Аннотация: Как бы ни была прекрасна жизнь, она рано или поздно потребует от тебя самостоятельных решений. В конкурс "Стоптанные кирзачи"
Метель завалила снегом большую юрту, зато снизу под полог уже не дуло, костерок весело потрескивал и внутри сделалось тепло. Двое сидели у огня на спальниках, лежавших не распакованными, причём под мужчиной средних лет с аккуратно стриженой, даже щегольской бородкой спальник был ярко-оранжевый, с силиконовым утеплителем, а вот парнишка сидел на туго свёрнутом шитье из шкур оленя, соединённых по-старинке, вручную. Время укладываться в спальники ещё не пришло, и поэтому юнец с короткой шеей и длинными руками, бровастый, диковатый с виду, медленно потягивал чай и слушал речь старшего. А старший кому-то подражал, потому что слова его лились медленно и напевно:
- ...Могучий Медведь разложил шкуру своего родителя и когтем наметил по меху уделы всем народам. Буслийцам достался меленький, не больше ногтя, кусок на краю шкуры. Если смотреть с того конца шкуры, над которым солнце встаёт, Буслия будет там, где солнце садится. Да и то, вряд ли увидишь, потому что уходит медвежья шкура за окоём, и не окинуть её глазом, будь ты даже соколом, и летай в поднебесье.
- Однако большой шкура! - отозвался молодой Хытхын, охочий до историй. - Краёв не видно, а Дверям Буслии всё нипочём - работают!
Рассказчик Петпет кивнул. И они замолчали, разглядев нечто через узкую щель, которую приоткрыли в пологе. Вообще-то собирались приметить, как крутит снег - кажет погоду на завтра, но увидели совсем другое. В темноте ночи празднично сияла стеклянная витрина длинного павильона, за стеклом стоял ряд чинно выстроившихся дверей. Метель не могла затмить электрический свет, заливавший витрину. Одна из дверей открылась, через неё вышли девушки в новеньких фирменных комбинезонах и с тряпками в руках. Они брызнули на стекло витрины туманом и принялись размашисто протирать. Светловолосая повернулась, показывая гибкую молодую спину и протёрла высоко висевшую надпись, на которой крупными буквами было написано "Двери Буслии". А ниже буквами поменьше: "Доступность, надёжность, долговечность!". Вторая девушка с шелковой чёлкой поправила перекосившуюся табличку "Работаем без скидок, качество гарантировано!" Девушки недовольно глянули на результаты своего труда, потому что стекло витрины запотело и стало покрываться морозным налётом. Что-то сказали друг другу, поёжились. Девушка с чёлкой собралась открыть дверь, чтобы уйти внутрь. Не тут то было: дверь не открывалась. Ручки в двери не было, не прикрепили ручку: дверь выставлена на продажу, клиент сам выберет фурнитуру. Так принято. Светловолосая упрекнула подругу, что же она, мол, захлопнула наглухо? Инструкцию не читала? Нет, читала, и помнит наизусть, и вложила между косяком и дверным полотном рабочую перчатку...
Двое в юрте не слышали ни одного слова, от них до витрины метров двести, да ещё ветер выл, налетая порывами, но Петпету и не надо слышать, нетрудно догадаться, о чём разговор. Мёрзнут девушки в своей сияющей витрине: вон, уже подрагивают и руками плечики трут. Потом приникли к стеклу, отгораживая глаза ладошками от мертвенно-белой ярости неона, расплющили носы, всматриваясь в темноту.
Петпет недоумевал, почему двери открылись только для двоих девушек? Двери когда-то вывели его, и Елену, и майора Ивана Феликсовича... Не двоих-троих, человек девяносто вывели. И всегда так было. Думал, а сам собирался на выход.
Там, за дверями, опять что-то не заладилось. Девчонок спасать надо, эх. Идти сквозь метель к витрине, на месте сообразить, что дальше делать. Спальники прихватить с собой. Для замерзающих хозяюшек, ведь обратно в юрту пойдут против ветра...
