ОЛЕГ КОСТЕНКО

ВСЕ ЭТИ МИРЫ

Рассказ

0

Не то что бы Теплов никогда не мечтал сделать великое открытие.

Он просто не верил, что ему выпадет шанс его совершить. В конце концов, физиология сна эта не та область науки, где открытия пекутся как блины. Поэтому, когда он наткнулся на интересные данные, то значение их понял далеко не сразу. Он перечитал отчёт испытуемого, потом ещё раз.

- Вы что-нибудь знаете о древнем Риме? - поинтересовался он.

Испытуемый, он как раз собирался уходить, покачал головой.

- Даже рядом не стоял. Так, помню кое-что со школы.

После его ухода Теплов перечитал отчёт в третий раз.

- Школьных знаний для этого, пожалуй, маловато будет, - пробормотал он, и глубоко задумался. История древнего Рима была его хобби.

Потом Теплов полез в Интернет. "Вылез" он оттуда несколько озадаченный: что-то совпадало, а что-то нет. Следующие несколько дней он перечитывал отчёты о предыдущих опытах и лазил по Интернету, а в библиотеке взял несколько книг по истории. Теория медленно выкристаллизовывалась в его мозгу. Хотя нет: она возникла у него сразу, но несколько дней ушло у Теплова на то, что бы в неё поверить.

- И что с этим делать!? - спросил он себя, наконец. - Можно ли это вообще доказать?! Я далеко не уверен, что это подходит под принципы варифицируемости и опровержимости - современные критерии для всякой порядочной теории

Поэтому в выходные он отбыл на дачу в состоянии глубокой задумчивости. Жена его дачу не любила, предпочитая проводить время в городе, поэтому по вечерам участок Теплова нередко превращался в небольшой мужской клуб, в котором соседи коротали время за пивом. Иногда употреблялись и более крепкие напитки.

В эту субботу за деревянным столиком под высокой осиной сидели всего двое человек, не считая хозяина. Инженер Виктор Бурцев и электросварщик Андрей Белый, полный тёзка знаменитого поэта. Они лениво потягивали пиво и вели разговор обо всём сразу. Как это нередко бывает в таких случаях, он быстро перешёл на политику. Все были убеждены, что разбираются в ней если и не лучше президента, то уж точно на уровне премьера.

- Спокойствие и стабильность, - говорил Белый, - вот что главное для общества. Столыпин был прав: или потрясения, или великая держава.

Бурцев согласен не был.

- Без потрясений невозможен скачок на следующую ступень развития, - говорил он. - Эволюция это непросто плавная кривая, там есть и качественные скачки, разрывы линии. Возьмем, к примеру, Англию...

- Да, Англия,- тут же перебил его Белый. - Она как раз подтверждает мою мысль: спокойное развитие, мерный прогресс и постепенная эволюция социума.

- Скажи это крестьянам эпохи огораживания земель или живущим в эпоху Кромвеля.

- Хм... - Андрей был смущён, он и сам знал, что его знание мировой истории оставляет желать лучшего, однако сдаваться не собирался. - Небольшие отклонения от общей тенденции. В целом там была плавная кривая развития.

- Да я не сказал бы, что они были такие уж маленькие, - негромко пробормотал Бурцев. Да и совершённый Кромвелем "разрыв линии", как раз соответствует эпохе качественного скачка.

Белый оставался при своём. Он задумался, пытаясь найти возражение, но история действительно не была его коньком, поэтому Андрей попытался найти поддержку у Теплова.

- Ну а ты, что думаешь, Серж? - поинтересовался он.

Тот отозвался не сразу, стараясь почётче сформулировать свою мысль.

- Развитие не может происходить без потерь, - наконец признал он. - Когда происходит качественный скачок, слишком многие не могут перестроиться, приспособится к новому образу жизни, но в целом упомянутая вами кривая несёт только благо. Прогресс сам устраняет порождённые им проблемы и ликвидирует анахронизмы. Возьмем крепостное право в России. Оно ведь было отменено, не оттого, что крестьяне против него бунтовали. Просто на самом верху поняли, что оно тянет Россию назад, не даёт провести модернизацию хозяйства и развить промышленность.

Бурцев покачал головой.

- Пётр первый об этом не знал: приписал крепостных к заводам. Или взять американских рабовладельцев. Недавно было доказано, что труд сельскохозяйственных рабов, мог бы оставаться эффективным вплоть до середины двадцатого века.

- Но потом всё равно перестал бы быть таковым, так же как и крепостные на заводах.

- А, ерунда всё это, - вдруг сказал Бурцев, - пошумим, поспорим, а каждый всё равно останется при своём мнении, доказать-то ничего нельзя.

Он замолчал, ибо Теплов внезапно посмотрел ему прямо в лицо, словно на что-то решаясь.

- А если все-таки можно? - негромко сказал Теплов.

- Это, каким же образом? - удивился Бурцев.

Хозяин дачи вдруг заговорил с какой-то лихорадочностью.

- Вы оба знаете, где я работаю...

- В институте сна, - машинально сказал Белый, так как Сергей сделал паузу.

- Недавно мы обнаружили, что если на некоторые участки мозга воздействовать полями определённой частоты, то человек может как бы "заказывать" себе нужные сны.

- В смысле? - удивился Белый.

- Ну, можно получить сон на заданную тему, если сосредоточиться на ней перед засыпанием.

- И что, - удивился Бурцев, - сон он сон и есть.

- Не торопитесь с выводами, - Теплов уже сильно жалел, что проболтался, - но и остановиться никак не мог: хотелось поделиться хоть с кем-нибудь. - Один мужик, по уговору, должен был увидеть во сне древний Рим. Так вот, там оказались такие подробности, о которых он просто не знал: никогда не интересовался историей. И этот пример не единственный.

- Погоди, погоди, - Виктор даже привстал, - ты хочешь сказать, что твои подопытные наблюдают реальное прошлое?!

- В начале я тоже так подумал, - признался Теплов, - но всё оказалось куда интересней. Кое-какие детали совпадали, кое-какие нет. Я специально интересовался. Но несовпадения были не бессмысленны, так вполне могло б быть, если бы история пошла по-другому.

- Параллельные миры!

- Именно!

И Теплов невольно принял торжественную позу. Оба приятеля во все глаза уставились на него, медленно переваривая услышанное.

- Так ведь, - медленно проговорил Андрей, - это же тянет на нобелевку.

- Только в том случае если удастся всё доказать, - отрезал Теплов, - пока что я плохо представляю, как это сделать. Но наш разговор навёл меня на одну мысль: что если попробовать настроится на мир без потрясений и социальных бурь. Увидеть, хотя бы для себя!

- Ты поосторожней, - почему-то обеспокоился Виктор, - не рискуй зря.

- Да нет никакого риска, - несколько недоумённо отозвался Теплов, - это же просто сон, и перципиент в нём просто наблюдатель, подключённый к сознанию другой личности.

- И вот ещё что, - вдруг спохватился он, - вы пока про всё это не распространяйтесь, а то мало ли что. Что-то не хочется мне, что бы меня опередили.

Разумеется, друзья клятвенно пообещали молчать.

*******************

В понедельник Теплов позвонил с работы жене и сказал, что допоздна задержится на работе. Дождавшись ухода сотрудников, он некоторое время стоял у окна, наблюдая за улицей. Бессмысленно суетящиеся толпа, навязчивые и аляповатые рекламы, всё это наводило на него тоску. А, в самом деле, - думал он, - каким был бы идеальный мир. Мир гармоничного развития, без серьёзных потрясений, без революции и бунтов. Наверное, люди должны были бы уже превратиться в богов.

