незнакомцу. Худая юношеская фигурка, рост чуть выше среднего, джинсы и тоненькая, не по погоде, ветровка. Лица я не мог рассмотреть, но угадывающийся в темноте бледный овал напомнил мне...
- Закурить? - я протянул пачку.
Парень отрицательно качнул головой, мягко качнулись темные прядки почти до плеч длиной. Я уже знал, что удивительный случай свел меня с тем же парнишкой, которого я видел тогда в метро. Неоткуда было мне это знать, но я знал.
- Что тебе нужно? - я постарался придать голосу резкости, хотя не испытывал ни раздражения, ни даже любопытства. Было что-то другое, но анализировать собственные чувства именно сейчас не хотелось.
Парень молчал, и я, нетерпеливо дернув плечом, двинулся прочь. Мне не хотелось уходить, но ситуация становилась глупой. Может быть, всего лишь случай - и нелепей всего веду себя я. Либо же парнишка банальный наркоман и не очень соображает, что делает.
Легкий шелест кроссовок по влажному асфальту раздался за спиной, когда я уже отошел на приличное расстояние. Гул бульвара за домами стремился скрыть этот звук, но я различил его - и внезапно улыбнулся. Не оборачиваясь, я уже знал, что догадки мои были неверны - это не слепой случай, да и парень не наркоман. И мне даже не обязательно оборачиваться.
- Это же неправильно! - я впервые услышал его голос, но он прозвучал как-то знакомо. Так бывает, когда слышишь диалог из известного кино, но не видишь самого экрана. Голос сразу же сливается с мысленным образом актера, все становится на свои места. А вот имя не всегда можешь припомнить...
- Как тебя зовут? - я резко обернулся, щурясь, хотя светивший сверху фонарь не был ярким. Его масляно-желтый свет играл причудливыми тенями, но удивительно честно обрисовал знакомые черты лица. Я все еще не мог рассмотреть, какой оттенок у темных глаз парня. Он напрягся, даже закусил губу, словно силился что-то вспомнить, но затем просто отрицательно качнул головой.
- Ты должен быть совсем иным, - чуть слышно сказал он.
- Каким?
- И должен что-то делать... Ведь так всегда бывает.
В голосе парня сквозили удивление и грусть, почти отчаяние. Странное сочетание, еще более усиливавшее впечатление, что мы говорим на разных языках. Казалось, он не слышал меня. На какой-то миг мне захотелось встряхнуть его, и холодный голос рассудка сообщил: он точно обкуренный, либо сумасшедший.
Но я так и не решился прикоснуться к нему. Только не мог отвести взгляд. Сумасшествие, по всей видимости, начиналось у меня самого, потому что сердце на какой-то миг замерло, словно решило передохнуть, а затем болезненно щелкнуло и снова забилось, сбив дыхание и даже взгляд. Такое было со мной пару раз и оказалось слишком похоже на...
Я тряхнул головой и, развернувшись, быстро пошел прочь. В памяти крутилась какая-то старая французская мелодия, и обескураженное сознание тут же ухватилось за нее, чтобы не думать о происшедшем. Я даже не прислушивался, хотя, какая-то часть меня все-таки ждала легких шагов...
"Comme toi qui dors en rеvant а quoi..." - упорно повторяли губы, разбивая плавный ритм мелодии на дробь шагов. "Comme toi..."
"Того что произошло не могло быть!" - упорно твердила не успокоившаяся часть мозга, но я упорно возвращал ее к мягкой и нежной мелодии, резко пресекая всякие мысли на тему случившегося.
В ту же ночь мне приснилось, что я тону. Глупость, конечно, все сны - лишь оттенок дневных переживаний, но этот заставил с криком вскочить на постели. Такого со мной давно не бывало, да и не с чего бы.
Я тонул не просто так, а медленно погружаясь в воду, скользя пальцами по мокрым доскам, послушно уходящим под воду. Густо-зеленая в глубине, она равнодушно плескалась, не затягивая в себя, но тело не могло оставаться на поверхности...
Последнее, что я видел, уже безнадежно опустив веки, давясь холодной и омерзительно-соленой водой - темные глаза неопределенного цвета.
А потом была только темная комната и влажные от пота простыни. Ночь изошла предрассветной серостью, значит было не так уж рано. Я постарался прогнать остатки сна, и верней всего было бы сделать это хорошим душем, но мысль о воде сейчас казалась неприятной.
Зато, борясь с леденящим холодком словно бы еще ощущаемой на коже холодной воды, я перестал думать о масляно-желтом свете, рисовавшем завораживающие черты бледного лица.
