Аннотация: толкование этой истории остается на усмотрение каждого читателя
Никто из нас не хотел идти в дом. Мы и так знали, что найдем там: очередное выпотрошенное тело, бездушную куклу. Ее надо взять на руки, отнести в лес, а до этого - заботливо обернуть тканью, которую мы делали с запасом, но ее почему-то всегда было впритык - самое то, чтобы хватило на очередного ребенка.
Но выбирать, собственно, было не из чего, это нам тоже было хорошо известно, и мы пошли, как обычно, втроем, оставив малышку Маргерит дома.
Мы шли к дому - свет в окне уже погас, и тот стоял не чтобы мрачный (в разгар дня), но неприятный. Никому из нас он особенно не нравился, наверное, потому что - приходилось признать - он то и был здесь главным, он, а не мы, и как мы ни пытались понять его - ничего не выходило.
Пока мы поднимались по тропинке, что спиралью вилась вокруг холма, никто не сказал и слова. Смуглая Тина шла позади, и я слышала ее вздохи - она любила наши походы меньше всех и боялась этих найденных детей, неподвижно лежащих там куколок, и всегда шла последней, надеясь, что не ей натыкаться на них первой.
Мы немного помедлили перед дверью, покрытой облупившейся белой краской. Сквозь большие, мутные от пыли оконные стекла не разглядишь, что делается внутри.
- Я пойду первой, - сказала Хлоя, хотя это было лишним - она всегда шла первой, я второй, а Тина замыкающей - такой порядок установился давно, и мы никогда его не нарушали, хотя и никогда не договаривались о нем.
Хлоя толкнула дверь, та, как и обычно, распахнулась неслышно. И Хлоя вошла не мешкая, как не мешкала перед заходом в холодное озеро около леса. Она вообще никогда не мешкала, наша Хлоя - наша хрупкая статуэтка, с прозрачными глазами, с льняными волосами, сахарная пастушка, нежная красавица, не затаивающая дыхание, не боявшаяся ни темноты, ни холода и ничего другого - и сразу пошла на второй этаж. Там была большая спальня с голыми стенами, и там, на кровати среди атласных подушек мы их чаще всего и находили.
Но так получилось, что на этот раз их нашла именно смуглая Тина. Увидела и вскрикнула - она не ожидала найти их так сразу, да еще и в голубой комнатке с полосатой кушеткой на изогнутых ножках и круглым столиком, на котором стояла ваза с засохшими розами. Мы несколько раз пробовали заменить их на свежие цветы - но бес толку - все вяло здесь, в этом мертвом доме, никакой жизни он в себя не впускал, кроме нас троих да и то - только по нужде.
В голубой комнатке мы находили кого-то редко, она была тесной и неуютной, но с этими все сразу, с самого начала было не так, как обычно, но тогда мы не обратили на это внимание, а зря.
Во-первых, их было двое. Две одинаковые куколки c восковыми личиками. Не то чтобы мы никогда раньше не находили в доме близнецов, но все же это было совсем не то, что дом подбрасывал часто.
Во-вторых, они не лежали, а сидели. Такого мы раньше не видели, все эти дети лежат, вытянувшись кто где. А эти двое сидели в беленьких платьицах, сложив ручки на коленях и закрыв глаза. Кушетка для двоих была, конечно, слишком мала. Но дом мог бы оставить их в большой спальне, в гостиной с мраморным полом и мало ли где. Еще у них совсем не было волос. Лысые головки из серого воска, с бескровными щеками и губами.
- Я возьму одного, - Хлоя взяла куколку, что сидела слева, и ловко перекинула через плечо, хотя дети были ненамного ее ниже. Две ручки повисли вдоль спины, на голубой ткани платья Хлои они тоже казались синеватыми.
Мы со смуглой Тиной взяли второго - я - за ноги в башмачках, она - за руки, чтобы идти к нему спиной и не видеть лица и вообще - смотреть как можно меньше.
Хлоя проверила корзинку у входа, забрала шерсть, и мы пошли назад.
