Друг мой Сашка жил на краю посёлка, и я часто ходил к нему в гости. Было это когда мы ещё учились в школе. Теперь он давно женился и переехал в другое место, как и я сам. Дружеская связь наша незаметно истончилась, а затем оборвалась. Но в то лето, когда случилась эта история, едва не стоившая Сашке жизни, мы были не разлей вода.
Седьмой класс и все уроки остались позади. Летние каникулы только перевалили за середину. Вольное время, если не считать вечерней повинности по поливу огорода. Но это уже мелочи - ведь жаркие полные солнца дни принадлежали нам всецело.
- Опять к Сашке убегаешь? - спросила мама, помешивая в тазике с булькающим вареньем. У неё был отпуск и заготовки.
Дом полнился запахами ягод, а на улице лаяла соседская собака.
- Мы у него погуляем, - я поглядывал на плиту, желая снять пробу. Мелькающая перед носом ложка пресекала все подступы.
Мама вдруг замерла. Взгляд её сделался отрешённым:
- Ты слышал, что Люду Васильеву до сих пор не нашли?
Об этом гудел весь посёлок. Люда училась вместе со мной и Сашкой. Два дня назад она отправилась погулять с подругами. Те вернулись домой, а Люда сказала, что пойдёт навестить бабушку. До бабушки она не добралась, и никто её больше не видел. То, что Люда пропала, поняли лишь к вечеру. Вчера каждого из нашего класса опрашивала милиция, не знает ли кто что-нибудь, что помогло бы в поиске. Я не знал.
- Мы будем только у Сашки во дворе, - добавил я на всякий случай.
- Не хочется мне отпускать тебя. Люду ведь могли и похитить.
- А теперь и меня похитят, да? Ну, мам - я же понимаю.
Мама не договаривала: болтали, что Люду мог забрать собственный отец, с которым её мать недавно развелась. Хорошо, если так. У родного отца, каким бы он ни был, всё лучше, чем неизвестно где.
- Понимает он, - улыбнулась мама, возвращаясь к варенью. - Чтоб никуда со двора не ходили! Я спрошу потом у тёти Вали. И чтобы долго не шлялся, - отец придёт с работы будем картошку полоть.
Тётя Валя была матерью Сашки. И мы действительно собирались оставаться во дворе. Что я лишний раз пообещал, выбегая на улицу, пока не навешали каких-нибудь дел.
Было только десять часов, но уже припекало. Я сорвал на грядке огурец, обтёр его и грыз, пока шёл. Посёлок у нас небольшой, так что до приятеля я добрался быстро. И всю дорогу мамины слова не шли у меня из головы. Люда была первой красавицей в классе. Отличница. А её кудрящиеся волосы были мягкими, как... Если бы мне довелось потрогать их хотя бы раз, я бы знал, с чем сравнивать.
Куда она могла пропасть?.. И почему "была"? Найдут её, не может человек исчезнуть просто так.
На нашей улице всегда лежал песок. Даже сорняки на нём росли словно бы нехотя и лишь по природной необходимости. А вот у Сашки напротив почва была сырая. Раньше здесь протекала местная река, которая высохла, но подземные воды остались близко к поверхности. Их улица утопала в зелени. Трава и крапива вымахивали в человеческий рост. Вдоль дороги были прорыты канавы, в которых после дождей стояла вода и водились тритоны.
Люда Васильева, кстати, жила на соседней улице.
Я прошёл мимо крайнего дома на Сашкиной улице. Дом этот стоял на отшибе от соседей. Крыльцо его совсем покосилось. А на крыше у обвалившейся печной трубы вырос куст, который оказался там неведомым образом и сейчас цвёл жёлтыми цветами. Цветов было полно и под окнами, и у вросших в землю ворот. Шиповник, разного вида розы, флоксы, лилии. Настоящая оранжерея, но мне подумалось об украшенной могилке на кладбище. Клумбы цвели на загляденье, хотя и выглядели одичавшими. В пыльных окнах, одно из которых забили фанерой, ничего нельзя было разглядеть. Мне почудилось, что там мелькнул чей-то силуэт, может даже следящий за мной в этот самый момент.
Всегда проходя мимо этого места, меня одолевала смесь любопытства и страха. Что происходило внутри дома. Кто жил здесь, что за странные люди?
И ещё здесь постоянно чем-то воняло. То ли гнилью, то ли навозом.
Тётя Валя предложила чаю, но мы сказали, возьмём перекус с собой, и залезли в Убежище. Убежищем называлось наше место - укромный закуток в Сашкином дворе, прикрытый с двух сторон стенами сараев, а с двух других кустами черноплодки. Мы его как могли обустроили. Вырубили мешающиеся ветки, сделали проход. Чтобы попасть внутрь, приходилось ползти на карачках, зато место становилось более скрытным. Мы прикатили пару пеньков для сидения, а пенёк побольше отлично заменил стол. Здесь было тенисто, тихо и главное - уединённо. На "столе" мы постелили газету, выложили конфеты и бутерброды.
В Убежище у Сашки хранилась сброшенная змеиная кожа, самодельные нунчаки, камень с отпечатком доисторической ракушки, ещё разные вещи. Здесь же висела сделанная из проволоки клетка, в которой жила безногая галка со сломанным крылом, что ему принёс отец, отбив её у кошки. Сашка назвал птицу - Проглот. Она только и делала, что ела всё, что бросали в её раскрытый клюв, гадила и хрипло гаркала - ворчала, как мы говорили.
