История, переполненная глупостями, ложью и ошибками, возможно от того то только и кажется нам правдивой, настоящей... Отдаваясь впечатлению от произведённого на нас эффекта, мы не пытаемся найти смысл чего либо, но при этом абсолютно уверенны в том, что он обязательно есть.
Ковалёв Александр Владимирович
2010 г.
Земную жизнь, пройдя до половины,
Я очутился в сумрачном лесу,
Утратив правый путь во тьме долины.
Каков он был, о, как произнесу,
Тот дикий лес, дремучий и грозящий,
Чей давний ужас в памяти несу!
Так горек он, что смерть едва ль не слаще.
Но, благо в нем обретши навсегда,
Скажу про все, что видел в этой чаще.
Данте Алегиери "Божественная комедия"
Из всех мыслимых грехов к истинной погибели нас ведут семеро: Чревоугодие, Лень, Жадность, Похоть, Зависть, Гнев и Гордыня. Но чтобы победить их довольно трёх светочей: Веры, Надежды, а более них - Любви.
Августин Блаженный
Пролог
Он снова услышал лёгкий шелест её крыльев, когда раскладывал свой мусор в аккуратные кучки. Даже не хотелось оборачиваться, что-то подсказывало, что она опять, как и много раз прежде уселась на трухлявый пень, вцепившись в него когтями своих пушистых совиных лап, и сложила переливчатые серые крылья за спиной, подставив обнажённую девичью грудь с острыми сосками мягкому солнцу. Но всё же он обернулся. Обернулся и взглянул в её пустые кровоточащие глазницы. Кровь двумя дорожками стекала по её щекам и капала на грудь, оставляя грязно-красные кляксы на белой коже.
- И почему славяне считали тебя посланницей богов? - произнёс он, - по мне, так эллины были правы, ты просто гарпия!
- Но и эллины признавали нас божьими слугами! - возразила она, - слышал о комедии Эсхила?
- Птичий город? Я не читал её.
- Скажи, чем ты занимаешься?
- Тем же чем и всегда, пытаюсь избавиться от этого хлама!
Она пристально оглядела то, что лежало перед ним: использованные одноразовые шприцы, и разорванные презервативы, рваные бумаги и денежные купюры, порнографические открытки, пластиковые бутылки из-под газировки и обёртки от конфет, битые бутылки от водки и пива, окровавленное оружие... и много-много ещё чего.
- Что я только с ними не делал? Пытался сжечь - они не горят, закапывал, но они опять вылезали наружу! Пытался забросить их так далеко как только можно, но они опять возвращаются.
- Это твои совершённые грехи, от них тебе уже никуда не деться, - ответила она.
- Но разве нет способа их искупить?
- Если он есть, тогда чего же так все мучаются с ними? Как раз в необратимости действий, их ужас для смертных и бессмертных. Наши ошибки никогда не прощаются, они остаются с нами навечно.
- Выходит, лучше поступать как даосы и буддисты и вовсе ничего не совершать?
- Это как раз и есть одна из таких ошибок. Несовершённые дела режут осколками стекла, гораздо больнее совершённых. Что сделано, то сделано, а что упущено...
- И нет выхода? Ну что же? Я Мертв! Чего же мне ещё?
- То, что ты в раю, ещё не значит, что ты мертв! Мертвые не чувствуют! Мертвых ничего не держит! Они растворяются в небытие. Прах к праху, дыхание в ветер...
- И это место, по-твоему, рай?
- Оно рай для тебя.
- Тогда как же это?
- Это твои грехи. Они то и держат тебя, не позволяя умереть и достичь нирваны.
- Но если я в раю, какие вообще могут быть грехи? Я же их искупил, выходит!
- Насколько же ты глуп! Сколько раз нужно повторить, чтобы ты запомнил, от совершенных грехов нет искупления!
- А как же те, кто в том Раю, где Бог и Ангелы?
- Ты называешь богом Иегову? Ну что же в их раю тоже Грешники, только их грехи иные. Эти грехи, пожалуй, единственное, что делает их души бессмертными, иначе у них больше не осталось бы никаких стремлений, а отсутствие стремлений это отсутствие движения, мысли желания... это и есть Ничто! Нирвана! Смерть!
Ты то сам помнишь, как оказался здесь? Если тебе так нужен ответ, что делать с этим мусором, расскажи мне свою историю.
- Ты и так её знаешь.
- Это нужно не мне, а тебе.
- Ну что же, начну я, пожалуй, былинно, с неким пафосом, но так уж мне хочется. Слог будет корявым, но прости меня, я не поэт. Вступление займет совсем не много, слушай:
Светила уж давно покинули безжизненное, лишённое звёзд, небо. И совершеннейшая тьма владела местом сим. А ветви то и дело хлестали по лицу, его в кровь раздирая. Я тщетно закрывал себя руками, пытался увернуться, но шипы настигали меня неизменно. Я был в лесу, и конь мой шёл вперёд, не разбирая троп. Не я им правил, но мною он, ведя своим невидимым путём. И Странный голос ветром приносимый, бросал в меня один упрёк:
- Ничтожный Грешник!
И казалось, что чем дальше шли мы, тем дальше уходили от дорог. И вдруг в тени забрезжили огни. Таинственные светлячки иль призраки былого, они внезапно осветили путь. Мрачнее становилась тьма, лишь стоило ей расступиться, и показать хоть часть тех ужасов, что скрыты были прежде в ней. Меж исковерканных деревьев, от света прячась, корчились огромные уродливые твари. Не слизняки, не черви, не змеи и не пауки, но разом вместе все в едином теле.
