Аннотация: Воспоминания о детстве буржуйского отпрыска на фоне драматических событий 40-ых годов.
Н А Ч А Л О.
(Опыт детских воспоминаний).
едем,едем Мы едем,
В далёкие края.
Весёлые соседи,
Хорошие друзья.
(Из детской песенки).
А я еду,а я еду за туманом,
За туманом и за свежестью тайги.
(Из песни Кукина).
Когда же,наконец,и к нашему дому подъедет грузовик с солдатами и нас повезут туда,куда везут всех этих людей.
Уже несколько дней такие грузовики останавливались у подъездов домов на нашей улице,солдаты соскакивали и входили в дома.На улице собиралась толпа,затем из дома выходили плачущие люди,неся узлы и чемоданы,ведя за руки детей,все устраивались в кузове грузовика вместе с солдатами и грузовик трогался,сопровождаемый плачем и криками.
Мне было семь лет,я не совсем четко представлял себе,что происходит, но по тревожным лицам родителей и по обрывкам их разговоров я понимал,что подобное может произойти и с нами,и мне хотелось,чтобы это случилось как можно скорее.
Меня не очень смущало,что эти люди не особенно радовались предоставленной им возможности прокатиться в кузовах грузовиков,для меня же вырваться из повседневной скуки было так заманчиво,что мне даже не было важно,чем это будет сопровождаться.
С самого раннего детства я жаждал событий,каждое утро я просыпался с надеждой,что сегодня что-то произойдёт,что-то новое и интересное.
Однажды няня очень жестоко обманула меня Утром перед очередной прогулкой она мне сказала,что сегодня мы едем в Палестину,к тёте Циле Моей радости не было границ.Наконец-то!Мы собрали необходимые вещи,положили в коляску запасы продовольствия,несколько бутылок с чаем и соком,я попрощался с домашними и мы тронулись в путь.Мы ехали по нашему обычному маршруту-по Лайсвес Аллее,мимо президентского дворца,по направлению к центральному костёлу.Там за костёлом была Палестина.Я был в сильнейшей эйфории от предстоящего путешествия.Но вот,подъехав к костёлу,мы стали огибать его,как это делалось каждый день и,когда мы повернули назад к дому,я понял,что меня обманули.Такого разочарования и горя я ещё никогда не испытывал. Бедная няня!Ей стоило большого труда довезти меня,бившегося в истерике,до дому.Ядолго не мог успокоиться.
Так впервые я столкнулся с непреднамеренным причинением боли из-за человеческой глупости.
За исключением подобных эксцессов,которые случались не так часто,моя жизнь текла гладко и однообразно.
Я часто ходил с мамой в гости к нашим родственникам в Слободке,иногда сопровождал её к портнихе,изнывая в ожидании,когда она кончит примерку регулярно болел ангинами и покорно лежал с огромными удушающими компрессами на шее.Изредка мы выезжали в Палангу к морю для поправки моего здоровья.
Была у меня и тайная личная жизнь.Вместе со своим единственним другом-сыном дворника мы почти каждый день бегали на Лайсвес Аллея,(что было мне строго запрещено),и там на автобусной остановке мы собирали использованные автобусные билеты.Дело в том,что мы решили в будущем стать кондукторами,уж очень нам нравилось,как они мастерски отрывали билеты от рулонов,обслуживая пассажиров.Вот такие рулоны мы и должны были реставрировать из старых билетов для своей будущей деятельности. Но,как и большинство великих начинаний,и это погибло в зародышевом состоянии.
Последний год перед вышеописанными событиями оказался намного интересней.Новая жизнь для меня началась,когда,случайно выглянув в окно,я увидел...идущий по улице танк,потом ещё один,потом ещё и ещё. Оказывается,как я позже прочитал в учебнике по истории СССР,это я наблюдал,как трудящиеся Литвы скидывали буржуазное правительство Сметоны и устанавливали советскую власть.И сразу жить стало лучше,жить стало веселее.Мне во всяком случае стало намного веселее.