- Опять кошки лазили, - сказал Сашка, указывая на клок шерстки под клеткой.
Первым делом он скормил Проглоту кусок хлеба и долил воды в чашку, сделанную из обрезанной пластмассовой бутылки. Я тоже поделился. Затем мы поели сами.
- Слышал, Люду не нашли до сих пор, - сказал я, следя за путём муравья по нашему столу. Тот выбрался на газету и растерялся, но затем нашёл хлебные крошки.
- Ага, - Сашка совал в клетку палец, изображая червяка и заставляя Проглота кусать себя.
- Может, она в лесу заблудилась?
- А может её сграбастал маньяк и вообще уже - того.
Сашка за словом в карман не лез. Он уже начал покуривать. Вот и теперь, глянув в щели меж веток, достал из-под пенька, где у него был тайник, смытый спичечный коробок. В нём лежала наполовину скуреная сигарета.
- Опять вонять будешь. - У меня дымил отец, но запах табака был мне противен.
- Потерпишь. - Сашка прикурил, затянулся и выпустил вверх струю дыма. Затем вынул сигарету и предложил: - Хочешь?
- Пошёл ты. Я собираюсь прожить до ста лет.
- Ну, удачи помереть здоровеньким.
Просто сидеть в Убежище и болтать обо всём на свете, когда тебя никто не видит и не слышит, это было отличное времяпрепровождение.
- Что думаешь, на самом деле случилось с Людой? - спросил я. В носу от дыма начинало першить, впрочем, сигарета уже была докурена.
Сашка попытался скормить бычок Проглоту. Тот сперва польстившись, гневно выплюнул. Мы улыбнулись. Сашка вырыл носком ботинка ямку в земле и закопал улику.
- Я думаю, - сказал он, развалившись на пеньке, точно в кресле, - если бы она заблудилась в лесу, её бы уже нашли, или сама вышла на какую-нибудь дорогу.
- А если она уехала с отцом, как говорят?
- Нахера? Погулять захотелось? Батя у неё забулдыга, не зря его турнули. Людка - она из послушных. Никому из пацанов или своих подруг не говорила, что хочет убежать. Так что я думаю, её точно какой-то чокнутый похитил. Девка она видная.
- Что за чухня?
Сашка дёрнул плечом, сплюнул вязкий сгусток.
- Надеюсь, что чухня... М-да, скукотища.
Некоторое время они с Людой не то, чтобы гуляли, но сидели за одной партой и постоянно болтали. Потом расселись.
Муравей уполз, бутерброды были съедены. На ноге у меня подсохла здоровенная ссадина, пора было отодрать корку. Пока я нанимался делом, Сашка о чём-то размышлял. Проглот просил ещё угощения, но про него самым неподобающим образом забыли.
В наиболее ответственный момент, когда твёрдая корка наполовину уже отошла от сукровицы, Сашка хлопнул себя по коленям и резко поднялся. Рука у меня дёрнулась, я зашипел.
- Придумал, чем заняться! - возвестил он.
- Погоди ты, видишь - кровь.
- Пошли, дело стоящее.
Мы покинули Убежище. Можно было порыбачить на пруду или заглянуть на футбольное поле, вдруг там уже играли - хотя вряд ли, играть будут ближе к вечеру, когда спадёт жара. Лишь за воротами, сорвав лист подорожника, послюнявив его и прилепляя на ходу к колену, я вспомнил мамино предупреждение:
- Может, останемся во дворе?
- Чёй-то?
- Ну... люди у вас тут пропадают.
- Не боись, - успокоил Сашка. - Мы недалеко. Тебе понравится.
Однажды в прошлом году он тоже потянул меня куда-то, где мне должно было "понравиться". Была осень, уже холодно. А этот решил покататься на плоту. Плот был полуразбитый, но ещё держался. Мы взяли по длинной палке, залезли на него и минут двадцать вполне удачно плыли вдоль берега пруда, разглядывая обитателей подводного мира. А затем встали на один край, плот покачнулся и мы полетели в воду. Пришлось отогреваться у Сашки на печке и надевать его вещи, чтобы добежать до дома. Мама тогда мне высказала, а отец лишь улыбался, пока мама этого не заметила.
И всё равно, идея с плотом была классной.
Сашка пошёл задами, где огороды почти вплотную примыкали к лесу. Густому, еловому. В нём мы собирали и жгли смолу. Но сейчас приятель даже не глядел на лес, шагая по тропинке, что вилась меж разросшихся лопухов с широкими листьями, гладившими нас по ногам шершавыми опахалами. В тени деревьев жужжали редкие комары. Пахло влажной землёй, зеленью и почему-то мне казалось, что червяками. Я всё пытался прилепить на колено подорожник, а тот всё отваливался. Бросив безнадёжную затею, я сорвал травинку и сунул в рот.
- Куда идём-то?
- Ща увидишь.
