Посвящаю коту Ваське. Самому умному. Трагически погибшему.
Всем котам, которые когда-либо были мне другом и душевным одеялом.
Всем кошачьим планеты Земля посвящаю.
Всем животным.
Матери Природе.
Шумела весна. Середина апреля. Меня искали все. Ну, или почти все. Менты искали меня по одной причине. Бандитам я был нужен тоже позарез, но причина была иной. На неопределённое время мне надо было скрыться. Но куда ? К родственникам, которые были раскиданы по всей стране ? Именно у них будут искать в первую очередь. К тому же я быстро засветился бы при покупке билетов на любой транспорт. Друзья, подруги ? Их тоже будут шерстить наверняка. Да и подставлять их не хотелось.
Обмозговав ситуацию я быстро понял - чтобы исчезнуть, надо было зашхериться под самым носом у преследователей. И я вспомнил о таком месте.
В начале восьмидесятых моей матушке за многолетний ударный труд благодарное государство выделило кусок земли. Две сотки на берегу реки Москвы, на месте бывшего кукурузного поля, должны были удовлетворить крестьянские потребности рабочего класса. Пока матушка была в состоянии возделывать и обрабатывать, она этим и занималась. Я лишь изредко приезжал для помощи в поливе взращённых культур. Также я набирал в многочисленные вёдра и бочки воду, на будущее, чтобы маме не надо было ходить на речку. В правом дальнем углу от входа я сколотил небольшой домик-сарайчик. В нём можно было спрятаться от дождя или палящего солнца и держать инструменты.
После смерти мамы я ни разу не заезжал на этот участок. Все эти огурцы, капусты и петрушки я мог купить в магазине. Теперь же это было единственное место, где я мог бы найти пристанище. Во всяком случае весну, лето и осень я мог перекантоваться огородным отшельником, а там видно будет. Огород находился в двух километрах от дома, где была квартира матери. Вряд ли кто из ментов или бандитов знал о его существовании, поэтому это был мой шанс.
Я выехал на разведку. Замок на калитке был сбит вместе с ушками - наверно бомжи постарались. Я зашёл на ещё не до конца подсохший огород. Три вишни, восемь кустов смородины, одна яблоня и две сливы были на месте, только выросли и стали пышней. По всей земле валялись сморщенные переплёты прошлогоднего бурьяна. Сарайчик, к моему счастью, стоял целохонький, но тоже со сбитыми ушками на двери. Удивительно, но внутри всё было в целости и сохранности. Узкая скамейка, небольшой столик и даже все инструменты были на месте. Зимовавшие здесь бомжи оказались культурными людьми - не переломали, не сожгли, не засрали. Может подействовала иконка Христа, висевшая прямо напротив входа на восточной стене сарайчика.
Я присел на лавочку и, глядя через дверной проём на влажные комки земли, вспомнил маму. Вспомнил, как она с параллельной земле спиной, могла часами возиться на огороде. Вспомнил, как учила меня - когда надо сажать те или иные семена, как и чем удобрять, в какое время лучше поливать. Вспомнил, как искренне радовалась каждому завязавшемуся бутончику и новой созревшей вишенке. Глаза мои по весеннему набухли чистой слезой.
- Вот, мама, и мне пригодился твой огород, - прошептал я, шмыгнув носом, - придётся вспоминать всё, чему ты меня учила.
Этим же вечером я притащил сюда два огромных баула со шмотками и другой утварью, необходимой для жизни дикарём. Чтобы без последствий для здоровья пережить стоявшие ещё довольно холодные ночи, принёс я и германский спальный мешок. Как показало время это был правильный шаг.
Теперь мне предстояло обустроить место моего уединения. И я приступил к работе. Первым делом прикрепил новые ушки на калитку и на дверь в домике. Повесил новые замки. Затем надо было восстановить забор. Практически требовалось поставить новый, так как прежний представлял собой металлическую решётку высотой полтора метра и вся моя "фазенда" просматривалась вдоль и поперёк. А меня это не устраивало. Я должен был сделать непроницаемую стену для собственного же спокойствия.
Метрах в трёхстах от моего участка были заброшенные сады, так называемые "самозахваты". Когда-то они процветали и подкармливали свежими фруктами и овощами добрую часть жителей небольшого подмосковного городка. Но со временем, - то ли благосостояние населения выросло, то ли повымирали труженики, а потомки плюнули на это дело, - сады были запущены и отданы на растерзание бомжам и вездесущей детворе. Зато там осталось море, мне сейчас так нужного, строительного материала. Сарайчики и заборы хотя и были поломаны и разворочены, но они всё равно состояли из досок, брусков и жестяных листов, - а это мне и было надо.
В течении недели я с утра до позднего вечера, с перерывами только на обед, ужин и редкие перекуры, как запрограммированный природой муравей переносил в свой новый муравейник всё, что смог оторвать, отодрать, отломать и выкопать, или просто подобрать. Принесённое я складывал на пока ещё не вскопанном огороде, строго по определённым стопкам. Доски в одну стопку, брусья и брёвна в другую, металлические листы в третью. Отдельная кучка создавалсь из всяческого бытового хлама, который впоследствии мне мог пригодится : вёдра, чайники, железные миски, стулья, вазы и прочее. Так же немало я обнаружил на заброшенных участках инструментов и приобщил их к своим : три кола, четыре лопаты, топор, пила, два молотка, грабли, две тяпки, гвоздодёр и даже вполне работоспособный рубанок. В хозяйстве всё пригодится !
Самым сложным было найти подходящие сваи, или как там они называются, ну основные массивные брёвна или бруски, которые вкапываются по периметру, а на них уже лепится забор. Надо было отыскать, выкопать и донести тяжёлые и длинные брёвна - лёгкие и тонкие деревяшки для этого не годились. Я хотел построить основательную стену. А все эти сваи, которые ещё не сгнили и были пригодны для дальнейшей эксплуатации в виде моей крепостной стены, уже были закопаны своими бывшими хозяевами минимум на пятьдесят сантиметров, да ещё для стойкости завалены булыжниками и железками. И весили они не хило, я вам скажу. Осложнялось всё ещё и сыростью земли. Но я копал. Выкапывал. Потом вытаскивал брёвна наверх. Пыжился. Затем тащил их триста метров "до сэбэ". Бросал. И снова - вперёд ! За светлым будущим одиночества ! К построению робинзонизма !
Когда начинало темнеть я доползал до своего домика и забирался в спальный мешок. Первые три ночи я спал хреново. Просыпался от каждого шороха или крика птицы. Вследствии этого отдых был неполноценным и в конце концов, на четвёртую ночь я еле добрался до домика, заполз в мешок и не смотря на боли в мышцах почти сразу отрубился. Я не видел снов. Такой крепкий беспробудный сон и прошмыгнувшая моментально ночь у меня были только на службе, по первому году. Проснулся я только от нестерпимого желания отлить. Я в субнамбулическом состоянии расстегнул молнию мешка, безвольным роботом дошёл в дальний угол, почти не раскрывая глаз. Пописал и так же пошёл обратно, в надежде забраться снова в тёплый мешок и уйти из этой серой действительности. Но проделанные шаги дали о себе знать. Организм всё-таки немного очухался и в голову начали просачиваться мысли. А раз мысль проникла в мозг, она уже не даст ему снова расслабиться. И первая, вместо : "доброе утро", говорила : "Тебя ищут, дядя ! Надо строить ! Пахать надо !!!" И вслед уже орала : "Подъём бойчина !" И я заставил себя пойти умываться.
Я умылся. Почистил зубы. Сожрал банку рыбных консервов и запил минералкой.
Солнце уже взошло и птички пели вовсю. Воздух был свеж. Я выспался и чувствовал прилив безграничных сил. Мышцы уже почти не болели.
- Ну что-с, - сказал я себе, - приступим-с пожалуй !
Материала было натаскано достаточно и я приступил к возведению забора. Сначала я выкопал по всему периметру ямы глубиной пол-метра и диаметром сантиметров тридцать, на расстоянии два метра друг от друга. Потом я действовал по следующей схеме. Напротив трёх ямок я клал три бревна или толстых бруса длиной не меньше двух с половиной метров. Перпендекулярно укладывались три доски, с расчётом, что самая нижняя доска долна быть не ниже шестидесяти сантиметров к концу бревна. Вся эта конструкция скреплялась гвоздями и следовала предпоследняя операция - уладывались жестяные листы и прибивались к доскам. Так получался забор, но лежачий. Теперь его оставалось только поднять, установить в заготовленные для свай лунки и закрепить. Эта и была последняя операция, которую я не без труда, но тоже осилил. Я брался за центральное бревно звена и поднимал его, аккуратно стараясь попасть всеми тремя брёвнами в свои ямы. Когда все три сваи попадали в цель, я, придерживая спиной конструкцию, закидывал в лунки камни и обломки кирпичей, укрепляя основание забора и потом засыпал выкопанной землёй. Так, "одним махом" я закрывал почти шесть метров пограничной полосы.
