я знал одну девушку. она уже умерла
в промежутке между рожденьем и смертью
она любила, страдала, курила, мечтала, спала
любила арбузы, вино, анашу и мясные консервы
я бывал у неё в гостях. в её квартире, в прихожей
стояла маленькая табуретка. "Зачем она тебе, Лиза?"
Лиза смеялась: "я, покурив травы, сижу на ней у холодильника, милый Серёжа
ем что-нибудь прямо оттуда и смотрю телевизор".
ещё у неё была кошка. пугливая, сволочь
дурное животное - любила жевать мои сигареты...
я приходил к Лизе в гости, обычно уже было заполночь
мы пили коньяк, заедая его сухими конфетами
что-то иногда говорили друг другу
в минуты блаженного опьянения
пили и ели за мысли, за губы, за руки
жадно и нехотя, словно в тяжелом похмелье
как на похоронах горячей лапшой люди давятся
близкие люди, знакомые, мало знакомые 
заедают лапшою и хлебом того, кто только представился
запивают вином, и молчанием, и крестом пред иконами
смех из нас вырывался пугливыми воробьями
Лиза шутила, что смех - это новая форма материи
вроде газа и жидкости. у меня под ногами
шуршал облезший ковёр и негромко скрипели двери
когда я уходил на кухню за новой бутылкой, а Лиза, ты
звонила куда-то или просто сидела, молчала
ворочался ветер в кустах и выли коты
нам утро уже никогда не казалось началом
что-то нужно переживать, вспоминать, думать об этом
я уходил, я помню, ты, Лиза, не злилась
заканчивалась весна, за ней наступало лето
и так - до сих пор, как будто бы ничто не случилось 
все те же коты настойчиво гадят в подъезде
и ветер шуршит, гоняя по двору листья
всё тот же коньяк и сквозняк, когда я, стоя на твоей лестнице
курю анашу, размышляя о смерти и жизни.