Ковалевская Виктория Викторовна : другие произведения.

Игры

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Я рождался сотни, а может быть тысячи раз. Я проигрывал жизнь, как затертую песню, по кругу, пока не надоест. Я попробывал все, что можно попробывать и взял от жизни все, что можно было взять. Или отнять. Я великий ученый, я преступник, я самоубийца... Я был всем, я узнал все. Кто я теперь? Произведение не окончено.
  После своего сотого рождения я всерьез задумался, зачем это нужно. Я проигрывал жизни как другие компьюторные игры, и отсутствие кнопки сохранения мне не мешало - просто приходилось начинать все заново. Как в запутанном, идиотском калейдоскопе, который каждый раз аккурат к десятилетию дарила новая мама, кем бы она не была, жизни складывались и разлетались на тысячи бесполезных осколков, когда приходило мое время.
  Сначала я жутко боялся этой точки Х, времени перехода, потом начал ловить своеобразный кайф - ощущение собственного бессмертия опьяняло, наполняло воздухом величия мои невидимые крылья... Это же сколько всего можно изучить - думал я, это же сколько всего успеть и посмотреть! Я покорял неисследованные кусочки земли, спускался под воду, переплывал океаны, забирался внутрь тайн живой материи, и, наконец, начал чувствовать себя богом... До поры до времени. После каждого 'прыжка' какая-то часть моих знаний стиралась и все приходилось начинать заново.
  Я начал ненавидеть детство. Это 'золотое' время по мнению большинства бесило собственным бессилием. Я ненавидел этих чужих, бесполезных и ненужных мне людей, называющихся родителями, за ту зависимость, которую я вынужден был терпеть. Они старели и умирали, а я на секунду задумывался - рождаются ли они заново? Может быть, вот этот розовощекий малыш - дед, которого я помню старым и беззубыым старцем? Люди бесплотными тенями проходили по всей моей жизни, потому что со временем я научился не замечать их.
  Наука утомила меня. Необходимость заново гробить время в университетах сводила на нет все мое желание поиска нового. Сначала, чуть-чуть оторвавшись от родительской опеки, я начал пробовать другие стороны жизни. Спивался, становился наркоманом, шел на войну, убивал, умирал сам, становился сутенером, диллером, смертником-террористом... И это приелось мне. Я потерял остроту ощущений, запретный плод перестал был запретным.
  Тогда я решил не хотеть жить. Я терпеливо дожидался, пока родители, эти чертовы эгоисты, переставали за мной следить, и методично, тщательно самоубивался.
  Я терпел боль, как другие привыкают к необходимости ходить на работу. Но все же я просыпался заново. И какая-то очередная тетка с надувшимся от гордости за себя и меня заодно показывала меня своей очередной подружке.
  - О, какой прелестный малыш! - говорила она, дотрагиваясь до моих пальцев. Я бы с удовольствием сложил ей фак и ткнул под нос, но я недостаточно гибок для подобных выкрутасов.
  - Да, мы решили назвать его Френки, - говорит другая, с показной заботливостью поправляя мне одеяло.
  - Иди в задницу! - хочу закричать я, но изо рта вываливаются лишь пронзительно унизительное 'Уа'.
  - О, Френки проголодался,- лепечет мамочка, - мы домой. Пока!
  С каждой смертью момент забытия становился все меньше и меньше, а взросление растягивалось, казалось, на целую вечность. Самоубийства потеряли смысл. Мое бесцельное существование зашло в тупик. И я решил жить. Как узник в запертой клетке, терпеливо дожидаться времени Х. Чтобы начать все сначала. Я разучился любить.
  Мной завладело равнодушие.
  Мне тридцать долбанных лет, моя очередная мамаша свято верит в то, что я женюсь и заведу ей внуков. Она каждый день в течение последних пяти лет продолжает звонить мне и начинать один и тот же разговор:
  - Ну что же, Джефф, ты нашел себе девушку?
  - Нет, мама, - равнодушно отвечаю я, прижимая трубку к плечу и вяло разбирая утреннюю почту.
  - Но, милый, время не стоит на месте, а я не вечная! - восклицает она.
  - Что вы, мама, вам еще жить и жить, - криво ухмыляюсь я.
  Их всех поначалу умиляет моя привычка обращаться на 'вы'. Потом они испытывают определенную гордость, глядя на меня. 'Мой сын до сих пор говорит мне 'вы'!' жалуется она - 'О, какой милый мальчик, он так вас уважает!' - отвечает другая, неохотно трепая меня по макушке'. Черта с два. Так проще ждать. Не привыкая к ним, живется гораздо легче. И умирается, впрочем, тоже. Поначалу я очень переживал: как же там Джулия, Лутумба, Татьяна, Жози - как они бедные без меня? Некоторые теряли единственного сына, некоторые имели солидные запасы других детей. Я даже пытался их отыскать, но со временем понял, что этого лучше не делать. Каким бы ни был я дорогим человеком для них в этой жизни - в другой я чужак, и ушедшее никогда не вернется в обратную сторону.
