Попов умер в 17:45. Это был молодой мужчина, неоднократно оперированный с раком желудка. Оперирующий хирург уже две недели сидел дома на больничном, в отчаянии ожидая его последнего часа.
Дежуривший молодой анестезиолог Роман посмотрел на монитор, широкие зрачки, прижал пальцы на сонной артерии и отключил больного от дыхательного аппарата. В истории болезни записал: "Проводимые реанимационные мероприятия в течение сорока пяти минут в полном объеме без эффекта. В 18:30 зафиксирована биологическая смерть". Обычно больного реанимируют около часа, бьются за жизнь, массаж сердца, дефибрилляции, но, так как смерть была ожидаема, доктор этого решил не делать. Просто появилась нужная запись в истории болезни.
Окружной федеральный госпиталь, где произошла эта история, к вечеру притих, как уставшая огромная машина, и только в реанимации прогремела ржавыми колесами каталка, увозившая Попова под белой простыней в морг.
Рома сходил в обход, дописал последние дневники, поужинал и валялся на диване с книжечкой, когда в ординаторскую постучалась медсестра Инна.
- Роман Александрович, мне очень неприятно, но, когда мы ехали в морг, Попов вздохнул и шевельнул рукой.
У Ромы отнялись ноги. Перед глазами встала картинка: приходят утром санитары, патологоанатом, а на секционном столе сидит Попов, завернутый в простыню, в углах рта запеклась кровь, завалившиеся глаза, из живота торчат дренажи и хрипит: "Помогите...".
- Вы, Инна, не волнуйтесь. Так бывает у больных с сепсисом, высокой температурой - остаточный выдох, расслабление мышц.
- Так Вы не пойдете с нами?
- Куда? В морг?
Рома скосился на часы - 23:15 - самое время. Морг стоял одноэтажным зданием, особняком, от трех главных корпусов госпиталя. Ночь, ветер воет, деревья шепчут качаясь: "Не ходи!". Осколки зеленых фонарей, огромные собаки с красными глазами, над крышей кружит воронье. За дверью морга Попов с товарищами, прислонившись к окровавленному кафелю: "У нас еще есть свободные места!".
Рома выдохнул:
- Вы, Инна, сомневаетесь, Вы и идите.
До утра доктор ворочался на диване, черный ворон клевал ухо: "Зря не пошел!".
Увидев, Инну, спросил:
- Понравилось?
- Очень.
- Все в порядке?
- Да.
Прошло пятнадцать лет, может быть больше. Рома все также работал в окружном госпитале, женился, и все бы вроде ничего, но, однажды, встретил на юбилеи профессора хирурга, Инку, давно ставшую врачом.
- Привет любителям ночным кошмаров! Как ты? Где?
- Да хорошо. Работаю суд. медэкспертом в области.
- Ужас! Не страшно?
- Бояться надо живых, доктор.
Посмеялись, покурили, вспомнили смешные истории и, вдруг, Инка наклонилась к его уху и прошипела по-змеиному:
- А за Попову не бойтесь, я его задушила рукавом пуховика. Рома полетел вниз: серые кресты, гул, откуда-то повеяло холодом, воронье.
- Но почему, Инна?
- Не вести же его обратно - через улицу, три корпуса, два лифта, на шестой этаж.
Махнула рукой и ушла, твердо ступая маленькими ножками по паркету в банкетный зал.
Больница - это беда, горе, боль, часто унижение, слезы, потерянные надежды, полное отчаяние, ощущение настоящего несчастья. Там всегда холодно и страшно, даже, если на улице светит солнце и холл приемного покоя сверкает чистотой мрамора, улыбаются милые сестрички. Кто-то нам шепчет: "У нас есть еще свободные места!".