С высоты третьего этажа он видел, как прямо перед входом в институт сидит нищий попрошайка. Большинство прохожих усердно делало вид, будто не замечают его, некоторые бросали мелкие купюры в поставленную шляпу. По иронии судьбы он сидел прямо под гербом бывшей сверхдержавы СССР, который почему-то забыли снять со стенки. Никакой стабильности, - подумал Теплов, - просто шарахаемся из стороны в сторону, сами не знаем чего хотим.

Он, наконец, решился. Взяв шлем с электродами, он немного повозился с ремнями, подстраивая его под свою голову. Опыты на себе они, конечно, тоже ставили, но обычно они проходили под жёстким контролем, и потом сразу же писался отчёт. Чего Теплову сейчас почему-то не хотелось. Теперь, когда он начал подозревать, что во снах наблюдаются вполне реальные параллельные миры, возможность увидеть свою воплощённую мечту казалась ему слишком интимной. Мечтой не хотелось делиться, по крайней мере, пока.

Конечно, это было нарушение, но не слишком сильное: эксперимент повторялся многократно. В конце концов, что может случиться? Он будет просто спать и видеть сны.

Повинуясь внезапному порыву, он настроил компьютер дать соответствующую комбинацию импульсов трижды. Три варианта утопии - почему бы и нет!

Срок настал. Теплов растянулся на кушетке. Чуть приподнявшись, он дотянулся до кнопки включения. Кнопка едва слышно щёлкнула, и Теплов вновь откинулся назад, программа была активирована. Он почувствовал, как по его разуму проходят волны умиротворения, гася сознание и унося в пропасть забвения, где вращались загадочные механизмы сна. Раз!

1

Момент переноса как всегда был неощутим, как вообще не ощутима для людей пустота, разделяющая конец бодрствования и начало сновидений. Теплов ощутил себя в другом теле. В отличие от большинства предыдущих экспериментов, он не ощущал вовлечённости, наблюдая события как бы со стороны. Возможно, сработал психологический настрой перед опытом и Сергей теперь явственно осознавал, что тело, в котором он находится, не его. Он присутствовал просто как отстранённый наблюдатель, никак не в силах повлиять на действия двойника. Но куда же он угодил?

Человек, внутрь которого он вселился, шагал лёгким прогулочным шагом по улице какого-то, видимо, европейского города. Казалось, он никуда не торопится. Но Теплов сразу ощутил в нём железную целеустремлённость. Потом подключилась память.

Михаэль сразу засёк ищеек, но продолжал двигаться, как ни в чём не бывало, и лишь следил за ними уголками глаз. Было сразу видно, что ищейки попались неопытные. Уже хорошо. Он с сожалением подумал, что конспиративная квартира накрылась. Но подумал спокойно, почти без эмоции, просто как о факте, с которым приходилось считаться.

Потом он поймал себя, что невольно скосил глаза на перстень на правой руке. В головке перстня находился яд, очень быстрый. Попадаться живым в руки инквизиции у Михаэля не было ни малейшего желания. Ещё совсем недавно еретиков просто сжигали заживо, иногда публично. Но теперь аутодофе заменили люстрацией: операцией на мозге, полностью лишавшей человека инициативности и по существу превращавшего его в ходячую куклу. Это называлось прижизненным искуплением. Прогресс!

Всё-таки вряд ли они знают на кого вышли, - подумал он, - иначе топтуны были бы поопытней. По улице навстречу ему проехал красный электромобиль. Ехал он как-то подозрительно медленно, несмотря на недовольство водителей позади, которые подкрепляли его гневными гудками. Стёкла электромобиля были затемнены и Михаэля наверняка снимали оттуда на камеру. Уже через минуту фото прогонят через компьютер для распознания, копии отправят к осведомителям. И те прильнут к экранам, пытаясь понять, а кто же это такой гуляет по улице.

Ну что ж, пусть гадают. Михаэль всегда гримировался, идя на подобные встречи. Но это, конечно, только отсрочка.

На противоположной стороне улицы виднелся книжный магазин. Немного подумав, Михаэль остановился у перехода и, дождавшись зелёного сигнала, перешёл на другую сторону. Потом, намеренно изобразив едва заметную неуверенность, вошёл в магазин. Взгляд мельком скользнул по традиционной надписи "Все продаваемые здесь книги одобрены церковным советом". Ну, ещё бы, попробовали бы они здесь продать что-либо иное. Объединённая эйкуменистская церковь контролировал всю существующую на Земле легальную информацию, включая Интернет. Так что надпись можно было и не писать.

Все торговые залы этой сети имели примерно одинаковую планировку, и Михаэль сразу двинулся в тот закуток, где, по его прикидкам, должна была находиться служебная дверь. Перед тем как зайти за стеллажи, он увидел сквозь витрину, как по улице снова проехал красный электромобиль, наверняка мчались блокировать задний выход. Летите голуби, летите.

Расчёт оказался правильным: служебная дверь была именно там, где Михаэль ждал. Затворив её за собой, мужчина начал действовать стремительно. Быстрыми тренированными движениями он снял пальто и вывернул его наизнанку, снова надел. Ту же судьбу повторила и шляпа. После некоторой манипуляции она даже слегка изменила форму. На носу появились очки.

- Вам что-нибудь нужно? - удивлённо спросила появившаяся сотрудница. Она вышла из боковой комнаты.

- Нет, нет, извините.

Когда Михаэль вернулся в торговый зал, это был совершенно другой человек: у него даже изменилась походка, а двигался он, слегка сутулясь. Казалось, он сделался старше, почти пожилым. Он взял первую попавшуюся книгу, кажется житие како-то святого, заплатил на кассе наличными и двинулся на выход.

Перед магазином на скамейке сидел один из ищеек. Михаэль прошёл от него буквально в полуметре. У него вдруг возникло нелепое детское желание щелкнуть этого горе-шпика по носу, а ещё лучше пристрелить. Всё равно никто бы ничего не понял: его пистолет был с глушителем. Конечно, он удержался.

Ему повезло: едва он поравнялся с остановкой, как сразу показался автобус. Лишь сделав несколько пересадок, он понял, насколько был напряжён внутренне. Некоторое время он прикидывал, не стоит ли позвонить на покинутую им квартиру, предупредить. Но это практически значило оставить свои координаты ищейкам, и, возможно, спровоцировать их на преждевременный штурм квартиры. Хотя в разговоре, разумеется, использовались бы кодовые слова.

Эгоистичное решенье, конечно, но что уж тут сделаешь? Ладно, хозяин далеко не дурак, может, и сам врубится в ситуацию при таких дилетантах.

Теперь на вокзал. Но не сразу. Михаэль зашёл в небольшую забегаловку, выпил кофе с пончиком и, ненадолго запершись в туалете, совершил ещё одно превращение: ватные шарики за щёку, пластиковая насадка на нос, очки тоже убрал. Немного подумав, совсем выбросил шляпу. Не смотря на октябрь, было ещё достаточно тепло, и до сих пор попадались люди, шагающие без головных уборов. Потом проверил себя переносным пеленгатором. Был шанс, что ему подсадили клопа. Современная церковь отнюдь не чуждалась технического прогресса. Ведь сам по себе, он никак не мог подорвать её власть. Но сейчас всё оказалось в порядке.

