Ей, как и другим девушкам в её положении, нельзя смотреть на мужчин своего возраста. Они вынуждены укрываться в одежды, чтобы не смущать их и не вызывать зависть у других женщин. И до помолвки они почти не виделись. Такова традиция. Однако это не мешало им нарушать запреты.
Лейла выделялась своей скромностью, и это ещё более приковывало внимание. Послушание своих родителей во всём, не было её выбором, а побочным эффектом строгого воспитания.
Она жила с родителями в городе на несколько тысяч человек. В действительности это просто большая деревня, а не город. Лишь несколько домов имели в себе выше одного этажа. Единственный рынок на всю деревню располагался на небольшой площади на окраине деревни.
Однажды Мать рассказала ей о мужчине по имени Джабир. Что богаче него в деревне нет никого. И он как раз разыскивал жену. Возрастом он старше втрое, зато мог благополучие ей обеспечить до конца дней и ночей.
Как обычно Лейла не имела мыслей по этому поводу. Лишь ещё одна обязанность. Она приняла это как факт.
В течении месяца ходила к ним мать Джабира. Расспрашивала о вкусах и желаниях, о занятиях и привычках. Обо всём. Спустя два дня сам жених пришёл к ней в дом спрашивая у отца разрешение. Отец не стал раздумывать над такой выгодной партией. И только после этого Лейла впервые увидела его.
Он крепок в плечах и ростом на две головы выше Лейлы. Его лицо почти всё черно. Густые брови и кучерявая шевелюра, и конечно, острая борода, что переходила в бакенбарды. Словами он одаривал не охотно. Сказав лишь то, что нужно по традиции, и приняв положенный ответ, он ушёл.
Свадьба была очень роскошной, и проходила в особняке жениха. Зал, отведённый под празднество, в пять метров высоты, а площади Лейла и краёв не видела - столько здесь гостей. Потолок и стены украшала лепнина из золота и сюжеты из фрески.
Не обходилось и без приёма подарков. Лейла терялась, кто ей что дарил. Запомнить всех она даже не пыталась. Но очередной подарок вывел её из тумана. Старая неброская шкатулка на трясущихся морщинистых руках. Бабушка Лейлы уже пережила свой век, но до сих пор находила подарки у себя в закромах. Из засохших губ, напоминающих такыры, начала завывать речь:
- Всезнающий знает, тебе шкатулка предназначена... Следующая ты и не отказаться тебе... Судьба распорядится жестоко, но время поможет и укажет. Бери и не отказывайся!
Беззубый рот закрылся также быстро, как и открывался. Лейла отложила шкатулку к остальным подаркам и направилась сменить платье на белое. Слова старушки вылетели из её головы почти сразу.
Событие - свадьба, наскучило ей не сразу, но уйти она не могла.
Ночи полной луны становились её днями. Она не была его единственной, и это не считая наложниц. Первый её день был очень мокр, дождь окроплял пустыню влагой. Муж её нежен и опытен, но от боли он её избавить не сумел. После он ушёл сразу, как только кончил дело. Она вжалась в постель укрывшись одеялом. "Время должно помочь", - думала она и уснула.
Скрывая всю себя за прозрачной тканью балдахина и этикетом, жизнь её скатывалась в существование. Зато существование очень недурное. В своих двух комнатах она могла заниматься чем угодно, могла есть что пожелает, и никто не укажет что ей делать. Такая свобода в ресурсах давила клеткой её чувства.
Каждый раз, когда она приказывала что-то слугам, она задумывалась не превращается ли в избалованную принцессу. Поэтому она решила получать в половину меньше чем хотела. На такой торг совесть её согласилась.
Молитвы становились её отдушиной в бесконечные часы одиночества. Во время них она не одна. По крайней мере, она в это старалась верить. Но не верила до конца. С каждым месяцем она сомневалась в своём предназначении. Рядом с ней нет матери, чтобы наставлять, и отца, чтобы наказывать.
