Мы сидели в блиндаже, курили и негромко вели разговоры о житье-бытье, больше о фронтовых делах. Все окуталось полумраком от табачного дыма. Небольшое окно пропускало мало света.
- Опять налет, - неспокойно, но тихо воскликнул Костя.
И действительно, разрывы снарядов стали заглушать наш разговор. Мы замолчали. Если взрывы были совсем близко, то земля, шурша, сыпалась с потолка блиндажа. Все сидели с расширенными глазами и молчали.
Так продолжалось недолго. Вскоре артобстрел прекратился. Но все пока продолжали молча ждать. Мы - это разведчики 298 артиллерийского полка 192 пехотной дивизии. Назывались взводом полковой разведки, но нас было всего пять человек во главе с лейтенантом Дыневым, который сейчас отсутствовал - был в штабе полка. С чем-то придет?
В конце августа 1944 года нашу дивизию перебросили из-под Сувалок (Польша) в район Расейняй (Литва). Переброска проходила скрытно, в основном ночами. За несколько суток дивизия прибыла на место дислокации. Такие переброски обычно осуществляются перед наступлением. Мы заменили другую часть, которая вышла во второй эшелон на отдых. И нам достались все ее дислокации. Повезло, значит.
После артобстрела пришел наш лейтенант и приказал Аксенову, Мотяжу и мне срочно отправиться в передовую траншею. За день выбрать место для наблюдательного пункта (НП), а за ночь оборудовать, как следует замаскировать. Как это нужно было для корректировки.
Мы быстро собрались и отправились. До передовой было не более двух километров.
Сначала дорога тянулась лесом, а вот последние метров пятьсот нужно было преодолевать по открытой лощине. Местность, ясно, хорошо просматривалась немцами.
На опушке леса мы остановились, чтобы решить, как же действовать в таком положении. Костя Аксенов предложил преодолевать лощину не группой, а по одному, как бы растянуться цепочкой.
Я двинулся первым, за мной - Мотяж, а Костя стал замыкающим, отставая на десять метров. Пригнувшись, делали перебежки, а больше ползли, минуя многочисленные воронки от разрывов нарядов.
Вот уже, кажется, и середина лощины. Скорее бы! Но свист снарядов стал усиливаться, заставил меня совсем пригнуться. Сзади свист сменился разрывами. Неужели заметили, проклятые? Не разгибаясь, я рванулся вперед, Мотяж не отставал. Уф, вот и ход сообщения с передовой траншеей. Сходу ввалились в него. Вперед надо, не мешкая. И уже рванули. Но я опомнился первым: "Мотяж, а где же Костя?"
Напарник был бледным и заметно подрагивал. У меня вид был, наверное, не лучше. Но артобстрел заметно ослабевал.
Немного подождав, мы вернулись по ходу сообщения назад, но Кости нигде не было. Когда внимательно посмотрели в сторону лощины, увидели его. Костя лежал на спине и не шевелился. "Неужели убит?- молнией пронеслось в моей голове. - Нет!"
Я быстро выскочил из траншеи и, пригибаясь, помчался к нему. Но, подбежав, оробел. Это, казалось, был не он, а человек, внешне похожий на него, с лицом белым, что стена. Глаза из голубых стали бледными, тусклыми. Левая нога раздроблена осколками, в животе зияла большая рана. Место, где лежал наш Костя, было залито кровью. Родной, дорогой друг, как же так? Сердце сжалось от горя.
Подбежал, сгибаясь, связист, двигавшийся по линии телефонной связи.
"Браток, помоги донести его до траншеи". Мы положили Костю на плащ-палатку и, согнувшись, поспешили туда. Я поглядывал на дорогого человека. Он не стонал, а смотрел своими бесцветными глазами на небо, будто собираясь взлететь.
Вот и траншея. Мотяж испуганно (выглядывал, как мышь из норы. "Помогай же!.." Затащив Костю в траншею и выбрав место посуше, положили его на спину. Хотели перевязать его раны, но было поздно. Друг не дышал. Он умер.
Мотяж связался по телефону с лейтенантом Дыневым, доложил о случившемся и получил приказ на дальнейшие действия: похоронить погибшего на месте, а самим потом продолжать выполнять задание.
Какая это была тяжкая, горькая работа - собственными руками хоронить, да еще в таких условиях, фронтового товарища, прошедшего рядом столько огненных дорог. Всем последним делился с нами этот великолепный парень из Омска, даже сердечным. Где-то недалеко воевала и его жена-медичка, все мечтал встретить ее. А в Сибири ждала мать.
Похоронили мы Костю без речей и салюта. Вырыли могилку, завернули его в шинель, засыпали землей. На холмике поставили колышек с дощечкой, на которой начертали: "Аксенов Константин Николаевич, 12.04.21 г.-28.08.44 г."
Убитые горем, добрались потом в передовую траншею выбирать место под НП. Нашли командира взвода пехоты, который и посоветовал, где лучше организовать наблюдение.
До темноты было еще несколько часов. Лейтенант Дынев пообещал прислать подкрепление. И мы стали вести наблюдение. Засекли несколько точек противника и определили ориентиры.
С наступлением темноты прибыли Дынев, Штаркман и Саруханов. Работали всю ночь, но наблюдательный пункт оборудовали. И выполнили свою задачу с честью.
В восемь утра началась артподготовка. Короткая, десятиминутная. В конце ее дали залпы легендарные "Катюши", и тут же в небе появились самолеты - волной: бомбардировщики, истребители, штурмовики. Сопротивление врага было сломлено. Наши войска в короткий срок продвинулись на 25-30 километров.
После обеда мы покинули свой НП и двинулись за пехотой. Уходя, повернули головы в сторону холмика с табличкой. Прощай, дружище! Это и твой, добытый кровью, результат работы артразведчика - разгром вражеской группировки. Оставайся всегда двадцатилетним, голубоглазым.
...Как-то теперь эта могилка на чужой земле, политой и кровью друга? Всегда волнуюсь и не сдерживаю слез, кода слышу песню: "... лежат в земле сырой Сережка с Малой Бронной и Витька с Моховой...Одни в пустых квартирах их матери не спят..."