На бумаге всё это выглядит достаточно быстрой операцией. На самом же деле, чтобы полностью оградить две сотки у меня ушло ещё четыре дня. Плюс я сколотил и установил новую калитку, более мощную, более высокую и широкую, и с засовом с внутренней стороны.
Теперь я был удовлетворён. Меня окружал непроглядываемый забор высотой в два метра. Пришлось пройтись по соседским участкам и с их стороны осмотреть нововозведённую ограду. Ни одной дырочки, через которую можно было бы подсмотреть за происходящим внутри, небыло.
- Ай-да я ! - торжествующе воскликнул отшельник. - Ай-да сукин сын !
Работа была проделана колоссальная и выполнена качественно. Но ещё многое предстояло сделать. Я достал тетрадь и ручку. Уселся за столик. Закурил и стал расписывать план дальнейших действий. Пунктов получилось немного.
1) Забрать и вынести на волю Ваську.
2) Закупить семена.
3) Обустроить домик.
4) Перекопать огород.
5) Смастерить уборную.
6) Посадка.
Но прежде чем я навострюсь выполнять намеченныё пункты, мне срочно требовалось помыться. Да и побриться заодно. За девять дней я провонял потом и оброс, и выглядел как Бен Ган, брошенный на необитаемом острове жестокими пиратами.
Из кирпичей я сложил две стенки. Сверху положил металлическую решётку и развёл костёр между кирпичами. В десяти минутах хотьбы протекал ручей, впадающий в Москву-реку. Происходил он из родника, который находился в черте города, а посему в сыром виде пить воду было не желательно, но в кипячёном состоянии и для помыва вполне была пригодна. Я набрал два ведра воды. Одно поставил на решётку и накрыл крышкой - так быстрей нагреется. Из второго я ровно половину отлил в два чайника. Потом я приготовил литровый ковшик, полотенце, мыло, бритвенный прибор и осколок зеркала.
Подкладывая периодически дрова, смотрел на огонь и размышлял : как мне провернуть операцию по вызволению Васьки ?
В детстве у нас в доме постоянно присутствовали какие-нибудь животные. То собаки, то кошки. Потом были рыбки и попугайчики. Но после службы, погрузившись во взрослую жизнь, в бешенную скачку за "благосостояние" и никогда неудовлетворяемое желание "получить от жизни все удовольствия", я как-то забыл про Мать Природу. В те времена Природа воспринималась мной и окружающими меня людьми, как место, где можно нажраться водки, пожрать шашлыка, блевануть за кустом или поссать, упёршись тупым лбом в берёзку.
Но времена шли. Постепенно на многих и на многое происходящее у меня менялись взгляды. Изменялось мировозрение. И мне всё чаще стала приходить мысль об "усыновлении" котёнка.
И вот однажды я мчался по кольцевой. Вдруг, откуда нивозьмись, выскочил маленький чёрный комочек и прямо под колёса. Я дал по тормозам и сразу же прижался к обочине. Неужели раздавил ? - билось у меня в голове. Я выскочил из машины. Он сидел посередине дороги и сжавшись, ждал своей смерти. Несколько смертей, вовремя разглядев крошечное существо, свернуло на другие полосы. Но за ними мчались многотонные и скоростные смерти и я бросился на дорогу. Схватил котёнка и в сторону. Мимо пронеслась тройка фур. Одна из них одобрительно просигналила.
- Откуда ты взялся, балбес ?
Я поднёс его к лицу. Он был чуть больше ладони. Чёрный, как смоль, трясущийся комочек, вцепился в мою руку малюсенькими коготочками, пискнул всего один лишь раз и уставился на меня своими святыми, поразительно синими глазами, как бы спрашивая : "Ну, что дальше будешь
делать ? Отнесёшь в кусты и бросишь ?"
Пока я вёз котёнка, он, к моему величайшему удивлению, не проронил ни единого звука. Обычно маленькие котята постоянно орут, жалобно мяукают, не давая покоя. Этот же молча облазил меня всего с ног до головы, обнюхивая и облизывая. Как знать - может он так благодарил за
спасение ? Или просто знакомился, запоминал запахи спасшего его существа. Потом он исследовал весь салон. С передних сидений перебрался на задние и там всё осмотрел и обнюхал. На какое-то время я, наблюдавший за ним в зеркале заднего вида, потерял его из поля зрения и даже забыл о нём, сосредоточено выруливая в стремительном железном потоке. Вдруг я почувствовал, как кто-то тихонечко, еле-еле толкнул меня в локоть, как бы предупреждая, что он здесь - эй ты, поаккуратней руками ворочай ! Затем он вцепился в рукав рубашки и решительно полез вверх. Добрался до шеи. Со стороны затылка он обнюхал шею, немного покрутился, выискивая оптимально удобное положение, и наконец улёгся под оттопыренным воротником. Я даже услышал, как этот комочек устало выдохнул и затих.
Я привёз его домой к сдержанному равнодушию моей сожительницы Татьяны. Она предпочитала собак и как-то у неё даже возникла идея приобрести четвероного друга, но я был катеригорически против и переубедил её страшными рассказами об утренних ранних прогулках, а она любила спать долго.
- Ты будешь выгуливать её два раза в день ? Я к ней даже не прикоснусь. Она мне на хрен не нужна !
В общем обломал я Татьяну с собачками. Я лично всегда балдел от кошек, даже не знаю почему.
Потом она долго пыталась мне советовать, как назвать котёнка. Предлагала варианты от Мурзика и Барсика до Черныша и Маркиза или Ричарда. Людям всегда кажется, что какое имя, кличку они дадут своему питомцу, таким он и будет выглядеть в их глазах и так же будет восприниматься окружающими. Представляете - Маркиз ? Тьфу !
Думаю всем домашним животным совершенно по-барабану - как мы их называем. Они просто привыкают откликаться на определённые звуки, нами издаваемые, вот и всё. И Васька очень быстро стал отзываться только на "Ваську", тем самым прекратив попытки звать его по другому. Ричард, блин...
Следующим поводом для споров стал вопрос кастрации. Женщина была совершенно убеждена, что кота обязательно надо кастрировать после восьмимесячного возраста. А то, как утверждали многочисленные подруги, соседи и другие "доброжелатели", кот будет "метить" все углы в квартире и вонь будет стоять невообразимая ! Я же "упёрся рогом", как горячо выразилась Татьяна, не позволяя так извращаться над животиной. Я считал и считаю, и буду всегда считать, что кастрировать надо большинство современных руссских мужиков и стерилизовать русских баб, плодоносящих себе подобных монстров, но никак не животных. К тому же я не собирался безвылазно держать Ваську в квартире. Когда вырастет, будет ходить на улицу. Так зачем ему метить в доме ? На улице пусть и метит. Хоть всю улицу пускай обметит. Потому что это будет его улица.
Споры о кастрации продолжались долго, вплоть до того времени, когда я стал его выгуливать. Постепенно Васька приучился спускаться по лестнице и ждать пока ему кто-нибудь откроет дверь в подъезде. Так же быстро он познал на какой именно этаж ему надо подниматься, возвращаясь домой. Вообще он без преувеличения был сообразительный кот. Он единственный кот в моей жизни, который ни разу (!) не сходил в туалет мимо назначенного ему места. Ни разу ! Мне стоило ткнуть его носом в отхожее место только однажды, когда он был ещё совсем малёхонькой - и он сразу стал ходить туда, куда положено. О кастрации все забыли со временем - Васька никогда не был застукан за "меткой" территории. Мало того, когда он уже достаточно вырос, он вовсе перестал отправлять естественные надобности в доме. Кузовок всегда стоял сухим и чистым. Как только его припирало, он подбегал к тому, кто был в этот момент дома и начинал зычно орать, пытаясь обратить на себя внимание. Потом бросался к входной двери, продолжая орать ещё громче. Надо быть уж совсем тупым, чтобы не понять, чего хочет котяра.
Позже, когда ему уже было около двух лет, он выходил из дома утром вместе со мной и так же вдвоём мы возвращались вечером. Я на работу - он тоже по делам. Я шёл домой - и Васька со мной. Он чувствовал меня за несколько десятков метров. Бывало, я иду, приближаясь к дому и слышу его вопли откуда-то из-за угла. Я подхожу к углу, а мне навстречу вылетает Васька, с торчащим хвостом. Он, ещё не видя меня, какими-то неведомыми нам людям фибрами чувствовал, что я подхожу, на расстоянии метров тридцати и реагировал. Сидящие у подъезда бабки рассказывали мне, что он несколько часов мог преспокойно спать на скамейке рядом с ними, но вдруг проснутся, вскочить и раздирая воздух мощными криками, помчаться к углу дома, из-за которого только через несколько секунд навстречу выходил я.