Что-то он задумал. Мы прошли вдоль нескольких пашен. Картошка стояла зелёная и сочная, не в пример нашей. Но зато у нас на ней почти не сидели жуки, а здесь кусты, словно гроздья ягод, обсыпали красные личинки. Собирать их было худшим из дел. Если только прополка была ещё хуже. На пашнях росли подсолнухи и кукуруза, пока тощие.
- Сюда, - сказал Сашка, сворачивая к заросшему травой участку.
Покосившиеся остатки забора отмечали, что здесь тоже был чей-то огород. Но пашню давно не перекапывали, и она превратилась в луговинник. Дальше виднелись грядки, несколько яблонь и стена сарая. Под деревьями помещались две большие жёлтые пластмассовые бочки. Возле сарая и у бочек росли цветы. Какие-то ромашки, пионы и полно роз. Я перевёл взгляд на крышу дома, вернее на его обвалившуюся трубу.
- Это же заброшенный дом! - я встал на месте.
Сашка тоже остановился. Приложил палец к губам. Затем махнул рукой - "за мной!" - и побежал вдоль грядок к стене сарая. Я следом.
- Тихо, - сказал он. - В этом доме живут... Я тут кое о чём подумал.
От растущих возле сарая мохнатых цветов пахло терпко и неприятно. Но даже их запах не мог перебить вони застойного болота, что висел в воздухе. Ещё здесь росла крапива, а я был в шортах и, конечно, задел её.
- Чего ты подумал? - я присел на корточки почесать голень.
Сашка посмотрел за угол сарая, никого не увидел и заговорил громче. Выглядел он взвинченным. Глаза вытаращены, губы пересохли.
- Я подумал, что если её похитили, то это мог сделать Флора.
- Кого похитили?
- Людку.
До чего злая попалась крапива! Я расчесал кожу едва ни до кости. Надо было нам оставаться в Убежище. Сделали бы для Проныры клетку попросторнее, как давно собирались. Да мыло ли чем можно было заняться, никуда не лазя. Тем более в подобное место.
- Что ещё за Флора?
- Кличка у него такая, - Сашка вновь выглядывал из-за сарая. - Федя-Флора.
- Кого его? - во мне поднималось раздражение. - Ты, вообще, можешь по-человечески объясняться?
- Так зовут мужика, который здесь живёт.
- А... Флора - это значит "растения".
- Ага. Он своими цветами всё засадил. С головой у него не в порядке - сто пудов. Говорят, раньше он был нормальным, обожал цветы выращивать. Даже на выставках новые сорта представлял. А потом у него жена с ребёнком разбились насмерть в аварии. И он от горя спятил. Стал затворником, ни с кем не общается, лишь раз в неделю в магаз сходит и всё. В общем, самый настоящий псих.
Может и так, всякое бывает.
- Ещё говорят, он так сильно любил семью, что не смог их похоронить. Оставил у себя в доме и засушил как мумии.
Сашка глянул на меня.
- Только что сочинил, да? - поинтересовался я.
- Может - да, может - нет. Слушай, Людка пропала, найти её не могут. Чем чёрт не шутит, вдруг её Флора схватил. Его ведь точно никто не заподозрит. Живёт один, тихо-незаметно. Подкараулил её, по голове тюкнул и к себе унёс... Надо разведать. Если раскроем гада, станем героями. Людка тебя взасос поцелует!
Проклятый старый дом. В его ветхом нутре, скрытом от прочего мира, происходило что-то ненормальное. Я ведь всегда подозревал. Но хотел ли проверить это в действительности? Вот в чём вопрос.
"А если он прав, и Люда сейчас там... Могло ли быть такое?"
Что-то горькое растеклось под языком. И захотелось отлить.
Мне всё казалось, что нас кто-то увидит тут и заорёт матом, чтобы не лазили по чужим огородам, бедилы! И будет прав.
- Ты, ваще, с чего это придумал?
Сашка чуть замялся:
- У меня есть теория... Чуешь, как воняет?
- Тухлятиной какой-то.
- Ага. Причём всё время. Мать говорит, Флора свои цветы чем-то удобряет, чтобы лучше росли.
Судя по клумбам, удобрения работали на славу.
- Лучшие удобрения получаются из натуральных веществ. А что самое питательное для растений - навоз или компост. Так?
У Сашки в самом деле была теория. В вопросах компоста я разбирался плохо, но что-то недоброе крылось за его словами. Мы шептались за сараем как два заговорщика.
- Я давно об этом думаю. Флора - он ведь, типа, садовод. Цветы у него растут как на дрожжах, ни у кого так не растут. И остальное тоже - смотри. - Ростки моркови были хорошие, насколько я мог судить. Ветки яблонь над нами усыпали уже крупненькие плоды. - Навоз он не покупает, если только из своего толчка использует, а этого вряд ли хватит. - Сашка глянул, слежу ли я за ходом его мыслей. Я следил, ощущая, как мне передаётся его взвинченность, словно по коже пробегает лёгкое покалывание. - Значит, он удобряет их перегноем, так? Компост делают из растений или остатков еды. Но я вот думаю, ещё лучше он будет получаться из животных остатков.
- Чего?
Сашка облизал губы:
- Из животных - они ведь тоже гниют. А в них, по любому, больше всяких питательных веществ, чем в обычной траве... Флора иногда шастает по округе, обычно вечером или рано утром. И что-то носит в мешке за плечом. Я видел его пару раз, когда мы с Людкой ещё... В общем, я думаю, он собирает мертвечину - дохлых кошек там, собак и птиц. А скорее, сам убивает и пускает их на перегной.
