Люди попрятались по домам, однако, в Персиковом переулке было ужасно шумно. Капли срывались с карнизов и падали на мостовую, выбивая неумолчную дробь. Иногда к ней добавлялся кошачий вой или шипение. Где-то наверху, на крыше двухэтажной хибары происходила нешуточная схватка.

Они привязали лошадей у "Бериллия", чуть ли не единственного приличного трактира в восточном районе, потому что Кроу заявил, будто хочет пройтись. Леший нашел его желание подозрительным, но возражать не решился. Лучше так, чем он снова будет часами молчать.

Вполне вероятно охотник вымотается до того, как им представится случай совершить какую-нибудь глупость. У Лешего были все основания надеяться на это.

Они шагали по переулку все медленней. Кроу уже не пытался перескочить через полноводные ручейки и шел напрямик, загребая воду ногами.

- Здесь довольно гадко, - вздохнул Леший, когда перед ними образовалось небольшое озеро талой воды, - И сыро.

Холодные капли проникли сквозь вощеную кожу его куртки, сапоги тоже набрали влагу и сделались тяжелыми. Кошки с каждой минутой издавали все более противные крики.

- Сейчас везде гадко и сыро, - ответил Кроу, - Такое уж время.

Леший выждал еще минут пять и повторил попытку:

- Ты же понимаешь, что нас не пустят? После заката они закрывают двери для любых посетителей.

Охотник замер, тяжело припадая на левую ногу.

- Ты же понимаешь, что мне плевать? - он выбрал довольно резкий тон, но сорвался на середине фразы, скривившись от боли, - Мы просто гуляем.

- Гуляем в сторону Восточной тюрьмы?

Они двинулись вперед, огибая брошенную кем-то садовую тачку с одним колесом.

- Ты сделал что я просил?

Леший кивнул, сцепив зубы. Потом заставил себя ответить вслух:

- Да, документы у меня с собой.

И снова была только нервная дробь срывавшихся с крыш капель. Леший думал, что они так и будут молчать до самых тюремных ворот, но Кроу вдруг заговорил сам. Тихо и очень холодно.

- Я понимаю головой, что на тот момент не было другого выбора. Ты сделал все, что мог. Я не должен винить тебя, но...

- Но?

- Но тогда я буду должен сказать и себе то же самое. А я не могу.

Он остановился. Немного подумав, отошел под козырек чужого крыльца. Сел на ступени, неловко хватаясь за перила. От самоуверенного, невозмутимого охотника осталась лишь его корявая тень.

Леший вдохнул сквозь сжатые зубы, заставляя себя радоваться тому что есть. Еще вчера он не был уверен, что Кроу вообще выживет. Ему не приходилось видеть, чтобы кто-нибудь болел так долго. Почти две недели он встречал каждое донесение с чувством, что в конце длинного списка гарнизонных новостей окажется сообщение о гибели последнего друга.

Однако личные страхи Лешего не шли ни в какое сравнение с параноидальным психозом, творившимся за дверями его кабинета.

- Мы перевезем его завтра же, - скрежетал Архонт, - Не бывает такого, чтобы раны не затворялись столько дней. Вы явно пытаетесь его угробить.

- Перевозите, - парировал старший лекарь, - Только везите быстро. Так, чтобы умер он на вашей территории.

- Мы так и будем выставлять по два наряда стражи? - жаловался едва пришедший в себя Хьюго, - Ты видел, какими глазами они встречают смену караула? В прошлый раз дело не дошло до драки только потому, что ты появился вовремя.

Появляться вовремя, впрочем, с каждым разом становилось все сложней. Охотники оккупировали лазарет, таскались туда из-за мозолей, из-за придуманной рези в животе и просто гуляли под окнами. Стоило хоть кому-то из них разболеться всерьез, как к нему тут же стягивался караван "добрых друзей".

Леший так устал от этого, что приказал обустроить дополнительную палату в собственной спальне. Этим он убил двух зайцев: во-первых, перестал вздрагивать всякий раз, когда в коридоре раздавались чьи-то шаги. А во-вторых, на вполне законных основаниях покончил с необходимостью перетаскивать чертежи оборонительных сооружений дважды за день. Спал он теперь там же, где работал.

- Значит ты боишься, что кто-то, - Хьюго посмотрел на дверь, за которой толпилось не меньше пяти охотников и столько же солдат, - Решит прикончить еще одну их шишку? Так сказать, пока прецедент жив в памяти народа... А ты не думаешь, что гораздо проще его отравить? Много ли нужно человеку и так стоящему одной ногой в могиле?