Спустя полчаса он уже покупал билет на ближайший поезд в Столицу. А ещё через день входил в здание, где размещалась подпольная типография. Объединённая церковь полностью контролировала Интернет, а во все компьютеры на уровне железа была внедрена программа выдавать любую информацию по запросу святых отцов. Иногда компы стучали и просто так, без запроса, если засекали кодовые слова, вроде "эволюции" или "атеизма". Так, что приходилось распространять информацию дедовскими способами.

Вышедший из кабинета мужчина, молча пожал ему руку.

- Привёз, вот и хорошо!

- Квартира провалена, Ганс - коротко сообщил Михаэль.

Тот едва заметно кивнул.

- Уже знаем!

И заметив удивлённый взгляд Михаэля, коротко пояснил.

- Час назад даже по телевизору передавали, о фанатике-атеисте который при попытке задержания бросил под себя гранату, чем одновременно уничтожил важные для следствия бумаги.

Оба замолчали, на минуту склонив головы, почтив память героя.

- Хорошо, хоть ты не попался, - сказал Ганс.

- Но был чёртовски близок.

Он протянул собеседнику портфель. Тот принял его, раскрыл и с какой-то торжественностью достал лежащую там книгу, которую принялся бережно поглаживать. На обложки книги значилось: "Чарльз Дарвин. Трактат об эволюции видов".

- Возможно это последний уцелевший экземпляр, - проговорил он.

Потом, словно ему не терпелось, он начал просматривать текст. Делал он это правда странно: начал с середины и то прыгал через страницы, то возвращался назад. Вряд ли он рассчитывал серьёзно ознакомится с ним таким образом, скорее ему просто не терпелось приобщиться.

Михаэль присел на стул. Из соседней комнаты доносились звуки телевизора.

- Сегодня, - вещал диктор, - совет кардиналов рассмотрит новые правила выдачи индульгенций за мелкие прегрешения.

- Странно, как-то, - не выдержал Михаэль. - Мы имеем компьютеры, выводим корабли на орбиту. И в тоже время имеем это мракобесие с индульгенциями, а до недавнего времени публично сжигали людей за малейшее отступление от церковных канонов. Хотя, конечно, сегодняшняя альтернатива немногим лучше. Неужели люди неисправимы?

- Что? - машинально произнёс Ганс.

Он, наконец, отложил книгу в сторону, но её увлечённость ею, тем не менее не помешала подпольному редактору ухватить сущность реплики. Ганс задумчиво глянул на Михаэля.

- Знаешь, по моему убеждению, в истории было, как минимум, два момента когда всё могло пойти по-другому.

Михаэль внимательно слушал.

- В первый раз, в шестнадцатом веке, когда немецкий монах Лютер прибил на дверях собора свои тезисы против существующей церковной практики. Многие местные князья тогда проявили к этому интерес. Была реальная возможность возникновения новой религии. Но, что-то там не заладилось, он был выдан инквизиции и вскоре сожжён.

- Одни фанатики против других, - недоумённо проговорил Михаэль, - как бы это помогло миру. Была бы новая религиозная война, только и всего.

- Не скажи, они могли серьёзно ослабить друг друга, кроме того, возникла бы какая-никакая, а конкуренция.

- Может быть, - без особой убеждённости сказал Михаэль. - Ну, а второй?

- Когда учёные набрали достаточно данных, когда выяснилось, что Земля и жизнь на ней существуют гораздо дольше, чем предполагалось по святому писанию, что ни о каких семи днях творения не может быть и речи.

Но церковники отреагировали слишком быстро, мгновенно осознав опасность. Провели встречу разных конфессий. Уломали светские власти, объявив, что усомнение приведёт к паденью устоев. Всё противоречащие креационизму было объявлено происками Сатаны. И как феникс из пепла возникла почившая было инквизиция. Когда светские власти осознали, что попы берут слишком большую власть, то оказалось поздно. Впрочем, эту историю ты знаешь и так.

Михаэль хотел было кивнуть, но не успел ибо дверь в коридор распахнулась и в комнату вбежал незнакомый ему юноша бледный со взором горящим. Видно совсем недавно приобщился к атеизму. Михаэль таких сразу определял по излишнему энтузиазму. Ну, горящий там взор, не горящий, а бледен он был по натуральному.

- Ищейки дом обложили, - объявил он прямо с порога, приехали на двух грузовиках и сразу же стали окружать.

Неужели я привёл, - подумал Михаэль с некоторым испугом, что мог так подвести товарищей. Но нет, слишком быстро. Слишком мало времени прошло, с того момента, как он зашёл в дом. Не успели бы они так сразу отреагировать. Да и наблюдение, скорее всего, предпочли бы за домом установить для начала. Видимо просто не повезло.

Ганс быстро подошёл к окну.

- Даже не маскируются сволочи, - пробормотал он. - Спокойно, уйдём. Это очень старый дом, не поверите, но здесь есть даже подземный ход. Быстро за мной, в подвал.

Снаружи раздался мощный, усиленный соответствующей аппаратурой, голос.

- Здание окружено спецотрядом инквизиции! Всем выходить с поднятыми руками! На размышление две минуты!

Они буквально скатились в подвал. Ганс сорвал задвижку с узкой стальной двери, как ни странно за ней действительно был настоящий подземный ход низкий, узкий, но вполне проходимый. Подпольный типограф раздал заранее положенные в шкафчик фонарики.

- Куда он ведёт? - не удержался Михаэль.

- Сейчас - в канализацию, а раньше - не знаю. Всё, отставить разговоры.

С верху послышался грохот: "спецпопы" уже выламывали ведущую на лестницу дверь. Она была прочной, но долго явно не продержалось бы. На худой конец, её бы просто взорвали.

Михаэль оценил ситуацию мгновенно.

- Всем не уйти! Отрывайтесь! Я прикрою!

И он решительно выхватил из кармана револьвер, одновременно с юнцом, между прочим, у которого тоже оказалась пушка.

- Я... - начал, было, юнец.

- Молчать, - сурово выкрикнул Ганс, - уходить должны те, кто лучше позаботятся о Книге. А я плохой бегун и конспиратор как оказалось паршивый.

Он выхватил револьвер у не ожидавшего этого юнца.

- Всё, быстро бегите, ради нашего дела, - он сунул Михаэлю портфель. - Да бегите же, прошу вас.

И они побежали. Позади Михаэль различил револьверные выстрелы. Один, - принялся он машинально считать, - два...

Цифра "два" вдруг почему-то ярко высветилась в его сознании. На миг Михаэлю показалось, что от него отделяется нечто странное, трудно уловимое. Но, конечно же, боевику и курьеру подпольной организации атеистов было сейчас не до самоанализа.

2

Два! - явственно прозвучало в сознании. Волна тьмы отступила, выбросив Теплова на берег новой реальности. На миг он был дезориентирован: слишком неожиданным, слишком внезапным, оказался для него переход, слишком сильно ещё отдавались в сознании отчаяние и гнев Михаэля. Но постепенно эхо его эмоций начало затухать и Теплов, наконец, полностью осознал, кто он на самом деле. Как и было задумано, компьютер дал вторую серию импульсов, связав его сознание с ещё одним параллельным миром, может быть настоящим, а может быть и выдуманным. Теперь экспериментатор, наконец, сосредоточился на окружающем.

Заводской кабак был грязен. Грязные стены с маленькими окнами, грязные столы и скамьи. За столами сидят усталые мужчины и пьют. Пьют в основном водку, большими глотками. На них ощущается налёт какой-то безнадёжности.

