Аннотация: Развязка истории Гары. Осталось написать ещё одну главу и песнь о Гаралингах будет закончена. Тогда я выложу эти черновики в виде одной полноценной повести.
Тит 5. Песнь о Гаралингах. Запрещённая песнь или Плачь о дочерях Горо.
"Черви говорят: В крови содержится форма. У бесформенных нет крови и нет формы, посему, они жаждут её обрести.
Я спросил у червей: Зачем бесформенным форма! Зачем им плоть? Они могут странствовать сквозь толщу скал и жить в бездонных глубинах. Они не могут умереть. Так зачем им кровь, плоть и форма?
И черви отвечали: Чтобы они не проходили сквозь скалы, а могли их коснуться и изменить, чтобы не обитать в бездонной бездне, а жить в благодатном краю, чувствовать голод, холод, тепло и вкус пищи, и чтобы умирать. Вот зачем им кровь, плоть и форма"
Эти слова были высечены резцом Немого Мойра в тени пустынного грота между Грибным Лесом и Залом Крови. Под рунами стоит подлинная подпись и дата: пятые сутки второй декады по старому летоисчислению, девятые сутки первой декады по новому, год сто второй от Пришествия Гоба.
Это год основания Гарагата и воцарение короля Гары. Гара сменил много имён: Гобх сын Гобла, Гара Безродный, Гара Кровавый, Гара Ведьмак. Но боле прочих имён в народе запомнилось: Гара Проклятый, муж Моры. Никто точно не знает, что за женщина носила имя Моры. На людях черноволосая королева никогда не показывала лица, пряча его под алебастровой маской или плотной вуалью. Никто точно не знает, откуда она взялась. Кто-то считает её одной из оставшихся в живых дочерей Горо, принявшей новое имя подобно своему мужу. Кто-то утверждает, что это воскресшая Гемма, или даже её призрак. А кто-то говорит, что она сама тьма и смерть, выползшая из самых глубин бесконечной бездны. Но все в итоге сходятся в одном, Мора была самой могущественной и страшной женщиной, каких, когда либо знал народ Гоба. Она была ведьмой, колдуньей и чернокнижницей, чья чёрная сила крови и смерти одновременно воздвигла могущество Первого Королевства и в тоже время низвергла его в пучину кровавых жертвоприношений, разнузданных оргий и мерзких ритуалов из которых она черпала силы. Гара поддерживал Гарагат копьём, а Мора - колдовством. После смерти обоих супругов, дети поместили их останки не в усыпальнице у Врат Света, где Гоб Линги обычно хоронили своих мёртвых, а в отдельном глубинном храме, высеченном в недрах базальтовых скал на уровне Коридоров Страха, за пределами Корней Медных Гор. Во времена Гарагата, это была самая нижняя и глубокая из пещер, в которых когда либо ступала нога человека. Когда пришёл первый из народов бородатых - краснобородые, они основали своё государство в корнях Медных Гор, и глубинный храм стал местом, откуда Гоблинги наносили свои удары по новому воинственному соседу. Краснрбородые прозвали его Храмом Смерти, а Мору называли не иначе как богиней Смерти. Своды Моры - так стали называть этот подземный храм сами Гоб Линги, но и среди них об этом месте ходили дурные слухи. Средоточие тёмного знания, принесённого не с поверхности, и обретённого не в Подгорном Мире, а поднятого из бесконечных глубин.
Из неоконченной песни о Гемме, нам известно, что Гара, несмотря на гейс, отважился влюбиться в Гемму, и пытался победить силу рока своей волей. В то же время Князь Горо обещал руку своей старшей дочери вождю Гриму Зверобору.
О времени между Походом через Грибной Лес и битве в Зале Времени поётся в поминальной песне - Плаче о дочерях Горо. Во время царствования Гары и Моры эта песнь была запрещена, так как в ней рассказывается о самой неудобной для королевской семьи версии появления Моры и причины Бойни в зале Времени.
