Возвращаясь после казни, всё обсуждали увиденное. Лишь проходя мимо лоточника с пирогами, умолкли, невольно сбавляя шаг и жадно втягивая запахи свежей сдобы, картошки и лука. Тогда-то Дэнис и предложил встать завтра с утра пораньше и первыми вернуться на площадь. Стражи уже не будет, а весь город ещё продолжит дрыхнуть, и они смогут как следует рассмотреть висельника вблизи. Никто им не помешает.
Все трое вновь замедлили шаг. Идея была заманчивой. И чуток - да чего там, просто пугающей! Только светает... безлюдная площадь и мертвец, покачивающийся в своей петле.
- А, давайте! - согласился Цыц, кусая губу. - Cбежим по-тихому, соберёмся у скобяной лавки и пойдём. Здорово придумал, Дэнис!
- Я с вами, - сказал Мошка. - Если мать не увидит. Она мне и сегодня не велела ходить.
- Мне тоже не велели, а я пошёл, - похвалился Цыц. - И завтра пойду.
- Вот и уговорились, - кивнул Дэнис.
Он был старшим из них и всегда придумывал лучшие развлечения.
Народ разбредался по своим делам, по двое по трое сворачивал на боковые улочки. Все обсуждали прошедшую казнь. Большинство сходилось на том, что петля стала меньшим из наказаний, что заслужил такой лиходей как Дис Пузан. Сколько он с подельниками поубивал на столичном тракте за последний год? Теперь, когда главаря вздёрнули, остальным тоже недолго землю топтать. Стража прочёсывала лес вдоль тракта, и их логово скоро отыщут.
А Диса сгубило нахальство. Думал, нечистый вечно будет его прикрывать. Вздумал явиться к одному лекарю в Гончарном Конце. Там-то его и повязали - лекаришка-то оказался не робкого десятка и, уложив Пузана для осмотра, сам быстренько послал сынка вызвать стражу. Позже лекарь рассказывал, что Дис жаловался на ужасные боли в животе, что мучили его много дней. Когда его вели к виселице, выглядел он действительно паршиво - весь потный, кожа с зелёным отливом как у утопленника, ноги едва волочит. Руки связаны за спиной, а спереди под надетой на голое тело хламидой смертника болтается огромное брюхо.
Некоторые - и Дэнис тоже - ещё подумали, что верёвка не выдержит такого борова. Глава стражи славного города Ареча зачитал длинный список прегрешений осуждённого. Выкаченный взгляд последнего слепо шарил по уставившейся на него толпе. Церковник предложил последнюю исповедь. Дис его словно не слышал. Тогда двое крепких палачей в чёрных масках с прорезями для глаз на пару потянули за верёвку, перекинутую через поперечную балку виселицы. Другой её конец петлёй был затянут на шеи осуждённого. Тяжкий груз приподнялся над землёй. Поднапрягшись, они закрепили верёвку на вбитом у нижней опоры кольце. Всё это время вольно подвешенные ноги Диса отплясывали в воздухе лихую чечётку. Верёвка натянулась как струна, крепкая добротная верёвка.
Цыц потом клялся, что слышал как хрустнули, сломавшись, позвонки шеи висельника, хотя другие ничего такого не слышали, да и не могло этого быть. Его ж поднимали вверх, а не сбрасывали вниз. Казнь завершилась даже слишком быстро. Дис подёргался, подёргался, да и затих. Правда, под конец всё же оставил по себе ещё более грязную славу, чем уже тянулась за ним. Он обделался. Завоняло на всю площадь. А чего ждать от такого ублюдка?
Стража в сверкающих на полуденном солнце нагрудниках с алебардами в руках окружила лобное место. Во взглядах, что они переводили с казнённого по сторонам, быстро угасал всякий интерес к происходящему. Ни до того, ни тем более теперь, никто из пособников не пытался освободить своего главаря. Народ постепенно начал расходиться. У каждого хватало дел, а тут всё было ясно.
- Ну, и жирный! - в какой уже раз восхищался Цыц. - И силищи, верно, немерено. Он же мог разорвать путы и голыми руками поубивать стражу. Вот было бы зрелище!