Я гладил Ваську и тискал, тоже не скрывая своей радости встречи с ним. Он в это время не переставал издавать какие-то резкие звуки. Он говорил, рассказывал мне - что с ним произошло в течении дня. Мы шли домой, а он продолжал мне рассказывать:
- Ау-у, ау-у, ау-у...
И я слушал, приговаривая :
- Да ? Вот как ? Да ну ? Вот это да !
И долгими зимними вечерами, если у меня было свободное время, я мог часами играть с котом, разговаривать с ним или лежать и гладить его, в подробностях рассматривая его рожицу. Порой мы просто смотрели в глаза друг другу. Тогда я утопал в его богатых генетическим прошлым глазах. В них я созерцал египетские пирамиды и фараонов, обожествлявших кошек. И в них же я видел средневековую Европу, озарённую огнями костров, на которых "просвящённые европейцы и одухотворённые христиане" сжигали чёрных кошек.
Однажды, наблюдая за моей вознёй с Васькой, моя сожительница спросила :
- А кто тебе дороже - я или кот ?
Я не задумываясь ответил :
- Кот !
Она сначала подумала, что я шучу, ведь ожидала услышать другое. Но осознав честность моего ответа, она пришла в ярость и на несколько дней исчезла из моей жизни. Потом вернулась. Мы оба сделали вид, что забыли о произошедшем. Только я не забыл. И ответ мой честный, потому что я уже знал по жизни - Кот не предаст никогда. Женщина - способна...
Когда начались неприятности, подруга моя Татьяна сказала :
- Это твои проблемы - решай их сам.
И ушла. А я остался со своими проблемами. Вот сейчас решаю их на огороде.
Когда я впопыхах сматывался, Васьки дома не было и во дворе я его не обнаружил, а разыскивать у меня уже не было времени. И я решил, что сначала хоть немного обустроюсь на новом месте, а потом изыщу и спасу Ваську от городской плена.
Вода почти закипела. Я отлил половину в пустое ведро и разбавил холодной водой. Раздевшись до нага я стал зачерпывать воду и поливать себя из литрового черпака. Аккурат ведро у меня ушло, чтобы намылиться и обмыться.
Оставшаяся в первом ведре вода за это время нагрелась до кипения. Её я тоже чуть-чуть разбавил и с удовольствием побрился, глядя в осколок зеркала, найденный мною в одном из заброшенных садов.
Живя в городских условиях, привычно пользуясь всеми "благами цивилизации", каждый день принимая душ и вольготно расходуя воду, я и не подозревал - какой эффект может оказать на организм простая помывка горячей водой в количестве одного ведра. Возможно подействовала и контрастность, - воздух был ещё довольно-таки прохладен, - но я почувствовал себя как пёрышко. Банальность скажу, но это действительно так - я стал как будто килограммов на двадцать легче. Сбросил неимоверную тяжесть с плеч. И голова моя прояснилась - я стал чётко размышлять, а мысли были светлые и весёлые. И дух мой воспрял - меня уже не удручала моя ситуация, даже наоборот, я чувствовал какой-то азарт, задор.
- Робинзон, твою мать ! - заржал я, втыкая нож в банку консервов. Надо было подкрепиться перед "диверсионной" вылазкой в город.
Вызволение Васьки прошло гораздо проще и быстрее, чем я себе представлял. Выдвинувшись на "спецзадание" как только стемнело, примерно через час я стоял в ста метрах от дома. Огляделся. У подъезда подозрительных машин не было и я решил идти. Но не пройдя половины расстояния, я вдруг услышал такой знакомый и до боли в сердце родной звук. Я остановился, пытаясь сообразить - где он ? Звук становился всё громче. И наконец из кустов в палисаднике выскочил ошарашенный Васька. Он вылетел на тротуар и стал оглядываться, не понимая, откуда он уловил мои биотоки. Увидев мой силуэт, он застыл, наводя фокус, немного припал на передние лапы, всё ещё не доверяя изображению.
- Васька, - дрогнувшим голосом прошептал я, - ну ты что - не узнал...
Услышав родной голос, он тут же помчался ко мне, горланя на всю округу непрерывающимся воплем :
- У-а-а-у-у ! У-а-а-у-у ! У-а-а-у-у !
Я присел, а он с разбега прыгнул мне на грудь и сквозь рубашку вонзил когти в кожу, но я не почувствовал боли. Он стал лизать мне нос и щёки, при этом продолжая сердито выговаривать :
- У-р-р... у-р-р... у-р-р...
Я прижал его и резко развернувшись, быстро зашагал в обратном направлении.
- Господи... - бормотал я. - Соскучился Васька... А я-то как соскучился...
Одной рукой прижимая его, другой я гладил ему голову. Он продолжал меня облизывать и строго урчать.
- Где ты был ?! - возмущался он. - Где ?! Столько дней ! Я тут один ! Брожу как неприкаянный ! Кругом собаки, коты, злые люди ! Жрать охота ! Где ты был ?! Чёрт тебя подери ! У меня ж никого нет кроме тебя ! Ну где ж ты был ?! Я тут один в целом мире ! Где же ты был ?! Ты что, забыл обо мне ?!!!
- Не забыл, не забыл я тебя... - взволнованно отвечал я. - Разве мог я тебя забыть, Васька... Ну так получилось...Так было надо... Прости меня... прости...
На пол-пути он всё-таки начал затихать. Успокаиваться стал. Вися у меня на груди, он говорил :
- Теперь я тебя никуда не отпущу.
Успокоившись, он молча вертел головой, пытаясь понять - куда я его тащу. Эта была для него новая территория и он иногда удивлённо восклицал :
- Ур-ур... ур-ур... - Незнакомые всё места...
- Да, да, Васька... Несу тебя на свободу... Там для тебя огромная неизведанные пространства... Там воля...
Вскоре мы были дома. Я раздул ещё не остывшие угли и подбросил дров. Костёр гостепреимно затрещал. Открыв рыбные консервы, я целую банку бросил в миску.
- Лопай братец !
Васька понюхал и удовлетворённо заурчав, стал уминать поданное блюдо. Во вторую миску я налил воды. Себе в кружку я плеснул вина.
- За тебя, брат ! За встречу нашу ! За то, чтобы никогда больше не расставались !
Васька поднял голову и облизываясь, сказал :
- Ур-ур... - Давай, за тебя...
И продолжил пиршество.
На следующее утро я проснулся с Васькой на груди. Его любимое место. Впрочем, у него много любимых мест. Так же он обожал лежать у меня в ногах, прямо на пахе. А ещё уткнувшись носом в мою подмышку. Или положив голову на мою вытянутую руку, когда я лежал на боку.
Это я разбаловал его. Когда он был совсем маленький я позволял ему спать со мной в постели, что создавало для меня некоторые неудобства, ведь надо было постараться не раздавить его во сне, но никак не для него. Ему-то как раз было очень комфортно. По утрам я обнаруживал его то прямо на шее, благо он был ещё довольно лёгкий, то на груди. Иногда я просыпался от щекотки. Это Васёк, наверно привлечённый запахом подмышки, тыркался носом, как телёнок в мамкину титьку и лизал своим шершавым горячим языком.
Подрастая, он тяжелел и его попытки развалиться на моей шее я решительно пресекал, иначе можно было однажды не проснутся. Перекроет мне дыхание и всё - тю-тю ! Адьёз ! Вот смеялся бы народ на похоронах - кот задушил хозяина !
Но растянутся на груди он никогда не лишал себя удовольствия. Даже когда он уже стал совсем большим и взрослым котярой, весившим около четырёх килограммов, я периодически обнаруживал его на себе по утрам. Когда он умудрялся так незаметно и нечувствительно для меня улечься - я не понимал. Ведь когда я засыпал его не было со мной, а утром глядь - его рожа прямо перед моей. И сопит себе как ни в чём не бывало. Потом я всё-таки просёк - он забирался на меня примерно в четыре-пять утра, когда самый крепкий беспробудный сон. Всю ночь он валялся где попало, а по раннему утру его вдруг пробивало улечься на живой горячий матрац. Ну что я мог поделать ? Он знал мои слабости. Знал, зараза, что увидев эту хитрую зажмуренную рожицу перед собой, пусть и с тяжёлым растянувшимся телом, я буду его гладить, разговаривать с ним, просить его подняться, а то мне пора, а то опоздаю на работу, а то... А что ? Ну что ? Да по-барабану ему моя утренняя болтовня, что мне пора на какую-то работу, он всё равно не понимает, что такое - работа. И совершенно не торопился подниматься. Знал, что вот сейчас он зевнёт, так смачно, так сладостно, во всю пасть свою - и я растаю...