После смерти обоих супругов и воцарения их детей - Короля Гирры и Королевы Шивы, поженившихся родных брата и сестры, Плачь о Дочерях Горо всё же был записан. Эти руны высечены придворным бардом на стене в Зале Времени.
Беспечные духи сияют во мгле огнями на каменной круче.
В глубокой пещере и малой дыре рыдают они. Ты послушай!
Их крики и всхлипы, стенания и смех разносит в даль гулкое эхо.
Их память хранит скорбь о давних делах, и время тому не помеха.
Пройдут сотни лет и растают века, эпохи сменяют эпохи.
Лишь духи останутся плакать всегда. Мы слышим их горькие вздохи.
Они нам расскажут о чёрной судьбе княжон, что почили до срока.
О кровных проклятьях в руках короля нашедших свершение рока...
Во времена марша по Грибному Залу власть снова безраздельно принадлежала князю Горо. Так как в этом походе главным были не битвы и воины, а неторопливость, аккуратность и тщательность строителей и лесорубов. По его приказам вожди во главе своих полутысяч начали зачищать лес от опасных тварей и прокладывать укреплённую, хорошо защищённую тропу.
Шаг за шагом, не спеша и основательно, Горо врезался в тело грибницы клинком дороги.
Где огнём, где топором, Гоб Линги под его руководством прорубали будущий королевский тракт, обнесённый двумя стенами по краям с арками заставами на расстоянии броска из пращи друг от друга. Судя по словам песни, башни-колонны, содержащие гарнизоны и укрепившие ненадёжные своды Грибного Зала были построены именно тогда.
...Бейте топоры, рубите! Разом, разом, навались!
Вы грибницу изведите, да под корень! Разозлись!
Размахнись, рука лихая, запылай жаркий костёр!
Гаралинг на пепелище здесь поставит свой дозор.
Сводов ввысь достигнут башни, став колоннами опор.
Всякой нечисти и мрази, тёмных ворлингов позор!
Здесь впервые в песне о Гаралингах упоминаются Ворлинги. Кто они не совсем понятно. Это старинное слово образованно из двух корней: Ворн - означающее тоже, что и черви, и уважительного корня Линг. Слово Линг не употребляется отдельно, лишь в сочетании, обозначающем людей и людской род. Либо речь идёт о каких-то "людях червя", либо о червях грибницы, бывшими в те времена крупнее и опаснее нынешних. В песнях древние Гоб Линги часто наделяли разумом и чертами людей диких тварей, например, рысаков, сравнивая их стаи со своим кочевым народом охотников. Возможно из уважения к силе и опасности червей, достигающих двух метров в длину, Гоблинги обозначили их словом Линги. Есть и другая версия, но о ней будет сказано позже.
Тем временем, передовые отряды под командованием князя Гары углублялись в дебри грибницы, встречая странных тварей. Не просто чудных и невиданных, а словно искажённых. Во всех даже самых ужасных существах подгорного мира была красота гармонии и совершенства. Каждый изгиб тела рысака был выточен веками и поколениями жизни в пещерах и норах. В них нет места ничему лишнему. Эти же твари были уродливы. В них не было ни гармонии, ни совершенства. У одного огромные острые зубы, такие, что он прокусывает собственные губы и челюсти, у другого рога, что не дают ему добраться пастью до пищи и так далее. И не было среди них даже пары одинаковых и схожих между собой, как бывают схожи два человека, два рысака или два крота. Доведённые своим уродством до отчаяния, эти бестии в безумной бессмысленной злобе истребляли всё что попадалось им.
Гара и другие охотники не могли понять, как эти твари могут плодиться, и если плодятся в сворах между собой, как они достигают зрелости, если сызмальства их ужасная форма обрекает существ на страдания. Словно они рождаются уже взрослыми, чтобы прожить остаток своего срока в исступлении и жажде убийства, пока сами не будут убиты.
Гара устало в бреду прошептал:
- Что за безумье меня окружает? Что за метания плоти в крови? Шкуры, кости, чешуя... когти, пасти и клыки... всё играет, словно тени! Всё течёт, словно вода!