- Тупица! - прыснул Дэнис. - Думаешь, стражники не были к тому готовы? Насадили бы его на пики как миленького, даже приблизиться к себе не дали.
- А я бы всё равно хотел это увидеть!
- И я, - добавил Мошка. - Только с отдаления.
- Во-во! - Дэнис вытерев рот тыльной стороной ладони. - Была бы у меня алебарда, я бы тоже вогнал её в брюхо этому жирдяю!
- Здорово! - Цыц схватил его за руку и выпучил глаза. - А давайте завтра найдём длинную палку, заточим её и пронзим Диса! Тоже поучаствуем в казни бандита!
- Посмотрим. Вы только не проспите! Кто опоздает, того ждать не будем, ясно?
- Не проспим! - сказал Мошка.
- Конечно, не проспим! - возмутился Цыц.
Дэнис лишь кивнул. Он обдумывал идею с заточенной палкой. И ведь она ему нравилась всё больше. Чертовки нравилась.
У той самой скобяной лавки их пути разделялись. Мошка жил рядом, Цыцу - направо, а Дэнису было топать дальше, к самой окраине города. Они махнули друг другу на прощанье.
Дэнис пришёл первым. В конце он прибавил шагу, думая, что опаздывает. Солнце ещё не взошло, часы на колокольне собора Арчинской Богоматери молчали, и который час было не понять. Но в полутьме закутка за скобяной лавкой, где воняло мочой, он не обнаружил никого из приятелей. В сердцах выругавшись, Дэнис привалился к стене и стал жевать прихваченный из дома кусок хлеба. Скоро явился зевающий во весь рот Мошка. Они поздоровались и подождали ещё немного, проклиная этого соню. Уже думали идти к площади вдвоём, когда в начинающем светлеть сумраке разнёсся торопливый топот. Цыц вынырнул из-за угла и радостно вскрикнул, увидел их. Волосы всклокочены, дыхание вырывается из цыплячьей груди со свистом. Одет он был в домотканую рубаху, в каких обычно спят, а не по улицам ходят. Цыц согнулся в поясе, уперев руки в колени.
- Я... бежал всю дорогу... ду-думал, вы уж ушли... Даже одеться не успел. Всё боялся, тётка услышит. Она бессонницей мается. Фуууу...
Дэнис покачал головой. Они дали Цыцу чуть отдышаться и пошли. Мошка принёс в кармане жареных семечек, теперь все их грызли.
Город ещё спал и казался совсем иным, не то что днём.
Туман стлался у земли молочной завесой, похожей на призрачную реку в узком русле улицы, ограниченной берегами домов. Шаги в нём звучали приглушённо, словно увязали. Из-за закрытых ставнями окон не доносилось ни звука. Прохладный ветерок лениво колыхал ветви росших тут и там липок - тёмных размытых силуэтов, торчащих на одной ноге, как огромные грибы-поганки. Изредка перебегающие дорогу тощие псины были таинственным "рыбами", скользящими в туманных волнах. И вверху простёрлось такое же клубящееся море. Точнее, его взволнованная поверхность, если смотреть на неё снизу - из глубины. Ведь они сейчас как неведомые существа брели по дну огромного блеклого моря, поглотившего целиком город - покрытый ракушками и илом мёртвый город, а с ним и весь утонувший мир. Когда покажется солнце, и его лучи навылет пробьют туманные толщи, воздух сразу прогреется, но пока в одной лёгкой рубахе Цыц даже дрожал. Ну, да сам виноват.
Семечки быстро закончились. Отчего-то шли молча. Никто не говорил и даже не зевал. От недавней сонливости не осталось и следа. Их заворожила ватная тишь предутренней поры. Нарушать её звучанием слов казалось чем-то неправильным - ведь в глубине никто из рыб не разговаривает.