Не знаю - откуда это у меня ? Вот это наслаждение созерцанием кошек. Я могу ими любоваться часами - и не надоест. Что-то в них есть такое, - какие-то черты, какие-то линии, какие-то движения и звуки, - которые притягивают, как бешенный неослабляемый магнит. Он всё тянет и тянет, тянет и тянет. И не возможно оторваться. Да и не хочется. Отрываться от кошек - к кому ? К людям ? Эх, если б вместо шести миллиардов людей на земле, было бы шесть миллардов кошек и я один - вот было бы счастье... Ну ладно - не один. Пусть будет ещё одна - самка человеская. Пригодится. Э-эх... Вот счастье было бы !
Понятия не имею, что именно, но что-то я хотел и хочу до сих пор уловить, понять, уяснить в животных. Чему-то у них научиться. Что-то взять от них. То взять, чего у нас нет. Мы это утеряли. И с утратой этого неведомого, мы стали злыми, даже злобными, мы потеряли связь с природой и начали активно её уничтожать.
Может быть на нас так повлиял тот самый метеорит, который уничтожил динозавров ? Накрыл какой-то одурманивающей взрывной волной, от которой мозг наших предков сдвинулся и homo sapiens сделал каменный топор и треснул им по голове соплеменника. И пошло-поехало...
К первомаю, когда городской народ крестьянскими массами ломанулся на законные и нелегальные земельные участки, кто на джипах, кто на копейках, кто в удушливой вонючей электричке, а кто-то просто пешком, - я уже умудрился перекопать все свои необозримые две сотки и свежевздёрнутая земля радостно грелась весенним солнцем и дышала тёплым кислородом. За высокой оградой, со всех сторон была слышна бурная огородная копошня - рабочий люд использовал свой выходной, чтобы "подышать свежим воздухом". Заодно радостно помахать лопатой - руки-то соскучились по земле. Эх, Манька, как пахать хочется ! Просто мозоли зудят ! Чешутся - дайте лопату в руки ! Соху дайте - я ща такое устрою ! А-ну разойдись на хер !!!
Первого мая, - "праздник труда", - советские люди уже давно превратили в начало посевного сезона. Не все конечно. Какая-то часть, очень большая часть советского народа, нагруженная необьёмными сумками и многочисленными, звенящими бутылками ящиками "водяры" и торчащими как стрелы из колчана шампурами, выдвигалась в близлежащие леса. Движение начиналось уже с раннего утра - самые хитрожопые хотели занять в лесу самые "лучшие" поляны. А хитрожопых в умом непонимаемой стране всегда было через край. Поэтому на "самых лучших полянах" дымок появлялся уже часам к девяти утра и примерно в это же время вскрывалась невинность первой бутылки водки. Вследствии раннего начала, скорости потребления и малой способности закусывать, первые майские "быки" появлялись в берёзовых рощах уже к двеннадцати. С красными выпученными глазами, излучающими клокочущий интеллект и божественную одухотворённость, они углублялись на разведку в леса, отбрасывая в сторону висевшую на руке "корову" жену, умолявшую суженого остаться. Так как "бычьи" тропы пересекаются, то из разведки своими ногами возвращались не все. Одних приносили вдруг нашедшиеся в сосновой глухомани единомышленники, разделяющие с "быком" взгляды на жизнь, на баб и на 40%. Другие, с трудом, но обнаруживались, либо в поликлинике, либо в милиции, либо в морге - не всем везло с единомышленниками. И долго, до глубокой чёрной ночи, доносились из лесного массива дребезжащие вопли растроенной гитары, наглый утробный смех ужравшихся баб, хриплый басистый мат строителей социализма и молниеносный хруст ломающихся веток, выдающий в темноте погоню кого-то за кем-то :
- Вон он бля ! Держи его, суку ! На, пидер, получи !
На утро второго мая тот же лес представлял ужасающую картину русского апокалипсиса. Даже Солнце, поднимающееся над страной, зажмуривало глаза, чтобы не видеть сего удручающего пейзажа. Ещё тридцать первого апреля лес был довольно чист. Через сутки он был наполнен страхом от увиденного и услышанного прошлым днём. На всех полянах и тропках, под каждым кустом и деревом уютно распологались бутылки, бумага, коробки, ящики, гандоны, блевотина и говно.
Пришли иные времена. Изменилось название и несколько уменьшились границы страны. Но народ остался тот же. Прежний народец-то. Просто некоторые пересели с копеек на джипы, другие с тюремных нар перебрались в кабинеты и коттеджи. Но Первое мая осталось Первым мая. И люди в энтот весенний день по генетическому зову бредут как зомби в родные леса - предки зовут...
И Солнце снова жмурится. Говна и блевотины стало ещё больше, и они стали цветастей и вонючей. Потому что появилось неимоверное количество марок пива, сотни наименований водки, и тысячи сортов колбасы, которые наполнены различными окислителями, консервантами и красителями. А так же полиэтиленовые пакеты прибавились к длинному списку русского мусора. А ещё импортные презервативы. И многие уже покоряют лесные массивы четырёх-колёсными бензиновыми и солярными друзьями.
Вот и в нынешнем году происходило всё то же самое. За моим глухим забором бурлила русская весна : весело щебетали птички, кто-то копал и пил, кто-то просто пил, кто-то пил и готовил шашлыки, кто-то пил и пел. Я был "чужим на этом празднике жизни". А потому продолжал обустраивать своё новое жилище и прилегающую к нему территорию, в размере двухсот метров квадратных.
Я решил построить себе уборную. Мне предстояло провести здесь как минимум пол-года и следовало хорошенько обдумать и устроить санитарно-гигиеническую обстановку моего существования на природе. В дальнем углу от моей хижины я выкопал яму, глубиной сантиметров шесьдесят. Над ней построил помост, верхняя часть которого была сколочена из досок, но не прибита основательно к боковым стенкам. Это было сделано для того, чтобы периодически вытаскивать ведро с отходами жизнедеятельности человека и вымывать содержимое в реку. Иначе я бы жил в постоянном присутствии запаха человеческого дерьма, а я плохо переношу запах людского говна, в прямом и переносном смысле. К запаху конского навоза я отношусь совершенно спокойно, мне даже нравится этот запах. Не для того я "выбрался на природу", чтобы и здесь вдыхать человеческие "ароматы".
В этой верхней, поднимающейся части помоста, я вырезал дырку, подходящую по размеру к моему заду и положил сверху найденый в развалинах сараев стульчак. Примерился - получилось довольно-таки уютно. Следующим шагом было возведение стен и крыши уборной.
К вечеру, когда музыка из стоящих на берегу Москвы-реки автомобилей звучала раза в три громче, чем с утра, а оглохшие от водки "отдыхающие" пытались перекричать ими же усиленную громкость звука, я выпустил из мозолистых трудовых ладоней молоток, удовлетворённо оглядев созданный шедевр гигиены.
- Вот, - сказал я чинно сидевшему рядом Ваське, - теперь у меня есть туалет. Есть где отправить естественные надобности.
Васька равнодушно оглядел деревянное строение, зевнул и повернул голову вслед пролетевшему воробью.
- Н-да... - констатировал я. - По-херу тебе моя уборная.
Весь день, пока я возился со своей "стройкой века", Васька был занят тремя, если это можно так назвать, делами : исследовал ещё не до конца осмотренный участок, ел и спал. А, нет, ещё ж у него были дела : он писал и какал. Если посчитать последние дествия, как за одно дело, то получается, что Васька был больше занят, чем я. Давайте посчитаем. Васька : 1) Исследование ; 2) Еда ; 3) Сон ;
4) Туалет. Я : 1) Стройка ; 2) Еда ; 3) Туалет.
Вот так - выходит, он более занятой, чем я. Может поэтому он так равнодушно и отнёсся к моей радости по поводу вновь возведённого строения. Но, скорее всего, он просто генетически равнодушен к человеческим занятиям. Сколько тысячилетий кошки живут рядом с людьми и всё это время наблюдали, как они, люди эти, постоянно что-то возили, таскали, строили, копали-пахали, потом прибегали другие двуногие и разрушали, увозили и уносили. И снова человеки что-то носили, пахали-копали, воздвигали огромные сооружения и прочие длинные и короткие, высокие и низкие конструкции, которые тоже разрушались и снова возводились. Видно поэтому так тяжело человеку удивить кошек. Вы удивляли когда-нибудь кошек ? Видели хоть раз в жизни удивлённую кошку ? Не-а. Насмотрелись они на нас и всё давно уже о нас поняли.
