Игрушка была китайская, дешевая на вид, но сделанная на редкость хорошо: в пропорциях мягкого тела, в том, как были сложены лапы, в круглых пластиковых глазах, рисунке пятен на шкуре угадывалось какое-то знание и даже любовь того, кто сшил все эти части воедино.
Леопарда вместе с другими зверями, машинками и куклами в большом клеенчатом мешке привезли волонтеры. Мишка стоял поодаль и смотрел: он приехал сюда только неделю назад и еще не знал, какие здесь порядки, а неприятностей не хотелось.
- Что ты там прячешься? - обернулась к нему улыбчивая девушка, когда пакет почти опустел и осел на пол. На ней была голубая кепка, и глаза у нее были тоже голубые, веселые. - Иди сюда, держи!
Она скрылась в мешке по пояс и, вынырнув, протянула ему леопарда. Мишка несмело приблизился, взял мягкого зверя, вполголоса прошептал "спасибо" и поспешил отойти. Он дождался, пока начнутся игры со звонким счетом, хороводы и какие-то загадки, незаметно выскользнул за дверь и поднялся к себе.
В комнате было пусто. Снизу, из игровой, глухо доносились голоса, музыка и смех. В окне быстро темнело сырое октябрьское небо. Мишка забрался на кровать и стал разглядывать подарок. Глаза у леопарда были круглые и желтые с круглым черным зрачком. Он лежал, будто на отдыхе, сложив передние лапы крест-накрест, и смотрел на Мишку заинтересованно и чуть настороженно. Он был будто совсем новый, только на пятнистом флисовом животе фиолетовым фломастером кто-то крупно вывел "Арсений".
- Меня Мишка зовут, - тихо представился Мишка. - Будешь со мной дружить? Тут вообще не очень интересно, но мы что-нибудь придумаем, - неуверенно добавил он.
Мишка провел указательным пальцем вдоль носа Арсения и вздохнул, посмотрев в окно. Солнце не показывалось уже дней пять, черные ветки сливались с небом, пропадая из виду, в стекле четче проступало его худое маленькое лицо, пятно лампы, сугробы подушек и оклеенные бледными желтыми обоями стены.
После ужина Мишка быстро умылся, почистил зубы, вздрагивая и морщась от холодной воды, забрался под байковое одеяло и крепко прижал к себе Арсения. Короткая шерсть на ощупь была жесткой, но внутри он был набит чем-то мягким и шуршащим.
Нянечка выключила свет, корпус стих, за стеклом снова проступили контуры голых веток.
От окна тянуло холодом поздней осени, но в комнате воздух был сухой и теплый. Мишка послушно закрыл глаза, пытаясь уснуть. Внутри, в самой глубине, между ребрами и позвоночником болело привычно и монотонно, но терпимо. Мишка досчитал до ста, откинул одеяло, не надевая носков, всунул ноги в шлепанцы и подошел к окну. Под расплывшимся белым пятном единственного фонаря блестели на раскисшей земле лужи, холодно и тускло светились отраженным светом перекладины лестницы, плавный скат горки, круг карусели, на обшарпанных сиденьях которой, как скомканные конфетные фантики, лежали мокрые листья.
Мишка отвернулся. Прошлепал к двери. Ночью разгуливать по корпусу было запрещено, но если не ходить далеко, просто немного постоять, то никто не заметит.
Коридор, как и полагалось, пустовал. То ли потому что окна здесь закрывали широкие тугие листья раскидистого растения, а, может быть, из-за приглушенного желтого света настенных ламп, которые включали только на ночь, здесь Мишка всегда чувствовал себя уютнее и спокойнее. Мишка сделал несколько шагов, на всякий случай на цыпочках, но все было тихо. Он дошел до соседней двери, когда ему показалось, будто кто-то медленно поднимается со стороны лестницы. Этот кто-то шел почти бесшумно, и Мишка скорее угадывал, чем слышал чье-то присутствие. Он замер, схватившись за дверную ручку чужой комнаты - поворачиваться спиной не хотелось, а добраться своей, пятясь, он мог не успеть.
Ведущая на лестницу дверь приоткрылась, и оттуда показалась усатая пятнистая морда с маленькими круглыми ушами. Зверь бесшумно ступал по истертому красному паласу, и Мишка увидел гибкое сильное тело с перекатывающимися под шкурой мускулами, розоватые подушечки больших лап и пестрый живот.
- Откуда ты взялся? - зачарованно спросил Мишка, глядя в карамельные глаза. - Из зоопарка?
Леопард подошел, обдавая лицо горячим дыханием, в котором слышался шорох песка, шелест широких упругих глянцевых листьев, шум многоводной мутной реки, сухое эхо стремительных южных ветров.
Мишка робко протянул руку, дотронулся до шершавого носа. Леопард щурил желтые глаза и шумно дышал. Потом направился дальше по коридору. Кончик длинного хвоста почти касался паласа.