Обратный путь проделали тоже молча. Но обратный путь легче - он под гору, да и главная работа уже окончена, хотя с близнецами еще немало хлопот, но возиться с ними мы будем уже у себя, а не в доме на холме, а это привычно и спокойно.
Единственное, чего мы тогда не могли подумать - все трое - это как долго придется возиться с этими близнецами, и чем это все для нас кончится, а пока просто шли и шли, оставляя опустевший дом на холме за спиной.
У себя мы уложили их на стол, специально предназначенный для этих дел, и запеленали по очереди. Отреза, конечно же, осталось всего чуть-чуть. Маргерит долго их разглядывала, даже на время оставила свои нитки и клубочки.
Мы отнесли близнецов в лес, как и всех прочих, недалеко, чуть за холодное озеро, чтобы видеть из окна. Со всеми происходило одно и то же: через некоторое время лес съедал их. Коконы просто исчезали. Сколько бы мы ни старались застать этот момент, это всегда происходило в то время, когда никто ничего не видел, и мы в конце концов бросили эту затею, перестали караулить, но далеко в лес так никогда не заходили.
Но с этими близнецами все с самого начала шло не так, как должно было идти.
Поначалу два белых кокона еще лежали на виду. Но как-то вечером, когда мы, как обычно сидели за работой, и Хлоя разбирала шерсть, я крутила прялку, а малышка Маргерит возилась на полу с разноцветными нитками, которые обрезала смуглая Тина (это было ее единственное и любимое развлечение - Маргерит подбирала эти обрезки и плела из них косички, и делала сложные узоры, и запутывала их в комочки, и крутила клубки), так вот я мельком посмотрела в окно, и веретено больно укололо мне ладонь, потому что я отвлеклась на то, что происходило снаружи, и не верила глазам.
Я увидела, как коконы зашевелились, задергались, изогнулись, появились маленькие ручки-ножки, головы, и из вороха ткани вылезли наши близнецы. Мы пеленали не крепко, поэтому выпутаться было не трудно, но до этого мы и ни разу не видели, чтобы кто-то выпутывался.
Мы бросили свою работу, кинулись к окну и смотрели на близнецов, а те смотрели на нас снаружи и стояли не двигаясь. Вроде бы они не были настроены враждебно, хотя ничего дружелюбного не было в их маленьких болезненных личиках.
- Что делать? - растерянно спросила Тина, и было ясно, что она их боится, но что делать - никто не знал.
За спиной лепетала Маргерит - ей тоже хотелось посмотреть, но она не могла дотянуться.
- Надо их забрать, - наконец, сказала Хлоя, слезла со скамьи и отправилась к двери, прямая, как сосна.
Я пошла за ней, а Тина за мной.
Близнецы хмуро смотрели, как мы приближались. Они щурились, точно глаза им слепило солнце, хотя тут почти всегда пасмурно, и лучи пробиваются сквозь низкие облака и рассеиваются над землей теплой пенкой.
Никто не знал, с чего начать разговор, но оказалось, что близнецы и не разговаривают. То ли на самом деле не могли, то ли притворялись - этого я так не поняла: ни тогда, ни позже.
Мы пригласили их в дом, и они приняли предложение с такой готовностью, словно того и ждали. Происходящее, кажется, их не слишком удивляло, они держались бок о бок, но без боязни.
Такое происходило впервые, мы даже не представляли, что с ними делать и усадили их в уголок. Они не возражали, сели как птички на жердочку, болтая ногами, и уставились на нас.
Теперь мы работали молча, искоса поглядывая на близнецов, но больше глядя друг на друга, как бы задавая один и тот же вопрос: это навсегда?
Тина старалась и головы не поворачивать в их сторону, встала спиной, а я посматривала тихонько. Они были не отличимы друг от друга, даже не скажешь - мальчики или девочки - и сидели тихо, куда мы их и посадили. Без интереса, но с каким-то пристальным вниманием они разглядывали, как у нас тут все устроено, и особенно за тем, как мы работаем. Как выбирает и чешет шерсть Хлоя, как я кручу веретено и как проворно вертится колесо моей прялки, как перерезает нить Тина и как малышка Маргерит ползает по полу, собирая разноцветные обрезки. Только наша крошка, кажется, и была рада гостям - улыбка то и дело появлялась на ее личике и ямочки проступали на щеках.