- Дичь, какая-то, - сказал я.
- Ага, только у нас на улице за это лето уже две собаки пропали. А кошек вообще никто не считает.
- Никто не считает, а ты сосчитал.
- Земля слухами полнится... Кто знает, может, Флора ещё и на кладбище заглядывает. Он на всё пойдёт ради своих любимых цветочков.
Тут Сашка начал что-то искать под ногами. Я перестал чесаться и наблюдал за ним с пришибленным чувством. То ли он меня разыгрывал, то ли... Сашка нашёл в крапиве длинную ветку, обломал с неё сучки.
- Хорошая палка говно мешать. Пошли! Ща сам увидишь.
- Куда? - не понял я, против воли вжимая голову в плечи.
Когда мы вышли из-за сарая, я посмотрел в сторону дома, что для себя так и называл "заброшенным". Открытый с задней стороны двор утопал в цветах, но кроме клумб весь он зарос травой. Я увидел какие-то вёдра и рассыпанную поленницу дров.
- А если он дома, твой Флора?
- Скорее всего, - кивнул Сашка, направляясь к замеченным нами ранее жёлтым бочкам. - Сидит взаперти и непонятно чем занимается. Чем обычно психи занимаются, как думаешь?
- Если он нас увидит? - Я не то, чтобы трусил, но всё же.
- Увидит - убежим. Не дрейфь.
Возле бочек запах тухлятины делался едва переносимым. Здесь находился исток, одаривающий ароматами всю улицу. И воняло именно тухлым мясом, в чём, после услышанного, настойчиво убеждал меня мой нос.
Сверху бочки были прикрыты досками. Сашка сбросил их. Стало видно, что ёмкости до краёв наполнены бурой жижей, в которой плавала гнилая трава и ещё не пойми какая дрянь. Рядом вились жирные зелёные мухи, гудящие как самолёты. Желудок подвело, меня потянуло блевать. Сашка срыгнул, тоже едва сдерживая рвотные позывы. Зажав нос, он погрузил палку в бочку. Хлюпнуло. Мухи недовольно разлетелись в стороны.
- Воняет, как будто перданул великан, - прогнусавил "изыскатель".
Стараясь дышать как можно реже, я воздержался от ответа.
Палка пошуровала в глубине, волную жижу. За что-то зацепилась. Сашка потянул вверх. Нехорошее предчувствие заставило меня сделать шаг назад и заранее поморщиться. Палка что-то ухватила. Сашка потянул сильнее, взявшись за неё двумя руками. Следовало помочь, но я не знал как. Да и не хотел, если честно.
Жижа перехлестнула через край бочки. Сашка не обратил на это внимания. Ведь из бурых глубин на поверхность поднималось нечто волосатое и округлое.
- Тяжело идёт свооолочь! - просипел приятель, напрягая все силы.
Тут палка хрустнула и переломилась. Волосатое нечто вновь кануло в глубину. Брызнуло. Я отскочил подальше. Сашка тоже отскочил, но на футболке у него веером легли грязные капли. Несколько их попало на лицо.
- Грёбанный египастос!
Изъясняясь непечатными словами, он принялся отряхивать футболку. Про некий "египастос" я слышал впервые, но смысл слова уяснил сразу.
- С лица сотри, - сказал я, едва сдерживаясь от хохота.
Нет, уже не сдерживаясь. Приглушённо гогоча, чтобы нас не услышали, я смотрел, как Сашка отрывает листья от лопухов и пытается вытереть щёку.
- Всё? - спросил он, лишь размазав грязь по лицу. - Фу, вонища.
- Не подходи ко мне!.. Надо водой смыть, а так безполезняк.
- Там что-то лежало! Я почти достал его!
- Это был просто ком травы.
- Мне показалась, что это голова...
- Человеческая.
- Но не собачья же, с такими волосами!
Сашка тоже загоготал.
Я надеялся, что он не станет искать новую палку и продолжать свои зловонные опыты, и что мы вернёмся к нему во двор.
- Ладно, - сказал Сашка, отступая от бочек. - Мы сюда пришли по другому делу.
- Что ты ещё задумал?
Мы вновь были за сараем среди крапивы и жёлтых цветочков, чей запах теперь казался мне почти приятным. Солнце жарило, но в теньке было хорошо.
- Пошли, тебе понравится!
Опять это "понравится".
По серым и словно ноздреватым от старости доскам сарая полз жук-усач. Здоровенный. Можно было поймать его, чтобы запищал. Но Сашка опять куда-то двинул, и мне пришлось догонять.
А он направился во двор "заброшенного" дома.
Все разговоры у нас смолкли. Мы шли, крадучись.
Во дворе было тихо. И чудно. Когда попадаешь в незнакомое место, где тебе совсем не место, всё кажется чудным. Даже если и нет ничего чудного. Там, за воротами, в каких-то десяти метрах была привычная улица, по которой я ходил сто раз, но мы-то были не "там", а "здесь"... Цветы на клумбах тянулись к солнцу разноцветными пятнами, над которыми вились бабочки с пчёлами. Земля клумб, обильно политая, сохранялась сырой. Тут же были лейки и вёдра, свернулся змеёй шланг. У покосившегося крыльца, чьи доски торчали вкривь и вкось, так что на них рискованно было наступать, стояли резиновые сапоги жёлтого, в тон вонючим бочкам, расцветки. Размер их показался мне невероятно большим.