Вот и сейчас, Васька смотрел на меня и наверно думал : зачем я тут потею ? Долблю, пилю, чего-то замеряю, опять долблю, снова пилю и опять меряю - зачем ? Чтобы потом торжественно зайти вот в эту будку и отложить личинку ? Так вон же сколько земли кругом ! Нашёл подходящее место, выкопал ямку, отложил, закопал и всё - свободен ! Просто ведь всё ! В природе всё просто. Зачем вы, люди, всё усложняете ? Сами создаёте себе массу преград и препятствий, которые потом сами же и преодолеваете. Сами выдумываете себе кучу запретов, которые потом сами же и нарушаете. И наказываете себе подобных за нарушения. Зачем ?
Я всё чаще слушаю Ваську и всё меньше нахожу ответов на его вопросы. Самый обезоруживающий вопрос, который ставит меня в тупик : зачем ?
Зачем ? - спрашивает меня Васька. И меня берёт оторопь : действительно - зачем ?
С каждым днём становилось всё теплее. Это не могло не радовать. Ведь я активно вёл посевную. В начале мая я начал сажать укроп и петрушку, свеклу и редис, лук и чеснок. В середине месяца посадил морковку и уже в июне занялся огурцами. Но к посадке огурцов я подошёл уже в некоем другом моральном облике. В ином духовном состоянии, нежели когда я начинал свою огородную эпопею.
С самого начала моего партизанского существования я трудился, как вол. Вставал я рано утром, а спать ложился, когда совсем уже темнело. Такой темп работы был обусловлен моим желанием поскорей изолироваться от посторонних глаз. Но когда забор был возведён и, казалось бы, можно было попридержать коней и немного раслабиться, я всё равно не давал себе особо расслабиться. Снова и снова находил себе какое-нибудь занятие. Сделав одно, я принимался за другое. Выполнив другое, я уже брался за третье. Я мог часами стоять в согнутом положении, возясь в земле, а потом еле разгибался. Какой-то невидимый генетический крестьянский погонщик гнал меня всё вперёд и вперёд, как будто от того, что я прополю грядку не завтра, но обязательно сегодня, - зависит моя жизнь. Хотя я совсем не голодал и не бедствовал. Но по прежнему всё копал, сажал, поливал, с редкими и скорыми остановками для перекура или перекуса.
Однажды, увидев растянувшегося на пузе Ваську, передние лапы вытянуты вперёд, а голова скулами на земле, я сказал ему :
- Васька, ты бы помог мне что ли, а то всё спишь и спишь, лежебока. Я тут надрываюсь.
Васька неохотно приоткрыл один глаз и спросил :
- А чё ты надрываешься, зачем ?
Опять он со своим "зачем ?". Я стал оправдываться :
- Ну как - зачем ? Для того, чтобы выросло, чтобы потом покушать было чего.
Бока Васьки надулись и сдулись - он выдохнул.
- Да вырастет всё и так. Обязательно вырастет. И без твоего надрыва...
Он перевернулся на бок, а потом, резко перевернулся на спину. Задние лапы его торчали вверх и немного в стороны, а передние он буквально раскинул по земле.
- Живи ! - крикнул в небо Васька. - Живи и радуйся ! Солнцу ! Небу ! Траве зелёной ! Свежему воздуху ! И меньше пыжься... И меньше думай...
- Да ? - решил возразить я. - Если я буду меньше думать, то как же я останусь человеком ?
- Да останешься ты человеком... останешься...
И он замолчал. Уснул парень опять. Ушёл в свои кошачьи грёзы. Надоел я ему своей суетой.
Я постоял несколько минут, молча уставясь на спящего и уже забывшего обо мне Ваську. Потом пошёл, взял сигареты, прикурил и лёг рядом с ним. Он по прежнему, раскинувшись на спине, дрых. Определённо, я периодически надоедаю ему.
Я лежал. Смотрел, как мерно поднимается и опусакется его чёрный животик с белым пятном в виде чайки, прямо на лобке. Вообще у него было две чайки. Одна, как уже упоминалось, была на пузёнке, а другая на груди, как у гималайского медведя. Из-за этой особенности одна из его кликух - Пан Гималайский. Так я называл его дома, когда у меня было хорошее настроение.
- Ну что, Пан Гималайский, всё дрыхнешь ? - спрашивал я его, когда вечером приходил домой, а он меня не встречал у порога. Так бывало редко, когда уж он совсем приходил с улицы измотанный, после нескольких суток дикой уличной жизни.
В большинстве же случаев, когда я возвращался и он был дома, то он обязательно встречал меня у дверей. Если он не спал в это время, то пока я раздевался, он рассказывал мне, как провёл день, как соскучился по мне, ну и как он хочет жрать, в конце концов.
Если же во время моего прихода оне-с изволили потчевать, то Пан Гималайский всё равно приплетался в прихожую и молча сидел, пока я скидывал с себя свои одёжки и обувки. Смешно мне было и умилительно смотреть, как он изображал верного такого товарища, который даже если и спит, то всё равно придёт встречать своего друга. Он сидел, как фарфоровая копилка, обозначал своё присутствие, а глаза всё равно слипались. Так, с полузакрытыми глазами он ждал пока я разоблачусь, демонстрируя : " Вот видишь - сижу... тебя встречаю... а спать охота... " Но сидеть надо было - он знал, что первым делом я пойду в кухню и сразу же загляну в его кормушку и если там пусто, то обязательно чего-нибудь вкусного положу, приговаривая сю-сюкальным тоном :
- У-у... жри, жопа гималайская...
Ещё я его называл Черномурдиным.
- Эй, Черномурдин, вы где ?! - кричал я ему с кухни и тут же слышал топотание коготков по линолеуму. Они-с спешили на кормёжку. Спешить-то они спешили, но я никогда не видел ни одной кошки, которая бы с разбегу набросилась на еду. Они бегут, но за несколько метров до кормушки притормаживают, и уже к самому обьекту пищевого удовлетворения подходят не спеша, важно подняв хвост, с достоинством, будто и жрать не хотят вовсе, а прибежали только потому, что крик наш слышали, - мало ли чего, может помощь какая требуется. Но тут случайно, ну совершенно случайно увидели еду. Ну что ж, раз еда лежит - придётся есть. Пропадёт ведь. Особого аппетита у меня нет, как-то не хочется, но раз уж ты меня позвал, значит это ты хочешь, чтобы я поел. Ладно, удовлетворю твою просьбу, так уж и быть - поем... Чё тут наложил ?...
Даже когда Васька приходил с улицы и кричал у входной двери : "Откройте ! Откройте, в конце концов уже ! Жрать охота !", - после того, как я открывал, он не спеша, будто и не он орал вовсе, оглядывал меня, буркнув что-то под нос,
типа : "Чё так долго не открывали ?", торжественно переступал порог и потом, нехотя, за ним тянулся его хвост, такой же важный и будто совсем не голодный.
Может из-за их независимости, или хотя бы стремления показать свою независимость, и притягивают меня эти ребята - кошки ? Нет в них рабства. Раболепства нет. Не умеют пресмыкаться. А ведь в людях этого дерьма полно. С избытком. И я, всю жизнь сопротивляющийся, не желающий становится рабом, - всё равно кого : государства ли, общества ли, организации, "коллектива" или отдельно взятого двуногого, - может поэтому тянусь к ним. Из-за этого не желания прогибаться, я и сижу сейчас за огородными стенами. Что-то есть родственное для меня в них. Вполне возможно, что в прошлой жизни (жизнях) я был котом. Тоже вариант.
Некоторые из вас, господа, скажут : " А как же, когда они ластятся ?" . Ну согласитесь, отвечу я, ластятся они, потому что им это нравится, они ж балдеют от этого. Ну когда вам целуют, гладят или лижут эрогенную зону, - вы же балдеете ! Это ж не рабство. Это есть наслаждение...
Хотя, трезво размышляя, я понимаю, что я, как и большинство людей, со своей колокольни интрепретирую поведение животных и рассматриваю их повадки под призмой людских понятий о поведении, о пороках и достоинствах. Мы видим животных такими, какими мы их хотим видеть, мы слышим их так, как можем слышать. На самом же деле, может быть кот мой, да и другие кошки, да и вообще все животные и птицы не обладают теми качествами, которые люди им приписывают.
То достоинство, та независимость, которую я вижу в своём коте, вполне возможно для него ничем подобным не является. Он - просто такой. Его поведение - это генетически заложенное в нём поведение. Он ведёт себя так, как вели себя его предки в миллионах поколений и не испытывает никакого чувства независимости или достоинства. Он просто живёт - и всё. Совершенно не задумываясь - а как я
выгляжу ? С достоинством или нет ? Показал я свою независимость или не очень ?
Это всё - людское. Позёрство, показуха, переживание о том, как мы выглядим в глазах других. Естественных людей мало. Единицы. Цивилизация, прогресс убили в нас естесственность. Мы стали запрограммированными роботами правил, порядков и законов...
Так же неправильно мы воспринимаем их звуки. Кто-то когда-то где-то решил, что кошки говорят "мяу", что они "мурчат" или "мурлыкают". А ведь на самом деле такого нет.