Так близнецы остались с нами. Хлопот с ними не было вовсе: они ничему не возражали, всему подчинялись. И по-прежнему молчали. Они были немы или просто не хотели говорить с нами, что было намного вероятнее.
Эти двое не разлучались и наблюдали. Щелкая ножницами, смуглая Тина передергивала плечами чаще и реже оборачивалась, чтобы не сталкиваться с ними глазами, которые они не отводили и следили ими, словно сидя где-то глубоко внутри своих худеньких тел и что-то замышляя. А что - стало ясно уже скоро.
И ничего хорошего не было в их глазах - холодных, как четыре маленьких озера. И только на Маргерит они смотрели по-другому, теперь я думаю, что, может быть, они ее даже любили. Да как ее было не любить. Все любили нашу крошку Маргерит, смешливую малышку, розовощекую, с медными колечками кудрей до пояса, перехваченных лентой, с ее вечными ниточками и узелками, что словно пряди разноцветных волос торчали из кармана ее передничка.
Мы ничего им не запрещали, а они ничего и не спрашивали, сидя в углу, нахохлившись, как две больные птицы. Только когда в доме на холме снова загорелось окно, они рванулись пойти с нами, но Хлоя сказала "нет". Сказала так, как она умеет, что слово ее было как сталь и камень - не возразишь, и близнецы остались на своей лавке.
В тот день ребенок в доме и вовсе оказался у самого порога. Хлоя только распахнула дверь и едва не споткнулась о корзинку, где лежал младенец.
Хлоя уложила его прямо в корзинку для пряжи и так и несла. А близнецы и Маргерит ждали нас дома. Издалека я увидела в окне их бледные личики. Они смотрели -внимательно и жадно - как мы возвращаемся, в привычном порядке: впереди Хлоя, затем я и за мной смуглая Тина. И потом - когда мы достали младенца из корзины и заворачивали его и отнесли в лес, близнецы следовали за нами по пятам, боясь, кажется, упустить любую мелочь. Тут Хлоя им ничего не сказала, мы все делали как обычно и молча, а они наблюдали не моргая. В такие минуты мне казалось, что глаза у них становятся больше, словно расползаются по лицу.
Маленький сверточек исчез быстро. Близнецы глаз не сомкнули, прилипли к окну, но все равно ребенок, разумеется, исчез незаметно. Близнецы, кажется, были разочарованы. Они сидели в своем углу, и вид у них был очень сумрачный. Мы так и не научились их различать, не давали им имен и если поначалу еще пытались разговаривать с ними, то к тому моменту поняли, что это бессмысленная затея. Никто не знал, зачем они здесь. Пользы они не приносили, но и помех от них не было никаких. Словом, к этому моменту мы совсем перестали обращать на них внимание: пряли, ткали и резали, говорили между собой, и вели себя как всегда, как задолго до их появления. Только смуглая Тина так и не привыкла к ним. Она не любила их и боялась.
Наверное, поэтому они и прикончили ее первой.
Я нашла Тину у озера. Она лежала у самого берега лицом в воду, ее смуглые руки с ловкими тонкими пальцами, с медными браслетами в вечернем сумраке казались белее. Я не смогла перевернуть ее и не смогла отвести глаз. Просто встала, не замечая, что стою по щиколотку воде, ноги мои вросли в песок на дне, и стояла, пока не услышала шорох листьев.
Из ежевичных зарослей вылезли близнецы, они смотрели на меня как-то по-новому, с каким-то злым интересом.
- Зачем вы это сделали? - закричала я, не узнавая своего голоса.
Тогда я же впервые услышала, как они смеются. А потом они повернулись и скрылись из виду, в путанице веток, листьев и стволов.
А я опустилась рядом с Тиной, прямо в воду, и, наконец, заплакала.