Да где же я? И жив ли до сих пор? Но холод чувствую и плотью боль, а значит жив. И к мерзости был отвращением охвачен, и меч из ножен обнажил, коня в бока пришпорил до крови. И он помчал меня скорее прочь отсюда. Но вдруг остановился и упал. Огромная и жирная пиявка впилась зубастой пастью в его бок. Ещё одна, и вновь, ещё. Я отсекал куски их тел, рубил напополам. Я их давил копытами коня. Но тщётно всё. Они неистребимы. Лишь сам успел на землю соскочить и прочь скорее. А отбежал подальше, обернулся. Мой старый друг иссушен до костей, в глазах его мольба и боль, но я не смог его спасти, я отвернулся и бежал. Друзей случалось мне бросать и раньше. И слышал лишь, как за спиной чудовища пресытившиеся кровью взрывались.
От них бежал я в дебрей глубину. Перед собой клинком я прорубал дорогу, но вдруг мой меч прошил лишь пустоту. Я вышел на поляну. И в призрачном рассвете увидел тень. Но это человек? И это женщина? Монахиня, ведь на груди ее весит огромный медный крест. Из глаз её текла кровавая слеза. К ней осторожно подошёл, держа меч наготове.
- Скажи мне кто ты? Что с тобой случилось? И знаешь ли отсюда путь?
Она же отстранилась, на ощупь, пробуя дорогу. Ладонью провела по моему лицу. Она слепа! Как раньше не заметил. Но тут как будто бы меня она узнала, и, улыбнувшись мне, произнесла:
- Тебя ждала я долго, славный рыцарь, и, наконец, ты сам ко мне пришёл. Отсюда путь есть ... только мёртвым!
- Что это? Ты демон! Это всё ловушка!
Но только сжал клинка я рукоять, как боль пронзила кисть. Кулак разжал и ужаснулся. Весь меч обличье изменил в подобие орудья пытки превратился, змеёй извился, иззубрился пилою, а рукоять шипы исторгла из себя, и ими проколола руку, и более я отпустить её не мог. Демон же лишь ближе подошёл, и издевался:
- Давай же Грешник, порази меня клинком, лиши мир снова жизни, что ж ты медлишь?
- Скажи мне, в чём мой грех! Чем заслужил я эти пытки, демон?
- В чём грех? Да их так много, что всех не перечислить и за раз. На самом деле все их знаешь ты. Ты спрашивал: кто я? Я - Немезида!
И в тот же миг почувствовал, как копья пронзают плоть мою, и иглы разрывают кожу. Я ими ощетинился как ёж. И из груди, ломая кости, меня объять желают огромные крюки. С меня живьем слезает кожа и льётся кровь ручьём. Нет сил терпеть, нет сил кричать, лишь боль и ужас, больше ничего.
- Вот и настало моё время, смертный! Как только дух испустишь свой, на век останешься со мною!
- Постой сестра! Ты не дала ему возможность защищаться.
Из тени появился новый демон, ужасен его вид, подобен сплошной пасти, и трудно разобрать, где пасть его кончалась, и начинался он. Между клыков и ртов сверкнула пара глаз, и глотка, словно у пиявки, усеяна клыками, отверзалась, выпустив его язык на волю. Брызжа слюной, он на своих ногах бежал со скоростью доступной только богу. Но ангел мести его остановил:
- В том нет нужды.
- Напротив! Я предлагаю спор. Иначе Фемида вновь узнает, чем занята её сестра. И узы крови не помешают ей отправить в ад родную. Ты знаешь, ты сама такая, ведь вы же близнецы.
- Предатель! Подлый искуситель!
- Сие есть правда, однако, я тюремщик лишь. Тебе я предлагаю спор. Позволь мне с помощью его добыть те души, что аду предназначены по праву, и тем искупит он свою вину. Всего семь пленников, всё по числу его грехов. Хоть раз не справится - он твой по праву и закону.
- Но он почти уж мертв!
- Однако способ есть!
Он крест с груди её сорвал и подносил к моим устам. Тот крест был не обычен, восьми концов и с перекладинами по бокам шипам подобен.
- Желаешь муку прекратить? Готов ли по делам своим ответить? Целуй же крест мне!
Опять обман? Ещё одна ловушка? Но он его к устам моим прижал, и в тот же миг края креста загнулись, он обхватил мне лоб и всё лицо, и вид свой изменил, шипы стали все уже и длиннее. Он сжал мне голову своей колючею решёткой, и стал подобен рёбрам вымершего зверя. Иглы и колья рвать меня на части перестали и на плечах в меня вросли и бронзовыми стали, и ребра, вырванные из груди, срослись снаружи, тело охватив, а ногти и шипы в руках как панцири срослись. Боль отступила.
- Что? Неужели? Я свободен?
Но демон преградил мне путь, и тут же панцирей скелет стал твёрже стали, он грудь мне сжал и прекратил дыханье, стянул суставы члены, и приковал к земле, в неё корнями врос. Предо мною он предстал, разинув все три пасти.
- Пожалуй, нет! Сие есть не доспехи, а клетка лишь, удерживающая в мёртвом теле дух. Сними её и в миг умрёшь. А я тюремщик твой. За мною следуй, коли отвагою не обделён. Я покажу тебе дорогу...
1.
Учение Северного Храма Тму-Тарака гласит: Всякое действие побуждается стремлением. И нет более сильных стремлений, чем те, что принято называть в обществе порочными. Парадокс в том, что порочность обуславливается именно их силой, человеку трудно преодолеть эти наклонности просто усилием воли, что в свою очередь ведёт к ненасытной несдержанности и саморазрушительным последствиям. Эти стремления называют - Грехом.
И если колдун задаётся целью создать некоторое действие, обладающее определённым значительным эффектом, последствиями и силой, ему следует создавать природу этого действия на основе первичной природы греха!
Базовый учебник философии Тму-Тарака. Введение.
Чтобы найти разгадку, нужно разгадать загадку, разгадка уже содержится в самой загадке, но чтобы разгадать загадку, загадку сперва нужно загадать. А правильно загадать загадку - это уже искусство! Вот такая белиберда!
Правила игры в Загадки. Катехизис Тму-тарака.