Кончилась скучная размеренная жизнь.Город ожил.Толпы людей стояли по обеим сторонам улиц и приветствовали красноармейцев,которые шли сплошним нескончаемым потоком.Целые подразделения Красной армии,и пешие,и конные прошли через город с бравыми песнями,всем своим видом показывая нам:смотрите,мол,как мы весело живём.
Наша семья тоже часами простаивала у окна,приветствуя "освободителей" и с улицы заражающее неслось:"Москва моя,страна моя,ты самая любимая!"
А по вечерам знакомые отца собирались уже не для традиционного преферанса,а чтобы обсудить,что следует ожидать от новой власти.
Свою карьеру на торговом поприще мой отец сделал очень быстро.В то время,как все его братья ринулись в поисках счастья за океан,отец,начав с мальчика на побегушках в галантерейной лавке,благодаря своим способностям,уже в двадцать с чем-то лет сумел открыть собственное дело.Отличаясь необыкновенной честностью и аккуратностью в делах,он завоевал доверие поставщиков товаров,что помогло ему обойти конкурентов по отрасли.Ко времени прихода русских у отца уже было солидное дело:он занимался оптовой поставкой галантерейных товаров и был также совладельцем фабрики по производству алюминиевой посуды.Я думаю он быстро понял,что его торговое дело и советская власть-вещи несовместимые.
И вскоре я услышал новое для меня слово-"национализация".
В магазин отца был назначен комиссар.По случайности,он оказался нашим знакомым и не очень заботился о передаче буржуазного имущества народу. Такое двоевластие продолжалось некоторое время,пока в один прекрасный день отец появился дома в неурочный для него час и довольно спокойно
сказал:"Всё".
Очень просто-экспроприация экспроприаторов.
Кончилась "сладкая жизнь"буржуазии Литвы,но это были только цветочки, ягодки ещё были впереди.С тем ,что их лишили годами нажитого имущества, люди волей-неволей примирились,наши еврейские буржуи даже участвовали во "всенародном ликовании"по случаю установления советской власти в Литве.Но никто не был настолько умным,чтобы предположить,что можно вот так просто посадить людей на грузовики и вывезти неизвестно куда.
А пока наши остряки наслаждались мелкой местью и рассказывали анекдоты о командирских жёнах (за анекдоты пока ещё не сажали).Так их красные береты называли "красным уголком для вшей",издевались,что командирши хвастаются,что у них в городе есть две фабрики,где изготовляются апельсины и т.д.
А я между тем начал посещать советскую еврейскую школу.Это был не первый мой опыт школьной жизни.Когда мне исполнилось шесть лет,т.е.за год до радостных событий,меня решили отдать в ивритскую гимназию,где уже училась моя сестра.Там я впервые познакомился с сионистским движением.Я проучился в этой гимназии ровно один день и то не полностью.
Что было на первом уроке я не помню,но зато мне хорошо запомнилось,что случилось на перемене.Какие-то большие ребята повели меня во двор гимназии,где из белых камушек был выложен огромный подсвечник.Все построились вокруг подсвечника,меня поставили в середине и заставили повторять за ними на иврите что-то вроде клятвы,меня,видимо,принимали в какую-то боевую организацию.Вид у этих ребят был настолько суровый,что я,не дождавшись выдачи мне оружия,разревелся и был с позором изгнан.
Лучше бы эти ребята,вместо таких церемоний,постарались бы как-нибудь добраться до Палестины,пока ещё не было поздно.Через год уже было поздно.
А я больше в эту гимназию не ходил,сидел дома и ждал советской власти.
И дождался.А в советской школе было совсем не плохо.Нас учили петь Катюшу,(уже успели перевести на идиш),мы готовили представление к октябрьским праздникам,где я играл то ли будённовца,то ли его лошадь.Мы коллективно ходили на просмотр фильма "Ленин в 18-ом году",а потом бесконечное число раз проигривали сцену,где Дзержинский обезаруживает врага революции.(Я,правда,долго считал,что это геройствовал Троцкий,о нём я слышал от отца,а с Железным Феликсом я ещё не успел познакомиться).
Вообще,новая жизнь мне очень нравилась.