Я провёл достаточно времени в изучении издаваемых Васькой звуков, вслушиваясь в его голову, шею и живот. И, если честно, так до конца и не смог определить - какие же звуки он издаёт при тех или иных ситуациях. Некоторые я вроде бы уловил, но описать их человеческим языком, в данном случае русским, очень сложно. Ну так, где-то рядом, приблизительно, я всё же попробую.
То, что пишется у нас как "мяу", скорее всего звучит примерно так - "ау". В зависимости от настроения, окружающей обстановки, сытости и выспанности, а в следствии чего удовлетворённости жизнью или наоборот, звук этот может быть коротким, как выстрел - "ау" ; или с удлинённым "у" - "а-уу" ; или двойным коротким - "ау-ау" ; или многократным коротким - "ау-ау-ау-..." ; или многократным длинным - "а-уу, а-уу, а-уу,..."
Кстати, сколько я пересмотрел передач и фильмов про диких животных, я всегда вслушивался в "рычание" львов, гепардов, тигров, леопардов и других многочисленных кошачьих. В принципе "звучат" они все одинаково. Лишь некоторые детали различаются. Тональность и высота, например. Что Васька кричит "ау-ау", что огромный лев. Только у льва более низкий и громкий голосок. Вслушайтесь как-нибудь - поймёте, что я прав.
Другой звук - просто "у". Он так же может быть коротким - "у" или удлинённым - "у-у" ; многократным коротким - "у, у, у,..." ; многократным длинным - "ууу, ууу, ууу,..."
Частенько звук "у" заканчивается другим звуком, в нашем алфавите который можно назвать, как буква "р". Звучит он, как короткое - "ур", когда кот с вами разговаривает, отвечает на ваши вопросы и т.д. Звук может быть и двойным - "ур-ур".
Звук "р" присутствует конечно же и в том священодействе кошки, которое мы называем "мурлыканием". В том блаженном состоянии, которое так умиляет и успокаивает людей. Я не исключение. Но сколько я не вслушивался в этот таинственный звук, так и не смог определить нескольких нюансов.
Во-первых. Что же это за звук вообще ? То ли это "у-рр", о ли "рр-у", то ли ещё какая-то модификация. Может "у-у-у..." с оттенком "р-р-р...". А может "р-р-р..." с оттенком "у-у-у..."
Какая-то мешанина из двух этих звуков с множеством других еле уловимых "подзвуков", которые вообще невозможно как-то описать.
Во-вторых. Как меняется тональность звука от вдоха или выдоха ? То ли при вдохе тон ниже, а при выдохе выше, то ли наоборот.
И в третьих. Откуда ? Откуда он происходит этот таинственный и загадочный звук ? Я, как вьедливый врач-ветеринар, облазил своим ухом вдоль и поперёк всего Ваську. Вслушивался в голову и в шею, в грудь и в живот, но так и не допёр - где же этот волшебный механизм ? Где этот сказочный вечный двигатель ? Непонятно...
Кошки - сплошная загадка. Может потому нас так и тянет к ним - хотим постичь, понять, разгадать эту загадку. Для
чего ? Для того, чтобы стать такими, как и они. Так же тянет меня, да и многих других, к дельфинам и лошадям. Впрочем, здорового человека вообще тянет к животным. Видно кошки, дельфины и лошади для человеческого глаза милее своими линиями и формами. Лицом ли, телом ли... или еще чем-то... хрен его знает чем...
А может быть тем, что все эти ребята с плавниками, копытами, лапами, крыльями и хвостами - остались
дикими ? А дикими - значит свободными. Как люди их не уничтожали ; как не выгоняли со своих территорий, вырубая леса, захламляя водоёмы, проводя автотрассы, тем самым перерезая животным их многовековые тропы, застраивая всё новые земли химическими коробками ; как не пленяли их, загоняя в клетки-зоопарки ; как не приручали и не хомутали, чтобы они вкалывали на нас ; как не пытались в течении тысячелетий сделать из них таких же, как и мы сами - рабов, - ни х-я у нас не получилось ! Ни х-я !!! Всё равно !!! Всё равно !!! Всё равно - они остались свободными !!! В отличии от нас.
Так может быть поэтому мы, рабы, тянемся к ним - к свободным. Ведь там, где-то в многомиллионных глубинах наших душ, в глубочайших генетических залежах, наш мозг и организм помнит - когда-то и мы были свободными. И непроизвольно тянемся к своим бывшим братьям по воле - к животным. Может поэтому, а ?...
Может быть нас уже задолбала эта структура, именуемая государством ? Животные не структуризированны. У них нет стран, государств, городов и улиц. У них нет армий и полиции с автоматами, танками, вертолётами и кораблями для уничтожения себеподобных. Нет у них так же заводов и шахт, фабрик и фермерских хозяйств, офисов и складов, и прочих, прочих, прочих контор и организаций, обьединений и корпораций, сообществ и общественных организаций, в которые нас загоняют уже с детства.
С малых лет нас впихивают в структуры "общества", в сады и школы, в лагеря и отряды, в институты и "молодёжные обьединения". Нас строят, равняют и "учат", вбивая в нас чужие, совершенно ненужные нам "знания". Подавляя нашу волю с детства, старшие рабы учат своих детей быть такими же рабами - слушать приказы и исполнять.
Нам с детства вдалбливают, что мы что-то кому-то должны. Государству мы должны. Должны хорошо себя вести. Должны хорошо учиться. Должны "отдать долг" родине - служить в армии. В случае войны - должны идти воевать. Должны работать. Должны сделать карьеру. Должны платить налоги. Должны любить родину. Даже если родина тебя мордой в говно - должон любить всё равно. Должны посадить дерево, построить дом и вырастить сына. Ботинки должны быть начищены. У "настоящего мужчины" должны быть часы. Должен выглядеть. Должен нравиться. Должен быть "коммуникабельным". Должен прощать. Должен уважать. Должен подчиняться. Должон быть частичкой рабского общества.
Кому я должен ?! Почему я должен ?! В честь чего это я должен, вообще ?!
Человек, ещё не родившись, уже должен. Уже повесили на него несуществующие долги. И вся жизнь уходит на то, чтобы расплатиться с долгами. Иди, раб - говорит государство - въёбывай, отдавай долги. И всю жизнь - должен. И умирая - всё должен.
Создавая эту структуру под названием "государство", люди ввергли себя в тотальное засасывающее рабство. Государство - это иерархическая лестница рабов. И те, кто исполняет и подчиняется - рабы, и те, кто руководит и приказывает - рабы тоже. И все, сообща, рабы неодушевлённого предмета, - не богов, не Солнца или Луны, не Природы Матери, - рабы монеты. Купюры рабы. Рабы денег мы все.
Особенно заметна эта иерархическая рабская лестница в "развивающихся" странах, таких, как Колумбия, Сомали или Россия. Государство Россия - вечно развивающееся государство. Сколько бы не было природных ресурсов, каких бы не было научных достижений, какими бы не были высокими цены на нефть, газ, золото и алмазы, - Россия никогда не будет страной развитой. Судьба такая - постоянно быть "развивающейся". Никогда не разовьётся. Никогда. Ни развитого социализма, ни развитого капитализма, уж тем более коммунизма - не бывать этому здесь никогда. Климат не тот. Рожей не вышли. Мозгами не доросли. И не дорастём. Не надейтесь.
В общем, мы все чего-то должны. А вот Васька мой никому ничего не должен. Даже мне. И уж тем более государству. Начхать ему на всю эту структуру вместе с президентом. На "большую" восьмёрку начхать. На Евросоюз начхать. Да на все государства в мире вместе взятые - большо-ой такой "прибор" положил... Наше вам с кисточкой ! Ни х-я никому не должен ! И всё тут. И я уважаю его за это...
Такие вот мысли приходят в голову человека, лишь на чуть-чуть оторвавшегося от бешенной скачки и вздохнувшего свежий воздух полной грудью ; взглянувшего на Солнце, деревья и траву спокойным, неторопливым взглядом существа, живущего на земле в прямом смысле, но не в пыльных многоэтажных клетках ; вслушившегося в пенье птиц и кваканье лягушек без суеты и шумов городского хаоса. И разговаривающего с котом. И многому научившемуся у кота. И самое главное, чему я научился у кота - не суетится. Не торопится. И быть удовлетворённым тем, что есть, что тебе Бог послал, что дала тебе Мать Природа.
Теперь я уже не сильно напрягался в своих хозяйственных и садоводческих делах. Следуя призыву и образу жизни Васьки - я стал учиться наслаждаться жизнью. Не то, чтобы я забил на всё и бездумно валялся целыми днями - нет. Просто я стал больше отдыхать и, вот ведь чудо, я всё равно успевал сделать намеченное. А если чего-то недоделывал, то преспокойно откладывал начатое на следующий день. А куда торопится ? Завтра доделаю. Спокойно. Неторопясь. Без аврала. Без напряга физических и духовных сил. А зачем ?