"Он что, хочет прямо в дом войти?"
Сашка был тем ещё обалдуем, но такое не решился бы даже он.
- Видишь, - сказал он мне полушёпотом, - всё путём. Флоры либо нет, либо он спит, если опять ночью шарабанил. Или какое другое непотребство делает. Ща мы его прищучим.
О каком непотребстве он говорил, мне знать не хотелось. И в то же время хотелось. Скрытно подглядеть за тем, кто живёт здесь, и узнать его тайны - гадкая манящая идея. Сердце колотилось в груди. Зрение, слух и прочие чувства столь обострились, словно я был уже и не я. Это действовал хлынувший в кровь адреналин, тогда я об этом не подозревал. Когда мы стояли за сараем, мы ещё словно находились вовне, но войдя во двор и увидев эти огромные сапоги, переступили некую черту. И страх ушёл, остался азарт и звенящее напряжение в паху.
Я уже не спорил с Сашкой, а молча следовал за ним.
Сашка прошёл под окнами терраски, дальше вдоль замшелого фундамента. Здесь пришлось пригнуться - путь преграждала натянутая верёвка, на которой висели штаны и застиранная до серости рубаха. Мы завернули за угол. Когда-то тут тоже был огород, но теперь все грядки заросли. Почему Флора кроме своих цветов почти ничего не выращивал?.. От соседнего дома нас отгораживали кусты, опасность быть замеченными со стороны не грозила. Вот только в этих кустах кто-то шуршал.
Мы замерли. Я был готов сорваться на бег - никто в целом мире не догнал бы меня. Но, кто бы ни сидел в кустах, он был небольшим, и это явно не был притаившийся там Флора. Какое-то животное.
Из кустов выбрался рыжий котяра. Тощий, длинный, с оборванным ухом. Поглядел на нас и сиганул обратно в заросли.
- Это его кот, наверное, - сказал Сашка.
- И он не пустил его на удобрения? Что-то твоя теория плохо работает.
Сашка отмахнулся и пошёл дальше вдоль стены дома.
Старый фундамент крошился, из брёвен торчали клочья пакли, которую растаскивали себе на гнёзда птицы. И по-прежнему была тишина. В любом живом доме всегда слышатся какие-то звуки: работает телек или стиральная машинка, разговаривают люди, что-то открывается, скрипит или падает. Возле "заброшенного" дома лишь стрекотали обезумевшие от марева кузнечики. По улице протарахтел мотоцикл, но это было далеко, почти на другой планете. Недобрая тишина давила, но она же давала надежду, что неведомый Флора в самом деле сейчас отсутствовал.
Сашка шёл впереди. И на него из травы вдруг что-то прыгнуло. Это не был кот, кот убежал.
- Ай! - Сашка пригнулся, как настоящий ниндзя.
Признаться, я едва не надул в штаны. Спина разом взмокла от пота. Но Сашка не падал замертво и даже никуда не бежал. Лишь потирал плечо.
- Проклятье! - Он отшвырнул ногой грабли, на которые самым банальным образом наступил. - Флора наделал нам ловушек!.. Видал, как я увернулся?
- Видал. Не ори, - попросил я, оглядываясь.
Утерев лоб, я запрокинул голову и вздохнул поглубже. В голубой вышине неба оставил белый след самолёт. Хорошо было бы улететь на нём куда-нибудь.
Мы встали под окном. В этом месте по стене дома полз хмель, который плотно оплёл наличники. За него кое-кто и задумал цепляться. Ловко как обезьяна Сашка забрался на фундамент. Места хватило бы на двоих, но желания лезть за ним у меня не было. А он уже прильнул к окну. Роста ему недоставало, пришлось встать на носочки.
- Что там? - Я глядел то вверх на Сашку, то по сторонам. Мы были лазутчиками на вражеской территории и то, что враг од сих пор не заметил нас, не значило, что так и продолжится.
Сашка приложил ладони к стеклу, чтобы наружное освещение не мешало вглядываться в сумрачные глубины дома.
- Ничего не видать, - сказал он. - Штора мешает.
- Пошли отсюда, - предложил я. Азарт азартом, но лучше обходиться без такого азарта.
- Погоди. Рама открыта, ща я...
И к моему ужасу он дёрнул раму окна. Та оказалась неплотно прикрыта. Посыпалась труха. Голова у меня совсем исчезла в плечах. А этот дурак, цепляясь ногами за брёвна, подтянулся и лёг животом на подоконник. Вытянул руку, отодвигая мешающую штору, более похожую на какую-то тряпку. Я готовился то ли немедленно бежать прочь, то ли подхватывать Сашку, когда он будет падать, отпрянув от того, что увидел внутри. Текущий пот щипал глаза, некогда было утереть его.
- Ну, что там?
- Нихера же себе!
Он увидел мумии женщины и ребёнка, которые все эти годы Флора хранил у себя в доме. Или что-то ещё - кошмарное, отвратительное, невообразимое.