Зверь вновь издал рёв, от которого у людей закладывало уши. Он, казалось бы, соревновался с осаждёнными в том, что лопнет раньше - его раздутая от напряжения глотка или их барабанные перепонки. Наконец задохнувшись от крика, он умолк, харкнул густой слюной, переводя дыхание, и вновь полез на стену, цепляясь когтями за отверстия окон и щели в неровной каменной кладке.
- Он уже съел кого-нибудь? - спросил кастелян, крики снаружи были ему ответом, он вздохнул и произнёс, - Зверь вкусил плоти, теперь на какое-то время его кожа мягка!
Все и так это знали, но кастелян произнёс это несколько раз, словно заклинание, и когда он умолкнул, остальные стали прислушиваться к звукам ящера.
Как только его жёлтый глаз показался в проёме обвалившейся бреши, загородив собой солнечный свет, один из стражников не выдержал и бросился вперёд, протыкая воздух перед собой длинным копьём.
- Стой, кретин! - только и успел крикнуть Хозяин, вдогонку, ухватив за шкирку второго балбеса, пытавшегося последовать за товарищем. Копьеносец в миг оказался у окна, перед огромным ромбовидным зрачком, но вдруг этот кошмарный глаз исчез. Воин от неожиданности не успел остановиться и выбежал почти на самый край полу обвалившейся площадки балкона. Яркое солнце ослепило его, он зажмурился, замер над пропастью, балансируя своим копьём.
Слепота быстро прошла, и, открыв глаза, воин увидел окружающие пики скалистых жёлто-бурых гор, серые камни, вымытые из гор дождями и чёрные вены поросших мхами промоин и оврагов. Холодный ветер леденил его кожу, яркий свет озарял груды камней осыпавшиеся из разбитых стен у подножья крепости, и длинный чешуйчатый хвост...
Хвост! Чёрт! Воин поднял глаза вверх, но солнце не ослепило его вновь. Огромная четырёхпалая лапа с развитыми гибкими пальцами крепко схватила его, сжав рёбра до хруста.
Крича от боли, воин вонзил в звериное предплечье острое копьё, пробил мышцу, да так, что окровавленный наконечник вышел с другой стороны. Это заставило тварь разжать хватку, и воин стремительно понесся вниз, пролетая рядом со стеной башни, которую так долго защищал.
- Проклятье, - подумал он, - спастись от зубов этой змеи, чтобы разбиться о камни! Да уж! Видно, смерти мне было уже не избежать! А я всё ещё лечу? Чёрт, какая же она на самом деле высокая, когда же уже будет зем...
- Грохнулся, - печально заметил один из стражников, аккуратно выглядывая в низ, наблюдая, как тело чуть ли не взорвалось от удара о землю, разлетаясь ошмётками в разные стороны.
- Теперь осталось двести тридцать один, - заметил другой.
- Молчать! - огрызнулся Хозяин, он быстро оглянулся на потолок. Верхний этаж прекрасно просматривался через огромную дыру в перекрытии, пробитую некогда упавшими с верхнего края стены камнями. Некоторые из этих валунов лежали здесь на полу, некоторые застряли на остатках потолка-пола верхнего этажа.
- Три человека, лезьте туда и постарайтесь подтащить камушек побольше к краю дыры, только так, чтобы он раньше моей команды не свалился, пятеро спрячьтесь здесь за камнями и колоннами, остальные убирайтесь на нижние этажи и без дела не высовывайтесь.
Стражники бряцнули об дощатый пол оружием в ответ на приказ и побежали его исполнять, им не нужно было даже говорить, кто конкретно, что должен был делать. Тем временем, ящер почувствовал носом, как ветер проникает внутрь башни через щель в каменной кладке. Он шкрябнул когтями по стене и камни в слабом месте зашатались. Не долго думая он вцепился в наиболее крупный выступающий булыжник зубами и потянул на себя. Камень с хрустом вылетел из стены и понесся с огромной скоростью вниз, свистя рассекаемым воздухом. Через секунду ещё один угол старого холла осыпался от сокрушительного удара упавшего камня. У встроенной в стену замковой часовни обвалились остатки каменных арок некогда поддерживавших крышу, упавшую ещё раньше.
Зверь же глубже засунул свой длинный нос в образовавшуюся дыру, теперь он челюстями, как огромными пассатижами, вцепился в толщу стены и с силой рванул на себя. Огромный кусок кладки обвалился, превратившись в гремящий камнепад. В образовавшуюся брешь хлынул свет, выхватывая лишь одну фигуру:
Невысокий, мускулистый. Он был одет только в рубаху без рукавов и обут в высокие ботинки из грубой кожи. Его доспехами были прочный кожаный передник, и шишак с бармицей* из плотной ткани, Лишь тоненький золотой венец с острыми иглами редких зубцов на шлеме отличал его от прочих защитников башни.
Зверь остановился, разглядывая нового врага, вдруг в его мозгу что-то словно лопнуло и он с рёвом вогнал свою голову в брешь, разинув пасть, пытаясь ухватить зубами мелкую шуструю тварь с венцом на голове. Хозяин отскочил назад, но зубастая пасть с ещё большей скоростью последовала за ним. Воин вдруг уперся спиной в стену, отступать было больше некуда, он отвернулся и зажмурил в ужасе глаза, крича от страха и готовясь умереть.
Вдруг его с ног до головы окатило горячей густой жижей. Ещё минуту он стоял с закрытыми глазами, уже не крича бесполезно открытым ртом, но ничего не происходило. Наконец он решился открыть глаза. И тогда он увидел прямо перед собой поломанные сомкнутые клыки, прокусившие собственные губы и язык. Огромный камень размозжил голову зверю об дубовый пол, почти полностью раздавив ее. Изо рта, ноздрей, ушей и лопнувших глаз огромными пульсирующими потоками лилась кровь, подгоняемая ещё живым сердцем. Она стекала с пола в пробитую зверем дыру и лилась по камням стены, смывая по дороге и унося с собой какие-то предметы, мусор, даже небольшие камни. Воины вцепились в колонны и вбитые в стены крюки для светильников, чтобы не поскользнуться и не быть смытым в пропасть. Но вдруг кто-то громко вскрикнул, ржавый винт, звякнув, обломился, и соскользнувший воин упал на пол, его стремительно понесло к бреши, и не один из его товарищей не успел протянуть ему руку или копьё.