- Это будут не мои проблемы, - в другое время Леший пришел бы в ужас от этих слов. Он не мог вообразить себя говорящим их. - Проверкой воды и лекарств занимается Фенхель.

- Ты настолько доверяешь ему?

- Я доверяю любому человеку, знающему, что в случае ошибки ему придется поучаствовать в одном из средневековых аттракционов.

Хьюго сощурился, собираясь задать следующий вопрос, но вдруг осекся и заметно побледнел.

- Ты поэтому приказал врыть у конюшен тот столб?

Леший кивнул, отмечая на чертежах вкравшиеся неточности. За первой атакой последовало затишье, но в донесениях разведчиков то и дело мелькали слова: "многочисленные следы конных и пеших", "странные, вытоптанные посреди западных степей площадки диаметром в десять и более метров", "вырубленные сосны на северо-западе". Все эти приметы обнаруживались далеко - в двух, чаще трех днях пути от города. Но Леший ждал нападения каждую минуту.

- Значит, у нас появился собственный эшафот?

- В некотором смысле. Я велел прибить старое тележное колесо на верхушку. Должны были сделать ближе к обеду. Ты не обратил внимания?

- Не-е-ет, - шутливо и вместе с тем нервно протянул Хьюго, - Ты этого не сделаешь.

- Неужели?

Он прокручивал этот диалог в своей голове множество раз. Выбирал правильные интонации, смирялся с мыслью, что по-другому сейчас нельзя.

Кроу приходил в сознание дважды. Первый раз Леший проморгал, за ним прибежали, когда все было сделано. Помощник лекаря клялся потом, что "ничего не предвещало". Охотник говорил с ним твердым голосом, не жаловался на самочувствие, попросил воды, чтобы умыться. Мальчишка-недолекарь любезно отвечал на все его вопросы. Про новые городские ворота, про задуманные укрепления. Про списки погибших. Про свою ученицу Кроу спросил под конец, уже после того, как узнал, что Бармаглота нашли с кинжалом в правом боку.

Для Лешего так и осталось загадкой, что из вышеперечисленного было последней каплей. К тому времени, как он появился в палате, вокруг Кроу носились несколько человек. Фенхель разматывал налившиеся кровью бинты, еще три человека не то помогали, не то просто "делили ответственность".

Кажется, именно после этого случая охотники осатанели окончательно. Леший не мог их винить, мог лишь злиться. Он уволил мальчишку, запретил медперсоналу обсуждать с пациентами что-либо, кроме погоды, и приставил к Кроу единственного надежного человека во всем гарнизоне - Калдея, которому так прилетело по голове, что он не мог выговорить и двух слов.

Калдей прискакал к нему на удивление быстро - на следующее утро. Но порадоваться Леший не успел.

Кроу и не думал идти на поправку, наоборот, создавалось впечатление, что он вытянул себя из забытья лишь для того, чтобы как следует намотать на кулак Лешевские нервы. "Построй виселицу. Построй на видном месте. Или закажи мне гроб". Леший уже слышал нечто подобное. Жаль только не воспринял слова Бармаглота всерьез.

Мы очень многим мозолим глаза. Даже странно, что это началось только теперь.

Именно поэтому он не послушался совета Кроу. Не стал сооружать обычную для такого случая п-образную конструкцию. Вместо нее в небо взметнулось другое, более простое в постройке, и куда более страшное приспособление.

- Так вот почему ты просил привести палача, - попытался усмехнуться Хьюго.

Леший кивнул, внимательно глядя на сгибы локтей и колени своего самого преданного офицера.

- Он запросил по золотому за каждую сломанную кость, два золотых - за хребет. Пять - за ювелирную работу. Мы ведь не хотим, чтобы предатель умер от болевого шока?.. Вся суть колесования в том, чтобы человек хорошенько прочувствовал тяжесть возмездия.

- Он будет орать часами... Ты представляешь, какой это ужас?

- Нет, - возразил Леший, - Часами - точно нет. Это так быстро не работает.

Хьюго покосился на лежавший на столе мешочек. На вид в нем было не меньше тридцати монет.

- Тебе... тебе не кажется, что это слишком?

- Кажется. Но что поделать? Отсутствие конкуренции всегда дурно сказывается на ценах. Этот пройдоха потребовал вдвое больше за то, чтобы сделать работу прямо там, наверху. Подумать только... королевский палач боится высоты.

Мешочек с золотом лежал посередине его стола поверх постоянно менявшихся бумаг. Каждый солдат, каждый офицер, любой случайный посетитель входили в кабинет и первым делом смотрели не на командира Западного гарнизона, но на туго набитый кошель.