  Впервые познакомившись с религией, я подумал, что все дело в ней. Может быть, небеса просто не желают принимать меня? Тогда я стал неистовым священником, примером для остальных, но так и не получил желаемого рая. И тогда я снова стал священником, но нарушил все существующие правила и заповеди до единого. Картина не поменялась, я снова родился. Я обращался к буддизму, кришнаитсву, исламу, сайентизму, изучал кабаллу, но все было бесполезно. Рождаясь все в новых и новых точках земли, я перепробывал все существующие мировые религии, я знал все языки, все обычаи, все традиции. Я был всех возможных цветов и рас, я принадлежал ко всем возможным культурным пластам. Хорошая новость - я совершенно излечился от всех проявлений расизма. Плохая - я презирал их всех до единого. И белых, и черных, и желтых, и красных. Мне было хорошо на войне - совершенно все равно, в какую сторону стрелять...
  У нее странно бесстрастный взгляд. Все, что я говорю, попирает каноны, столпы ее бесполезной жизни, а она не проявляет ни грамма эмоций. Беру стакан, только для того, чтобы потянуть время и делаю три долгих глотка. Вода. Вкусно. Разглядываю ее поверх прозрачного стекла, слегка искажающего ее хорошую для современности фигуру. Мне же она кажется совершенным мальчишкой. 'Не пригодна для родов, - мелькает в моей голове, - слишком узкие бедра'. Вежливо улыбаюсь и ставлю стакан на место. Какое мне дело до ее детей?
  - И чем же вы можете подтведить ваши слова? - равнодушно интересуется она. Девочка, ну куда тебе играть в такие игры со мной? Я просчитал тебя, едва ты только занесла руку, чтобы постучать в мою дверь. Девочка с маской холодной, равнодушной суки.
  - Ничем, - улыбаюсь я. - В том-то и вся прелесть.
  Она хмурится и еле слышно стучит карандашом по открытому блокноту. Нервничает. Все это - и блокнот, и весь твой вид - показуха. Ты пришла с диктофоном, я давным-давно заметил его. Ну что ж, боюсь, для тебя будет небольшим сюрпризом что...
  - Тогда я пойду, - она резко встает, практически не глядя на меня, и подхватывает свою сумочку, лежащую на полу у ее ног.
  ... записи нет. Я так давно играю в такие игры.
  - До свидания, - вежливо киваю я.
  - Да свидания,- говорит она, протестующе дергая костлявым плечиком.
  Ты уверена, что больше никогда меня не увидишь... Ты желаешь этого больше всего на свете. Что ж, ты будешь удивлена...
  - Если что-то не получилось, - демонстративно хлопаю себя по карману пиджака, практически двойнику того, в котором спрятался ее маленький аппарат, - обращайтесь... - ехидная улыбка на поллица искажает мое лицо.
  - О, всенепременно, - она практически бежит к своему аккуратно припаркованному автомобилю ярко-красного цвета.
  Захлопываю дверь и возвращаюсь в гостиную. Тщательно обхожу по кругу кресло, в котором сидела она, будто бы оно стало заразным, и снова сажусь на свое место. Усталось наполняет все мое тело, но сладостное предвкушение разливается волнами от головы до кончиков пальцев. Я улыбаюсь. Я так давно играю в такие игры.
  
  Она пришла снова. Делаю вид, что удивлен.
  - Всегда рад гостям, - очаровательно улыбаюсь и отступаю в сторону, чтобы она могла пройти внутрь. Ее губы решительно сжаты, а во взгляде какая-то... затравленность. Ты меня боишься? Правильно, девочка, меня стоит бояться... - Что же вас интересует в этот раз?
  - Вы видели Тутанхамона? - улыбается натянуто, шутит неуклюже. Нервничает. Не поверили тебе и отправили ко мне... Снова. Что ж, думаю, тебе стоит начать меня ненавидеть.
  - Я не мог его видеть, - отвечаю я, присаживаясь в свое любимое кресло и указывая ей на противоположное. - Выпьете что-нибудь?
  Она отрицательно качает головой и бросает сумку на пол. На пять сантиметров левее, чем в первый раз. Со временем начинаешь обращать внимание на такие мелочи, находя в них элемент неожиданности и развлечения. Иногда.
  - Почему?
  - Что почему? - не понимаю я, слишком увлеченный своими мыслями.
  - Вы не видели Тутанхамона. Почему? - а ты настырная.