Обычно Фёдор сюда не заходит. Но сегодня настроение было каким-то особо мрачным, подстать местному. И тут же понял - ошибка. Здесь невозможно было излечиться от тоски. Здесь возможно было только одно - её смаковать. Смаковать каждому по отдельности и одновременно вместе со всеми. Наверное, большинству это приносило какое-то странное утешение. Но не ему. Фёдор сразу понял, что толку не будет. Но за водку было уже заплачено, и кабатчик Гоша сняв со стены "мерку" - медный ковш, неспешно подставил её под кран большой деревянной бочки, принявшись цедить в него прозрачную жидкость. Потом он перелил нацеженное в стоящую на стойке деревянную кружку.

Фёдор поднёс кружку к губам, собираясь сделать мелкий глоток. Но тут ему вдруг показалось, что он видит презрение во взгляде кабатчика. Тогда, подчиняясь какому-то странному мазохизму, он опрокинул содержимое кружки в себя, выпивая всё сразу, единым залпом.

Ощущение было таким, словно внутрь попала горящая щепка. Желудок и горло обожгло, а на глазах выступили слёзы. Фёдор непроизвольно согнулся, ухватившись за стойку. Гоша одобрительно хлопнул его по спине.

- Сейчас пройдёт. С первого раза оно всегда так.

Фёдор наконец отдышался.

- А ты молодец, - продолжал между тем Гоша, - так тяпнуть - это по-нашему. Жаль только редко сюда заходишь, а, Фёдор Михайлыч. Хотя, конечно, вам образованным с нашим братом часто общаться, наверное, срамновато будет.

- А, - раздражённо отмахнулся Фёдор, - толку то с неё, с моей образованности, если свободы нет и ты подневольный и я подневольный.

И Гоша слегка кивнул, соглашаясь.

- Да, все под барином ходим, судьба наша такая, всегда под ним быть. Видно, так уж богом определено.

Теплота от спирта заполнила собой всё нутро Фёдора, а затем ударила в голову. Наверное, он все-таки опьянел с непривычки.

- Определено, говоришь, - медленно выговорил он, - не знаю, не знаю, но говорят, будто всё могло быть иначе.

- Иначе - это как? - слегка удивился кабатчик.

Тут разговор ненадолго прервался: подвыпивший мужик со стуком поставил на стойку кружку, громко требуя ещё.

- Деньги! - потребовал кабатчик, - А то знаю я вас, голытьбу.

Мужик долго копался в кармане, собирая и считая копейки, потом бросил нужную сумму на стойку.

- На, подавись, гад! Пропади всё пропадом.

Гоша никак не отреагировал на оскорбление: такое было обычным, этот хоть не буянил. Деньги мгновенно исчезли в Гошиной руке, и он совершил привычное действие с "меркой". Мужик забрал кружку и покачиваясь, побрёл за ближайший столик. Было удивительно, что по пути он не расплескал половину.

- Так, что ты там говорил? - вернулся Гоша к беседе с Фёдором.

Тот вздохнул.

- Не знаю, правда иль нет, но когда в городе учился, слышал, будто предыдущий император наш Александр едва не стал нашим освободителем! Да только запугали его дворяне: сказали мол "отменишь крепостное - не жить тебе", вот он и не решился.

- Брось, - неуверенно проговорил Гоша, - кто может императору угрожать? Ему же достаточно слово сказать и всё по его будет.

- Много ты знаешь! Он тоже дворянами обложен со всех сторон. Говорят, ещё раньше того же матушка Екатерина хотела, и с тем же результатом.

Гоша ничего не сказал, но было видно, что Фёдору он не верит. Да, тот, честно говоря, и сам не знал, правда ли это. Но остановиться уже не мог: толи продолжал действовать алкоголь, толи просто хотелось выговориться.

- Нет, он вначале пробовал настоять на своём: говорил, что без свободного труда страна не может быстро развиваться, так как люди не заинтересованы в своём труде. И тогда нашёлся один мудрец, который предложил дрожку. Теперь её дают всем желающим крепостным, в обмен на выполнение барщины. Выполнил хорошо работы - получил дрожку и воспари! Нет работы - нет воспарения.

Фёдор понял, что едва не перешёл на крик, - такая ненависть прорезалась в его голосе. Он видел, как удивился кабатчик: дрожка для него была привычным делом.

- Ну да, - согласился он, - дрожка для крестьян самое то. В награду за хорошую работу им позволено почувствовать счастье и единение с богом. За такую награду все вкалывают на совесть. Ну не спорю, бывают иногда бунты, если мужики думают, что их дрожкой обделили, но это редко, что тебе не нравится-то?

Фёдор видел, что Гоша действительно не понимает. Никто из них не понимает, - думал он, - ну почти.

- Ну, хотя бы то, - говорит он, - что расплата уже грядёт: смертность от употребления дрожки стремительно нарастает, количество мертворождённых и уродов тоже, скоро хозяева столкнутся с дефицитом рабочих рук. Вот только все старательно делают вид, что этого нет. Дрожка, она ведь отнюдь не безвредная.

Он видел, что Гоша обдумывает его слова. Но разум кабатчика не мог пробить привычные установки.

- Это ты брось, - произнёс он, наконец, - какой вред от счастья и единения с богом?!

Говорить, что Фёдор действительно думает, по этому поводу было слишком опасно. Фёдор уже пожалел, что так разболтался. Впрочем, кабатчик уже сделал собственный вывод.

- Ты просто чем-то сильно расстроен, - сказал он, - вот всё и кажется серым.

- Да я и не отрицаю, - бурнул его собеседник.

- А что так? - полюбопытствовал Гоша.

И в голове вспыхнули полные боли воспоминания.

*************

Усадьба. Длинное белое здание с колоннами. Крыша обнесена балюстрадой, а перед фасадом стояло несколько высоких деревьев, которые сгибались от сильного ветра. Фёдор стёр о камень налипшую на башмаки грязь и поднялся по пологим ступеням. Дворовые знали его прекрасно.

- Егор Лукич завтракает, - сказал один из лакеев. - Жди.

- Важное сообщение, - Фёдору было слишком невтерпеж.

Лакеи неуверенно переглянулись. Было видно, что они колеблются.

- Ладно, попробую доложить, - сказал, наконец, старший. Он скрылся внутри столовой. Через минуту появился вновь.

- Барин готов тебя принять.

Фёдор зашёл. Егор Лукич завтракал в одиночестве, сидя на дальнем конце длинного стола. Младший лакей, что-то подкладывал ему на тарелку. Подобные порядки всегда удивляли Фёдора: разве не проще самому наложить. В ответ на вежливое приветствие барин благодушно посмотрел на Фёдора, небрежно вытер рот и кивнул:

- Говори.

Фёдор поклонился.

- Поручение вашего покойного батюшки выполнено.

Егор Лукич посмотрел на него с некоторым недоумением.

- Погодь, не пойму о чём ты.

Это удивило Фёдора: не мог же барин забыть? Но он тут же сообразил, что тот просто не понял.

- Три года назад, батюшка ваш - Яков Борисович, помимо всех прочим поручений велел попробовать разгадать секрет фарфора...

Егор Лукич даже привстал с места.

- Ты хочешь сказать, что действительно раскрыл эту тайну? - недоверчиво произнёс он.

Удивление барина было понятно. В Китае и Германии единственных странах способных делать фарфор его рецепт являлся государственной тайной. Мастера причастные к его изготовлению давали клятву молчать под страхом смерти.