- Кто такая Аделаида? - голос Кроу вырвал его из воспоминаний, заставил вздрогнуть, - Ты сказал, что история повторяется. Ну, нечего пялиться на меня как стельная корова на мясника.

- Две недели, - медленно проговорил Леший, - Две недели по колено в воде. Без сна. Не думаю, что ты найдешь свою подругу прежней.

Кроу хохотнул.

- Ты поэтому не хотел брать меня с собой? Думаешь я брякнусь в обморок? Начну заливаться слезами? - он поднялся рывком, его голос превратился в шипение, - Вытащи свой чертов медальон оттуда, куда ты его обычно засовываешь и хоть раз в жизни перестань стыдиться своих привилегий. Меня тошнит от твоих кислых мин. Ах, судьба была ко мне благосклонна! Я ничем не заслужил этого счастья! Уж простите, люди добрые, я не хотел - так получилось. Поэтому буду делать вид, что не заслуживаю ни роскоши, ни власти. Отдам виноградники на откуп вороватому управляющему и переселюсь в гарнизон. Как ты там говоришь? Нужно делать то, к чему приспособлен? Так вот - ты приспособлен к тому, чтобы открыть дверь треклятой тюрьмы с пинка. У тебя в кармане лежит распоряжение городского судьи, половина города почитает тебя как героя...

- Они ошибаются. Уж ты-то должен знать.

Охотник усмехнулся, складывая руки за спиной и с хрустом выпрямляя плечи.

- Уж я-то знаю. Рассказать тебе, чем настоящий герой отличается от такого как ты? Отличий не так уж и много. Всего одно, если быть точным. Знаешь в чем оно? Настоящий герой не мучается от того, что сделал или не сделал. Не вспоминает ошибки, не корит себя за промахи. Настоящий герой тихо и благостно гниет в земле.

- Не только. Если бы ты тогда ...

- Ты бы сделал все тоже самое, но на две минуты позже. И сделаешь снова, когда и если понадобится.

Где-то наверху загрохотала черепица. Послышалось шипение, а потом - визг.

- Пошли, - сказал Кроу, - Проверим на прочность Призонский институт исполнения наказаний.

Остаток пути они одолели в молчании. Леший видел, как из походки охотника постепенно исчезает скованность, видел, как движения приобретают привычную пластику. Следовало бы радоваться, но Леший не был настолько наивен. Он наблюдал не чудо, а обычный спектакль отчаявшегося человека.

- Ты не пройдешь дальше первых ворот, - сделал Леший последнюю попытку, - Не сможешь открыть следующие замки. Подвалы закрыты магией.

- Не стоит недооценивать мои способности в дипломатии, - Кроу улыбнулся. Паскудно и зло, так, как никогда не улыбался ему прежде, - Я предоставил тебе выбор. Можешь уйти. Можешь помочь. Можешь даже попытаться помешать. Но я в любом случае войду туда до того, как чертов колокол начнет трезвонить полночь.

Охотников равняли с головорезами, Леший же считал, что городская молва безбожно сгущает краски. Потому что знал многих из них лично. Потому что знал Кроу. Или, во всяком случае, думал, что знает.

"Мы относимся к смерти легко, - говорил второй, а ныне первый заместитель, делая пометки на полях тоненького блокнота, - Прежде всего к своей, но если того требуют обстоятельства - и к чужой тоже...

В обществе бытует мнение, что любая жизнь бесценна. Но это не так. Ни один охотник, если он конечно не отъявленный лжец, не ляпнет такого. Мы легко жертвуем собой, легко выкупаем своей жизнью другие, более многочисленные, более ценные. И также легко убиваем. Люди говорят, что это роднит нас с чудовищами... А ты? Что думаешь ты?".

Они остановились у обитых ржавым железом дверей в маленьком круге света умирающего фонаря. Леший чувствовал, как за его плечом сгущается тьма.

- Ну? - хрипло спросил его Кроу.

Леший хотел обернуться, но передумал. Вместо этого он бухнул в дверь кулаком. Раз, другой.

Где-то в глубине послышались шаги и приближающийся кашель. Потом стало тихо. Леший наклонился к смотровому окошку и услышал нечто похожее на щелчок.

- Уберите арбалет, господин привратник, - громко и нарочито спесиво начал он, - Мы прибыли сюда по срочному королевскому указу.

На той стороне снова послышался кашель вперемежку со смехом.

- Тюрьма закрыта до рассвета. Не только для королевских указателей, но даже и для самих королей.

- Плохо, - сокрушенно вздохнул Кроу, подступая чуть ближе, - Что, и бумаги не посмотрите?

- Не посмотрю.