- Двести тридцать - глухо продолжал считать стражник.
- Забыли скомандовать? - раздалось откуда-то с верху. Хозяин, ещё не успев придти в себя, поднял голову вверх и кивком поблагодарил, кого-то не видимого. Отёр ладонью чужую кровь от глаз и лба.
- Смотрите! Они снова идут!
Преодолевая дрожь и усталость, Хозяин осторожно подошёл к мертвой голове зверя, хватаясь за её выступы и чешую, чтобы не последовать за смытым стражником. Он наступил ногой на морду мёртвой твари, ухватился за её усы, взобрался на вбитый в её череп валун, и посмотрел в отверстие бреши перед собой. Угловая башня, держащая натиск, уходила основанием в грохочущий поток, бесновавшийся, будучи запертым, в ущелье между стен внутреннего и внешнего валов. Едкий кислотный запах поднимался от пенящихся багряных волн, которые пополнялись от ран павшей твари. Хозяин оторвал взгляд от глубокой пропасти, и проследил глазами вдоль хребта ящера до внешней стены, занятой отрядом осаждающих.
Широкая спина зверя легла поверх двух растерзанных каменных валов, меж которых во рву кипела тёмно-красная зловонная жижа. Широкая спина зверя легла, словно мост через кровавую реку. Широкая спина зверя несла на себе несколько сотен затянутых в толстую черную кожу, ремни, одетых в низко натянутые плотно вязаные шапки и грубо кованые каски, с лицами, упрятанными за деревянные, костяные или тряпичные маски.
Как только зверь замер, и его омертвевшее тело заняло устойчивое положение, эти сотни с воплем выставили толстые щиты из дубовых спилов, и бросились вперёд, по усеянной наростами и шипами, словно ступенями шее ящера, послужившей им штурмовой лестницей.
Хозяин мельком взглянул на запад. Края гор уже почернели, а небо над ними жарко пылало малиновым. Солнечный диск на половину скрылся за рванным каменным краем.
- Осталось ещё не много! - крикнул он тем бойцам, что стояли у него за спиной, - Просто не дайте им вступить в эту башню. На нижних этажах - готовьтесь завалить проходы и обрушить мосты, на случай поражения, остальные - за мной!
И словно забыв о только что пережитом ужасе смерти, он, размахивая над своей головой длинным седельным мечом,* понёсся по шее ящера на встречу наступающим, между двух рядов широких шипов, служивших ему бортами.
Стражники с разбега сшиблись со штурмовиками, и несколько десятков осаждающих тут же, от сильного удара толпы на толпу, посыпались в пропасть рва, по пути утаскивая с собой одного, другого стражника. А защитники выставили перед собой копья, бердыши, мечи, и крепко упершись в них руками, толкали всей массой отряда, словно колючий поршень, тесно сбитую толпу врагов. Те даже не могли воспользоваться оружием, в тесной давке нельзя было ни протянуть, ни поднять руки, рёбра трещали от напряжения. Кто-то в середине толпы издал славленый крик, и как будто маленький фонтанчик чёрной крови брызнул из лопнувших от давления глазных яблок.
Сумерки вечера сгущались. Солнце давно уже скрылось за хребтом, и темнота стала наливаться чернильной чернотой. Тут с осаждающими начало что-то происходить. Паника быстро распространилась в их рядах. Десятки голосов разом завопили:
- Огня! Принесите света! Скорее!
- Факелы! Скорее факелы! Закат прозевали!
- Света! Пожалуйста, света! Скорей же!
Но факельщики бегущие с хвоста не могли пробраться к тем, кто боролись на шее. С теми же, кто оказался слишком далеко от света, стали происходить странные метаморфозы: они словно бы растворялись в нарастающей тьме, теряли плотность и очертания. Их одежда и оружие падало с их тел, словно сквозь воздух и тени. Первыми таяли их глаза, и они начинали страшно пронзительно визжать, заливая всё вокруг кровью, срываясь в пропасть, иногда нарочно, чтобы прекратить мучения. Факельщики долженствующие стать спасением, стали преградой, мешающей покинуть поле битвы. Их иной раз сбрасывали на камни вместе со спасительным светом. Разгром был ужасен.
Стражники продолжали давить толпу врагов уже на спине, и до самого хвоста, пока ров не кончился, и не началась внешняя стена. Дальше они не пошли. Враги тут быстро разбежались по ярко освещённым кострами норам, пробитым в скалах.
- Ух! Теперь можно будет отдохнуть до утра.
- Двести двенадцать, мой господин, - подытожил стражник, - нас осталось двести двенадцать.
Хозяин печально оглянулся на угловую башню центрального замка, из середины которой свисала шея звероящера. Вершина развалилась, крыши нет, лестница обрушилась на нескольких этажах, вместо неё протянули толстые верёвки с узлами, дыры в стенах местами очень большие, так что свободно видно внутренности, да ещё из середины свисает длинная шея мертвого зверя, по которой, оказывается, очёнь удобно ходить.
- Мы сможем сбросить эту тварь?
- Не думаю, господин. Она привалилась к стене и когтями впилась в камни. Конечности уж коченеют. Придётся встраивать в крепость, ответил кастелян оглядываясь назад.
- За ночь успеем?
- Нет, конечно, тут и трёх ночей не хватит. Ну, а что делать?
- Ладно. Зови людей. Мы начнём таскать камни. У кого есть мечи пускай начинают срезать мясо. Сначала с шеи, а там докуда успеем. А мы тогда поднимем стену вот здесь, нужно будет надстраивать по тазу твари, там, где кости, а то когда мясо прогниёт, стена рухнет.
- Хозяин...
- Сейчас я линию намечу... - словно не замечая слугу, он продолжал что-то делать стоя спиной к кастеляну.