Ему в своё время больше повезло. Открыл дверь с самым дорогим ценником - ощутить, как мягко поворачивается на хорошо пригнанных петлях свежее полотно, аккуратно обрамлявшее матовое стекло, окованное тонкометаллическими виньетками. Открыл дверь в супермолле, а вышел в алтайскую цветущую степь, в утреннюю росу, лицом к жемчужно-розовому туману в седловине, обращённой на восток. И такое было за дверью раздолье! Такая безмятежность после городской суеты, после в конец запутанных отношений! Он расслабил галстук, шагнул за дверь не оглядываясь, втягивая ноздрями медвяный воздух. Потом побежал с пологого холма, дорогими туфлями по сырой траве, по цветам... Почему-то плакал... Ручей тёк рядом, тоже спешил вниз. Так вместе с ручьём и бежали навстречу заре.
...Пока с Хытхыном шагали к витрине, широко ставя ноги, спиной принимая порывы сурового ветра, за стеклом поочерёдно, а затем и одновременно, стали открываться все двери, пропуская людей. Вскоре в витрине стало тесно от народу, но никто и не думал вернуться тем же путём, которым пришёл. Наоборот, новые люди уже не выходили - выскакивали из дверей. Им освобождали место. Быстрее, быстрее...
Полотно из берёзы, имитирующее благородное красное дерево, открылось последним. Все в витрине почувствовали это, или, может, им было видно то, чего не разглядели месившие ногами снег Петпет и Хытхын. В проёме двери красного лака суетилась молодая мать с полной сумкой через плечо, с младенцем в рюкзачке на груди и с четырёхлетним мальчиком, которого ей никак не удавалось сдвинуть с места. Мальчик ни за что не хотел расставаться с новой игрушкой и дёргал яркий лавсановый шнурок, тянувшийся к машинке, а машинка застряла под универсамовской тележкой. Молодой человек подскочил к ним, решительно сгрёб в охапку мать и её мальчишку, прыгнул в сторону, и они почти упали на руки подхвативших их людей, а за лакированной дверью, которую успели всё-таки захлопнуть, полыхнуло так ярко, что вспышка на мгновение обозначила контуры плотно пригнанных, на совесть сделанных, дверных полотен.
Толстое витринное стекло нужно бить. Иначе людей оттуда не вызволить: Хытхын и Петпет проверили. А чем бить, если пришли со спальниками? Благо, Петпет сообразил: вложил Хытхыну в правый унт под пяту увесистый связник, объяснил, как правильно ударить. У парнишки получилось, ноги у него могучие, хоть и короткие - такой он особенный.
Разбили витрину. Всех повели к стану. Первым спешил Хытхын без камлайки - отдал нарядной матроне; за ним протаптывали тропу ошалевшие от внезапного приключения мужчины, вели за руку женщин, сжавшихся от стужи, лбом встречавших бешеные порывы ветра. Предпоследней бежала молодая мать с младенцем в рюкзачке, обернув вокруг себя оранжевый спальник и придерживая его сжатыми в кулаки пальцами. А замыкающим семенил Петпет с её четырёхлетним сынишкой на закорках. Камлайку он отдал кому-то, свитер ещё в витрине снял и снова надел: на себя и ребёнка. Свитер, толстая растянутая самовязка, сделался тесным, но это ничего. Мальчишка не выпустил из пальцев шнурок, и новенький грузовик бороздил свежие сугробы за унтами Петпета, болтаясь на шнурке. Получается, к юрте поспевали впереди машины.
Когда люди отворачивались от особо яростных порывов ветра и, скосив слезящиеся глаза, смотрели назад, они видели, что Двери Буслии стоят на прежнем месте в ярком свете разбитой витрины.
Половину людей перевели в ещё одну юрту по соседству, это всё, что могли сделать. Единственный связник разбит вдребезги под могучей пятой Хытхына, ну, что ж. Переночуют в тесноте, зато в тепле. А утром можно будет отправить гонца в посёлок, пусть позаботятся о людях, вон их сколько прибыло! Феликсовичу передать, что и эта группа подобралась толковая. Не быковали, не спорили. Деловито застегнули до упора молнии на куртках, у кого на плечах были куртки, ведь люди часто снимают в магазине верхнюю одежду и кладут в продуктовую тележку. Те, кто покрепче, взялись вести за собой слабых и побежали след в след куда махнул рукой суровый парнишка Хытхын. Главным было пройти двести метров сквозь пургу до человеческого жилья и никого не потерять в сугробах. Так распорядился Петпет, и все его услышали.
В юрте разговорились. Вспомнили метеорит Апофиз, сияющей запятой выделявшийся на небе ясными осенними ночами. С той стороны дверей Буслии. Конечно, с той, другой стороны, о которой ни Петпет, ни тем более, Хытхын не могли знать - они-то прибыли раньше.