- И не спросите кому отказали?

- Уж не сочтите за оскорбление.

- Значит и свое имя тоже, наверное, не назовете.

- Верно понимаете, уважаемый.

Кроу помолчал, буравя приоткрытую створку ехидным взглядом.

- А говорят, что профессионализм нынче не в чести! Мой вам поклон, господин привратник... Идемте, ваше сиятельство, мы свое дело сделали. Теперь пусть другие соображают, - Кроу приблизил лицо к оконцу, позволяя разглядеть себя как следует, - Точно именем не поделитесь? Ну, нет так нет. Вместе всяко веселее. Я, знаете ли, так и подумал: уж если сажать за халатность, так сразу всю смену. Ни к чему нам эти полумеры. Как вы там говорили, ваше сиятельство? Если прогнила одна доска - весь сортир окажется в выгребной яме?

- Не припомню такого, - сухо возразил Леший.

- А зря. Очень правильная мысль. Как раз подходящая для такого случая. Посадят их вместе и пусть разбираются свои со своими... Вы, главное, про арбалет упомянуть не забудьте. А, что там!.. Даже если забудете, я при случае напомню.

За дверью аккуратно кашлянули.

- Не было никакого арбалета.

- Вот только этого не надо! - хмыкнул охотник, - Врать-то зачем? Уж если взялись угрожать жизни нашему единственному защитнику, так будьте последовательны. Не портите величия момента. Вы, может быть, во всем городе один такой...смельчак.

- Не было арбалета, - кашлянули за дверью еще более осторожно, - И никому я не угрожал.

- Это еще придется доказать. Потому как я слышал то, что слышал. И этого так не оставлю. О каком спокойствии можно вообще говорить, если каждый встречный-поперечный начнет свою пукалку на таких людей направлять?

Лешему показалось, что за дверью раздался приглушенный стон.

- Да кто вы, мать вашу, такие?!

- Ба! Он дурнем прикинуться решил! Или и правда идиот?... Впрочем, не имеет значения. За глупость тоже следует отвечать. Ну, погляди внимательно! Много у нас армейских командиров в графьях ходят?

Леший буквально почувствовал, как в человеке с той стороны ворот произошел резкий и очень болезненный надлом.

- А вы, - медленно начал он, - вы, ваше сиятельство, по какому вопросу?

Лавина, единожды сдвинувшись, покатилась без всякого сопротивления. Привратник бегло ознакомился с судебным постановлением и загремел ключами. Открыл ворота, стараясь не глядеть высокому гостю в глаза и заторопился, побежал через двор и дальше - куда-то вглубь единственного двухэтажного здания, а потом все время вбок и вниз. Леший, не знакомый с многочисленными переходами и развилками, боялся упустить его из вида.

- Сюда, ваше сиятельство. Проходите, пожалуйста.

Леший едва успел подцепить узенькую, посаженную на пружинный механизм дверь.

- Присаживайтесь, если надо... Карл Дмитрич, тут это, к вам... Это Карл Дмитрич, наш главный...

- Мы знакомы, - сказал Леший.

Он замер на пороге, смущенный видом старшего смотрителя. Тот сидел за потрепанным столом и, несомненно, был занят какой-то бюрократической ерундой. Лицо его напоминало калейдоскоп. Сначала на нем проявились признаки недовольства, потом удивления и под конец - паники. Узловатые пальцы, лежавшие на стопке исписанной бумаги, вдруг побелели, а сам он как будто съежился.

- Мы не станем предъявлять претензий, - на всякий случай уточнил Леший. Он никак не мог понять причину такой реакции, - Наоборот, я хочу сказать вам спасибо за то, что пошли навстречу.

- Да, конечно, - пробормотал смотритель, - Конечно. Спасибо.

- Я разбужу Жака? - голос привратника, до этого хриплый, зазвенел на высокой ноте, - Попрошу проводить наших гостей?

Смотритель побледнел сильнее прежнего.

- Нет. Давай сам.

- Но я...

- Быстро!

И они снова заторопились, побежали длинными, низкими коридорами. Факел дрожал, разбрасывая странные тени, соляные кристаллы поблескивали по углам, эхо гнало вперед звуки их шагов.

- Я велю спустить воду, - сказал привратник, когда они очутились в огромной, пропахшей морем и плесенью пещере, - Нам туда.

Где-то вдалеке заскрежетали цепи, но уже через мгновение все звуки потонули в грохоте потока воды. Охотник, бывший здесь впервые, вертел головой. Его лицо, обычно очень живое, почти не двигалось.

- Заперли ее в дальних камерах? - спросил он, когда стало чуть тише.