Гоблинги вступили в битву, и был ужасен тот бой. Ибо враги жаждали смерти, своей и чужой. Они насаживались тушами на кинжалы и ножи, а когтями и зубами рвали охотников на части.
Перед лицом Гары химера оторвала голову старшему из его вождей, и кровь товарища покрыла князя. И стал он красным, как сама кровь.
Ярость затмила князю глаза, и воины его словно лишились рассудка. Они сражались подобно берсеркам. Ибо знает всякий в Подгорном мире, если хочешь убить чудовище, нужно самому стать чудовищем.
Но вот в пылу схватки сошлись в поединке Гара и бестий вожак - могучая тварь, обликом, словно огромная крыса, длинная морда с пастью широкой, а в ней кинжальные зубы, передние лапы длинны и массивны, подобны человеческой руке, хвост тонок и гибок, покрыт острой костяной чешуёй с шипом на конце. В мутных слепых глазах химеры светились одновременно ум и безумие.
Гара был одет в костяной доспех, но без шлема, ибо отдал его Хараду в откуп за броню. Вместо шлема одел он кожаные шапку и маску смазанные жиром, чтобы соскальзывали когти и зубы врагов.
Тварь взмахнула хвостом и подобно бичу ударила им по ногам князя, но Гара уклонился и устоял на ногах, и в следующий миг уже сам нанёс удар длинным костяным кинжалом. Но острие прошло вскользь по рёбрам химеры.
И вот уже тварь ударила Гару в живот острым хвостом, как бьёт скорпион своих жертв. Гара согнулся пополам и сплюнул кровью, но броня Харада выдержала, и он остался жив. И в тот миг, когда тварь занесла когтистую лапу, чтобы разбить князю голову, он разогнулся подобно пружине, и вонзил оба свои кинжала в горло и сердце врага. Химера же на издыхании ударила его когтями по лицу. Маска смягчила удар, но её выдубленная кожа не выдержала остроты звериных когтей. Острия разодрали маску и мясо лица до крови. И князь лишился левого глаза.
В тот час и миг к великому князю Гаре пришло знание, которое он прежде отвергал. Вождь людей Гоба и герой Битвы Крови понял, и он смертен.
И страх объял его сердце, пустив в него свои корни, оплетая и сливаясь воедино, как оплетает растения и проникает внутрь древ грибница, становясь навечно связанными.
Бой был кончен. Охотники свежевали туши чудовищ, и нашли их мясо не съедобным, жидкости их тел ядовитыми, а запах тошнотворным. Лишь шкуры их были прочны, хоть и отвратительны на вид.
Гара сидел посреди поля битвы, возвышаясь на трупе убитого им врага, и смотрел на своих воинов числом менее пяти сотен, что убирали трупы и строили укрепления вокруг лагеря.
Он сидел молча, зажимая рукой кровоточащую пустую глазницу и алые струи текли по его лицу и шее на грудь, окрашивая броню Харада в багряный цвет.
Воины изредка тайком бросали на своего вождя опасливые взгляды. Они боялись за здоровье князя. Но не решались подойти к нему, чтобы обработать раны, ибо боялись, что Гара ещё не отошёл от припадка берсеркерства.
Гара же не шевелился и думал:
- Почему я боюсь? Ведь раньше я не боялся! Когда мы бились с Рысаками под сводами Багряного Зала, когда Скальные Зевы в кошмарных коридорах жрали наших людей одного за другим, не разбирая, мужчина ли, ребёнок или старик. Мне было всё равно! Так почему я сейчас боюсь? Да так, что пот стекает по моей спине?
- Почему я боюсь? Боялся ли я раньше? Да! Боялся! Тогда я ещё носил имя Гобха сына Гобла, внука Гоба. Тогда у меня была семья и род, и я боялся. Опозорить, быть недостойным... не смочь... Потерять... Но я отрёкся от имени и отца и лишился страхов. Я Гара Безродный, мне нечего терять и некого бояться.