Многие из вас возмутятся благородным гневом : " Ну знаете ли ! Так можно и докатиться до ручки, - "зачем" ! С такой постановкой вопроса недолго "опуститься" и превратиться в грязное жив... в грязное бестолковое существо ! Вон они - ходят по помойкам ! Хотите - идите к ним !"
И вижу, как гонят меня палками "неопущенные", крича "ату его, ату", плюются в меня "добросердечные" русские люди, кидают грязью "высокоинтеллектуальные" человеки с высшими образованиями, а за всей этой толпой стоит "сердобольный" православный священник и размахивая кадилом, визжит - "А-на-фе-маааа !!!"
На ваши возмущения я спокойно отвечаю : "опуститься" можно и не задаваясь вопросом "зачем". Скорее наоборот, все те, кто превратился в грязное вонючее, тупое сучество, - ещё и в той, "нормальной" жизни, никогда не спрашивали себя : зачем ?
И ещё. Грязь - она разная бывает. И до, но особенно после своей "огородной эпохи", я замечал и замечаю, ну просто кишмя-кишащих грязных людей. Их тьмы и тьмы. Они передвигаются на блестящих иномарках с чёрными стёклами ; они живут в огромных дворцах ; они имеют кучи денег ; они влавствуют и руководят ; ходят в дорогих костюмах "от кютюр", а иногда в смокингах с бабочками ; обнимают шикарных дорогих проституток, именущихся жёнами ; они депутаты, министры, даже премьеры и президенты, - но в какой грязи они ! Боже !!!! От них же смердит хлеще, чем от обоссавшегося и обосравшегося бомжа ! Вы разве не чуете этой вони ?! Тогда вы один из них, пардон, привыкли к этой отраве...
Распорядок моего дня выглядел примерно так.
Утро.
Вставал я тогда, когда полностью высыпался. Обнаружив на себе или рядом со мной Ваську, я говорил ему, поглаживая его черепушку : " Привет, морда..."
Морда зевала, тоже приветствуя меня. Несколько минут мы могли пролежать во взаимных ласках. Я гладил его, а он лизал мне ладони и пальцы, видимо в знак благодарности и уважения.
Потом мы вставали. Пока я умывался и чистил зубы, Васька тоже наводил марафет. Сладостно потянувшись, уперевшись сначала на передние лапы, бесстыдно выпячив зад, а потом обязательно вытянув задние, он приступал к помывке себя. Те, у кого были или есть кошки, знают, как тщательно и красиво они ухаживают за собой. Это гигиенический процесс может затянутся на довольно длительное время, если их что-нибудь не отвлечёт.
Сначала Васька умывал рожицу, слюнявя поочерёдно одну лапу, а потом другую. Затем он мог приступить к прочистке самих лап и когтей. Мне нравилось наблюдать, когда он зубами как будто что-то выкорчёвывал из своих когтей, при этом причмокивая и похрюкивая. Когда с лапами было завершено, он начинал вылизывать своё пузёнко, опускаясь всё ниже и ниже, в конце концов добираясь до своих котовских "причиндалов", которые добросердечные люди так рьяно стараются ликвидировать. Их он тоже тщательно чистил.
Закончив с утренним моционом, я готовил что-нибудь на завтрак, при этом конечно же не забыв Ваську. Да и не возможно было забыть - он обязательно бы напомнил.
Позавтракав, - я ещё раз чистил зубы, а Васька, облизав языком свой рот и ещё раз потянувшись, - мы направлялись каждый по своим делам. Я совершал утренний полив, если он требовался, Васька же, или отправлялся бродить по окрестностям, или обходил территорию огорода и скурпулёзно её исследовал, хотя и облазил её уже вдоль и поперёк. Это ещё одна удивительная особенность кошек - постоянно находить что-то новенькое во вроде бы давно уже знакомом. Впрочем, посаженные мною культуры росли ударными темпами и Васька просто видел разницу в величине растений вечером и по-утру.
- Смотри, как лук-то прёт ! - докладывал он мне, аккуратно ставя лапы среди торчащих зелёных стрелок.
Прижимая уши, он пробирался сквозь вершки редиса и хвалил меня :
- Редиску часто поливаешь - хорошо.
Васька всегда положительно отзывался о моих крестьянских стараниях. Он видел - каким трудом я всё это взращивал и поэтому старался поддержать меня. Когда зацвели огурцы и сотни пчёл, ос и шмелей с раннего утра и до позднего вечера перелетали с цветка на цветок, Васька деловито резюмировал :
- Хороший будет урожай, несомненно.
Частенько случалось и так, что утром я просыпался в одиночестве - друг мой отсутствовал. Может быть охотился на мышей или птиц. Может быть охаживал какую-нибудь очередную одичавшую кошку или бился с конкурентами котами за свою территорию. Или же просто где-то решил заночевать, "вне дома", так сказать. А иногда, когда я шёл к реке за водой для полива, я видел его сидящим за спинами рыбаков, терпеливо ожидающим хорошей поклёвки.
В общем пищи ему хватало. Пищи натуральной, без примесей и красителей, без холестерина и пестицидов - мыши, птицы и рыбы. Был конечно шанс схватить каких-нибудь клещей или глистов, но чтобы избежать такие последствия, я с самого начала нашей эпопеи купил ему ошейник и запихнул в него профилактические таблетки, хоть он и выказывал своё неудовольство такой процедурой.
- Надо, Васька... надо, дорогой... - уговаривал я, насильно открыв ему рот и заталкивая таблетку. - Сам же мне потом "спасибо" скажешь.
"Спасибо" он не сказал. Зато оставался здоровым, чем я и был доволен.
Иногда он приносил свою добычу или часть добычи мне. Делился. Я же с ним всё по-братски делил, ели с ним практически из одного котла, вот и он, видно уже достаточно набив брюхо, вспоминал обо мне и тащил тушку домой. Принесёт, бывало, половинку разодранного голубя, положит её передо мной и сядет рядом, приводить себя в порядок.
- Ну чё ? - спрашивал меня Васька. - Будешь ?
- Не-е, Васёк, спасибо, я сыт.
- Ну так отложи - потом съешь.
- Не, не, спасибо, я не ем голубей.
- Да ? - облизывался Васька. - Зря, батенька, зря...
Потом он некоторое время смотрел на добычу, якобы размышляя, что же ему с ней делать и вздохнув,
произносил :
- Ну что ж... придётся самому есть...
Брал тушку и сдвинув уши в заднем направлении, подняв хвост торчком, удалялся в уединённое местечко - то ли доедал, то ли закапывал на будущее. "На чёрный день" - мало ли чего.
Так вот, после завтрака Васька или удалялся на вольные просторы, или падал где-нибудь в тенёчке и смотрел на мою деятельность. Я же, полив то, что нужно было полить, прополов то, что надо было прополоть, тоже заваливался отдыхать - читать книгу, загорать или просто лежать в тени вишни и лениво размышлять, наблюдая за бурной насекомой жизнью в траве или за спящим Васькой.
Иногда, мне кажется, что он воспринимает меня просто как некую деталь, составляющую его мир. И не более того. Неизбежную или необходимую, может быть даже надоевшую, но деталь. Высокую, вертикально почему-то стоящую и странно двигающуюся на двух конечностях деталь, которая неизбежна как небо, как воздух, как деревья и птицы, как мыши и противные собаки. И он снисходительно позволяет мне жить рядом с ним, - только и всего. Живи уж, что с тобой поделаешь - говорит мне иногда его прищуренный глаз.
Хотя жизненного проку от этого издающего непонятные звуки дылды мало, - мышей не умеет ловить, по деревьям не лазит, да и вообще весь неуклюжий какой-то, - всё же он бывает необходим как источник вкусного и, главное, дармового питания. Случается так, что все мыши улизнули, а птички упорхнули, а те двуногие, сидящие у речки с палками, не оставили ни одной рыбёшки на берегу. А жрать хочется ! Хоть собакой вой. А тут появится Он, и чувствую с Его приближением, приближение безумно вкусного запаха ! И я, соблаговолив, подойду к нему, потрусь об Его ногу, хвостом её обьяв. И откуда-то опускается ко мне она - пища.
Так же Он служит очень удобным и тёплым местом для сна. Очень тёплое и мерно опускающееся и поднимающееся место, которое периодически ещё и очень приятно гладит мне голову... а ещё под подбородком...