Фёдор ещё раз низко поклонился. Потом достал из принесённой корзинки вазу, и протянул её Лукичу, вновь с поклоном. Егор Лукич взял её, недоверчиво пробежал пальцами, по свежесделанному фарфору, отметил белизну глазури, внимательно рассмотрел роспись и ясно понял, что это не подделка. Ещё раз восхищённо посмотрел на чашу и даже прицыкнул языком.

- Ну, ты и силён. Не зря мой батюшка, тебя учиться отправлял, нет, не зря.

- В мастерской есть целый сервиз, - сказал Фёдор.

- Молодей, ох молодец! Вечером к тебе загляну, а пока иди.

- Ну, чего ты ещё ждёшь, - добавил он, - видя, что Фёдор не трогается с места.

- Прошу прощения, Егор Лукич, но ваш батюшка обещал, что за раскрытие секрета, мне будет дарована вольная.

- Разве? - барин в задумчивости пригубил чаю, потом закусил бутербродом с икоркой. - Что-то не помню.

У Фёдора всё внутри оборвалось. Как же так, - подумал он, - может шутит, или действительно подзабыл. Он же присутствовал тогда, я точно помню.

- Мне было обещано! - твёрдо произнёс он.

- Но разве мною? - очень ласково произнёс барин. И тут же резко сменил тон. - Что-то ты забываться стал, холоп!

Голос Егора Лукича внезапно стал ледяным. Но тут же вновь сменил интонацию, вновь сделавшись более тёплым.

- А впрочем, я понимаю, такое открытие кого угодно из колеи выбьет. И человек ты справный, всегда верно нашему семейству служил. Ладно, подумаем, - сменил он вдруг гнев на милость. - Вернёмся вечером к этому разговору после обеда, когда я мануфактуру посещу, тогда и сервиз свой покажешь. А теперь действительно ступай.

Фёдор вышел, опасаясь нового приступа гнева. В конце концов, - окончательно мне не отказали, - думал он. - Наверное, просто хочет полностью убедиться.

Крепостной мастер разрывался между надеждой и отчаяньем. Его душу словно растягивали между этими двумя чувствами. Да не может он мне отказать после такого, - думал он, - я же ему золотое дно открыл. Но потом, когда он вспоминал прощальный взгляд барина, то тот почему-то казался ему зловещим.

Барин действительно некоторое время смотрел ему вслед, даже когда дверь за холопом закралась.

- Отпустить такого крепостного, - пробормотал он, - да что я безумец, что ли. Надо просто на дрожку его подсадить, только и всего. Он, правда, не употребляет, но можно ведь и незаметно подмешать.

************

Мануфактура, принадлежащая Егору Лукичу, находилась на берегу реки. Нельзя сказать, что она была такой уж большой: просто длинное одноэтажное здание, кирпичное.

Было слышно, как скрипят тяжёлые колёса, перемалывая в крошево камень. Фёдор видел, как истекающие потом люди, всё ходят и ходят по кругу, толкая грудью тяжёлые рукояти, что были прикреплены к оси.

Зрелище это было настолько привычным, что ничего в нём не вызывало, и Фёдор миновал колёса не задерживаясь и не задумываясь. Он слышал, что в других странах для этого теперь применяют паровые машины, но плохо представлял себе, что это такое и как устроены.

Лаборатория самого Фёдора находилось в другом конце мануфактуры и к ней же примыкало его жилище. Здесь Фёдор и стал ждать Егора Лукича. Душа его то скатывалась в отчаяние, то испытывала хрупкую надежду. Состояния его сменялись так часто, что это превратилось в настоящую пытку.

Он ждал, что барин появится сразу после обеда, но Егор Лукич соизволил прибыть только под вечер, когда уже скоро должно было начать темнеть. Барин держался ровно, но Фёдор, каким-то шестым чувством, сразу понял, что что-то не так. К тому же кроме обычных двух лакеев Егора Лукича зачем-то сопровождал кузнец.

Фёдор низко поклонился барину.

- Извольте взглянуть, Егор Лукич.

Крепостной химик торжественно указал на стол, где заранее подготовленный стоял фарфоровый сервиз на шесть персон.

Егор Лукич вальяжно подошёл к столу. Некоторое время он любовался блестящими поверхностями чашек, по которым бежал узор из голубых линий. Потом, явно наслаждаясь, провёл рукой по выпуклому боку чайника. На губах его при этом на мгновение появилась улыбка истинного ценителя.

- Хорошо, - проговорил он, - весьма хорошо.

У Фёдора отлегло было от сердца.

- То есть это хорошо, - проговорил Егор Лукич не меняя тона, - а вот всё остальное плохо.

И тут голос его резко изменился, сделавшись громким и гневным.

- А вот всё остальное плохо, говорю! Как смеешь ты по кабакам слухи, порочащие нашу державу и покойных государей распускать! Или думать смеешь, что ты, холоп, в государевых делах разбираешься!

Фёдор похолодел. Неужто Гоша выдал, - подумал он. Хотя кабатчик вроде бы и не слыл доносчиком. Может кто-то из тех, кто тогда в зале был? Возможно, они слишком громко разговаривали?!

- Егор Лукич... - начал он было умоляюще.

Но барин больше не желал его слушать.

- Что Егор Лукич?! Нет, за свои слова все отвечать должны. Больше ты мне честных холопов с панталыки сбивать не будешь.

- В железа его, - сказал он неожиданно спокойно, обращаясь к кузнецу, на цепь немедленно, прямо здесь, что бы больше из лаборатории не выходил, а свою вину полезной работой искупал.

Тут голос его вновь сменил тон, сделавшись каким-то умиленно ласковым.

- Учти, только за прежнюю службу твою такую милость явил, не отправил в сыскную канцелярию. Всегда помни мою доброту.

- А сервиз, - повернулся он к лакеям, - отнесите мне в особняк.

Фёдор застыл, у него словно отключились все эмоции. А барин уже выходил на улицу, словно не желая видеть того, что должно было свершиться по его приказу.

Двое дюжих лакеев тут же схватили Фёдора за руки, швырнув на лавку. Почему-то он даже не пытался сопротивляться, всё словно происходило в каком-то кошмарном сне, из тех в которых человек ощущает себя абсолютно беспомощным. Кузнец тоже вышел, но почти сразу вернулся, волоча за собой длинную тяжёлую цепь.

Всё уже было решено, - ясно понял Фёдор, - всё уже было решено. Сознание словно отупело, эмоции заглохли, как бывает иногда в минуту отчаяния, когда сделать ничего нельзя. И только где-то в глубине разума крутилась совершенно неважная сейчас мысль: интересно, куда же они вделают второй конец.

Внезапно Фёдор зашёлся безумным хохотом, кузнец с лакеями на мгновение замерли. Но тут же продолжали делать своё чёрное дело. Ну, тронулся крепостной химик умом, ну и тронулся - не их как говорится проблемы. Они не знали, что причины смеяться, у Фёдора всё-таки были. И он от души смеялся, скорее всего, в последний раз в жизни.

Барин не потрудился заглянуть в лабораторный журнал, а там просто не было нужных записей. Обладая блестящей памятью, Фёдор легко держал в уме все пропорции, вписывая их уже много позже.

И этот, изготовленный им сервиз будет первым и последним: ибо Федор с абсолютной ясностью понял, что секрета барину не откроет даже под пыткой.