В любом случае ничего больше Сашка сказать не успел.
Некоторое время я не смотрел по сторонам и упустил момент, когда нас засекли. Флора вышел из-за угла, откуда появились мы сами. На ногах у него были резиновые сапожищи. И он был совсем не рад тому, чем мы тут занимались.
- Что вы удумали?!
В голове у меня щёлкнуло. В первое мгновение я не разглядел Флору, заметил лишь тёмный, показавшийся мне лохматым силуэт. Огородное пугало - вот, кого я увидел. Пугало в жёлтых сапогах. Я подпрыгнул, как захваченный врасплох заяц. Бежать! Бежать! Если бы я был один, то конечно... Но на фундаменте торчал Сашка - которого я когда-то успел схватить за поднятые на уровень моей груди ноги, - и я не мог бросить его.
А этот раздолбай сполз с подоконника и вытаращился на Флору во все глаза.
Видя, что вопреки логике двое мальчишек не бегут сломя голову после его окрика, Флора сам словно бы растерялся. Так мы и уставились друг на друга.
Это был старик. Неопрятная борода его свисала до пояса. Длинные волосы закрывали уши, но на макушке блестела лысина. Лицо словно покрывала корка - виной тому была обветренная красная кожа или давно не смываемая грязь. Бескровные губы обрамляли провал рта. А над носовым хрящом во впадинах затаились блеклые слезящиеся глаза. Одет Флора был в безразмерное пальто, заскорузлое от засохшего на нём навоза или того, чем он удобрял свои цветы, налипшей сухой травы и прочего мусора. Из-за этого пальто я и принял его за пугало.
Флора держал в руке палку с рогатиной на конце. Должно быть, это был печной ухват, но наверняка понять я не успел, так как Сашка первым из нас троих пришёл в чувство.
- Беги! Чего встал?! - проорал он мне, спрыгивая с фундамента.
Я сделал несколько нерешительных шагов. Не по направлению к задам - это путь Флора нам перекрыл, а к улице. Забор с лицевой стороны его дома имелся, но стоял в раскорячку. И в нём зияли дыры, через которые мы запросто бы протиснулись, проломившись сквозь кусты вездесущей черноплодки.
Спрыгивая, Сашка толкнул меня. Мне-то что, а он от удара неудачно приземлился. Ступня встала на ребро, он вскрикнул от боли и повалился на землю. Тут уже вскрикнул я. Потому что Сашка упал прямо на грабли, что отбросил ранее, но недостаточно далеко. Зубья грабель торчали вверх. Я увидел брызнувшую кровь и то, как железные острия пронзили Сашке щёку. Один из зубьев впился ему в правый глаз и глазное яблоко вытекло густой слизью. Ещё два проткнули шею, разорвав какую-то жизненноважную артерию, - иначе, откуда бы сразу взялось столько крови. Я увидел всё это в одно мгновение. И что-то оборвалось у меня внутри. Сердце пропустило удар. Ведь только что самым ужасным и нелепейшим образом я лишился друга. И мы сами были во всём виноваты, что ничегошеньки не меняло... И я не знаю, рухнул бы я замертво от испуга или со мной случилось что-то ещё, если бы я увидел всё это в действительности, а не только в своих мыслях.
Сашка упал на грабли, но в последний момент отвернул голову. Помогла в том юношеская реакция или ангел хранитель, что бережёт малых и глупых детей (хотелось бы верить, лет до четырнадцати), но лишь крайний из зубьев проехался ему по щеке, оставив на ней красную отметину.
Я стоял, обливаясь холодным потом, с бешено колотящимся сердцем, не соображая, где реальность, а где кошмарная фантазия, когда Сашка вскочил на ноги.
- Шевелись, дурак! - бросил он мне. - Если не хочешь пойти на перегной!
На перегной я не хотел. Но Сашка мог лишь хромать, едва наступая на подвёрнутую ногу. Пришлось подхватить его под руку и тянуть за собой к спасительной дыре в заборе. Вослед нам неслось невнятное бормотание, очевидно, ругань. Главное не слышалось топота сапог... Мы пролезли сквозь преграду, смяли синие цветы на очередной клумбе, ещё несколько шагов и вот мы уже стояли посреди родимой улицы. Только тут мы обернулись. Флора с ухватом в руках остался по другую сторону забора на том же самом месте. Он и не думал гнаться за нами. Лишь следил, как мы со всей доступной поспешностью ковыляем по дороге, сцепившись единым неуклюжим созданием.
- Давай, давай! - стонал Сашка мне в ухо. - Я, по ходу, ногу сломал... Флора - сволочь!
Кто именно сволочь - Флора или всё-таки мы, вопрос был открытым. Но спорить сил у меня не было. А эта хромоножка лучше бы поменьше орала и побольше помогала мне тащить себя.
Отдышаться мы смогли, только оказавшись в Убежище. Никогда прежде оно не представлялось нам столь славным и уютным. Сейчас это было настоящее Убежище, что укрывало нас от опасностей внешнего мира. Здесь в полумраке под защитой густых ветвей мы почувствовали себя в безопасности. Сашка сидел на пеньке, морщась от боли, пока стаскивал с подвёрнутой ноги ботинок с носком. Внешне нога выглядела нормально, да и последнюю часть пути до двора он шёл, почти не опираясь на меня.