- Куда ты? - испугался Мишка. - Нельзя, чтобы тебя увидели.
Леопард обернулся, будто усмехаясь в усы, и продолжил путь.
Мишка заторопился следом. Ковер заглушал шаги, и так, никем не замеченные, они дошли до двери черного хода.
- Туда нельзя, - прошептал Мишка пятнистой спине. - Там закрыто.
Но леопард только мягко боднул дверь лбом, и она легко и тихо распахнулась.
Он проскользнул в проем.
На всякий случай обернувшись, Мишка нерешительно просочился следом, закрыл дверь и оказался в кромешной тьме: свет на черной лестнице не зажигали. В нос ударил запах пыли.
Дыхание зверя слышалось где-то совсем рядом. Ладонь защекотало, и в руки легло что-то меховое, с короткой жесткой шерстью. Мишка осторожно сжал пальцы и догадался, что это кончик хвоста.
Держась одной рукой за хвост леопарда, а другой нащупывая в темноте прутья перил, Мишка медленно спускался по ступеням, зачем-то мысленно считая их.
Через сорок восемь шагов они оказались перед последней дверью, которая должна была выводить в тот же раскисший двор с каруселью и горками только с другой стороны.
Мишка удивился, что, стоя в пижаме, ничуть не мерзнет. Он выпустил хвост и машинально обхватил себя руками, готовясь к знобкой сырости октябрьской ночи, но дверь распахнулась - и на Мишку дохнуло горячим сухим ветром, в глаза ударило белое солнце, и они вышли на растрескавшуюся от жары землю. Сквозь тонкие подошвы шлепанцев Мишка чувствовал, какая она горячая. Он приставил ладонь козырьком ко лбу и онемел. Впереди в знойном воздухе дрожала невысокая зубчатая стена, из-за которой взлетали вверх, в раскаленное до стали небо зеленые пальмы, глиняные и белые башенки. Оттуда доносился разноголосый шум и гул, и слышен был шелест реки. Мишка видел арки, плоские крыши домов, финиковые рощи, кривые улочки, скамейки в тени цветущих деревьев. Город взбирался на холм, сияя под ослепительным небом золотом и зеленью, медью и синевой.
Оглянувшись на оторопевшего Мишку, леопард пошел к огромным резным воротам.
Тепло растекалось по телу волнами, от макушки до ступней, каждый шаг давался труднее предыдущего, все сильнее хотелось пить, и Мишка плелся все медленнее, спотыкаясь и щурясь.
- Больше не могу, - признался он, когда они уже почти дошли до ворот и вступили в широкую полосу тени пальм и апельсиновых деревьев. От сладкого цитрусового запаха сжало горло, Мишка облизнул пересохшие губы.
Леопард шумно вздохнул, вернулся, устроился рядом, давая передохнуть. Опустившись на землю, Мишка привалился к пятнистому боку. От усталости клонило в сон, бороться с которым не было сил, и он стремительно проваливался в горячий апельсиновый воздух. Ветер нес с улиц города мелкий золотой песок, и тот покрывал плечи, руки, босые ступни и щеки, с головой укрывая прозрачным невесомым одеялом.
Мишку ослепил колючий свет, лба коснулось что-то прохладное и мягкое. Он открыл глаза и увидел над собой лицо дежурной сестры Кати. У Кати были длинные гладкие черные волосы, которые она убирала под шапочку, и черные, похожие на миндаль, глаза.
Рядом с Катей стоял главный врач. Он был молодой, как Катя, но смотрел устало, бездумно поглаживая ладонью светлую жесткую щетину на щеках и подбородке.
- У него жар, - прошептала Катя, не убирая с Мишкиного лба прохладную смуглую руку.
- Ну запиши на двенадцать, - посоветовал врач.
Они переговаривались, будто не замечая, что Мишка проснулся, записали что-то в тетрадку, потом ушли.
Арсений лежал под боком, Мишка нащупал его пальцами, прижал к себе.
Они снова вернулись во вздыхающий октябрь.
В столовой Мишка пил теплый компот из чашки с отколотым ободком, каша обжигала небо, в глазах пересыпался золотой песок. К завтраку дали две таблетки, круглых малиновых и гладких, как бусины. От потолка до пола лили белый свет дневные лампы. По стеклам барабанил дождь. В смотровой дежурная сестра Катя честно предупреждала: "Будет немножечко больно", и Мишке было немножечко больно. Холодно блестели острые злые инструменты, пахло хлором, йодом и зеленкой. В щели окон задувал ветер, Мишка покрывался мурашками от локтей до ладоней, от шеи вниз, по позвоночнику. В коридоре шумели, где-то текла вода, шелестел на ветру золотой песок. Дежурная сестра Катя дотрагивалась то до руки, то до ноги, тыкала в живот и в спину, качала головой. Главный врач, склонясь над столом, писал что-то быстро, почти не глядя. "Где-нибудь болит?" - спрашивала дежурная сестра Катя, переглядываясь с врачом. Глаза у врача были зеленые и прозрачные. Катин профиль на фоне гладкой кафельной стены казался картиной. Внутри у Мишки полыхало горячее белое солнце.