- Хозяин! - раздалось более требовательно.
- Ну что? - он не выдержал, крикнул с явной злобой, с желанием убить, но тут же осёкся, и виновато кивнул своему слуге. Тот понимающе кивнул в ответ и заговорил:
- Мы теряем слишком много людей. Самим не справится. Нужно позвать на помощь.
- И кто откликнется? Кому есть дело до этой войны? Она длится уже триста лет, и в гробу они все её видели! Все уже давно привыкли и всем плевать кто прав, а кто виноват! И кто же откликнется на наш призыв?
- Те, кто любит деньги достаточно, для того, чтобы умереть за них. То сокровище, которое мы так долго защищали, несомненно, нельзя отдать в руки врага. Тогда получится, что жизни павших потрачены зря. Но его можно отдать тому, кто сможет защитить его лучше нас.
- Ты прав. Наверное, ты прав... Я пошлю гонца в города, может, кто и отзовётся...
2.
Примечательно, то, как порой сила склоняется перед слабостью. Особенно отчётливо это видится на примерах героев и правителей. Иной раз задумываешься, от чего слабый вдруг обретает власть над сильным. Может, все великие только кажутся нам таковыми, лишь оттого что мы сами стоим перед ними на коленях?
Аммодей Авалон Цербер Епископ Северного Храма
В момент, когда Дева сменила Льва, а Аврора сама только-только очнулась ото сна*, на восточной окраине Содома, по улице разделяющей рынок рабов и те дома у входа, в которые, висят ветви ивы*, шли двое странников. Они имели довольно необычный вид для этой области Тара-Барры, и некоторые прохожие слегка сторонились их, принимая за колдунов с Севера. Хотя большая часть прохожих вовсе не обращали на них внимания, у них было полно своих забот.
Один был крайне невысок, и ширина его вполне соизмерялась с его ростом, от того он словно бы перекатывался на резвых мускулистых косолапых ножках, внешне напоминая очень упитанного мопса. Но, несмотря на это он шёл очень быстро, гораздо быстрее своего более высокого и менее тучного спутника. Карлик был одет в рясу, тканную из собачьей шерсти, от него в принципе слегка несло псиной, даже золотая гривна на его шее напоминала собачий ошейник. Лицо его было приплюснуто и нос, словно бы вдавлен в него, мясистые щёки свисали как у молосского дога*, и казалось даже странным, что из-под них не выглядывают огромные клыки. Но самым приметным в его лице были ужасающие свежие шрамы, перекрещивающиеся на уровне рта. Один продолжал разрез его губ, заводя улыбку чуть ли не за уши, и был схвачен вертикальными стежками хирургической нити. Второй начинался ещё под рясой и шел, рассекая лицо, да и всю лысую голову на две равные части, проходя по подбородку, губам носу, между глаз и дальше по лбу, и схвачен он был косыми крест на крест стежками.
Если первый походил на пса, то второго можно было, пожалуй, сравнить с ежом. Тонкие и относительно длинные колючки торчали прямо из его тела во все стороны. Он был роста среднего, сутул, придавленный чем-то невидимым, телосложением крепок, хотя далеко не мускулист. Лица его не было видно вовсе, из-за странной вычурной маски напоминавшей скелет трилобита*. Бронзовым хребтом она пролегала от переносицы до подбородка, обхватывая голову с обеих сторон торчащими острыми рёбрами-иглами. Верхние два ребра значительно длиннее прочих стягивали голову над ушами, почти срастаясь на затылке, а два нижних загибались вверх, и тянулись вдоль скул и висков, поднимаясь надо лбом и лохмами русых волос как рога. Иногда в щелях этой решётки тускловато поблескивали его глаза.
Плечи странника были усеяны толстыми и очень длинными подвижными шипами, они росли так густо, что все принимали их за наплечники, даже не догадываясь, что каждое из этих тяжеловесных копий другим концом было попросту воткнуто в тело. Грудь странника была закована в бронзовую же клетку, скреплённую клёпками навесными замками и тонкими звенящими цепями. Клетка эта имело нечто общее между обычной тюремной решеткой, за которой держат диких зверей или людей, и человеческими костями. Надета она была прямо на голое тело.
Ниже голого живота был повязан широкий кожаный ремень с множеством металлических блях. Он удерживал на бёдрах юбку ниже колена и ножны с виду обычного тонкого меча. Руки и ноги были обуты в бронзовые краги и котурны соответственно. Рельефный узор изображал их увитыми терновым плющом.
Эти двое шли довольно быстро. Недостаточно быстро, чтобы заподозрить, что они от кого-то бегут, но достаточно для того, чтобы понять, что оба чего-то опасаются и нервничают. Внезапно на дороге прямо перед ними взметнулось облако пыли, и раздались хлопающие разрывы брошенных петард. Случайных прохожих как метлой смело. Даже красный свет в окнах соседних борделей погас, и шторы оказались плотно задернутыми.
- Не успели таки! - недовольно фыркнул карлик. Он нахмурился и скривил рот, готовый к жесткому отпору, колючий же слегка вздрогнул и незаметно зашёл за спину карлику, отгородившись им от вероятной опасности.
- Храбрый же у тебя защитник! - раздался насмешливый женский голос из облаков опадающих пыли и дыма.
- Зато им командовать прощё - рыкнул в ответ карлик, затем он мотнул головой и резко бросил спутнику - Вперёд!
- Может, я здесь останусь? - спросил колючий.
- Я сказал вперёд, раб!
- Ты назад-то погляди!
Гном обернулся и увидел ряд женщин в кожаных одеждах, вооружённых длинными хлыстами и короткими спицами. Он оскалился и повернулся вперёд. Перед ним стояла такая же стена, только в центре её находилась девица, опутанная цепями, с тяжёлым кистенем, мерно вращающимся над её головой.
- Чего вам нужно? Мы и так уже уходим!
- Ты вправду надеялся, что Госпожа Содома отпустит вас с миром, после того, что вы натворили в её городе?