А наша бедная учительница к концу недели всегда завязывала марлей палец,чтобы не нарушить святость субботы.
К нам поселили лётчика.Он оказался евреем и даже знал идиш.У него был
револьвер,по вечерам он его чистил,на радость мне и на страх моей бабушке. Он рвался в бой с немцами и с нетерпением ждал начала войны .Когда же начались грузовики и мама спросила его, что это такое,он коротко ответил:"Это советская власть".
Мои родители решили,что компания по высылке не продлится долго и её можно переждать,спрятавшись в безопасном месте.
Так поступали многие.Можно ли судить тех "умных"евреев,которые, отправляясь в ссылку,оставляли своих малолетних детей у родственников, когда даже самым мудрым раввинам не могло придти в голову,что ждёт евреев Литвы,избежавших ссылки.
Так вот,мама с папой приняли решение спрятаться у маминых родственников в Слободке,-те не достигли того жизненного уровня,который представлял угрозу для советской власти Вот тут-то я и сыграл свою историческую роль,видимо, судьбе было угодно, чтобы я повлиял на дальнейший ход событий.
А было так.Отец с сестрой вышли из дома первыми,а мама то ли хотела собрать кое -какие вещи,то ли ещё что-нибудь,но мы с ней должны были подсоединиться к ним позже.Когда же,наконец,мы с мамой вышли на улицу, то оказалось,что было прохладно и по маминому мнению мне обязательно нужен был шарфик,так как я был после очередной ангины.И мы вернулись. Но шарфик так и не успели взять.
Позвонили в дверь,я открыл и увидел направленный на меня револьвер в руках литовского полицейского.Месяцем позже он,наверное,опробовал своё оружие на евреях,не дожидаясь прихода немцев.А сейчас он изображал преданность новым хозяевам и храбро врывался в квартиры,прекрасно зная, что о каком-либо сопротивлении не может быть и речи.
Полицейский отодвинул меня,помертвевшего от страха,в сторону и вошёл в квартиру.Вслед за ним вошли офицер НКВД,двое красноармейцев с длинными винтовками и примкнутыми штыками и, всему венец,молодой и суетливый еврейский комиссар.Проверив по списку и убедившись,что нехватает двух членов семьи,они решили ждать,устроив нечто вроде засады.Наш молодой комиссар,чтобы не терять времени ,стал лазить по шкафам,видимо,в поисках золота,а красноармейцы так и продолжали стоять,держась за винтовки.
Ждать пришлось недолго.Отец с сестрой,видя,что мы с мамой не появляемся,решили венуться домой.Тут полицейский ещё раз проиграл свой спектакль с револьвером и даже заставил отца поднять руки и обыскал его.Мне эта игра с револьвером совсем не пришлась по душе и я начал плакать,но быстро успокоился,поняв,что убивать нас во всяком случае не собираются.
Офицер убедившись,что вся семья в сборе,приступил к инструктажу.Он объявил,что на основании такого-то указа мы подлежим высылке и,что для
лучшего соблюдения санитарных условий взрослые мужчины поедут отдельно. Отец безмолствовал,но мама сразу разобралась в санитарной инструкции и начала плакать и кричать таким страшным голосом,какого я от неё никогда не слышал.Мама кричала,что она никуда не поедет без мужа,пусть её лучше убьют зесь на месте.
(Как выяснилось позже,все санитарно-отделённые мужчины попали в лагерь, где большинство из них погибло).
НКВДист выглядел несколько растерянным.Он пытался успокоить маму и, забыв про провозглашённые им санитарные правила,сказал,что попытается выяснить.Он долго говорил по телефону и затем объявил:"Вышла ошибка,-вы поедете вместе".
Я до сих пор не могу понять,или в самом деле в его бумагах была ошибка, или ему удалось кого-то уговорить.
Солженицын описывает случай,как пришли кого-то брать,семья подняла крик,к ней присоединились соседи и вскоре весь дом кричал.И НКВДисты бежали.Они не любили ни сопротивления,ни лишнего шума.Просто не привыкли к этому.Я думаю,что наш офицер,будучи добрым человеком,(а такие
тоже попадались в органах),убедил начальство,что не надо лишнего шума, пусть в лагере будет на одного человека меньше.