- Так почему я боюсь? Что у меня есть, кроме проклятий бывших друзей и мимолётной любви бывших врагов?
И тут он вспомнил и из оставшегося глаза потекли крупные слёзы.
- Гемма! Но и ёе у меня нет! Я люблю её, но руку её Горо отдал Гриму Зверобору, а своё сердце она отдала Спящему Гро.
Но всё же пока есть надежда, у меня есть моя любовь! И плевать на гейсы Грима! Но я боюсь! Боюсь потерять надежду и боюсь умереть не достигнув цели!
Так думал Гара пока кровь вытекала из его ран, и когда слишком много крови покинуло его тело он, наконец, свалился без чувств. И только тогда воины его полутысячи рискнули приблизиться к своему князю и обработать его раны.
Лишь когда сведущие в знахарстве и ворожбе осмотрели увечья Гары. Они заметили следы яда попавшего в раны. Но высасывать или вымывать его было слишком поздно. Он уже разошёлся по крови.
Воины накрыли его многими мехами и шкурами, и оставили в ожидании того, что будет. Выживет ли их князь или умрёт.
Во сне же Гаре прислышался тихий голос, едва слышный на фоне шума собственной крови и сердцебиения.
И, словно бы говоря на незнакомом языке, голос становился громче, а сердце билось тише, пока голос не вскричал, а сердце замерло.
Но оно не остановилось, и Гара не умер в тот час и тот миг.
И тогда голос заговорил на языке Гоб Лингов, и разбился на десяток, а затем и сотню голосов. Гара слышал эти голоса в ударах своего сердца, в бегущей по венам крови и понимал, это голоса крови. Той крови, что попала в его раны, выплеснувшись из ран чудовища. И теперь она смешалась в одно, словно бы Гара стал побратимом тех чудовищ, которых он убивал.
И голоса начали нашептывать ему в голову, что он смертен. Они давили его близостью рока, распаляя страхи. Но в тоже время тихий голосок среди гомона проклятий шептал почти неслышно:
- Не бойся! Я защищу тебя от страхов и кошмаров! Я остужу твой горячий лоб прохладной ладонью. Есть способ избежать смерти и проклятье Гейса. Мой возлюбленный Гара, ты обязан победить смерть!
Ты слышишь мой голос, потому что в наших жилах течёт одна кровь. В моих твоя, а в твоих моя! И я люблю тебя, ведь ты мой брат, а я твоя сестра. Так приди же ко мне! Или туда, куда зовёт тебя мой голос. На вершине Паучьего Камня тебя будет ждать твоя возлюбленная и сестра. Я ждала вечность, и буду ждать. Гара!
И в тот миг во сне явилась ему неясная тень, стоящая на вершине Паучьего Камня, что лежал глубоко в дебрях грибницы. Стройная девушка с чёрными волосами и пылающими сверкающим антрацитом глазами. Лишь лица он не мог различить. Оно было неясным, словно текущим, как вода или ртуть. Но на миг, он увидел лицо Геммы, и боле очертания образа не менялись.
- Приди ко мне, возлюбленный Гара! - произнесла девушка, - и в этот миг князь проснулся в холодном поту.
Сон не пошёл воину на пользу. После битвы мысли разрывали покой Гары, а яд в его крови отдавался сотнями голосов шепчущих проклятья. Сотня голосов желала ему смерти, другая сотня надсмехалась над героем из народа Гоба, следующая сотня взывала к страхам князя, и ещё одна выкрикивала имена тех, кто виновен в бедах князя: Грим Зверобор, Старый Гобл, Князь Горо Травник... и много других, из тех, кто завидовал Гаре, или желал ему смерти. И та сотня голосов, что кричала проклятья, вдруг стала звучать как голоса тех людей. И среди теней царствующих в Зале Грибницы, князь начал различать издевающиеся над ним лица.
И среди сотен проклятий лишь один голос шептал:
- Приди ко мне! - но громким он был лишь во сне, наяву превратившись в бесшумный шорох.