- Мы делаем свою работу, именем Того Кто Приносит Свет! Законы нами нарушены не были. Уйди с дороги, иначе...
- Ну и что будет иначе? Твой "отважный" "сильный" "свирепый" воитель изрежет нас на куски?
- Он может попытаться, - усмехнулся карлик, - Грешник!
- Я не хочу! У меня ещё с прошлого раза раны не зажили.
- А у тебя не спрашивают. Смерть то тебе не грозит, Грешник! - чтобы все услышали, рявкнул карлик, и едва слышно, только для спутника добавил - Главное следи, чтобы маску с тебя не содрали и цепи не лопнули...
- Я знаю, знаю - в них моя жизнь!
Названный Грешником немного отошёл от своего тюремщика, глубоко вздохнул... Он зажмурился и стиснул зубы, затем аккуратно всей ладонью взялся за рукоять своего меча и, крепко сжав её, замер. Стражницы ехидно переглянулись, раздались едкие смешки, затем они разом щелкнули кнутами об землю и двинулись на странников, но в этот момент с Грешником началось твориться нечто странное. Из ладони плотно сжимавшей рукоять меча вдруг вышли несколько острых шипов, они пробили плоть кисти, выступила кровь. Но тут же кровавая клякса исчезла на остриях странных пик. Клинок вздрогнул, его лезвие словно бы потекло, как если бы его расплавили. Линии причудливо изгибались, вытягивались в бритвенные полосы, ершились словно пилы. Женщины остановились в удивлении.
В след за тем длинные иглы стали выходить из плоти правой руки Грешника, они как сыпь распространялись от кисти к плечу, пока, наконец, последний шип не пробил кожу на шее. Грешник больше не смог сдержаться, он закричал от боли во всю мощь лёгких, но на полу крике задохнулся и упал, опершись на изменчивое лезвие своего клинка. В следующую минуту в щели между решётками маски зло блеснули белки глаз. Менады отступили, в их рядах послышались произнесённое шёпотом: "Колдуны!"
- Да чего вы испугались? - заорала девица в цепях, - он и так уже изранен, просто добейте его! - Она сама бросилась, вперёд расталкивая осторожничавших сестёр, и оказавшись на достаточном расстоянии от Грешника, метнула в него с размаху своё грузило на цепи. Снаряд попал в незащищённую ключицу, сломал её, вошёл в плоть и зацепился в ней изогнутыми крючками. Девица с силой дёрнула цепь, и Грешник покатился по земле, оставляя кровавый след в пыли.
- Ну, вот и всё! - злорадно орала она, - Вот и всё на что способно их жалкое колдовство! Забейте его кнутами! Разорвите его плоть от плоти, член от члена!
Менады с диким радостным визгом бросились исполнять приказ своей госпожи и начали стегать тело, которое их хозяйка тащила за собой по улице. Те же, кому не хватило места в толпе истязающих Грешника садисток, окружили тюремщика и без особых трудностей повалили его на землю, связали руки кнутом, а в золотую гривну продели цепь.
- Колесницу мне! - рявкнула госпожа, и ей вскоре подали её, запряжённую двумя чёрными жеребцами, на которых восседали две обнажённые девушки-всадницы. Предводительница менад привязала цепь к оси, сама запрыгнула на площадку и крикнула всадницам - Гоните, стервы! Вперёд!
Пара рванула с места как бешенные, унося по дороге колесницу. Женщина обернулась назад - покрытое колючим скелетом существо безжизненно металось из стороны в сторону, вспахивая за собой пыль дороги, как борона. Она радостно заулыбалась. Вид истязаемого тела вызывал внутри неё сладостное возбуждение. Она вновь посмотрела вперед, чтобы хлестнуть спины всадниц, заставить их гнать коней ещё быстрее, но тут повозка резко остановилась, да с такой силой, что ось колёс вылетела из уключин.
От удара треснули оглобли, и высвободившиеся лошади метнулись в разные стороны, сбросили ненавистных наездниц и долго ещё продолжали тащить за собой их, запутавшихся в сбруе.
Предводительница с ужасом увидела ту скорость, с которой твердая земля приближалась к её лицу. Она зажмурила глаза и вся сжалась, но это не спасло её. Раздался хлюпкий удар, потонувший в общем визге и шуме, и даже звонкий хруст не смог пробиться сквозь эту пелену гомона. Госпожа открыла глаза, она взглянула на свою правую руку. Та словно бы обрела новый сустав и была согнута в нём почти под прямым углом. Боли не было. Но она знала, что как только пройдёт шок, боль появится и она будет нестерпима.
Тогда она оглянулась в сторону пленника, желая узнать, за что такое зацепился его труп, что цепь смогла вырвать ось колесницы. Но к её удивлению труп просто лежал посреди дороги, или точнее полу сидел. Или если уж совсем точно... Тут глаза её расширились от удивления... труп Грешника с мясом стёртым до костей сидел на дороге, одной рукой с локтем вылетевшим из сустава держал цепь, а другой, пронзенной тысячами игл, сжимал рукоять меча, клинок которого по самое перекрестие был вогнан в землю.
- Проклятье! Да ты и в правду колдун! - взревела она, залившись потоком слёз. Превозмогая свою слабость и дурноту, она выхватила из-за пояса длинную спицу и бросилась на врага, с яростным криком накинулась на него и вогнала остриё в шею. Замерла, сжимая его в костодробительных объятьях. Испуганные притихшие менады подошли ближе, рассматривая эту странную застывшую пару. Со стороны двое походили даже более на любовников застывших в один из моментов страсти. Но, когда они приблизились достаточно, то увидели, что тело их госпожи проткнуто насквозь несколькими штырями, растущими из тела Грешника.
Тюремщик, выглядывавший из-за спин воительниц, злорадно улыбнулся. Он без особого труда сам сбросил путы и с силой, которую от него было трудно ожидать, растолкал тех женщин, что мешали ему пройти к Грешнику.