Офицер продолжал успокаивать,всё время повторяя:"Берите тёплые вещи, там холодно,не на смерть едете".Не помню,взяли ли мы чемоданы,но помню, что постелили несколько скатертей на полу и прямо из шкафа бросали туда вещи.Эти вещи спасли нас не только от холода,но и от голода - их можно было обменять на муку и другую еду в голодные военные годы.Мама ещё долгое время с теплотой вспоминала "доброго офицера из органов".
Потом мы,сидя на узлах в кузове грузовика,ехали через весь город к железнодорожной станции.
Там нас поместили в товарный вагон,где уже сидели люди-среди них были и знакомые семьи.Не припомню,чтобы в вагоне было слишком тесно,видимо,
мы не дошли до полагающейся нормы-40 человек-8 лошадей.Каждая семья занимала свою квадратуру на полу вагона,никто не роптал и не жаловался.Что мне запомнилось во время нашего длинного путешествия-это всеобщая покорность судьбе.
Люди,прожившие большую часть своей жизни в удобных квартирах,теперь пользовались туалетом,который представлял собой завешенный скатертью угол вагона,стелили себе постели на полу и бегали на остановках получать кашу и хлеб.Что-то уж очень быстро все приняли новые условия существования.
Толстой называет это спасительной силой перемещения внимания.Но он не мог себе представить усовершенствованную машину уничтожения двадцатого
века,которая успешно пользовалась этой силой у идущих на смерть людей.Эта сила лишала людей способности к сопротивлению и выстелила дорогу в Аушвиц и Треблинку.
Не помню,чтобы в нашем вагоне были какие-то ссоры,только одна молодая женщина,у которой мужа отделили по санитарной инструкции,постоянно демонстрировала свой шумный темперамент,а её трёхлетний сын,по-моему, всю дорогу просидел на горшке в середине вагона.
Вместе с этой семьёй мы прошли долгий многолетний путь в Сибири,а этот горшкосидящий ребёнок стал одним из моих лучших товарищей.(Только вот наше совместное путешествие полностью улетучилось из его памяти).
Наш эшелон,не торопясь,долго простаивая на каждом полустанке,медленно тянулся на восток.И на каждой остановке около поезда собиралась толпа детей,которые просили хлеба.Хорошо жилось советскому народу и до начала войны!
Война началась,когда мы подъезжали к Уралу,и наше движение ещё более замедлилось.
А в это время наши бывшие сограждане уже репетировали окончательное решение еврейского вопроса.Как мы узнали позднее,погромы в Каунасе и в других местах прошли ещё до прихода немцев в Литву.
Первая наша остановка на Сибирской земле была в Алтайском крае.Посреди ночи нас выгрузили из вагонов и посадили на грузовики,которые уже ждали на станции и развезли по окрестным колхозам и совхозам.Наша семья попала в оин из совхозов.Здесь мы узнали из газет,что немцы в Литве.Это известие взволновало всех:с одной стороны люди были рады,что НКВД избавило их от ещё большей беды,но с другой-все переживали за своих близких,которых оставили там.
В совхозе нам дали какое-то жильё и даже начали выводить всех,включая детей,на полевые работы.Так продолжалось около недели,потом нас вдруг снова посадили на грузовики и повезли на ту же станцию,откуда мы прибыли. Снова вагоны и так мы добрались до Новосибирска.Там мы распрощались с железной дорогой на долгие годы.Нас посадили на баржу и мы поплыли по великой Сибирской реке на север.Товарищу Сталину уж очень хотелось познакомить нас с милым его сердцу Нарымским краем,где у него среди множества гениальных идей родилась и идея великого переселения народов
Плавание на барже сопровождалось перекличками,составлением каких-то списков,перегруппировками.По какому принципу всё это проводилось неясно, но нашей семье повезло,нас высадили первыми в довольно большом районном центре-селе Кривошеино,следующие группы попали в тайгу.
В этом Сибирском селе на берегу Оби и прошло моё детство.