Вот уже мощённая камнем главная городская улица, что дальше упиралась прямиком в центральную площадь. Дома здесь стояли каменные, просторные и богатые, а не бревенчатые как на соседних. Вдоль обочин имелись стоки для нечистот. Здесь им уже встретилось несколько куда-то спешащих спозаранку горожан. Подозрительно косились на трёх малолеток, шляющихся без присмотра в столь ранний час, но, ничего не говоря, проходили мимо. Приятели втягивали головы в плечи и опускали взгляды, словно по одному их виду можно было догадаться, куда и зачем они направляются.
- Чёрт, - сказал Дэнис, вдруг резко останавливаясь. - Палку забыли!
Мошка с Цыцем тоже встали. Над ними возвышалось двухэтажное строение таверны, на железной табличке у его входа вздыбливался пони. Из трубы над черепичной крышей вилась струйка дыма. Если возвращаться назад и искать эту самую палку, они окажутся на площади, когда уже совсем рассветёт. И народу там будет околачиваться немерено.
- Блин, - Цыц облизал вечно обветренные губы. - Ну, и ладно. Может, тогда завтра пойдём, а? Там уж не забудем.
- Только будет ли Дис висеть до завтра? - спросил Мошка.
- Дня три-то повесит, думаю. Потом слишком вонять начнёт, его и снимут.
- Нет уж - хрена лысого! Погодите, я щас, - ничего не объясняя, Дэнис побежал куда-то во внутренний двор таверны.
Приятели пожали плечами. Чего он удумал?
В мире постепенно светало. И если у скобяной лавки они едва могли различить друг друга, то теперь улица просматривалась на полсотни шагов. В небе, ставшем похожем на дымный полог, кружили горланящие галки. Тёмные росчерки в мутной хмари, чьи скорбные вопли разносились над домами, словно стремясь разбудить их обитателей.
Цыц обхватил себя руками. Дёргано зыркнул вдоль улицы, как если бы опасался, что их заметят стоящими у таверны. Но ведь ничего предосудительного они не делали? Они-то нет... Спать бы сейчас да спать, как все нормальные люди. А вместо этого они попёрлись искать приключений.
- Куда он пропал? - спросил Мошка.
- А я почём знаю, - шмыгнул носом Цыц. - Если мать увидит, что я сбежал ещё затемно, - ох, и влетит мне.
- Мне тоже.
- Это всё Дэнис! Придумал такую хрень. Пошли бы днём и всё тоже самое увидели. Какая разница? Вот радость-то - мертвяка рассматривать. Противно. Да и вообще...
Мошка не успел ответить. Дэнис наконец появился из-за угла таверны. В руках он нёс длинную ошкуренную палку с развилкой на конце. Такие обычно использовали, чтобы натягивать меж ними верёвки для сушки белья.
- Да это же настоящая рогатина! - выпалил Цыц, подбегая к улыбающемуся Дэнису.
Никто не спросил, откуда он взял "рогатину", что, в общем-то, без того было понятно.
- Пошли, - сказал Дэнис, - и так время потеряли.
- Дай понесу, - попросил Цыц, хватаясь за палку.
- Сам бы искал себе такую же! - вырвал у него палку приятель. - Это моя.
Цыц ничуть не обиделся. И они не пошли, а побежали дальше. Дэнис нёс рогатину в полусогнутой руке, как копьеносец своё копьё.
- Воткнуть не получится, - сказал он на бегу, - но хоть потыкаем!
- Тоже здорово! - согласился Цыц, глядя на выбеленное древко, а не себе под ноги.
Мошка смолчал, думая о своём.
Остались позади таверны для богатеев с прилегающими к ним длинными конюшнями, городская тюрьма и застава огнеборцев с вышкой. Вот на другой стороне улицы выплыла махина банка с широкой каменной лестницей и колоннами, поддерживающими треугольную крышу над портиком входа. Она походило на огромный грузный корабль.
- Нет, ну хорошо, что мы собрались-таки сходить туда! - выпалил Цыц, аж подпрыгивая. - А то киснешь-киснешь на этом рынке - скука смертная.
Семья Цыца содержала бакалейню на восточном рынке. Дэнис уже помогал отцу в кузнице, где тот работал молотобойцем. А Мошка таскал воду матери, мывшей полы в лечебнице лекаря Нубиса. Воняло там так, что он пару раз едва успевал выбежать на задворки, прежде чем его вывернуло.