- Сломал? - спросил я, не зная, как посочувствовать.
Проглот прыгал в клетке и гаркал. Ему не было дело до наших приключений, он надеялся на очередную подачку.
- Жить буду, - заключил Сашка, ощупав щиколотку.
Царапина на его щеке налилась бардовым, на ней проступили маленькие капли крови. Отметина тянулась от подбородка и не доходила до глаза всего пару сантиметров. Один её вид мог не на шутку напугать. Но не нас и не после всего случившегося. Потом Сашка всем рассказывал, что это он дрался с волкодавом и почти заборол его.
Это потом, а сейчас мы сидели и пытались успокоиться. Каждый уставился куда-то в сторону, молча думая о своём.
Сашка растирал ступню. Вспомнив про ожог от крапивы, я почесал ногу.
- И что у него в доме?
- У кого? - спросил Сашка, не поворачиваясь.
- Хорош придуриваться! Сам знаешь.
Сашка покосился на меня. Глаза его сделались круглыми и блестящими, словно увеличились в два раза. Он облизал губы.
- Она была там. Я её видел.
- Кто? Люда?! - то ли прошептал, то ли взвизгнул я.
Сашка кивнул. Взгляд его остекленел.
- Да. Когда я отодвинул шторину, то увидел... Он привязал её за руки и за ноги к кровати. Железной такой кровати с сеткой. И стащил с неё всю одежду догола.
"Опять врёт, дурак", - подумал я. Или хотелось так думать. И нечего было тут думать, надо было бежать и рассказывать обо всём взрослым! Но мы продолжали сидеть на своих пеньках. Я ждал подробностей.
- Она лежала на животе, лицом вниз. Я не успел разглядеть, но вроде бы дышала... Только это ещё не самое страшное.
Его взгляд с расширенными зрачками нервировал. Вспомнилось, что я давно хочу отлить. Но выходить сейчас из Убежища не представлялось разумным.
А Сашка говорил отстранённым, каким-то не своим голосом:
- Самое страшное - то, что на ней что-то росло.
Рот у меня открылся, не произнеся ни слова.
- Прямо не спине. Флора разрезал ей кожу и что-то посадил внутрь неё. Какое-то растение с мохнатыми листьями, сверху у него распустился большой красный цветок... Если от подкормки, что он мешает в бочках, всё так растёт, то на живой подкормке расти будет ещё лучше! Он не даёт Людке умереть, кормит её - там были тарелки на полу у кровати... Такой жути я в жизни не видал.
Язык у меня отнялся. Накатила слабость.
- Не знаю, что и делать, - заключил Сашка.
- Надо кому-то рассказать...
- Ага, кому? Флора теперь будет следить за нами, если кто-то выйдет со двора, он его сразу и прихлопнет. Отца нет, а у меня нога... Придётся тебе по задам бежать в милицию.
Разум мой метался, как тот же Проглот в клетке. Бежать и немедленно! Ведь этот сумасшедший мог отправиться заметать следы. Чтобы, если мы обо всём расскажем, у него нечего не нашли. И тогда он просто назовёт нас обманщиками, которые пытались залезть к нему в дом. А Люду он... он её...
Беспорядочность мыслей, должно быть, отразилась у меня на лице. Сашка внимательно наблюдал за мной. Уголки его губ медленно ползли вверх. Выдержка у него была отличной, но даже он не мог сохранять её бесконечно. Он больше не таращил глаза и не строил убитых рож. Я заметил это не сразу... Я всё понял. И какое ни с чем несравнимое неземное облегчение я испытал в тот момент. С меня словно бы спала давящая гора.
- Ну, ты дебииил! - протянул я. А затем начал хохотать.
Лицо Сашки с красной полосой, грязными разводами от пота, пыли и засохших брызг из флориных бочек напоминало физиономию малолетнего индейца-недоумка. Говёного Джо. И этот говёный Джо тоже начал хохотать.
Я едва не охрип, прежде чем кое-как отсмеялся. А Сашка всё ржал, запрокидывая голову и сотрясаясь всем телом, словно его бил судорожный приступ. При этом он старался удерживать навесу повреждённую ногу и не удариться ею. Проглот прыгал в клетке на одной лапе - одноногий ворон одноногого хозяина! - и гневно ворчал на нас, устроивших бедлам. От этого на меня накатила повторная ржака.
Если бы кто-то увидел на сейчас, он принял бы нас за двух ненормальных.
Ржака продолжалась, пока мы не обессилили. Единичные смешки ещё вырывались из нас, но это был уже пустой выхлоп.
- Ты вообще что-нибудь увидел там или нет? - допытывался я.
Сашка сплюнул под ноги.
- Ничего интересного. Грязища у него в доме, как в свинарнике. Какие-то корыта с землёй стоят. Рассаду он что ли выращивает - не понятно. Я думал, как тебя припугнуть, а тут и сам Флора припёрся.
- Я и говорю - бедилоид! А если бы он нас поймал?
- Да Флора едва ходит. До магазина когда идёт, ноги волочит - парализовало его или какая-то такая фигня. Мы бы от него и ползком убежали... Ох, видел бы ты свою рожу!