"Плевать" - подумал я, изгоняя из мыслей густо-зеленую пучину.
Безумие отступило и вечер, который я, бессильно злясь, назвал последним худшим, растаял в рутине будней. Все что я мог - это опускать глаза в метро на свои ботинки или читать рекламу - чтоб не шарить ищущим взглядом по толпе.
И еще я решил отказаться от вечерних прогулок. Они и до того не были регулярными, так что мысль показалась мне легкой и превосходной. И дни кружили меня в такт заводному листопаду, смешивая ароматный осенний дождь с золотом осыпающихся деревьев. Каждое мгновение, наполненное, казалось бы, обыденными делами, если на него оглянуться - оказывалось окрашено неповторимым налетом старины, которую дарит бодрящая свежесть и холодная влажная ночь... Иной раз даже хотелось просто застыть, заставить пресловутое мгновенье замереть, чтоб запечатлеть его тонкий профиль, запомнить хоть минуту из бесконечного их хоровода, сохранить между страницами толстого фолианта, как в детстве - листья гербария.
Даже не знаю, как я снова оказался однажды в том переулке. Но уж не случайно - это точно. И я даже не нарушал данного себе слова о запрете на вечерние прогулки. Но теперь темнело так рано, что даже ранний вечер вынуждал зажигаться фонари и окна.
В скверике, зажатом между двумя пятиэтажками, было пусто и ветрено. Я долго оглядывался, стремясь хоть мысленно продолжить свет масляно-желтого фонаря туда, за пределы яркого круга, где танцевали тени и молчаливо шевелили ветвями полуобнаженные деревья. Здесь никого не было, даже массивный бородатый мужик в блестящем спортивном костюме, выносивший мусор, казался лишь призраком осеннего вечера, не более.
А я долго ходил по продуваемому всеми ветрами скверику, ничего конкретно не ожидая, но где-то в самой глубине души все-таки надеясь на нечто полуреальное, не оформленное в сознании ни словами, ни образами.
Ну разве что темные пряди, мягко обрамляющие светлый овал лица.
Глупый поступок, конечно, и я ушел совершенно продрогший, с мазохистским удовлетворением ощущая зарождающееся в груди шипение бронхита и почти не дыша носом из-за насморка. Эти, вполне физические явления, казалось мне, должны вернуть реальность хрупкому миру. Не дать ему треснуть.
И я смогу перестать, наконец, мысленно представлять себе этого незнакомого парня, вспоминая все, до мельчайших деталей...
Перестать.
Я скорбно сообщил всем знакомым девушкам, что заболел, и получил массу заботливого внимания, с горячим бульоном, улыбчивыми визитами и тонной таблеток, которые потихоньку сбрасывал в тумбочку. Было приятно, привычно, мило. Все, как в старые добрые времена. Все, кроме моих собственных ощущений. И нежные пальчики, невесомо касающиеся моей небритой щеки были не тем, чего ожидало тело, и пушистые длинные локоны разных оттенков, щекочущие грудь, казались совершенно не тем, о чем мечталось.
Поэтому мечты пришлось пресечь и еще раз с головой окунуться в согретую масляным радиатором повседневность, укрыться от собственных мыслей широким черным зонтом и забыть, наконец, все, что не давало покоя воображению.
Когда поставленная задача была почти выполнена и врезавшийся в память образ упокоился в недостижимых глубинах сознания, так что и я сам не отыскал бы его - время и случай решили снова переиграть партию.
Я стоял ранним утром на обочине шоссе, тоскливо просматривая дорогу в обе стороны. За спиной, отгородившись ежовыми иголками покосившегося частокола, спала деревня, название которой я так и не запомнил. Голова раскалывалась, вчерашнее купание в проруби и душная баня казались страшным сном, а в глазах двоилось от резких движений. При мысли о том, что я через два часа должен быть за сотню километров от этой глуши, умытый и хорошо одетый, согреваемый офисными лампами - становилось горько во рту. А машин по-прежнему не было.
Серо-коричневатым декабрьским утром, окрашенным пятнами подтаявшего снега на бугристых полях, никто не торопился в город. Это было вдвойне неприятно, учитывая мое состояние. И втройне неприятно, учитывая, что я не послушался равнодушного бормотания друга "Забей на это, спи!" - и мерз теперь здесь, уже больше из упрямства и стыда не решаясь вернуться в пропахшую картошкой хату, под теплый бок настоящей изразцовой печки.
Стояла такая пронзительная тишина, что я слышал, как потрескивает от усиливающегося мороза земля. Когда новый звук примешался к прежним, я даже не сразу удивился ему. А уж потом обернулся, неуклюже двигаясь в теплой куртке и мохнатом чужом шарфе, обмотанном вокруг шеи.