- Как подумаешь, что где-то на большой дороге, прячутся по кустам такие бандюги, как этот Дис, - здорово ведь! - Цыц задыхался и не столько от бега, сколько от накатившего азарта. - Люди лорда отлавливают их, а те устраивают им засады! Вольная жизнь и никаких забот - это по мне!.. Говорят, на осенней ярмарке устроят настоящий рыцарский турник. Будут пешие и конные схватки. Благородные сиры сломают друг о друга по дюжине копий - увидеть бы скорее! А... а в столице великие маги летают прямо по воздуху, словно птицы! Представляете, словно птицы!.. Блин, я бы пошёл хоть к тому же Дису, вместо того, чтобы торчать на рынке! Жаль, Пузан так глупо спалился. Даже я не доверился бы какому-то коновалу... Мошка, скажи, они ведь только и знают, что набивать себе мошну. Им что ногу оттяпать, что сдать кого-то - один фиг. Он, небось, ещё и вознаграждение получил за это!
Насчёт "коновала" и "оттяпать ногу" Мошка бы возразил. Лекарь Нубис едва ли ни жил прямо в лечебнице, когда нельзя было оставить больных без присмотра.
- Дурак, не знаешь, что говоришь, молчал бы! - осадил разглагольствования Дэнис. - Ты же слыхал, как глава стражи зачитывал список. Дис с дружками убивали и богатеев и простых путников, чьи карманы никогда не знали серебра. - Дэнис переложил палку из руки в руку. - Резали горло и бросали в дорожную канаву, где тела обгладывали до костей выходящие из леса звери. Если бы они взяли тебя в свою банду, то лишь чтобы поиздеваться от скуки вечерком у костра. А потом бы прирезали, чтоб не выдал их стражникам, если вдруг сбежишь. Или чего похуже устроили... Таких ублюдков надо вешать безжалостно, чтоб другим неповадно было.
- Ну ты загнёшь! - искренне восхитился Цыц.
- Отец вчера рассказал, что когда казнят благородных, то их не вешают, а рубят головы, как тому казнокраду в прошлом году, помните? - нашёл момент вставить слово Мошка. - Это чтоб душа сразу отлетела на Небеса. А простолюдинов вешают, чтоб душа ещё потомилась в мёртвом теле.
- С бедняками всегда обходятся дряннее, - согласился Дэнис. - Но для нас оно и лучше. Отрубленную голову никто на площади валяться не оставит, в отличие от висельника.
На это возразить было нечего.
- Говорят, Дис с дружками содрали кожу живьём с одного купчишки, - чуть погодя, сказал Дэнис. - Просто так, для забавы. И распяли его меж двух сосен прямо у дороги.
- Да-да, - закивал Цыц. - А я слыхал, что они как-то нагрянули в одну деревню. Прошлись по домам, забирая всё ценное, а уходя, подпирали двери и поджигали их вместе с теми, кто находился внутри. Так всю деревню и спалили.
"Про банду Диса много чего рассказывали, - подумал Мошка. - Теперь ещё больше насочиняют".
- Врут, небось. Они хоть и лиходеи, но всё же люди.
- Некоторые люди пострашнее зверья бывают, - отрезал Дэнис со всей серьёзностью.
Цыцу не понравилось, что и тут его осаживают:
- А ты, прям, откуда знаешь?
- Кое-что знаю в отличие от некоторых.
Примолкли. Ненадолго.
- Разбойники-то ладно, - о чём бы Цыц ни болтал, делал он это с уверенностью мирового всезнайки, - но и стражники хороши бывают. Когда к нам в собор привозили мощи Святого Луки, так эти народ палками разгоняли, чтоб не ломились все разом внутрь. Били направо и налево, не разбирая, мужик там или баба.
- Работа у них такая.
- Работа? - хмыкнул Цыц. - Работа - это в кузне молотом махать или в поле пахать, или даже на рынке торговать. А это разве работа?
Но Дэнису надоело спорить - тем обычно и заканчивались подобные рассуждения. Мошка не влезал. Оба были в чём-то правы, а кто правее, они всё равно не выяснят. По крайней мере, пока сами ни вырастут и ни повидают хорошенько жизнь.