  - Потому что тогда я был рожден... условно назовем это Древней Индией. Люди склонны обозначать то время как позднехаррапскую цивилизацию, - невозмутимо отвечаю я, протягивая ей сигару. Она ожидаемо качает головой и достает свои тоненькие сигаретки. Все как в прошлый раз. Люди так предсказуемы... Иногда мне кажется, что они похожи на заводных кукол, выполняющих одно и то же действие по кругу. Впрочем, я привычно гоню от себя подобные мысли, иначе становится слишком тоскливо. Люди - мое единственное развлечение. - Неужели вас так заинтересовал мой рассказ, что вы решили копать глубже. Или вы ищете подтверждения моим словам? Пытаетесь поймать на лжи?
  Она поспешно затягивается дымом, кончик сигаретки послушно вспыхивает алой точкой в полумраке моей гостинной. Обдумываешь ответ и тянешь время. Умница, девочка.
  - Уточняю. Задание редакции, - она пожимает плечами и бросает настороженный взгляд в мою сторону. Позволяю себе равнодушно пожать плечами.
  - И что же вы желаете уточнить? - выпускаю кольца дыма и внимательно их разглядываю. Ты не должна видеть моей заинтересованности, девочка.
  - Все, каждую вашу... - она запнулась, - жизнь.
  - Это будет долгий рассказ, вряд ли у нас хватит на него терпения, - я вежливо улыбаюсь и тянусь за бокалом. Когда люди видят, как ты пьешь, они думают, что ты либо нервничаешь, но расслабишься, либо расслаблен и расслабишься еще больше. Дураки. Когда людям кажется, что ты чем-то занят, они не склонны себя контролировать. Вот и ты... А тебе идет хмуриться, девочка. Хоть одна настоящая эмоция в мире заводных улыбающихся кукол.
  - Мне некуда торопиться, - она берет себя в руки и снова пропадает в маске холодной, равнодушной суки. Только я уже заглянул тебе в душу. И зацепился за нее когтями. Даже сквозь твою равнодушную маску я вижу ее. Тебе страшно?
  - А мне есть, - короткий голоток, отставляю руку с бокалом в сторону, медленно вращаю кисть, вино плещется о прозрачные стенки в такт моим движениям. Ты завороженно следишь за ним.
  - Тогда может быть... - твое горло судорожно сжимается, как будто ты проглатываешь какой-то комок. Тебе так противна мысль об этом? Хорошо. Игра становится интереснее, - мы будем беседовать постепенно?
  - Постепенно? - удивленно приподнимаю брови.
  - В несколько этапов, - ты снова стучишь карандашом по блокноту. Забавно, это делает тебя сильнее? - Сегодня одна история, а завтра...- пауза, - вторая.
  - Ну что ж. Думаю, это подойдет, - я задумчиво перебираю пальцами по резной деревянной ручке кресла, будто прикидывая, когда смогу освободить для нее время. Она не должна догадаться, что это игра. - Приходите завтра.
  - Но... - ты в замешательстве прикрываешь едва открытый блокнот и незаметно для меня щелкаешь выключателем диктофона. - Я же уже сегодня...
  - К сожалению, я действительно занят. Дела, понимаете? - снова кручу бокал. Ты завороженно следишь за ним. Девочка, как же легко тебя сбить с толку. Хотя, пожалуй, мне это начинает нравиться. После секундной паузы ты заторможенно киваешь головой, подтверждая заданный мною, в общем-то риторический вопрос. - Завтра, скажем, часам к пяти я смогу выделить для вас время. Не опазывайте.
  Ты встаешь и тянешь за собой сумочку. Резко запихиваешь в карман блокнот, заталкиваешь ручку. Поправляешь пиджак. Идешь к выходу.
  - Да, мисс, простите, я забыл ваше имя...
  Ты неохотно разворачиваешься ко мне. Нас разделяет только порог. Я внутри, а ты уже снаружи, и такая близкая свобода манит тебя, зовя к себе. - Никаких диктофонов. В моем доме подобная техника не действует. Я раскрываю вам душу, а душа - материя деликатная, - я резко захлопываю дверь. И в щель между окном и белоснежной занавеской вижу, как меняется выражение твоего лица. Как вспыхивают алым щеки, а губы сжимаются еще сильнее так, что я почти перестаю их видеть. Я знаю, ты хочешь. Сделай это. Но нет, ты деревянно разворачиваешься и садишься в машину. Громко захлопываешь за собой дверцу и поворачиваешь ключ зажигания - я слышу рев твоего мотора. Ты резко срываешься с места и - о нет - наезжаешь на клумбу с едва распускающимися цветами, и, слегка пробуксовывая, скрываешься за углом. Молодец девочка, похоже, я сделал правильный выбор.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"