Сашка вновь начал издавать нечленораздельные звуки. В животе у меня болело. Я хотел велеть ему заткнуться, но если бы я ещё мог говорить.
-... что же с Людой? - ещё спросил я, когда мы успокоились окончательно.
Сашка пожал плечами, натягивая обратно ботинок.
- Надеюсь, ничего плохого и она скоро объявится. Мы честно пытались её найти, но не бывать нам героями.
"Надеюсь, ничего плохого". Я вдруг почувствовал себя совершенно вымотанным. И мне захотелось домой.
- Слава Богу, глаза не лишился, - Сашка коснулся царапины на щеке. - Пойду матери сдаваться, чтобы рану обработала, а то подцеплю какую-нибудь заразу. Ведь, по любому, Флора в тех бочках дохлых собак на перегной пускает.
Я хотел рассказать о своём видении. Про то, как он лежал под окном "заброшенного" дома, истекая кровью. Сашке бы понравилось... Но не стал. Всё обошлось, вот и хорошо.
- Скажи, что ты на ветку наткнулся, чтобы не объясняться, - посоветовал я.
- Сам бы я не догадался.
Подразнив напоследок Проглота пальцем, мы выползли из Убежища. Снаружи по-прежнему светило солнце и очередной славный летний день пребывал в разгаре.
- Давай, пока, - попрощался я.
- Ага, и ты давай, но не всем, - донеслось в ответ. - Завтра приходи, ещё чем-нибудь займёмся. Можно снова к Флоре. Теперь ты в окно полезешь.
- Пошёл ты. Лучше на пруд.
- Там видно будет.
Прежде чем показаться матери, Сашка направился в огород умыться. Его ждало малоприятное объяснение, но это уж его проблемы - сам делов натворил, сам пусть и расплачивается. А я потопал восвояси.
Проходя мимо дома Флоры, я едва не сорвался на бег. Всё смотрел в тёмные окна, не мелькнёт ли следящий за улицей силуэт. Розовые кусты испускали волны благоухания, приманивая целые рои пчёл. Жёлтый куст на крыше цвёл и радовался теплу. Ему для счастья ничего больше не требовалось, может лишь дождичка. И вновь мне представилась украшенная цветами старая могилка на кладбище, которую давно никто не навещал.
Я прибавил шага. Конечно, я не помню, о чём именно думал в тот момент. Спустя годы в памяти сохраняются лишь вырезанные картинки и общие ощущения. Тогда моим "общим" ощущением была грусть. Сожаление о наших глупых выходках и вообще. Но Сашка будет жить, и я буду - у нас всё ещё впереди: и учёба, и работа, и семьи, и собственные дети. Будут жить и миллионы других людей в этом огромном бескрайнем мире.
Но для кого-то жизнь уже закончилась или подводился её унылый итог. И, если для стариков это было закономерно, то для Люды - нет.
Почему несчастье случилось именно с ней? И что именно случилось? Если бы в моих силах было помочь. Если бы её действительно похитил Флора, мы бы сразились с ним без всякой милиции. Спасли бы Люду и вывели на свободу... Родители, думая, что я не слышу, обсуждали прошлым вечером, что её могли... Я не мог произнести этого даже в своих мыслях. Мне становилось плохо, что-то тяжёлое ворочалось внизу живота. И хотелось то ли поплакать одному, то ли сорваться и бежать без оглядки.
Сейчас я выбрал второе.
Мимо проносились привычные места. Поселковая баня с замутнёнными окнами. Бетонный забор и трубы стекольного завода. Под ногами зашуршал тёплый песок. Гигантский тополь в начале нашей улице, который спустя несколько лет рухнет во время страшной грозы. Зелёные соседские ворота. Вот и наш двор. Я запыхался, но мысли мои прояснились и, пока я сбрасывал кеды, в них звучало лишь одно желание - пить и есть! Я был неимоверно голоден.
- Ты что такой взмыленный! Уже слышал про Люду? - спросил мама, увидев меня.
- Что слышал? - я прошёл на кухню.
- Нашлась пропавшая.
- И где же?
Я пил, сидя на табурете за накрытым клеёнкой столом. Мама готовила у плиты - суды по запаху, самый вкусный обед на свете - и рассказывала. Я слушал, мне было хорошо и спокойно. Скоро должен был вернуться с завода отец.
А Люда, в самом деле, оказалась у своего отца в городе. Его нашли не сразу, он жил в каком-то списанном бараке. Но Люда откуда-то знала его адрес. И это она сама решила поехать к нему, вроде как навестить. Жалко ей его было... Да - и у отличниц случаются заскоки. О том, что при встрече высказала ей мать, не хотелось и думать.
Странно, чуть ранее, думая о пропавшей знакомой, я готов был спасать её, даже рискуя жизнью. А стоило узнать, что с ней всё в порядке, как она вновь стала для меня обычной девчонкой из класса. Пусть и очень красивой.
Мама говорили что-то ещё. Я что-то отвечал. А сквозняк шевелил занавеску на открытом окне, за которым ждала прополки пашня с картошкой. Словом, история, которую я хотел вам рассказать, закончилась. Закончилась благополучно и, кроме Сашки, не оказалось в ней ни для кого особой опасности. Так, детское дурачество.
Воспоминания счастливых дней, что остаются с нами на всю жизнь.