Бежать в тишине муторно. Пришлось теперь Мошке о чём-то заговаривать:
- Диса вздёрнули, а Одноглазого Лучника, что грабит лишь благородных, забирая у них одежду и отпуская голыми на все четыре стороны, так и не поймали.
- Детские сказки, - бросил Дэнис, хмурясь и глядя перед собой.
- Моя бабуля говорит, что в каждой сказке есть зерно истины! - встрял Цыц.
- Ну, раз бабуля говорит, что же ещё.
Мошка незаметно улыбнулся. Дэнис нынче был не в духе. А Цыцик - он и есть Цыцик.
Когда в конце идущей на подъём улицы показалась площадь, они сбавили ход. Трёхэтажные дома по обеим сторонам дороги, стоявшие столь тесно, что едва ни касались крышами, хранили безмолвие. Здесь ещё тлело масло в кованых фонарях, необходимость в которых уже отпала. Впереди, грохоча по камням мостовой, проехала телега. Наверно, какого-нибудь молочника. Ехала она в другую сторону - вот и ладно.
Чем ближе к цели, тем медленнее делались их шаги. Ещё минутой ранее сердца колотились в предвкушении, а тут вдруг похолодели ладони и под ложечкой засосало.
Центральная площадь Ареча занимала вершину пологого холма, возвышаясь над всем городом. Вокруг растекался тусклый утренний свет. Небо на восходе светлело. Колокольни расположенных в той стороне храмов отчётливо обрисовывались над скопищем крыш, словно заострённые клинья. По выходным и в праздники на площади устанавливались шатры с разноцветными флагами и длинные столы торговых лотков, где продавали всякие вкусности. Приезжали музыканты и бродячие циркачи с медведями, что ходили на задних лапах. Повсюду звучал смех. А наместник произносил заунывные речи с балкона городской ратуши.
В обычные дни, как сегодня, площадь пустовала.
Постоянной виселицы на ней не держали, дабы не омрачать общего вида. Возводили её лишь, когда в том возникала необходимость. День работы и готово. А сейчас и того меньше. Не столь важной персоной был Дис Пузан, раз для него даже не стали строить специального помоста. Виселица находилась, как положено, - в самом центре. Камни мостовой здесь были уложены по кругу, а не рядами, как в других частях площади. И никакие латки с шатрами на них никогда не ставили. Этот место предназначалось для другого.
Вчера, когда они смотрели на виселицу из толпы, она выглядела словно бы ниже. И не такой зловещей. Иначе и не скажешь.
Их троица замерла у края площади. Конструкцию в центре чуть размывала редеющая дымка тумана, но это лишь добавляло жути.
- Чего стоять. Пошли что ли? - Дэнис крепче сжал рогатину.
- Может, лучше... - начал Цыц, кусая губу. В своей ночной рубахе он походил на маленькое жалкое привидение.
- Пошли! - Мошка неожиданно для самого себя первым двинулся к лобному месту.
Не так, чтобы быстро, но и не мешкая, они направились к конструкции, сбитой из двух вертикальных и одного продольного бруса на подобие огромных ворот без створок. Вместо них свисало похожее на серый мешок тело покойника.
Голые ступни Диса болтались в метре от булыжников площади. Под ними крутилась пара псин: одна короткошёрстная что-то вынюхивала на камнях, вторая вислоухая глядела на мертвеца. На плече висельника сидел чёрный ворон. Этот уже мог пировать и, похоже, успел хорошенько поработать над лицом Диса. Ещё недостаточно рассвело, разглядеть подробностей не удавалось. Но что-то с его лицом было не так - это точно.
Они приблизились. Собаки насторожились и зарычали. Цыц предусмотрительно отступил за спины приятелей. Однако Дэниса было не смутить.
- А ну, брысь, падла! - страшно рявкнул он, вскидывая рогатину.
Мошка поддержал его воплем дикого секача, подпрыгивая и размахивая руками. Тут уж Цыц не остался в стороне, сунул пальцы в рот и выдал залихватский разбойничий свист.