Учёные уверяли, что Апофиз пролетит мимо. Если не мимо - Земле конец. Так уже было шестьдесят пять миллионов лет назад, когда такой же камень длиной в одиннадцать километров вмазался в планету и уничтожил динозавров, и Земля горела в огне и плавилась под кислотными дождями. А перед метеоритом, весной, разразилась пандемия. Пандемию пережили, но метеорит, видимо, всё-таки довершил дело. Прибывшие украдкой оглядывались и старались не думать, что там, за дверями, сейчас творится. Пробились сквозь жуткую метель, - уже хорошо. До сих пор от здешнего ледяного ветра мурашки по коже...
Мальчик с пластмассовым грузовиком отыскал в тесноте Хытхына. Долго разглядывал руки парнишки, делавшего вид, что не замечает любопытного взгляда. Потом звонким голосом выдал:
- Ты волосатый, как обезьяна!
Все замолчали и посмотрели на парнишку. Хытхын и правда был покрыт редким рыжим мехом - какой бы ни была закрытой одежда, тело свидетельствует... Только лицо подростка почти чистое. Но брови низкие и нос шире нормы. Зато глаза у Хытхына пытливые, внимательные, ноздри аккуратные, небольшие; глаза и ноздри вытягивали его странную звероподобную физиономию в сторону человеческого облика.
Петпет вздохнул про себя, но решил, что лучше не темнить. Сказать людям, как есть, им же теперь соседствовать:
- Мальчик Хытхын родился семьдесят четыре тысячи лет назад, точнее сказать не могу, сами понимаете, не вчера дело было. Родился здесь, на северных отрогах Алтая, это его и спасло. Ему было одиннадцать, когда на острове Ява взорвался вулкан Тоба, и не просто извергался, а бушевал семь дней. По всей планете лёг пепел глубиной полтора метра, а ближе к вулкану и того больше. Индостанию засыпало пеплом на шесть метров. А потом настала вулканическая зима, и всё живое, что не погибло в первые дни катастрофы, вымерло или вынуждено было бедствовать.
- А пацан, значит, пришёл через Двери Буслии? - саркастически хмыкнул мужчина и потянулся к костру - раскурить сигарету. Ему сделали замечание, мол, как можно сейчас курить? Тесно в шатре, женщины, дети... Мужчина досадливо поморщился. Перебрался к выходу. Сидя на корточках, опустил голову ниже плеч и крадучись, как будто возможно курить украдкой, затягивался, потихоньку пуская струйку дыма в землю. Но дым сквозняком заносило обратно.
Петпет поманил за собой Хытхына:
- Выйдем, парень. Проверим собак и отару, метель утихла.
Они вышли в морозную ночь. Собаки тихо лежали, зарывшись в снег. Петпет и Хытхын запрокинули лица вверх и вздрогнули: среди клочьев туч на бриллиантовом от звёзд небе рос, взбухал на глазах Апофиз. Да, это был он. Они посмотрели туда, где витрина: там стоял ряд наполовину заметённых Дверей. Неоновые лампы погасли, не выдержав мороза и бешеных порывов ветра. Но Двери хорошо видны в звёздном свете на фоне девственно-чистого снега. Не исчезли. Значит, дело ещё не закончено.
- Поднимай людей, парень, - уверенно распорядился Петпет. - Есть в этой компании случайный человек. Придётся всей толпой ещё раз сбегать к дверям и обратно.
Хытхын, задрав голову на короткой могучей шее, глянул на метеорит и заговорил:
- Хороший человек в дверь ходить, плохой не ходить. Буслы делать правильный дверь, ставить их по всему миру, типа, продавать: "Двери Буслии - лучшие двери!" А Двери не продаваться, они ждать. Там гора колоться - у нас тихо. Там огненный звезда с неба - у нас тихо. Там большая хворь пришла - людей к нам пускать, у нас хорошо!