И чем сильнее Гара прислушивался к этому единственному тихому голосочку, тем труднее было его расслышать, и тем глуше слышался он на фоне насмешек и проклятий сотен голосов.
- Я хочу, чтобы они замолчали навсегда! - вскричал Гара. И его удивленные воины, побросав все дела, смотрели и изумлением на своего проснувшегося князя и вождя. Ибо вокруг стояла тишина и не было никого, кто говорил бы с князем! Но среди тишины Гара закричал вновь:
- Я хочу, чтобы они замолчали! Заткните их поганые пасти!
К Гаре подошёл испуганный словами вождя Дакх и спросил:
- О ком ты говоришь мой князь? Кто говорит с тобой и не даст покоя?
- Они! - и Гара показал пальцем на мёртвые тела Химер, - Они кричат мне и смеются надо мной. Каждый из них и все разом! Вырвите им языки, заткните глотки, заставьте их замолчать!
- Но как можно заставить молчать того, кто и так уже мёртв? Тебе всего лишь привиделся навеянный ядом кошмар!
Тут внезапно воскликнул другой воин, сведущий в колдовстве и заговорах:
- Будь осторожен! Всякому известно, что через кошмар можно заразиться безумием!
И тут уже испугались все в отряде Гары. Воины поднялись на ноги и окружили князя, не зная, что им делать.
И всё, кто был среди них, не смогли в то время сомкнуть глаз, и никто не спал, боясь, что во снах, к ним могут придти кошмары и принести с собой безумие Гары.
Но прошло время. И толи голоса стали тише, толи Гара к ним привык и не обращал более на них внимания, но вскоре рассудок или его видимость вернулись к князю. И его воины вздохнули с облегчением.
Через сутки к укреплениям Гары подошли идущие следом отряды с основными силами. Гара встретил их упрёками:
- Вы опоздали на целый день и этот день стоил жизней десятку моих людей!
Но воины, несущие на себе тотемы князя Горо и вождя Грима отвечали:
- Мы идём не только с детьми и женщинами, но и стариками и ранеными, среди которых есть те, кого приходится нести на руках!
- О боги! - взвыл Гара, - эти живые трупы нужно было оставить в Гробницах у Врат ещё до похода! Этот глупец Горо и все его прихлебатели...
- К каким богам ты взываешь, Безродный Князь? - осадил Гару воин, что носил на шее забальзамированную слепую ящерицу - тотем Горо, и высушенную многоножку - тотем Грима, - У тебя нет предков, которым ты мог бы молиться, и нет духов, которые тебя защищают. Над тобой реет проклятье Грима Зверобора, а призраки подземелья следуют по твоим пятам!
- Тогда я буду молиться призракам! - с презрительной усмешкой отвечал Гара. Воины, недовольные тем, что их князя оскорбляют, с мрачными лицами вставали за его спиной, сжимая окровавленное оружие в руках. На их шеях, привязанные к шнуркам, словно живые раскачивались и шевелились высушенные маленькие нетопыри - летучие мыши, коих Гара сделал своим тотемом после победы над упырём в Битве Крови.
В воздухе запахло ссорой, и вновь Гоб Линги желали проливать кровь Гоб Лингов. Но вдруг в воздухе раздался голос князя Горо, спешившего уладить распри:
- Умерь свою дерзость, когда говоришь с князем! - обратился Горо к своему воину, - И ты прости ему его глупость, как подобает сильному прощать слабых.
Но Гара ответил на это:
- Слабых съедают сильные, а сильные не прощают друг друга. Эту мудрость мы познали вместе с Гримом!
Горо не нашёл что ответить на эти слова.
Полутысяча Гары отдыхала, спала и ела, под защитой остального войска. Но как только они набрались сил и запаслись водой, воины снова двинулись в путь, чтобы пробить дорогу войску, как острие пробивает путь копью.