- Пришлось, - пробормотал привратник, - Ступайте аккуратно. Мостик давно требует ремонта, может провалиться в любой момент.

- Вы нас не проводите?

Леший попытался поймать его взгляд, но добился лишь того, что привратник уткнулся в собственные ботинки.

- Мне надо на пост, я его...

- Пошел, - в голосе Кроу звучал приказ, - Вперед, я сказал! И не останавливайся без нужды.

Воды канала, опустевшего больше чем наполовину, бурлили и перемешивались. Какие-то твари сновали под самой поверхностью, иногда из воды показывалось нечто, напоминавшее плавник. Но гораздо чаще водную гладь рассекало членистое, гибкое щупальце. Оно появлялось то тут, то там, выбрасывало сноп брызг и тут же скрывалось в глубине.

- Морской скорпион, - прокомментировал Кроу. С тех пор как они ступили на скользкие доски, он не опускал руки с пояса, - И довольно крупный.

- Должно быть, икру принесло течением, - согласился привратник, заходясь сдерживаемым кашлем, - Мы не спускаем воду до конца, потому что... потому что он может решить, что пора искать новое место.

Охотник смерил его трудночитаемым взглядом.

- Не спускаете воду. Ждете, пока он вырастет еще больше?

- Его не берут копья и стрелы.

- Скоро его не возьмет даже огонь.

Они миновали мостик без всякого облегчения. Отсюда была только одна дорога - по узкому бортику, образованному наростом ракушек. Кроу мотнул головой, вынуждая привратника идти первым. Какое-то время наблюдал за его движениями.

- Приставной шаг наше все, - сказал он вполголоса, - Не думаю, что это обязательно, но... Не советую тебе хвататься за веревку.

Леший ответил торопливым кивком. Ему не хотелось задумываться о том, почему это говорит человек, оказавшийся здесь впервые, а не их провожатый.

Идти вдоль взлетающей в темноту стены было неприятно. Рукава цеплялись за острые заусенцы вечно влажного камня. Иногда вместо камня слева оказывалась пустота, и тогда привратник запоздало кряхтел:

- Вот сейчас... сейчас аккуратнее. Не подходите к решеткам!

Это замечание, впрочем, было излишнем. Чаще всего их заранее предупреждал вой или тихий, заунывный скрежет.

- Одну минуточку! - кричал им кто-то высоким, непонятно мужским или женским голосом, - Всего минуточку! Выслушайте меня! Я сплел для вас венок из огурцов, семечка к семечку, насквозь фиолетовый, лучший в мире мерседес! Только для вас! О, эти лодыжки, они меня убивают! Это незаконно иметь такие сладенькие пальчики...

- Не слушайте, - бормотал привратник, прибавляя хода, - Не верьте им. Вы и вообразить не можете, что это за люди, что это за ужас.

- Ошибаетесь, - думал Леший.

Ему не нужно было напрягать фантазию, чтобы представить, как упрятанные в пещеры узники глядят на них из темноты. Как их длинные, задубевшие от соли ногти цепляются за железные прутья. Такие ногти были у Аделаиды. И выла, выла она точно также. Она не хотела выходить из камеры, цеплялась за дверь, цеплялась за него. Выдрала из его головы клок волос, а когда он не стал на нее кричать, и только отодвинул подальше, вдруг расплакалась.

Лешему показывали ее дело. В те времена полагалось прикладывать к нему хоть какой-то портрет, но на художниках всегда экономили. Аделаида вышла на нем яркой, преувеличенно красивой, но при этом совершенно неузнаваемой. Он как будто смотрел на пропущенную через десяток фильтров фотографию. Мужчина, с которым она жила, с которым она якобы вела "бизнес", смотрел на Лешего из соседней папки. Ему художник не польстил, может быть, специально нарисовал как можно гаже. Одного взгляда было достаточно, чтобы поверить, что этот человек закопал под ее кустовыми розами четыре разделанных на мелкие кусочки трупа... Знала ли об этом она? Помогала ли ему? Леший так и не смог понять.

Аделаида погибла через день после освобождения под колесами какого-то лихача. Бессмысленно и глупо. Впору было сочувствовать ей, но Леший не испытал ничего, кроме облегчения. У Аделаиды не нашлось друзей, способных присматривать за ней как следует. Наверное, мало у кого нашлись бы такие друзья. Да и зачем? Чтобы поменять темноту камеры на такую же темноту подвала или пусть даже комнаты с вечно забитыми ставнями? Чтобы пугаться звуков своего дыхания? Люди судят по себе. И для себя Леший предпочел бы пару тележных колес.