В сознание Фёдора вдруг прорвался звон молотка: кузнец забивал его кандалы. Сознание зачем-то отсчитывало удары: раз, два три. Слово "три" почему-то громко прозвучало в его сознании.

3

Тьма рассеялась в третий раз. Теплов думал, что третий переход окажется наиболее лёгким: сознание должно было уже приспособиться к переносам. Но если эмоции Михаэля были чувствами сильного духом бойца, и даже отчаяние его было не за себя, а за дело, то Фёдор был уже практически сломлен безысходностью. Его разум словно погрузился в глухое болото отчаяния. И разум Теплова очень медленно вытаскивал себя из него.

Пожалуй, если бы Сергей мог, то прервал бы эксперимент. Но он был не в состоянии вмешаться в программу компьютера. Теплов подумал, что три сна подряд были все-таки перебором: раньше они никогда так не делали. Ну, что ж, - решил он, если в ход эксперимента вмешаться невозможно, то будем, по крайней мере, осматриваться, куда нас выбросило на сей раз.

Он находился в поселении явно сельского типа: рядом располагались поля. Дома были небольшими и довольно странной архитектуры. Это были куполообразные сооружения не совсем правильной формы с узким входом и двумя - тремя рядами маленьких окон, один над другим. Купола были серыми и унылыми. Возможно, их вылепили из глины. А окна больше походили на смотровые отверстия.

Однако идущий через центральную площадь молодой мужчина этого не замечал. Другой жизни он не то что бы не представлял, Никею приходилось бывать в большом городе по делам, просто не особо интересовался. С его точки зрения это была какая-то абстракция, не имеющая к нему никакого отношения.

Никей миновал фонтан в центре площади, который окружали статуи звёздных богов. Машинально сделал священный знак. Нельзя было сказать, что бы они здесь особо веровали, скорее это просто была дань привычке. Сегодня был выходной день десятидневки, идти в поле не требовалось, и Никей собирался выкупаться, а после он, возможно, пойдёт к Тейсе. Ему давно нравилась эта девчонка и он был не против создать с ней семью, если, конечно, городской оракул одобрит их брак.

Однако дойти до речки не получилось. Когда он уже покидал площадь, из общинного дома его окликнули. Никей нехотя повернулся, узнав голос старосты. Опять какое-нибудь поручение придумал, - подумал он недовольно.

Но подойдя ко входу Никей заметил внутри почти всё мужское население посёлка. Присутствовало даже несколько женщин. Похоже, намечалось, что-то серьёзное.

- Где тебя там боги носили, - проворчал староста. - Только тебя и не было.

Никей промолчал. Никакого собрания на сегодня не назначалось и виноватым он себя не чувствовал.

- А, не важно, - буркнул староста, - заходи.

Никей зашёл. Быстро обежал помещение взглядом и, обнаружив на скамье Тейсу, хотел было сесть неподалёку. Но свободных мест рядом с девушкой не оказалось, и ему пришлось устроиться через ряд. Отсюда он мог видеть лишь её курчавые волосы. Ну ладно, - решил Никей, - послушаем, что нам скажут. Поболтать, в конце концов, можно и потом.

Пол перед входом слегка поднимался небольшим бугром, и староста поднялся на это возвышение. Вид у него был слегка мрачноватый.

- Думаю, ещё не все слышали, - словно нехотя проговорил он. - Вчера я был в городе. В общем так, есть слух, что скоро будут объявлены криптии.

По помещению пробежал шёпоток, что это значит понимали все.

- Но ведь их уже лет пятьдесят не объявляли, - пробормотал толстый Арест.

Это была правда. Последний попавший под криптии селянин умер больше года назад. Это был старик Михей. После удара нейрокопьём все его профессиональные навыки сохранились, но та часть сознания, которая отвечала за волю, была полностью утрачена. Он мог только исполнять приказы. Желания же оставались лишь самые простейшие: поесть, поспать, отдохнуть, словом чистая физиология. Обучиться чему-нибудь новому он уже тоже не мог.

Староста недовольно зыркнул на Ареста.

- Давно не было, это ещё не значит, никогда не будет, - буркнул он. - Если помните, сорок лет назад эпидемия была. Большая смертность. Вот нам и дали время наплодиться. Им совершенно не нужны обезлюдившие деревни. Но сейчас, по их мнению, нас слишком много. Вот и решили подсократить. Если кто не знает, то после удара нейрокопьём сексуальные инстинкты тоже стираются, как, впрочем, и всё прочие побуждения.

Староста немного помолчал, зачем-то вытирая о собственную хламиду и без того чистые руки.

- В общем, все, полагаю, знают, как действуют охотники. Они нападают только вне поселений и, как правило, по ночам. Короче, после колокола отбоя никому из села не выходить. А днём только на поля. На них не трогают. Считают, что если ты интересуешься только работой, то законопослушен и неопасен. Думаю, всем всё ясно. И так месяца два. Передайте семьям. Надеюсь увидеть вас всех в добром духе.

Мрачные люди начали расходиться. Никей всё же решил искупаться. Сегодня ещё вряд ли, что-нибудь будет. А вот после он уже не посмеет. Пока криптии не закончатся. Попасть под удар нейрокопья Никею совершенно не хотелось. Лучше уж потерпеть, переждать. То, что охотники действуют в основном ночью, совершенно не значило, что они совсем не будут действовать днём. Старики говорили, что бывало по всякому.

Прохладная речная вода во время жаркого дня обычно действовала на него освежающе. Но сегодня он не ощущал удовольствия. В голове постоянно прокручивались мысли о криптии. Ну, что мы сделали городским? - думал он, - Чем провинились? Дань платим исправно, никогда не бунтуем. Так чего же им ещё надо? Да, не бунтуем...

На последнем слове мысли его немного запнулись. Оно показалось Никею зловещим и одновременно притягательным. Хотя значение его он понимал плохо. Вроде бы это значило сознательно нарушить вековечный порядок.

При одной мысли об этом Никея слегка передёрнуло. Вековечный порядок был спущен людям богами и он плохо понимал, как можно стремиться его нарушить. Но иногда по вечерам селяне пересказывали друг другу зловещие истории об ужасных бунтарях и страшных колдунах. Но все эти злодеи жили ещё в древнейшие времена, если вообще когда-нибудь жили.

Никей выбрался из воды и двинулся обратно к деревне. Сам не зная зачем он сделал небольшой крюк, шагая мимо зёрнохранилищ. И всё же почему вековечный порядок такой, - думал он. Он вспомнил легенды о первородном грехе за который на были наказаны не только свершившие, но и потомки их. Но легенды были какими-то невнятными и сильно разнились. Никей вздохнул, наверное, городские знали истину, но им ведь не скажут.

Нагретая солнцем дорога впереди него была пустынной. Она проходила мимо орешника, потом, круто изгибаясь, проходила возле самых амбаров и вспомогательных построек. Самая старая из них уже слегка покосилась. Её стену пересекали щели и трещины. Здесь хранился всякий хлам, который просто жаль было выкинуть. Но, к удивлению Никея, именно из этого строения его и позвали.

- Давай сюда, - услышал он голос Ареста, - переговорить надо.

Никей зашёл, слегка недоумевающий, от чего нельзя было переговорить в деревне.

Это строение несколько отличалось от остальных: было более вытянутым и смотровых отверстий в стенах находилось поменьше, из-за чего внутри даже днём было темновато. Но, не смотря на недостаток света, Никей сразу узнал присутствующих. Здесь находились почти все парни деревни его возраста. Была даже Тейса, впрочем, она давно прославилась умением впутываться в дела, которые женщин вроде бы не касались.