Но помимо всего деталь эта бывает очень надоедливой. В то время, когда я отдыхаю, а отдыхаю я большинство своего драгоценного времени, деталь создаёт мне неудобства. То разведёт какую-то непонятную бурную деятельность, втыкая железки в землю именно там, где я возлежу на самом теплом месте. То начнёт брызгать водой туда, где я развалился, спрятавшись в благодатном тенёчке. Какую-то мешающую мне жить суету создаёт всё время, ей Богу ! Но хуже всего, когда Он заводит нуднейшую песню из непонятных и противных мне звуков. Тоскливейших тональностей я не слышал. Мне становится жалко и я терпеливо слушаю Его нытьё...
Да, было дело, пару раз, напившись вина, я погружался в тоску по женскому телу, по любви, и позволил себе некое нытьё. Но это было в самом начале моего отшельничества, когда я ещё не совсем оторвался от грёбаной цивилизации, - она ещё тащила, тянула меня назад, к себе в грохот, в удушливость и порок.
День.
Если день выдавался солнечным и жарким, то часов до четырёх-пяти я даже и не дёргался трудиться на огороде. При желании покушать, я обедал и ложился в тенёк читать книги, которых достаточно набрал в заброшенных дачах. Где-то около двух часов по-полудни, плюс-минус пол-часа, меня начинало клонить в сон. Я не сопротивлялся. Отложив книгу, с чистой совестью сладостно погружался в забытье. Сиеста...
Через два-три часа я размыкал веки и, немного ещё повалявшись, поднимался, умывался, перекусывал, если хотелось, и начинал заниматься своими хозяйственными делами. Подправить забор, сколотить полку в домик, расширить и удлинить лежак, поправить крышу - чтоб не протекала, и так далее. Дело всегда можно найти, если есть желание что-то делать.
Два-три раза в неделю, а иногда хватало и одного, я ходил в торговую палатку, стоявшую на окраине города, чтобы затариться необходимыми продуктами и, если очень хотелось побаловать себя, какими-то напитками. Простую воду я набирал из монастырского родника, находившегося от моей "фазенды" в двухстах метрах. Хотя шансов на то, что менты так и рыскают по округе с моим огромным портретом, практически не было, не такой уж я разбойник-головорез, я всё же страховался, маскируясь. Помятуя многочисленные примеры, когда самые неуловимые преступники "палились" на мелочах, на сиюсекундной раслабенности, я нахлобучивал на голову огромную панаму и цеплял на нос чёрные очки - бережёного Бог бережёт.
Запомни брат : если дорожишь свободой - не ленись и будет осторожен, не расслабляйся и маскируйся. Государственные рабы не любят выбившихся из стада и пойдут на всё, чтобы загнать тебя в своё рабское стадо, а в случае невозможности оного, могут и замочить. Так что берегись, будь всегда начеку.
Вечер.
Кое-что прополол. Кое-что полил. Поужинал. Можно почитать. Можно пройтись по берегу реки, попутно наблюдая за терпеливыми рыбаками. За стайками мечущихся мальков. За спаренными лягушками. Вон ужик свалил в заросли крапивы. Медленно и важно прокурсировала огромная баржа. Вот под кустом громкий всплеск воды. Интересно - догнал ли хищник свою жертву ? Хорошо... Спокойно...
Вот такой примерно распорядок дня. Вернее, распорядка-то, как такового и не было. Я просто перенял, насколько это было возможно, образ жизни моего кота - жил, не напрягаясь по лишнему поводу.
Я ел тогда, когда хотелось есть. Иногда до пяти-шести раз в день, но по-немногу. Зато в другой день я питался только один раз и мне больше не хотелось. И я не впихивал в себя жратву, только из-за того, что "надо". Организм сам знает - когда надо и что надо ему.
Я ложился спать, когда хотел спать. Я просыпался тогда, когда высыпался. Порой я просыпался в четыре утра и чувствовал в себе неиссякаемую энергию. Мне хотелось бежать. И я бежал. Бежал я по окраине города, через лес, на карьер. Там занимался на турнике и брусьях, потом делал заплыв и загорал, если было солнечно. На этот же карьер я периодически приходил поздно вечером мыться. Ну и постирать кое-что.
Поливку, прополку и хозяйственные работы я выполнял с огромным удовольствием, опять всё потому же, - потому что делал всё тогда, когда хотел этого, а не когда это было НАДО.
Подавляющее большинство людей живут, работают, существуют вообще, только из-за того, что это НАДО. Причём почти всегда это НАДО надо совсем не конкретному человеку, если разобраться, но другому или другим - жене (мужу), детям (родителям), соседям, знакомым, коллегам, начальнику (кам), акционерам ГАЗПРОМа или другим "достояниям нации", премьер-министру или президенту, обществу или государству. И человек, индивид, вынужден прогибаться, уступать, выкручиваться, въёбывать только потому что - НАДО !
Не это ли рабское НАДО гнало и меня поначалу, заставляло не разгибаясь "пахать" по несколько часов подряд. Ведь предки наши все были земледельцами, крестьянами были, трудились на земле веками, сотнями поколений. И как ни крути, а тяга к земле у нас в генах сидит, ни какой "технический прогресс" не выдавит крестьянские гены. Тем более "прогресс" энтот последние двести лет наметился, а в земле мы ковырялись миллионы лет.
Так давайте рассудим. Вот трудится человек на своём участке земли. Многи ли ему надо ? В принципе - нет. Чтобы прожить в сытости, даже если у него семья, даже если большая семья, - никаких сверх-огромных наделов не надо и нечеловеческих усилий не потребуется. Наоборот, большая семья - больше помошников. Надо посеять и вырастить столько, чтобы перезимовать сытно зиму и чтобы хватило до следующего урожая. Часть оставить на семена. Часть для обмена на соль, одёжку какую, ну и ещё чего-то. Плюс - есть скотина и птица. А это мясо, молоко, масло, творог, жир, шерсть, перья и пух.
Если ты СВОБОДЕН, то есть трудишься на СВОЕЙ земле, САМ НА СЕБЯ, то всегда прокормишься без вкалывания от заката до рассвета. И на отдых-сон времени будет достаточно, и на праздники разные хватит кушанья и пития. Делу время - потехе час. Живи и наслаждайся !
Ан нет ! Не тут-то было ! Чем больше человечество размножалось, чем больше формировалось разных государств, тем больше создавалось различных государственных структур, которые ничего не делали, - не пахали, не сеяли, не добывали, - дармоеды проще говоря ! Именно - дармоеды ! Ничего не создавая, кроме каких-то чёрточек на бумаге и красных речей из плодоносящего горла, они, эти дармоеды, жрать-то хотели тоже и не меньше пахаря, а то и больше. А где брать жратву на расширяющиеся стада дармоедов ? Конечно же стричь с крестьянина ! И вешали на него всевозможные дани, оброки, подати, налоги и т.д.
Дружину - корми. Князей - корми. Дружина проиграла битвы, князья обосрались - и триста лет корми ещё и монголов. И это помимо всё тех же обосравшихся дружинников и князей. То есть те, "вышестоящие", не исполнили свои обязательства, а всё ярмо вешалось на трудягу-пахаря.
Церковь - корми. Бояр - корми. Помещиков - корми. Армию - корми. Царей и их прихлебателей корми. Всех надо кормить. А церквей всё больше ! И попов всё больше ! А боярам всё мало ! А количество помещиков всё увеличивается за счёт разростающихся отожравшихся потомков. А численность армии всё больше и больше, жрачки надо всё больше и больше. И чиновники, как
саранча , расползаются по всё расширяющейся стране, и их всё больше и больше, и тоже жрать хотят. Все хотят
жрать !!!
И наши эти праворославные священослужители, всё о пище духовной балакають, до сих пор балакають, однако ж не брезговали обжирать крестьян пищей земной, мясной то есть, молочной и хлебной. А крестьянина всё закабаляют и закабаляют, всё больше и больше он должен отдать, и приходится ему вкалывать и вкалывать, вкалывать и вкалывать, въёбывать и въёбывать - потому что НАДО ! Потому что ДОЛЖЕН ! И запаренный, задушенный земледелец прибегает в поту и в мыле к священнику и просит помощи - помоги батюшка, нет больше мочи, не могу боле терпеть ! А русский православный священник, сердобольный и добросердечный, так же добросердечно ему и отвечает - терпи сын мой ! Выпороли тебя по прихоти боярской - терпи сын мой ! Продали твою жену или в карты проиграли - терпи сын мой ! Надругался над твоей дочерью помещичий сын - терпи сын мой ! Терпи ! Подставь другую щёку ! И прости ! Прости всем их грехи ! Да воздастся тебе за терпение твое !
И ждал, ждал, ждал крестьянин столетиями - когда же воздастся ?! И всё вкалывал, и всё кормил разрастающиеся стада дармоедов и словоблудцев. И менялись поколения. Выростали новые рабские поколения, с рабскими генами в крови, которые изнутри уже гнали организм - надо