- Я удивлён, что ты позволил им себя связать, - раздался слабый голос из-под решётки на лице.
- А я не удивлён тем, что эта женщина погибла в сражении с тобой, хотя ты даже ни разу не замахнулся на неё мечём, - отвечал тюремщик, он ловким движением стянул воительницу с игл своего спутника, взял её бережно на руки и поднёс к ошалело стоявшим рядом женщинам.
- Вот, возьмите её и отнесите её матери. И передайте мои слова её отцу... хотя нет. Скажите, что я только молчал. Надеюсь, теперь вы позволите нам навсегда убраться из этого города и никогда больше не переступать границ вашего царства?
Женщины переглянулись. Никто из них не хотел принять ответственность за решение, никто не хотел опять драться и получать увечья, ни кто не хотел возвращаться с трупом своей госпожи к господам своей госпожи. Среди них разгорелся спор. Спор перерос в склоку, склока в драку...
- Пошли отсюда, Грешник, - вздохнул тюремщик и повернулся к дороге.
- Я идти не могу, - шепнул человек. Тюремщик вздохнул и стал наматывать цепь на локоть. Грешник забеспокоился:
- Эй, погоди! По-моему это не лучшая идея! Может, какую-нибудь телегу или повозку? Да стой же! Я же ещё даже меч бросить не успел!
- Ну, так бросай его скорей, смотри не порежься, - и с этими словами карлик потащил его за собой на цепи, точно так же как до этого, менада тащила его за собой на колеснице, только с меньшей скоростью.
3.
Изучая проект "Грешник" неопытный аналитик сочтёт его набором бессвязных, возможно глупых, противоречащих друг другу действий. Отчасти это так, но лишь от части. Нельзя однозначно сказать, что у этой жестокости не было цели. Нельзя сказать, что проект был провалом. Главной целью бесцельного эксперимента был поиск цели. И для того, кто проникнется сутью сотен внутренних конфликтов и противоречий, тысяч ошибок и просчетов, тот убедится, что все они были не случайны...
Аммодей Авалон Цербер Епископ Северного Храма
Утро превратилось в вечер, и звёзды сменились над небом Содома. Запах нечистот в канавах становился нестерпим. Но его старательно пытались забить приторными ароматами, распыляемыми в воздухе. Множество мужчин и женщин появлялись на улицах, одетых и не очень, и даже совсем на оборот.
Молодая девушка в шелковом коротком халате, проходя по Привратной улице, встретила знакомого парня. Они приветствовали друг друга поцелуем, крепко обнявшись, затем они занялись любовью, во время чего девушка рассказывала парню свои новости, свежие сплетни, он охотно ей отвечал. Потом, закончив свои чувственные ласки, они поцеловались на прощанье, и парень пошёл дальше по своим делам, а девушка, увидев других знакомых, радостно помахала им рукой, и пошла на встречу.
- Я ненавижу этот город! - заявил шокированный Грешник, наблюдавший эту сцену. Он отвернулся к воротам, чтобы не видеть чем обернётся встреча красавицы с группой парней и девушек, распивающих вино в беседке из виноградных лоз. Но ворота по-прежнему были закрыты, ведь полночь ещё не наступила.
- Это потому что ты так не можешь, - злорадно ухмыльнулся тюремщик, - хочешь, а не можешь. Зуб видит, а глаз не имеет! Стоп, что-то не то, Зуб не видит...
Грешник не слушал и не отвечал. Он закрыл уставшие глаза и попытался заснуть, но у него не получалось. Он не мог никак принять удобную позу, не мог расслабиться.
- Бывали времена, когда просто невинный поцелуй в щёчку считался развратом, - не унимался тюремщик, - а ведь по сути если это действие не несёт последствий, не может их нести, оно не может считаться не то, что греховным, даже порочным! Ведь что они, по сути, делают? Занимаются Любовью! Не ненавистью, не насилием, не войной. Любовью! Дарят удовольствие окружающим и получают радость сами. Да это тысячам людей покажется раем, лишённым злобы и жестокости!
- Да они же занимаются этим между делом, вместо "здрасти"! Какое там удовольствие? Радость? Они его за это даже не считают, это должное. Рутина, болото!
- Я смотрю, тебе не хочется в рай?
- Если он таков, то не очень.
- А, каким же он должен быть? В раю нет страстей, нет горестей желаний.
- Вот-вот, потому что горестей нет у того, кто ничего не желает. Нету там ничего в вашем раю. Просто пустыня и сборище недочеловеков без воли и страстей. Рабы капризного ребёнка.
Тюремщик усмехнулся. Он отвернулся от толп гуляющих в вечерней дымке людей, и посмотрел на истерзанного облитого кровью спутника. В его глазах больше не было злорадства, только интерес. Он не много подумал и спросил:
- А где бы ты хотел жить? Может в аду?
- Не знаю. В ад мне тоже не хочется.
- Но ведь следуя твоей логике, только там, самые невыносимые страдания, значит, только там могут быть и самые неизъяснимые удовольствия?
- Не знаю, может и удовольствия, может и радость... может, надежда?
Тем временем на колокольной башне у ворот пробило ровно полночь, и огромные окованные створки распахнулись. Те, кто покидали город шли по правой стороне, их было не много, те, кто прибывали, шли по левой, и их были тысячи.
4.
Из истории Великого Колдовства мы знаем, что всякое малое колдовство, неотъемлемо является частью большего колдовства. Кто-то в шутку назвал это "эффектом матрёшки". Это всегда планы внутри планов, и интриги внутри интриг. Как порой удивительно осознать, что твои собственные мысли, о которых ещё минуту назад ты даже не подозревал, уже просчитаны и включены в общую стратегию.
Аммодей Авалон Цербер Епископ Северного Храма
- Нужны наёмники! Среди вас есть ветераны? Кому нужны деньги? Среди вас есть наёмники?
- Сколько платишь, девочка?
- Десять тысяч золотых талантов, вы согласны?