- Не ходи сегодня на улицу, - сказала Катя и дала ему стакан горькой воды.
Таблетки проваливались внутрь, в глазах по краям темнело, будто кто-то стремительно сужал поле зрения, выкручивая ручку настройки.
В игровой было пусто, все крики сосредоточились на улице, на металлических горках и лестницах. Только напротив, сидя на полу, молчаливая, будто безъязыкая, Таня, беззвучно шевеля губами, старательно разрисовывала фломастерами лицо вчерашней кукле, и резиновые щеки покрывались красными и зелеными полосами. Под ногами валялись остриженные клочки синтетических волос. Полосы змеились, вытягиваясь вдоль пола, свиваясь в толстые лианы, оплетая Мишку по рукам и ногам. Он сидел в углу, прижимая Арсения, спасаясь от обступающей темноты. Где-то в ясном горячем воздухе под высоким небом дрожал город.
На ужин были котлеты с макаронами, Мишка заел их таблетками, запил сладким чаем, пришла дежурная сестра Катя, сунула градусник под мышку. Круги света от фонарей качались на стенах солнцами и согревали лицо.
Мишка притворился, что уснул, плывя в золотистом мареве, досчитать до ста не хватило терпения. Он выбрался в коридор, стал ждать леопарда.
Сегодня зверь пришел со стороны черного входа. Он ступал бесшумно, и Мишка тихонько вскрикнул от неожиданности, когда горячее дыхание коснулось шеи. Леопард направился к вытянутому прямоугольнику света из открытой двери в комнату дежурной медсестры и вошел внутрь.
Мишка приблизился на цыпочках, осторожно заглянул.
Стены сверкали золотом и янтарем, кровавыми рубинами и прозрачными изумрудами. Медсестра Катя с распущенными волосами и в белом платье сидела в высоком кресле, поставив голые ноги на бархатную подушечку. На загорелых щиколотках и на руках - от запястья до самых локтей звенели браслеты, смуглую шею обхватывало ожерелье с квадратным голубым камнем. Леопард устроился у ног, положив пятнистую голову к ней на колени. Катя гладила его от носа до макушки своей маленькой ладошкой с перламутровыми ногтями и ласково говорила:
- Какой молодец! Хороший, наконец он нашел принца!
Леопард жмурился, и комнату наполняло раскатистое урчание.
На полу в ворохе разноцветных подушек в белых шароварах сидел главврач с ясными зелеными глазами и размышлял, задумчиво склонив голову к плечу.
- Теперь нужно подумать, - говорил он, кивая сам себе, - как отправить принца в Абудабр. Нельзя, чтобы кто-то знал. Мы слишком долго его искали.
Мишка опрометью кинулся к себе, прыгнул в постель, натянул одеяло, укрылся с головой. Сердце колотилось, в Абудабре цвели сады, в Абудабре ветер гнал золотой песок, старцы без глаз, без ушей и с зашитыми ртами делали часы, усмиряли время, разгоняя и замедляя его, поворачивая, пересыпая горстями из ладони в ладонь.
Кто-то откинул небо, поднял Мишку к свету, дохнуло холодом, сыростью, он увидел над собой смуглое лицо с миндальными глазами, запахло апельсинами и жасмином.
- Вставай тихонько, идем со мной, - позвала дежурная медсестра Катя, взяв его за руку, и Мишке было приятно идти с ней, зная их общую тайну. Пол плыл рябью и дюнами и Мишкины ноги увязали по щиколотку.
Окна в кабинете были задернуты серой тканью, сверкали в кафеле лампы, на столе стояли песочные часы, медленно сыпались золотые крупинки.
- Это песок Абудабра? - не удержался Мишка.
Медсестра Катя и главный врач переглянулись и пристально посмотрели на него.
- Я никому не скажу, - поспешно прошептал Мишка, коря себя за горячность.
Но никто не упрекал его. Они уложили Мишку на кушетку, ладони прижались к холодной шероховатости клеенки. Уставший зеленоглазый врач ослепил его фонариком, приподняв голову за подбородок. Его лицо тонуло в сверкающей темноте, Мишка видел только глаза, обведенные кругами. Все стремительно погружалось во мрак, густой, подвижный и пряный.
- Удачи, - серьезно сказал врач.
- Счастливого путешествия, принц! - прошептала Катя, склонившись над Мишкой и целуя в лоб прохладными губами.
Ворот великоватого халата отошел, и Мишка успел увидеть на гладкой загорелой коже голубой камень в мерцании серебра.