Близнецы исчезли в чаще, нам хотелось думать, что сгинули, и что лес съест их, как съедал всех прочих, многих до них, но сердце подсказывало мне, что с ними не все так просто. Хлоя нашла нас у озера, потому что я сидела и плакала и так и не нашла смелости дотронуться до Тины, а она стала уже холодной, как вода. И увидев нас, Хлоя все поняла, сжала губы и подняла Тину очень легко и понесла нашу сестру, словно несла букет цветов, и голова Тины лежала у нее на плече. А я шла сзади и смотрела, как черные волосы и льняные пряди Хлои путаются между собой, обнимаясь на прощание.
Мы постояли около нее, пока она лежала на столе, будто спящая, и малышка Маргерит обвязала Тине запястье нитками, сплетенными диковинным узором, - зелеными, как лес, и коричневыми, как дерево, как кожа Тины, чуть повыше ее браслета. Потом мы завернули ее в полотно и отнесли к лесу - а что еще мы могли сделать.
Мы работали в тишине и молчании, не раздавалось привычного щелканья ножниц, я прислушивалась к тому, что делается снаружи, но там было тихо, как и внутри, во мне.
Никто не хотел смотреть в сторону леса. И все же, окончив работу, мы с Хлоей, не сговариваясь, подошли к окну и встали рядом. Трава в темноте казалась черной, и сверток на ней лежал белым камнем.
- Как ты думаешь, кто они? - спросила я.
Хлоя только головой покачала. Мы помолчали. В комнате слышалось только тихое дыхание спящей Маргерит.
- Думаешь, они вернутся?
Хлоя повернула ко мне лицо, луна осветила его лишь на половину, и я не увидела на этой светлой половине ничего кроме грусти. Хлоя снова покачала головой. Только на этот раз утвердительно.
Шли дни, близнецы тем не менее не появлялись, и сверток не пропадал. Мы не хотели уносить его далеко, где близнецы, конечно, нашли бы его, если сами оставались живы. Впрочем, в этом я почему-то не сомневалась. Ночами, даже сквозь стены дома, я чувствовала цепкие птичьи взгляды из сумрака, и ставила светильник так, чтобы он бросал меньше света, чтобы нельзя было разглядеть снаружи, что делается внутри. Но Хлоя сказала, что это пустое, и зажгла огонь ярко, как прежде. Потому что она сама была как молния и свет, разгоняла мрак, и не нужны ей были никакие свечи. Но я то была не такая и ежилась, и смотрела на дом на холме почти с ненавистью, потому что он подсунул их нам, подкинул, подбросил.
И когда пришел черед, пока я крутила прялку и смотрела на темную линию холма, дом мигнул окном. Мы с Хлоей переглянулись и поднялись одновременно. И все равно я зачем-то спросила: "Нам нужно идти?". И Хлоя ответила: "Можно подумать, у нас есть выбор". Выходя наружу, я бросила взгляд в лес, и сверток все еще был там.
Но когда мы вошли в дом, он был пуст. Я почувствовала это еще до того, как мы обошли все комнаты - просто на всякий случай. И Хлоя, стоя у окна дальней спальни на втором этаже, спальни с шелковыми китайскими ширмами и камином, подозвала меня. К самой кромке леса неуклюже подбирались две знакомые фигурки. Они торопились, но было видно, что им тяжело идти, они волочили что-то тяжелое - понятное дело что.
"Интересно, что они собираются с ним делать", - только и сказала Хлоя.
Мы не разговаривали до следующего дня. Не знаю, о чем думала Хлоя, а я старалась, но не могла удержаться, чтобы не смотреть в окно и то и дело колола веретеном пальцы. Мне казалось, что близнецы должны прийти. Я хотела этого и боялась.
И они пришли.
Близнецы украли малышку Маргерит. Это произошло вскоре после того случая, когда мы пришли в пустой дом. Он снова мигнул окнами, и тут уж мы поспешили. Но уже на пороге я услышала быстрый топот маленьких ног где-то внутри, но понять, откуда он доносится, было нельзя, и мы бросились искать наугад.