Позже, когда воины остановились на новый привал и соорудили укрепленный лагерь, на них снова напали. Отряд Гары должен был защищать эту местность, пока сюда не придут основные силы, но войско Гоб Лингов по-прежнему шло медленно, сковываемое обозом раненых и стариков, что не могли быстро идти, а некоторых приходилось нести.
На этот раз врагами были ворлинги - люди червя. В стенах зала раскрылись пасти скальных зевов и из их утроб в лагерь Гоб Лингов хлынули враги. И вновь битва была кровавой. Гара сошёлся в поединке с вождём людей червя. И во время битвы червь обратился к Гаре. Враг узнал о гейсе, лишь посмотрев на князя, и сказал о том.
Гара же ответил, что уже знает о проклятии, довлеющем над ним.
Тогда червь предрёк беду, если Гара послушает совета голосов в голове, ибо червь их тоже слышал.
- Я не принимаю советов от врагов! - закричал Гара и ударом кинжала рассёк плоть червя и достиг сердца.
После боя, у костра Гара отдыхал и говорил с охотниками и воинами из его отряда.
И вновь князь видел, как гибнут его люди, из-за того, что скованное малыми детьми и стариками войско слишком медленно передвигается. О том он сказал своим людям, и многие были согласны.
И тогда он спросил:
- Что ценнее, жизнь здоровых юных воинов и охотников, или жизнь неразумных детей, от которых может в будущем вовсе не будет толку, или жизнь выживших из ума стариков, или сравнявшихся с ними калек, что уже никогда не смогут сражаться и защищать свой род.
Воины слушали его со страхом, ибо все понимали к чему он клонит, и иные были против, но до смерти боялись Гары, чтобы возразить, а иные были согласны, но не решались преступить тонкую грань.
Видя колебания в своих людях, Гара накинул на плечи одну из шкур, убитого прежде монстра, и так укутался в неё, что сам стал не отличим от твари. И взяв в обе руки по кинжалу, он произнёс:
- Чья жизнь ценнее? Юной прекрасной Геммы, дочери князя Горо, или бессмысленно спящего Гро? Что подобен овощу, и нет ни у него, и у его брата отваги прервать это никчёмное подобие жизни! А ведь Гамма отдаёт свою жизнь, этому полуживому мертвецу! И если Грим, будучи её женихом, не в состоянии из своей слабости и трусости освободить брата и невесту от их ужасной судьбы, ужели я не могу этого сделать? И знаете вы, что тогда на меня неотвратимо в тот же миг обрушатся беды, призванные проклятьем Грима! Ужели кто из вас скажет, что делаю я это из корысти, а не ради жизней живых?
Те, кто стоят на пороге смерти, не должны по долгу задерживаться посредине. Либо мы вытащим их к живым, либо столкнём к мёртвым!
И те, кто были против, после речей князя засомневались, а кто согласен был, те получили оправдание задуманным ими зверствам. Ибо возжелали они умертвить всех, кто задерживал войско, и был причиной многих смертей и увечий в передовых отрядах.
И многие надевали шкуры убитых монстров и вооружались. И поклявшись на крови, связали друг друга обетом тайны и молчания.
Теперь те, кто не желали участвовать в бойне, остались в лагере, а небольшая группа тех, кто желали пролить кровь, в обличие монстров и чудовищ отправилась, чтобы прокрасться в лагерь и внезапно учинить бойню, а затем столь же внезапно исчезнуть, дабы всё зверства были приписаны диким тварям. Но Гара утаил от своих людей, что такой план был нашептан ему девичьим голосом, что клялся князю в любви, и какой слышал один лишь Гара.