Из жидкого черно-бурого пролеска бежал человек. Он несся большими прыжками, оступаясь и спотыкаясь на неровно замерзшей почве, взметая ногами снег и размахивая руками. За ним никто не гнался, да и сам человек бежал в сторону дороги, а не древни, из чего я сначала сделал вывод, что он убегает от отставшей погони. Однако когда он вылетел на трассу метрах в ста от меня и уселся прямо на прихваченный льдом асфальт, я отбросил эту мысль и, поморщившись, двинулся к незнакомцу. Мне показалось тогда, что это вообще единственный живой человек в сонном царстве зимней природы.
И я даже не удивился, увидев чуть склоненное бледное лицо с такими знакомыми чертами. Просто присел рядом с ним на корточки, удивляясь серебрящимся в темных волосах снежинкам. На всякий случай я поглядывал в сторону пролеска, но уже понимал, что от чего бы не бежал парнишка - погоня не торопилась по его следам.
- Ты? - не столько удивленно, сколько с облегчением выдохнул парень и на бледных щеках проступил легкий румянец. Я молча кивнул, рассматривая его и гадая, возможно ли вообще поддаться собственным - таким непривычным и странным желаниям. Хотелось обнять его, легко покачивая и отыскивая губами теплую кожу... Достаточно было бы и просто коснуться щеки, но я не мог себе позволить. Нет.
- Я соскучился, - чуть слышно сказал парнишка, и я наконец разобрал цвет его глаз.
Темно-зеленый, с серебристым отблеском.
Не зная, что ответить, боясь поддаться чувствам, я снова кивнул. Наверное, это было не самое лучшее, что я мог сделать, но и поднять руку, проверить, реален ли он, я не мог. Не сейчас. Не здесь...
- Пойдем, - наконец выдавил я, вставая и протягивая ему ладонь. Я не знал, куда отведу его, и что будет дальше. Просто нужно было поступить именно так. Нужно мне самому.
- Нет, - он улыбнулся одними губами, темно-зеленые глаза мерцали отчаянием, - Ты что, не понимаешь?
Я отрицательно покачал головой, и спрятал руки в карманы.
- Ты мне снишься, - парень закрыл глаза, откидываясь назад, раскидывая в стороны руки и скользя ладонями по шершавому, заледеневшему асфальту.
"Все же сумасшедший" - с какой-то беспросветной грустью подумал я, и опустился возле него на колени. Без разницы, пусть даже сумасшедший... Необходимый.
- Не веришь? - парень открыл глаза, пронзительно глядя на меня, жадно, словно стремясь запомнить каждую черточку моего лица - совсем как я его, - Я сплю. Далеко-далеко. Не знаю, где я сейчас, но засыпал в совсем другой стране. Засыпал, мечтая, чтоб ты приснился...
Он снова улыбнулся, на сей раз мягко и искренне. Серебристое свечение в глазах превратилось в танец снежинок - искристых и теплых вопреки всему.
Я, наконец, нашел в себе силы протянуть руки. Я хотел схватить его за плечи, поднять с асфальта и встряхнуть как следует. Хотел вернуть ему реальность - и еще что-то большее. Себя, наверное.
Руки медленно, словно бы сквозь густую - зеленую! - воду, прошли через его тело, через легкую ветровку, плечи и грудь. Он был призраком.
Моей персональной галлюцинацией.
Недоверчиво проведя еще раз руками, я откинулся назад, тоже усаживаясь на асфальт, но не чувствуя холода.
- Ты - мой бред? - спросил я собственную галлюцинацию, горько улыбаясь.
- Нет, темные волосы качнулись, с шорохом скользнув по промерзшей ткани ветровки, - Просто ты - мой сон. Самый лучший. Снись мне, хоть иногда, ладно?
Сзади завизжала тормозами машина, и я резко обернулся. Старый жигуль, вылетев на большой скорости, едва смог затормозить на скользком асфальте. Я поднялся, тяжело отряхиваясь, оглянулся.
Парня не было. Только сладковатый привкус снега на губах. Я и не заметил, как начался снегопад...
- Извини, мужик, - я просунул голову в открывшуюся дверцу машины, - До города подкинешь? Сотку даю.
- Покажи деньги и садись, алкаш, - пробурчал водила, окидывая меня неласковым взглядом, - Живей, не выпускай тепло!
Я устроился на сиденье, уперев колени в торпеду и глуповато улыбнулся. Вопреки нелепости ситуации, я поверил. Даже если парень - моя галлюцинация. Плевать. Я приснюсь ему. Обязательно приснюсь еще.