Ребенок лежал на диванчике с полосатой обивкой в мраморной гостиной. Хлоя схватила его, и мы, не сговариваясь, почти побежали к выходу. Но в коридоре прямо перед нами перед нами упала ваза, я ее узнала, ваза из китайской спальни - большая, расписанная белыми и розовыми пионами, она стояла на столике перед зеркалом. В доме звон керамики показался оглушительным. Я подняла голову и столкнулась взглядом со знакомыми глазами - круглыми и блестящими, словно стеклянными пуговицами. Кто-то из близнецов смотрел на меня со всем тем же непонятным выражением злобы и любопытства. Но все это длилось одно мгновение, в следующий миг он уже скрылся из виду в верхних комнатах.
Мы не стали догонять, хотя, возможно, и стоило.
Интересно, где же второй, спросила я на обратном пути, - где же вторая половинка. Хлоя только дернула плечами. Но где в это время был второй, стало понятно, как только мы вернулись к себе.
Дверь была распахнута, и домик был пуст. Только на столе лежал клубок из хитро сплетенных ниток, алых, как рубин, и лунных, как волосы Хлои.
- Я пойду в лес, - сказала Хлоя, когда мы положили второй сверток рядом с первым. - С ними надо что-то делать.
- Я пойду с тобой, - сказала я, стараясь не думать, что вскоре останусь здесь одна, потому что Хлоя меня не возьмет.
Пожалуй, только к малышке Маргерит близнецы и привязались как-то по-своему, и Маргерит совсем не сторонилась их, как сторонились мы. Она тянулась к ним, как тянулась к нам - с одинаковой готовностью и нежным лепетом. Но Хлоя была права - пусть близнецы не обидят ее, но Маргерит была наша, и ее нужно было вернуть, и что-то делать с близнецами, потому что - теперь это ясно - лес их не съел, они там обжились и будут продолжать бегать в дом, и вообще никто не знает, что еще у них на уме.
- Нет, - ответила Хлоя, как я и ожидала. - Как увидишь свет - беги со всех ног. Они кого-то ждут там.
Такая мысль мне в голову не приходила. Но Хлоя всегда была наблюдательнее меня.
Она прибралась на столе. Разложила пряжу и полотно и из всех вещей взяла только клубок Маргерит.
- Мне страшно, - честно призналась я.
- Знаю, - так же просто ответила Хлоя. Обняла меня в последний раз и отправилась в путь. Держа голову прямо, шагая решительно - я смотрела ей вслед, на длинные льняные волосы, надеясь, что она обернется, но она никогда не оборачивалась назад, наша рубиновая сестра. Она вошла в лес, как в воду, и он скрыл ее с головой.
И я осталась одна, в нашем пустом доме, с пряжей, полотном и ножницами, со свертком на траве, со своим страхом, темнотой и взглядами из темноты.
Я слушала и прислушивалась, боясь закрыть глаза, чтобы не пропустить свет в окне, но не слышала ничего. Я пряла теперь совсем медленно и пересела ближе, к двери, чтобы, завидев свет, бежать к холму. Раньше мы не разлучались, и теперь я чувствовала себя странно, словно я не сама по себе, сама себе сестра, а лишь какая-то часть разбитого целого, как осколок той вазы.
Я пряла еле-еле и думала, зачем дом подсунул нам этих близнецов, и для чего они украли Маргерит и что искали в доме, кидаясь туда наперегонки с нами, и что сделает с ними Хлоя, когда их найдет, и старалась не думать, что они могут сделать с ней.
Свет загорелся, когда я была снаружи, и я, не раздумывая, бросилась к дому со всех ног. Я бежала так быстро, что в ушах свистело, хотя ветра тут никогда и нет, оглядываясь и боясь увидеть за спиной быстрых немых куколок. Но никто не гнался за мной, и вокруг стояла тишина.
Мне не приходилось бывать в доме одной, но размышлять было некогда. Черепки вазы так и валялись на полу. Я старалась обходить комнаты быстро и не давать себе волю, воображая, что Хлоя здесь, со мной, или что я и есть Хлоя - и бояться нечего и просто к ни к чему. Долго искать не пришлось. Она сидела там же, где мы нашли близнецов - в голубой комнатке. Она была определенно взрослее их, и у нее были волосы, заплетенные в две тяжелые косы, и бледно-фиолетовое платье, но по ее позе, по тому, как она сидела, по ее лицу я сразу поняла, что Хлоя оказалась права и кого близнецы здесь искали.