Псины разом струхнули и, поджав хвосты, дали дёру. Ворон ещё раньше сорвался с плеча Диса. Хрипло каркая и тяжело хлопая крыльями, полетел в проясняющуюся муть небес. Они ещё немного поорали для острастки, слушая, как их крики разносятся над площадью, над похожим на огромный зонт куполом ратуши и дальше над крышами домов, и всем миром.
Крики стихли.
Победители собачей банды заозирались. Но никто не спешил отругать их за устроенную шумиху. Лишь с дробным стуком копыт вновь прокатила то ли телега, то ли кибитка, да кто-то закашлялся невдалеке.
Опасность миновала, а мертвец - вот он, мотается прямо перед ними на своей верёвке.
Задрав головы, они воззрились на Диса. Дэнис просто смотрел. Мошка кривился. Цыц ёжился и переступал с ноги на ногу, точно ему приспичило по малой нужде.
- Ворон выклевал зенки, - сказал Дэнис, - а, похоже, ещё и язык.
Внимательнее пригляделись к отёчному лицу висельника с узлом петли над правым ухом, перетянувшей толстую как у быка шею, отчего кожа на щеках и подбородке собралась в складки. Глаз действительно не было, в пустых глазница темнело что-то отвратительное. Рот Диса сполз набок, нижняя губа была порвана. Всклокоченная борода падала на грудь пучком грязных водорослей.
Цыц издал гортанный звук. Зажал рот ладонью и бросился куда-то в сторону.
- Эй, ты чего? - спросил Мошка.
- Оставь, - велел Дэнис. - Щас, чуть погодя вернётся.
Льняная хламида смертника туго обтягивала непомерное брюхо Диса. Из-под неё торчали кажущиеся совсем тощими в сравнении с пузом волосатые голени.
- Собаки тоже пытались достать его.
На одной ноге пальцы мертвеца с отросшими ногтями были поглоданы. Мошка почувствовал, как его желудок начинает скручивать и что-то жгучее ползёт наверх.
- Сколько же он жрал, чтобы так отъесться? - Дэниса ничуть не мутило.
- Должно быть много, - поддакнул Мошка, стараясь унять тошноту, он всё же не Цыц.
Сейчас Дис выглядел даже более толстым, чем вчера. Как только палачи, пусть и вдвоём, сумели вздёрнуть такого жирдяя?
- Во-во. Своруют где-нибудь поросёночка и зажарят на костре. А на завтра можно барана увести или пару гусей. Не своё - чего жалеть.
Приятель всё же морщился. Хотя причина тут было в другом. От мертвеца разило, как из выгребной ямы. Но уж ко всякой вони они были привычны, этим их не спугнёшь.
Когда за спиной послышались шаги, они непроизвольно дёрнулись. Но это возвращался Цыц. Он утирал рот рукавом рубахи. Лицо покрыто испариной, волосы торчат во все стороны как у воронёнка.
- Глаза выклевали - здорово! - гаркнул он. Они сразу распознали в его голосе притворность и никакого веселья.
Дэнис хлопнул его по плечу. Мошка слегка пихнул. Вновь втроём они перевели взгляды на виселицу... Ну, покойник. Ну, висит. Вонючий жирный мертвяк. В общем-то, ничего особенного, а тем более ужасного.
- Как думаете, душа в нём до сих пор мучается? - спросил Мошка. - Может, сожалеет о содеянном?
- Пусть подольше помучается, а потом сразу в ад, - Дэнис был при своём.
- Чего делать-то будем? - Цыцик облизал губы.
Ему не ответили.
Ещё немного постояли. Мошка незаметно зевнул в кулак. Дэнис не сводил взгляда с застывшей рожи Диса. Он усиленно о чём-то думал.
- Может, домой? - предложил Мошка.
Увидели, что хотели, чего ещё надо? К тому же скоро пойдёт народ.
- Ёх!
Цыц столь неожиданно отпрянул назад, что едва не сбил их всех с ног.
- Чего, дурак, пугаешь! - шикнул на него Мошка.