Петпет подумал: "Всё правильно запомнил, молодец. А ведь какой был дурашка. Пять лет назад я подобрал тебя в горах. Рядом стояли Двери, через них вышла половина твоего племени. Те дикие люди сразу ушли на юг, а ты сирота, не пошёл с ними, вцепился в мою пуговицу, глаз не мог оторвать. Ты стал звать меня Пет-пет, потому что первое время любые наши слова застревали у тебя в горле. А я в прошлой жизни был не Петпет, а Пётр Петрович, нанялся менеджером к буслийцам. Сначала хмыкал: простаки, кто ж так рынок берёт? У меня к тому времени накопился опыт успешных продаж. Потом присмотрелся: не нужен буслийцам свой сегмент рынка, модным слоганом пользуются, да и только. Нет, конечно, продавали мы их двери - товар качественный. Но реклама была не агрессивная, цена - что-то среднее, ускользающее. В общем, я понял свою задачу: их не волнует, сколько дверей купят, а вот находить новые выставочные площади "Дверям Буслии" - это в приоритете. В Страну Буров вёз, в Аргентинью вёз: на кой, спрашивается, в Аргентинье буслийские двери? Туда же доставка морем - оёй... Но мы укоренили в местных витринах партии товара. В каждой партии - тридцать разных моделей. Как в той витрине, которую мы с Хытхыном разнесли вдребезги. Русь к тому времени уже вся была покрыта сетью их фирменной торговли и я сопровождал продукцию буслийцев дальше: на торговую выставку в Кенгурию. Собирались отправить партию дверей в Ново-Зелению. Не успели. Может, и успели, но уже без меня. Может, я чего-то не знаю. Я ведь и в буслийцах крупно ошибался. О них одни выдумки ходили. Маленькая такая страна, как пятиугольник. Народ - себе на уме. Хорошие учёные у них были всегда, да кому они нужны, учёные, когда есть простые и быстрые способы набить карман. И об учёных уже четверть века никто не говорил всерьёз. А они, оказывается, оставались. Они тихо создали Двери Буслии. Теперь понимаю, что заботились не о наживе, а о том, чтобы у всех был шанс спастись. Равный шанс. Потому и показывали свои Двери во всех уголках, так сказать, глобуса. Потом уж Двери Буслии справлялись сами и открывались до тех пор, пока группа полностью не очистится от "случайных" людей". Кто отсеется на этот раз?"
Было у Петпета предположение насчёт одного типа, но он загнал его глубоко внутрь. Дверям виднее. Порой не угадаешь, кого они не пропустят.
Петпет сказал:
- Командуй, Хытхын. Звезда летит быстрее сокола, не опоздать бы!
Но мохнорукий паренёк довольно жмурился и улыбался, глядя на грозную лохматую звезду, нарисовавшуюся в здешнем ночном небе. Разоткровенничался:
- Знаешь, дядя, я себе мама нашёл! Круглый мама, руками меня обнять, сынком называть, красавчик называть, хвалить, спасибо говорить. Я счастливый человек, дядя Петпет! Сходим к Дверям и назад, и я маме построю в посёлке дом, рядом с твоей Верой. Жить в доме буду. В печь смотреть буду, как огонь дрова ест. Мама мне пирожок отдать в бумажка, ой, вкусный! Я теперь ей должен сердце отдать!
-Ух! - только и ответил Петпет, вспомнив, как Хытхын в витрине у Дверей укутал в свою камлайку надменную даму с причёской, в макияже, в костюме с муаровыми разводами. А та улыбалась мальчишке и что-то заученное скользило в её улыбке. Но люди разные, и улыбается каждый тоже по-своему. Особенно, когда только что вышли через Двери из гипермолла в заснеженную котловину...
Он потрепал парнишку за плечо. И подумал, что Хытхын несомненно человек, и нечего было Дэвиду спорить, мол, боковая ветвь, недостающее звено в эволюции, человекоподобный примат.. - Дэвид не прошёл второй раз через Двери, которые по-первости спасли его из торгового центра в тот момент, когда северная башня только-только начала оседать. А Синтия, Альберто, малышка Сьюзен и другие, без малого сто человек из той рассыпавшейся в пыль высотки остались. Прижились здесь. Альберто даже стал называть себя Аликом - так местным привычнее, и ему, парикмахеру, с людьми общаться проще.
Что уж говорить - побежали опять к витрине, дружно, не сомневаясь.
А дальше вышла неувязка, о которой Пётр Петрович будет помнить всю оставшуюся жизнь, потому что видеть подобное ему не приходилось. Открывать защёлку, державшую дверное полотно без ручки, пришлось ножиком Хытхына. За Дверью оказался туннель в обе стороны. Это насторожило Петпета - Петра Петровича. Но и слева, и справа на выходе из туннеля видны были снег и знакомая долина, и Петрович скомандовал наугад: направо. Запретил себе пересчитывать группу: рано ещё, ни к чему. Петрович здесь ничего не решает. Он вывел их по правому туннелю под звёздное небо, страстно желая, чтобы всё обошлось, чтобы они вернулись к своим юртам. И чтобы в небе больше не вспухала злая звезда.