С минуту они смотрели на него, как будто оценивая, и Никей ощутил раздражение. Он хотел уже было поинтересоваться, что всё это значит, но тут Арес наконец спросил:

- Никей, что ты думаешь о криптиях?

- Таков вековечный порядок, - машинально ответил юноша. Потом он ощутил нелепое желание убежать. Уж не узнали ли они каким-то не понятным образом об его недавних мыслях. Но это было слишком нелепо.

- А что тебе так нравится этот порядок, - с усмешкой поинтересовалась Тейса.

Разговор становился интересным.

- А что мы можем сделать? - в свою очередь поинтересовался он.

- Вот это уже разговор, - обрадовано произнёс кто-то.

- Кажется, кое-что можем.

Это сказал Тэзей, сосед Никея. Их дома стояли рядом с друг другом. Он был известен своим неугомонным характером. Вокруг деревни не было ни одного дерева на которое Тэзей в детстве бы не залез, ни одной канавы в которую он бы не спустился. Уже годам к десяти он обследовал, пожалуй, всё что возможно.

Тэзей замолчал, в упор уставившись на Никея, казалось, его снова оценивали. Тут уже не выдержал Арес:

- Да скажи ты ему, Никей парень надёжный.

Расскажут, - подумал юноша, - никуда не денутся, иначе б не стали и звать.

- Ну ладно, - сказал Тэзей важно.

Чувствовалось, что рассказывает он всё это за сегодня не в первый и даже не во второй раз, но ему всегда нравилось находиться в центре внимания.

- Ты, конечно, знаешь, что этот амбар построен на старом фундаменте?

Конечно, Никей это знал. Именно этим и объяснялась необычная форма строения. Деревенская легенда гласили, что фундамент был заложен ещё до Войны.

Никей машинально кивнул, однако Тэзей и не ждал ответа. Он продолжил не останавливаясь.

- Тут есть старая дыра в углу. Труба, она уходит прямо в фундамент.

- Да, я помню, - Никей вновь согласно кивнул. - Старый водослив.

- В детстве я любил везде лазить.

И сейчас любишь, - мысленно усмехнулся Никей. - Наверняка и в эту трубу залез.

- В общем, в эту дыру я тоже залез.

Кто бы сомневался.

- Не знаю уж, что это было, но только не водослив. Труба была очень длинной и выходила в подземную комнату. Другого пути сейчас туда нет. У меня с собой были факел и огниво. В общем, я зажёг его, осмотрелся. Там ящики, некоторые вскрыты. Я тогда даже не понял, что в них, но запомнил. Уже много позже догадался.

Тэзей сделал эффективную паузу.

- Ну, не тяни, - не выдержал Никей. - Что ты там нашёл?

- Плазменные винтовки, - торжественно объявил Тэзей. - Плазменные винтовки и энергоблоки к ним.

Но по началу Никей ему не поверил.

- Невозможно, - проговорил он неуверенно, - их не сохранилось даже в городе, секрет производства был утерян со времён Великой Войны. Ты ошибся!

Вместо ответа Тэзей вытащил сзади себя и поднял на руках массивный цилиндр с прикладом. Ошибки быть не могло. Они все видели такие в патриотических фильмах, которые иногда привозило в деревню бюро пропаганды.

- Вот видел, в городе нет, а у нас есть.

И он слегка надавил ладонью на выпуклость в корпусе. Послышался лёгкий щелчок, это окончательно встал на место энергоблок. Возле приклада вспыхнула красная линия индикатора. Это значило, что оружие полностью заряжено.

Почему-то Никею особенно бросилось в глаза, как свисает с винтовки ремень. Значит это правда, - машинально отметил он, - правда, что древние энергоблоки были способны хранить заряд практически вечно.

- Там их много, - вмешался Арес, - мы уже все лазили. Пусть только сунутся, у нас теперь есть чем ответить.

- Вы что серьёзно, - Никей оторопел, - но это же значит нарушить вековечный порядок! Бунт!

Да, бунт. Никей вдруг впервые с полной ясностью осознал истинное значение этого слова. Оно вдруг представилось ему в виде ослепительного огненного вихря, проламывающего любые перегородки. Могучая стихийная сила, зловещая и одновременно притягательная. Он ощутил тоже странное раздвоение, что уже испытывал недавно, размышляя об этом понятии. Только теперь оно было куда более сильным, а искушение почти не преодолимым - ибо реальным.

- Но так же нельзя, - неуверенно, проговорил он.

Арес резко поднялся, встав рядом с присевшим Никеем. И вдруг провёл рукой прямо у него пред лицом.

- Никей очнись, никому не нужен этот вековечный порядок, он выгоден только горожанам, да и то не всем.

- Да он выгоден только магистрату и нобилям, - яростно воскликнула Тейса. - Ник, я думала, ты настоящий мужчина!

Однако на подобные провокации Никей уже давно не поддавался.

- Хорошо, - произнёс он, - у нас есть оружие, довольно мощное. Что дальше?

Остальные посмотрели на него с недоумением.

- Ну, - с энтузиазмом произнесла Тейса, - теперь мы им всем покажем!

Однако под конец в интонациях её проскользнула некоторая неуверенность. Похоже, вся компания просто не задумывалась о том, как построить конкретные действия. Этого Никей и боялся.

- Забудьте, - печально произнёс он. - Никто из нас понятия не имеет о военном деле. Будь у нас даже миллион этих винтовок, мы бы не выстояли против города. На худой конец, нас возьмут просто измором. А заряд в накопителях, между прочим, не вечен: он расходуется. Да и одна деревня это слишком мало, что бы изменить мир.

- Трус! - гневно воскликнула Тейса.

Однако Никей видел, что кое-кто призадумался.

- А, кстати, сколько всего ружей? - поинтересовался он.

- Около полусотни, - машинально ответил Тэзей. - И ещё две сотни энергоблоков.

Никей прекрасно понимал, что с таким количеством можно наделать немало шороху, но вот победить вряд ли. Но как доказать это остальным.

Тэзей крепко задумался, не обращая внимания на подначки Тейсы.

Неизвестно, как бы всё могло повернуться чуть позже. Возможно, Тесей бы убедил ребят не делать глупостей, а возможно и наоборот присоединился бы к ним просто из солидарности. Однако события вдруг приняли оборот ни кем не предусмотренный.

В небесах раздался звук. Он словно выделился из тишины, что бы постепенно налиться силой, приблизиться и зависнуть над деревней. Винтокрыл. Все невольно приблизились к смотровым отверстиям. Рассмотреть, через них происходящее было толком невозможно, но, судя по звуку, машина шла на посадку.

Странно, - подумал Никей, его кольнуло тревожное предчувствие.

Все вышли наружу, но как-то осторожно, словно опасаясь чего-то. Стена строения закрывала деревню. Они подошли к углу, стараясь однако не слишком светиться.

Могучая машина коснулась земли. Её борт пересекала жёлтая полоса, над которой в тёмном ромбе была нарисована эмблема меча. Машина военных. Все вздрогнули. На их памяти в деревне винтокрылы не опускались ни разу. Селяне видели их только в воздухе. Сейчас никто не понимал, что это может значить.

Люк отошёл вниз, образовав трап. Никей видел, как спускаются воители, небольшой отряд - кажется человек двадцать. Зелёная униформа с шевронами на рукавах, пластиковые каски с прозрачным забралом, кобуры на поясе. В руках воители вертикально держали довольно длинные и толстые жезлы, на которых чередовались тёмные и красные полосы, а на концах были блестящие шарики.