- Он дёрнулся! - Цыц вылупил на них глаза. Дрожащий палец его указывал на Диса.
Мошка покрутил у виска:
- Это ветер качает.
- Он дёрнулся, а не качнулся! Слушайте, а если он того... ещё живой?
Цыц сам понял, какую ляпнул глупость, так что, и говорить тут было не о чем.
- Не надо нам было тебя с собою брать, - сказал Дэнис, - раз ты такой волнительный.
- Никакой не волнительный. Просто показалось. Не могло что ли показаться?
- Ладно, - Дэнис перехватил свою рогатину в обе руки.
Приятели, не сговариваясь, отступили от него. Они уже и забыли про эту палку. А Дэнис, значит, надумал. Вот придура... то есть смельчак. Он поднял рогатину и медленно поднёс её к Дису. Лицо его раскраснелось, сделавшись предельно сосредоточенным.
Тут уж Цыц не выдержал:
- Слушай, Дэнис, вправду, пойдём, а?
- Валите! А я собираюсь ещё отвесить этому гаду за его преступления.
Рогатина была слишком массивной, Дис же висел высоко. Дэнис смог лишь неловко ударил его в грудь. Тело дёрнулось на верёвке, палка соскользнула и едва не вырвалась из рук. Смельчак матернулся, перехватил её ближе к середине.
- Щас ты у меня получишь, разбойник, - прохрипел он. - Тебе вынесен смертный приговор. Повешение и пронзание копьём!
Повешение исполнила городская стража. А вот "пронзание" он собирался осуществить самолично. Как следует замахнувшись, Дэнис ткнул рогатиной в раздутое брюхо висельника. Тело вновь тяжеловесно качнулось. Он ткнул его ещё раз и ещё раз.
- Получай, скотина! Получай!
Цыц болезненно кривился, но глаза его лихорадочно блестели. А вот Мошке делалось всё более не по себе. Он огляделся, надеясь, что кто-нибудь из случайных прохожих всё же прогонит их. Центральная площадь до сих пор оставался пуста, словно весь город этим утром решил подремать подольше.
- Если бы с тобой не вздёрнули твоих дружков, то бы и они получили от меня! - Дэнис снова ткнул. Он взопрел, хотя воздух с ночи оставался прохладен.
Дис раскачивался в петле. Его ступни болтались над землёй как маятник. Рогатина на конце палки проминало пузень, но не могла продырявить даже ткань хламиды. Тыкать ею висельника было всё равно, что мешок с картошкой.
Запыхавшийся Дэнис прекратил махать палкой. Теперь они слушали мерный скрип верёвки. Хруп-хруп-хруп... А потом раздался звук, будто где-то рядом разорвалось упруго натянутое полотно. Они уже свыклись с витающей в воздухе вонью и не замечали её, но тут завоняло гораздо сильнее.
Мошка зажал нос.
- Он перданул! - крикнул Цыц. - Дис продолжает портить воздух, жирная свинья!
Воняло ужасно. Не испражнениями, а тухлятиной, как если бы все внутренности у висельника уже успели изрядно прогнить. Но для того, вроде как, требовалось больше времени. И это ещё не всё! От Диса донёсся новый звук. Протяжное утробное урчание. По выпирающему пузырю его брюха прошла судорога.
- А-а-а! - взвизгнул Цыц, подпрыгивая на месте. - Я же говорил, он дёргается!
- Заткнись, - шикнул Дэнис. - Это из него выходят газы. От них его так и раздуло. Его же схватили, когда он пришёл к лекарю. Похоже, урод подхватил какую-то кишечную заразу. Она-то и вынудила его вылезти из леса и заявиться в город.
- Да хоть и так! - Мошка вцепился в Дэниса. - Пошли отсюда.
Приятель отмахнулся:
- Сказал же - валите, если струхнули. Я хочу ещё посмотреть.
- Он дёргается! Он дёргается! - продолжал пугать их своими воплями Цыц. Дурак опять указывал на висельника и выкатывал глаза сильнее прежнего.