- Ого! Погоди, а куда служить то? Кто такой щедрый?
- Хозяин Кровавой Башни. Так что?
- Не! Нет, ни за что, красавица. Ищи других идиотов!
Группа молодых людей, посмеиваясь, отошла от девушки. Она глубоко вздохнула, и как бы скинув очередную неудачу, направилась к торговцу вином. Седобородый старик усмехнулся и жестом пригласил её на лучшее место. Она медленно прошла под навес, скрадывавший посетителей от холодного моросящего дождя.
Звякнув длинным мечом об пол, девушка присела на табурет и уронила голову на стойку прилавка. Её каштановые волосы устало рассыпались по затёртому дереву, отбрасывая красноватые блики от нефтяных ламп.
- Сегодня так же нет желающих? - поинтересовался торговец, наливая вишнёвую водку в расписной глиняный кубок.
- У меня больше нет денег, Хетт, - послышалось из-под каштановой копны.
- Ты и так обеспечила мне месячную выручку. Думаю, могу попотчевать тебя и в кредит. Это же Содом! Гоморрские грехи тут не в почёте.
- У вас своих хватает, - жёстко ответила девушка, быстро подняв голову.
- Ты забыла, что я скопец? - усмехнулся торговец.
- Знаешь ли, не было возможность проверить правдивость твоих слов. И надеюсь, что она так и не представится.
- В этом вся ваша беда. Здесь в оплату нужно предлагать не деньги, а кое-что интересней. Девственность, например, - он снова неприятно улыбнулся.
- Для евнуха ты какой-то слишком озабоченный. Содомцы паршивые воины, за их услуги я не дала бы и медного гроша. Я надеялась, что здесь будут приезжие. Например, солдаты, отдыхающие после воин. Они всегда скапливаются у мест с доступными женщинами.
- И мужчинами, - поправил старик.
- Да угомонись ты! Престарелый содомит! У врат есть ещё гостиницы? Не знаешь?
- Нет. Много людей нашла?
- Двоих, если не считать тех, кто к ним прилепился. Ещё бы парочку.
- Чего нет, того нет. Кстати это не твои двое вчера устроили бойню на центральной улице? Говорят, вырезали целый отряд стражниц, кровищи было! Еще говорят...
- Много чего говорят. Это точно не мои. Они благородные люди, и чёрта лысого прошли бы за стены внутреннего города.
- Так значит твои наёмники не колдуны с севера, что снимают комнату у Толы?
- Им нужны деньги? - девушка сразу подняла голову энергичным движением. В её глазах загорелся интерес.
- Естественно! После того, что они натворили, их не выпускают из внешнего города, да что там, их из своей конуры не выпускают. Толе даже пришло предложение от верховной жрицы внутреннего города - выкупить у него эту комнату и замуровать там поганцев. Эй, ты куда?
Девушка уже не слушала его, она бежала под дождём к указанной гостинице.
5.
Забавный случай. Как известно, колдун Тюремщик, создавший Грешника, обещал тому избавление от мук, в оплату за службу по её завершении. Сам же тюремщик даже и не думал о том, как исполнить своё обещание, дело в том, что служба Грешника не должна была завершиться никогда.
И когда у Тюремщика спросили о Содоме, что бы он сделал, если бы его с Грешником на веки заперли в замурованной камере, он ответил:
- Закричал бы от радости, ведь тогда, мое колдовство завершилось бы успешно.
- Почему же тогда вы сбежали?
- Сбежал не я, и не по своей воле, к этому нас вынудило ещё большее, и ещё более древнее колдовство...
Аммодей Авалон Цербер Епископ Северного Храма
Каменщики оглядели фронт работ, и резво принялись месить цемент. Один начал закладывать камнем окна, другой - забивать дверь. Доложив до середины, он остановился, дожидаясь товарища, дабы и он мог выйти. Посреди комнаты угрюмо сидели двое - карлик и шипованный. Они только-только начали приходить в себя.
- Я не чувствую тела! - Испуганно вскрикнул Грешник, - что происходит?
- Ты парализован, - вяло ответил Тюремщик, - они подсыпали отраву в еду, для смертного дважды смертельная доза. Но мы же проклятые из Северного Храма Тму-Тарака, смерть для нас - избавление от мук, так что яд не сработал должным образом. А вот если они замуруют нас тут и наложат шесть печатей по одной на каждую сторону, вот тогда мы не выберемся отсюда до тех пор, пока печати не будут сломаны.
- А это случится очень не скоро! - раздался визгливый голос, и у полу заложенного прохода показался женоподобный старик в белых одеждах, - он с наслаждением садиста посмотрел на двоих пленников, - я Едон Хатти, евнух из административного аппарата внешнего города. После того, что было содеяно вами в пределах внутреннего города, был создан неприятный прецедент. Не говоря уже о кровавом побоище на центральной улице. Поскольку казнь не удалась, как вы уже заметили, суд евнухов приговорил вас к пожизненному заключению заочно.
- Вы не дали нам возможность оправдаться, - огрызнулся Тюремщик.
- Оправдания не имеют смысла. Ваша вина доказана, мотивы нас не интересуют. Вы убили двух человек, и за два убийства вы должны городу две смерти либо две жизни. Око за око.
- Вы знаете, что мы граждане другого государства, это вызовет ответную реакцию со стороны Северного Храма.
- А вы не могли подумать о том, что Храму не захочется ссориться с Содомом, особенно после того, как наш совет позволил ему открыть приход во внешнем городе? Ваше наказание одобрено представителями обеих сторон.
- Спорим что это один из семи колдунов, которых мы ищем? - шепнул Грешник на ухо Тюремщику.
- Это не подлежит сомнению, - ответил тот.
Три стены уже были полностью лишены отверстий, и тогда евнух пролез внутрь. Каменщики подали ему шесть глиняных табличек с клинописью и странными схемами. На каждой помимо изображения содомского божества с фаллосом вместо головы стоял оттиск в виде трёх девятихвостых звёзд.