Они врываются в обоз и начинают убивать. Гара нашёл и убил своего отца, и этим прервал род Гоба, а затем убил Спящего Гро, пронзив кинжалом его сердце. Но внезапно к нему бросается, женщина, чтобы защитить Гро. Гара отмахнулся от нее, словно от насекомого рукой с зажатым в ней клинком, и случайно ранил девушку. В этот момент он узрел её, и понял что перед ним Гемма княжна Горолингов, а Гемма узнает его. И тогда другие охотники окружили их и потребовали силой кровной клятвы убить Гемму, ибо страх смерти и кровной расправы со стороны Горолингов обуял их. И Гара, обезумев от крови, ужасов, страха, изумления криков его людей и шёпота призраков, пронзил сердце Геммы под смех женского голоса в его голове! А, придя в себя, ужаснулся от содеянного, и долго без чувств сидел на полу, обнимая мёртвое тело возлюбленной. Призрак возрадовался смерти соперницы, нашёптывая князю в голову:
- Теперь тебе не нужно бояться Гейса Грима, ведь он уже исполнился, и Грим сам стал его жертвой!
Гаралинги убивали всех, кто был свидетелем или мог узнать в них людей, а не монстров, и затем бежали во тьме прежде, чем Горо и Грим успевают прибежать на помощь со своими людьми. Гару им пришлось силой оторвать от тела геммы и полуживого уносить на руках прочь.
Позже, измученный страданиями Гара, выплакав о Гемме последний здоровый глаз, оставляет своих людей и один идёт сквозь чащу грибницы. Он жаждал умереть, желал, чтобы твари разорвали его, но монстры не трогали князя, и бежали лишь завидев его. Он же шёл к указанному голосом месту. Чтобы встретиться с судьбой и уничтожить демона, что завладел князем. Там, на вершине паучьего камня он встречает нагую девушку, одетую только в свои чёрные как вечная пустота волосы.
Гара откидывает пряди и её лица и видит перед собой лицо Геммы. Ему казалось, что он сходит с ума. Кинжал, которым он хотел убить тварь выпал из рук и укатился далеко в дебри. Девушка же говорит ему:
- Я и есть твоя Гемма, но не только она, а многие подобные ей, чья кровь течёт во мне. Ты приносил их мне в жертву, и они стали частью меня, а я стала ими. И все они - Я, а Я - твоя сестра, и ты мой возлюбленный.
- Как мне называть тебя?
- Как пожелает твоё сердце. Хочешь, я буду Геммой?
- Нет! Ты не она! Изыди, или я убью тебя голыми руками!
- Но почему? Ведь я люблю тебя, Гара! Я единственная, кто любит тебя, а не боится, не нуждается или зависит от тебя. Я просто люблю!
- Ты исчадие бездны! Чудовище!
- Но ведь ты тоже... Гара Кровавый, Гара Проклятый, Гара Безумный, Гара Берсеркер...
А со мною ты будешь Гара Любимый, Гара Единственный. Мой Гара!
Что им нужно от тебя? Твоя сила, твоё копьё, твоя жизнь? И что ты получаешь от них? Любовь? Благодарность? Уважение? Покорность? Разве это?
Разве не проклятья они кричат тебе в след? Разве не жаждут, чтобы ты погиб сражаясь с чудовищами ради них? Разве в их глазах ты не такое же чудовище? А сегодня, когда ты был в шкуре химеры, разве ты не познал этого?
Ты желаешь править ими, а я желаю быть с тобой, и я сделаю всё для тебя! Разделю с тобой свою жизнь, и ты никогда не умрёшь от самых чудовищных ран, пока я сама буду жива. Я научу тебя искусствам и тайнам, и сама окутаю тебя чарами величия. Я заговорю твоё оружие и твои хвори! У каждого камня и пещинки, возьму обещание не причинять тебе вреда.
Неужели до сих пор ты не веришь мне?
Её прохладные руки коснулись горячего лба воина, и жар ушёл из его головы. Её волосы откинулись обнажая мраморно белое тело, словно светящееся в окружающем полумраке. Губы коснулись губ князя. И Гара обо всём забыл в её объятьях. Там на вершине паучьего камня они стали супругами, и призраки роем теней метались над их ложем, встревоженные страстью воина и колдуньи.
В тот миг совокупления были зачаты близнецы Гирра и Шива, коим суждено было стать следующими после Гары и Моры королями Гарагата.