Здесь не выла метель, морозчик слабый, юрты были на своих местах, - дойдут даже не спеша. За спиной осталась Дверь. Всё спокойно. Хытхын сейчас приведёт эту свою "круглую маму", которая на развилке не пошла с группой, рванулась в левый туннель.
Парнишка догнал их. Он был один.
Петрович никогда не видел Хытхына таким: словно у парня лицо стекло вниз, скулы заострились, носогубные складки сделались резче, челюсть потяжелела и отвисла, обнажив крепкие широкие зубы с острыми молодыми клыками. Хытхын горько плакал и Петрович едва сумел разобрать слова:
- Она злая! Она меня бить, она говорить, я обезьяна! "Уйди, тварь, я жена губернатора, я остров у арапов купила не для того, чтобы с быдлом стадом бегать, в вонючих шкурах сидеть! Убери руки! Прибью, как собаку!"
Петрович поразился, впервые убедившись, как чётко работает мозг юного напарника, точно запомнившего слова истерившей супруги неизвестного губернатора.
Девушки в униформе гипермолла шептали друг другу: "Я думала, мне показалось, думала, просто похожа!", "Нет, это была она, вампирша проклятая. Без охраны только".
Хытхын успокаивался. Заговорил своим голосом, как обычно, и Петрович вдруг понял, что у парня на самом деле, две манеры говорить: детская, косноязычная, с тех лет, когда учился языку у своих спасителей, и взрослая чистая речь. Сейчас парень пробует и так, и этак. Взрослеет.
Хытхын виновато смотрел на Петпета и отчитывался:
- Двери ей открываться и я видеть огни-огни без конца. И угли, угли, и дыма много. Плохо Двери открываться. Я тётю держать, а она на меня ругаться: "Отдай цепочку, обезьяна! Я золото ни с чем не спутаю!" - и с меня твой красивый подарок хвать, шею ногтем резать, шее больно. И убежала. Опять я без мама жить!
Петрович придвинулся, легонько боднул Хытхына лоб в лоб, парнишке это было привычнее долгих слов сочувствия. Пробурчал по-отечески:
- Не жалей. Мы с Верой подарим тебе новый солнечный знак, больше прежнего. А для чего ещё золото - чтобы красивые штуки из него делать и дарить. И Надя и Люба придут к тебе на День рождения.
Люди стояли, сбившись в тесный круг, слушали их разговор. Петпет повернулся к толпе:
Все улыбнулись, девушки в униформе захлопали в ладоши, а мужчина, украдкой куривший сигарету в юрте, сказал:
-Опаньки, пацан! Совсем взрослый! Веди нас, командир, а завтра организуем тебе поздраву как полагается. Мясо там у вас бегает? Я, знаешь как суперски мясо запекаю? В тандыре! Сколько я их этих тандыров людям сделал - один лучше другого, все довольны. Потому что халтуру не уважаю, я к работе с душой!
Хытхын не снимал с плеча руку тандырщика, оглянулся на Петровича и произнёс, кивая на Двери, оставшиеся за спиной:
- Дядя Пётра, гляди, в Дверях ключи. Возьми с собой. Мой нож затупится, если им Двери ковырять.
- Держи ключи, Пётр! - весело подмигнул тандырщик. Легко наклонился, поднял занесённую сквозняком из-за Двери листовку "Обязательные меры безопасности в период эпидемии", скомкал и опустил в карман:
- На растопку!
Пётр Петрович под влиянием пронзительной догадки потребовал:
-Дай-ка гляну, о чём там!
Он бегло прочитал листовку, которую пришлось развернуть и мало-мальски разгладить. До сих пор Двери пропускали только людей и их кладь, посторонние предметы сюда не заносило. Что изменилось сейчас? Сначала раздвоенный туннель, потом эта инструкция - словно предупреждение...
Мир за Дверями прирастает людьми, но никто ещё не родился здесь - все прибыли. Им грозит эпидемия? Им, прошедшим через Двери Буслии?
Глянул на ключ в левой руке и похолодел от неприятного предчувствия, а ладонь сделалась тяжёлой: в Дверях Буслии и ключей-то никогда не было.