Я боялась, что они уже караулят где-то рядом, что преградят мне путь, что нести третью будет тяжело, но тут случилось нечто совсем уж странное.
Третья куколка открыла глаза и спросила:
- Где они?
- Я попробую помочь вернуть тебе твоих сестер, а ты мне - моих, - сказала она, когда мы спускались с холма к нашему осиротевшему жилищу, и я рассказала ей все, что недавно произошло. - Знаю, это трудно, но не держи на них зла. Они очень сильно боялись.
Боялись - надо же. Не держать зла - я только сейчас поняла, что смотрела на них все это время так же, как и они на нас - с недобрым интересом.
- Они убили смуглую Тину.
Я указала на белый сверток, который так и лежал на земле, и трава вокруг него росла все выше.
- Я сожалею, что так получилось с твоей сестрой. Слишком рано она перерезала их нитку. Думаю, они затаили на нее обиду.
Я даже фыркнула.
- Как будто Тина сама решала, что и как устроено.
- Они этого не знали. Все это не должно было случиться. Но уж они очень они перепугались. Совсем не были готовы.
- Теперь-то уж что говорить, - я глянула в лес, все еще надеясь, что сейчас оттуда выйдет Хлоя с Маргерит на руках, и все решится само собой, но лес стоял безмолвный и безучастный. - Заем они крадут детей? Чего они хотят теперь?
- Полагаю, теперь они пытаются вернуться, - ответила третья.
Я провожала ее взглядом, глядя в спину. Близнецы ждали ее прихода, но опасаясь его или желая, я так и не узнала. Я сидела на пороге, глядя на траву и деревья и дожидаясь возвращения третьей - одной или с сестрами, своими и моими.
Теперь-то мне было ясно, зачем они забрали Маргерит, хотя к этому моменту наверняка уже поняли, что помочь им некому и нечем. Они наблюдали за нами пристально, но не поняли главного: никто и не мог никуда вернуться. Идти всегда можно только вперед.
Уже стало темнеть, когда между стволов замелькали длинные белые платья. Из леса вышла третья, на руках у нее сидела Маргерит, как сидела на моих руках и на руках Тины, - все такая же нежная, живая, кудрявая, а за ней плелись близнецы, а Хлои с ними не было. Мне сжало горло, но плакать перед ними я не стала и спрашивать тоже.
Они подошли и остановились передо мной. Близнецы прятались за спиной у сестры, крепко держась за юбку с обеих сторон.
- Что теперь?
За спиной у них стоял в лес. Раньше я никогда не задумывалась, как он глубок и о том, что кроется среди шершавых стволов, и есть ли там ветер, и каково там ночью.
- Разреши нам остаться здесь, - сказала третья. - Вместо вас. Ведь дом не должен пустовать.
Я посмотрела на близнецов. Они боязливо жались к ногам старшей, и я наконец впервые увидела их такими, какими они были с самого начала - испуганными до смерти, хотя любви к ним во мне не прибавилось.
Пока они прятались в лесу, волосы у них чуть отросли, стало ясно, что это все-таки девочки, и теперь можно было их различать - у одной они были светлые, а у другой - темные. И чем длиннее будут их волосы - тем короче память.
Я обняла только малышку Маргерит, и она обняла меня в ответ и пролопотала что-то ласковое, наше доброе сердце, и протянула мне тугой клубок ниток, крепко переплетенных.
В отличие от Хлои, я всегда оборачивалась назад. Они уже вошли в дом, и я попробовала представить, кто из них возьмет шерсть, кто прялку, а кто - ножницы смуглой Тины. И как они побегут в дом на холме, и как хорошо, что близнецы наблюдали за нами и всему научились.
И только почти войдя в лес, поняла, что сверток исчез, и теперь там только колышется непримятая трава. А значит - и мне пора.
И я вошла в лес, катая в ладони клубок из ниток белых и золотых, как сам свет.