А с Дисом впрямь творилось что-то неладное. По его брюху расходились волны. Оно то сжималось в одном месте, то распиралось в другом. И тело дёргалось на верёвке уже само по себе - не было никакого ветра, чтобы его раскачивать, и никто больше не тыкал в него палкой.
Когда из-под хламиды начало что-то капать, они разом примолкли. Вязкая жижа побежала по ногам мертвеца. Послышалось чавкающее хлюпанье. Затем упал целый шматок. Под ступнями Диса образовалась лужа. Растёкшаяся в воздухе вонь сделалась непереносимой.
- Шо эо акое? - прогнусавил Цыц через зажимающую нос ладонь.
"Надо было нам уходить...". Горький ком, что до того подкатывал к горлу, но был усмирён, рванул вверх с удвоенной силой. Мошка изверг свой вчерашний ужин на мостовую.
Тело содрогнулось так, что им показалось - верёвка сейчас точно оборвётся. Брюхо Диса резко сдулось, словно опало. Из-под хламиды вместе с потоком жижи вывалилось нечто длинное, как толстая кишка, и мокро шлёпнулось на камни.
Все трое не сдержали крика.
То, что вышло из Диса, забарахталось в мерзкой луже, раскручиваясь и распрямляясь. Разум велел бежать, но ноги приросли к месту. Они не могли отвести взглядов. Ведь это... эта хренотень была живой!.. Что бы это ни было, оно выросло в брюхе у Диса и продолжало сидеть в нём всю ночь, пока тело болталось в петле, и только теперь выбралось наружу. Существо походило на большого червя. Вернее, многоножку. Кольчатую бледно-серую многоножку с сотней маленьких цепких лапок.
Гадина в жиже полностью распрямилась. На одном её конце стала видна пара чёрных глазок и подобие жвал у отверстия пасти. Многоножка быстро-быстро засучила лапками и поползла. Поползла прямо на них!
Цыц заверещал как безумный - безостановочно и надсадно. Захлёбываясь в крике, бросился наутёк. Это мигом привело Мошку в чувство. Он рванул за ним, утягивая за собой и Дэниса, но пальцы соскользнули. Мошка бежал за рубахой Цыца, как за единственным спасением в мире, и ничего кроме неё он во всём мире не видел.
Дэнис остался один.
В ногах поселилась болезненная слабость, руки дрожали как у папани, когда тот перебирал с винищем. Но палки он не бросил - ведь это было его оружие! И он со всей силы долбанул им по ползущей к нему белёсой гадине. Мягкое тело лопнуло перезрелым помидором, выплеснув кровавую струю. Разорвав многоножку почти надвое, рогатина ударилась о мостовую и с треском переломилась.
Подыхает или нет извивающаяся на камнях тварь - он уже не смотрел. Дэнис мчался догонять приятелей. В его ушах звучал победный вопль.
Топая башмаками, мальчишки скрылись за оградой банка. Никто из них так и не услышал грозного окрика, несущегося им вслед с другого конца площади.
- Вот, паразиты! Нашли место для игр, - сплюнул Норм-мясник.
Коренастый мужик в потёртом фартуке с закатанными до локтей рукавами. С самого утра он доставил в свою лавку свежую вырезку и, проезжая мимо виселицы, увидел этих трёх сопляков, занимавшихся там не пойми чем. То, что накануне вздёрнули бандюгу, Норм был только за, жаль самому не удалось побывать на казни. Но даже в подобном деле власти не довели всё как следует до конца. Мертвечина на солнце может лишь тухнуть, Норм знал это, как никто другой.
- Ну, и вонища. И чтоб им снимать покойника сразу, а то оставляют висеть, как какую-то прелесть. А это что за нах...
Уперев ладони в колени, он склонился над зловонной лужей, натёкшей прямо под виселицей. Рядом валялась сломанная палка с рогатиной на конце. Но палка ладно - главное, что за длинная мерзость-то такая?
Норм ещё долго стоял возле вздёрнутого разбойника, посреди начинающей наполняться людским гомоном площади. Что он шептал при этом себе под нос - проклятья или молитвы - со стороны было не расслышать. Но то, что городу найдётся, о чём посудачить, разгоняя скуку буднего дня, это точно.