- Кто ещё знает о винтовках? - шёпотом спросил Никей.

- Да никто, - также негромко ответил Тезей.

- Да он даже нам только сегодня сказал, - подтвердил Арес. - Не знаю, зачем они прибыли, но только не из-за ружей.

И тут же, не меняя интонации, сказал:

- Тезей, прячь всё обратно, быстро!

- Но... - заикнулась было Тейса.

Но Арес резко оборвал её.

- Не будь дурой, прямо сейчас мы действительно не готовы.

Как ни странно девушка даже не обиделась, видимо понимала, что Арес прав. А к воителям уже почтительно приближался староста с двумя помощниками. Все трое подобострастно кланялись. Остальные селяне столпились небольшими группами, вдоль домов, не решаясь, приблизится.

- Приветствую вас от лица деревни, - почтительно проговорил староста, - заступники наши и хранители вековечного порядка.

Он остановился, отвешивая глубокий поясной поклон, так что борода его едва не мела землю. При этом один из его помощников, видимо, не успев вовремя затормозить, проскочил немного вперёд, оказавшись прямо перед командиром воителей.

В тот же миг тот небрежно шевельнул жезлом, описывая им короткую дугу. Шарик на конце коснулся головы помощника старосты. Тот тут же дёрнулся, словно через него прошёл электрический разряд и через мгновение застыл с тупым выражением на лице, сделавшись вдруг каким-то безжизненным. Никей не понял, что произошло, зато это прекрасно понял староста.

Он застыл на месте, сильно побледнел, а на лице его при этом отразилось сильное потрясение.

- За что?! - проговорил он. - Мы же в деревне, на своей территории. Правила криптий запрещают...

Ответом ему был презрительный смех командира.

- Похоже, вы всерьёз решили спрятаться за устаревшими правилами. И не надейтесь! Ваше селение самое большое в округе, к тому же анализ показал у вас слишком большой индекс взаимной солидарности, что для простолюдинов недопустимо!

- Чего я вообще с вами разговариваю! - вдруг спохватился он, и резко развернулся к солдатам. - Начать операцию!

И только сейчас Никей понял, что человека ударили нейрокопьём.

Они не соблюдают даже собственных правил, - ошеломлённо подумал он, - даже собственных правил. А значит, нет никакого вековечного порядка.

В нём вновь вспыхнуло то чувство, которое он испытывал, размышляя о бунте и впервые увидев плазменную винтовку, но тогда он испытывал лишь слабые отголоски его. Теперь же было нечто такое, чему и название не подобрать. Это действительно было похоже на огонь. Мгновенно вспыхнув, оно заполнило его всего, полностью заполнило всё тело, подчиняя волю и разум. Никей не знал, что впервые в своей жизни испытывает истинный гнев.

Шаг внутрь амбара, выхватить у растерявшегося Тэзея плазменную винтовку. Слишком растерянный, он так и не успел отнести её в лаз, и это было хорошо!

Никей выхватил оружие, при этом краешком зрения он продолжал наблюдать за воителями. Отряд уже полностью сошёл с трапа и принялся рассыпаться, явно пытаясь охватить селян кольцом. Медленно, не спешно, зная, что никуда эти илоты не денутся.

Знание о плазменных винтовках никогда не скрывалось, их показывали во многих фильмах о героях, что устанавливали вековечный порядок на заре времён. Ведь считалось, что подобного оружия не осталось. И сейчас всё просмотренное им совместилось в одном мгновенном прозрении, подхлёстнутое гневом, оно тут же перешло в понимание.

Управление действительно было очень простым. Взгляд в прицел, кнопка захвата цели, огонь!

Кажется, некоторые солдаты успели, что-то сообразить: тренировали их действительно неплохо. Они попытались рассредочиться. Поздно: большинство из них стояли ещё слишком кучно. А вырвавшийся из дула ружья крошечный огненный шарик уже с бешеной скоростью устремился к небесной машине.

На месте винтокрыла на мгновение вырос цветок огня. Ударил воздушный вихрь. Никей видел каким-то замедленным восприятием, как в воздух вздымаются куски машины. Особенно хорошо был виден тяжёлый винт. Он летел словно детская вертушка.

Кусок стали, вонзился прямо в стену амбара. Ударная волна расшвыряла солдат, словно пух, тех немногих, кто уцелел. Многие селяне тоже попадали на землю: толпа находилась слишком близко ко взрыву. Но они быстро поднялись.

Какое-то мгновение люди явно пытались понять случившееся, а потом, словно подчиняясь единой коллективной воле, кинулись к валявшимся, словно дрова воителям, по пути вооружаясь, тем тяжёлым, что под руку подвернётся, в основном камнями.

Когда раскалывается толстый лёд привычного повиновения, под ним всегда пылает огонь, ничем уже несдерживаемый. Вряд ли люди толком уразумели, что только что случилось, но все ясно поняли - терять им уже нечего. Лежащим без сознания воителям просто проламывали головы.

А вот тот, лежащий подальше с другой стороны от обломков, кажется, очнулся. Плохо соображает, но уже тянется к кобуре. Никей догадался уменьшить мощность ружья, что бы не зацепить своих. Новый выстрел.

Не знаю, чем всё закончится, - подумал он, - скорее всего с нами всё же рано или поздно покончат. Но этих мы точно помножим на ноль. Он где-то слышал эту фразу, и она ему очень понравилась. Помножим на ноль, помножим на ноль, на ноль...

0

Теплов очнулся. Некоторое время он не понимал, где находится. Койка, шлем на голове, неяркие огоньки компьютера. Он снова был в лаборатории. Теплов сел, понемногу приходя в себя.

- Ничего себе, - пробормотал он, - ничего себе.

Ещё ни в одном из опытов, он не чувствовал такой вовлечённости, другие, насколько ему известно, тоже. И хотя он наблюдал всё в каком-то смысле со стороны, впечатления были очень сильными. С чем это было связано, Теплов не знал.

Он встал и, массируя лоб, подошёл к окну. Сильно болела голова, мешая сосредоточиться. Трижды он видел миры длительное время не испытавшие потрясений и социальных бурь, и все они оказались адом. А ведь двое из них были достаточно развиты технически. Значит, всё совсем не так просто как ему недавно казалось.

Но ведь революции это всегда море крови и смерть многих невинных, - думал он - неужели они действительно необходимы. Нужен был какой-то баланс. Но как его добиться, Теплов не знал.

За окном стемнело, уже зажглись фонари, и некоторые машины ехали со включёнными фарами. На другой стороне площади горела неоновая реклама.

В конце концов, - наш мир вовсе не самый худший, - подумал Теплов. - Хотя и самым лучшим его, конечно, назвать нельзя. Интересно всё же, как выглядит он - этот лучший. Ведь должен же он где-то быть в этой самой бесконечности, самого краюшка которой он Теплов сегодня коснулся.

Что ж, Михаэль, Некей, Фёдор, вы преподнесли мне хороший урок, его следует тщательно осмыслить. Но прямо сейчас я к этому не готов: слишком устал.

Он ещё раз глянул в окно, на свой привычный и как оказалось не такой уж плохой мир. Потом как-то необычно медленно собрался и, вынув из стола ключи, вышел наружу, запирая лабораторию.

Жена наверняка заждалась, странно, что ещё не звонила. Вскоре он вышел из здания и растворился в сумерках большого города.