Одиночество заполняло её дни и даже прогулки хоть и вносили разнообразие положение дел не меняли. Шкатулка бабушки заняла её в тот момент, когда Лейлу в очередной раз захлестнула скука. Но она не смогла её открыть. Лейла перепробовала всё, и даже просила слуг открыть, но вещь не поддалась. Тогда она стала только созерцать её. Что ещё больше ей не нравилось.
"Что толку от бесполезной и некрасивой дряни."
От скуки она стала задерживать взгляд на симпатичных слугах. К её удивлению муж узнал об этом быстро и уведомил, что все мужчины здесь - евнухи. А коли если она пожелает женщину, то он ей купит для этого умелую, а не рабыню. Лейла устыдилась его слов.
Муж навещал её в положенные дни. Лейла надеялась, что понесёт от него, и это вдохнёт в её жизни красок и смысла. Но проходили месяцы, а знаки всё не являлись.
С родными она виделась очень редко, так принято. Однажды она свиделась с бабушкой и спросила:
- Бабушка Аша, скажи мне, какой прок мне от шкатулки? Как открыть её?
- Не тебе её открывать дитя, не тебе. Столько времени - столь мало времени, - взяла паузу старушка, казалось, что она уже совсем забылась, - как же мне жаль тебя, верь в неё. Кха-кха...
"Старуха уже душой в могиле."
Когда Лейла оставалась одна, при молитве она просила у Всезнающего прощения за свои мысли. Но мыслить так не переставала.
Однажды её муж решил жениться ещё раз. После этого смотреть на него она стала иначе, ровно также, как это делали другие жёны.
"Для него никак простая прихоть эта женитьба. Уже и долг свой не выполняет."
Разные лекари приходили к ней, и все утверждали одно: проблем для зачатия нет. Джабиру нужны дети, однако у него уже их десять. Конфликт желаний и потребности не касался ума Лейлы, но выводил из себя.
На свадьбе она поняла кто все эти люди, которые были гостями и на её празднике. Ими являлись родственники и знакомые других жён, а теперь к ним присоединились и её сородичи. Друзья и знакомые мужа в меньшинстве.
Очередная жена принимала с улыбкой подарки, как это делала Лейла. Девушка выглядела привлекательней её. И когда с подарками к ней подошли родители Лейлы, больше она не могла терпеть и ушла к себе в покои.
"Один раз традиции без меня обойдутся, пусть Джабир что хочет делает, я не могу на это смотреть."
Придя скорым шагом в свою спальню, она села на перину кровати и метала свой взгляд по комнате. Рядом с трюмо стояла расписная ваза, подаренная Джабиром на год с момента бракосочетания. Лейла медленно подошла к трюмо, взяла вазу, внимательно рассмотрела её и со всей силы бросила в стену ниши. Ища следующую добычу, она увидела шкатулку бабушки. У Лейлы нет желания запоминать внешний вид, и шкатулка уже летела в окно.
Внезапно громыхнула гроза, завыл ветер и послышался крик. Он походил на крик матери. Лейла медлила, уже понимая трагедию.
К входу в зал она подбежала чуть ли не падая. Люди бежали кто куда. Крики и стоны разрывали ушные перепонки. Удары молнии пробивали насквозь всё строение и попадали в людей. Для этих мест такой каприз природы удивителен, и тем больше удивительней, что молния такие конструкции не разит как нож. "Боги, - взмолилась Лейла, - простите меня"
Она не могла найти глазами своих родных. Решив, что они уже выбежали, она направилась наружу, на открытое небо, подальше отсюда. Но и там белые трещины впивались в людей. Крыши особняка и здания вокруг уже горели. Лейла сорвала пола платья, скинула туфли и побежала босиком.
Она не смотрела по сторонам, или только пыталась не замечать умерших и раненых. Падая и подымаясь несколько раз, она остановилась на небольшом холме. На город отсюда открывался замечательный вид, пусть по сути и ужасный.
Лейла задыхалась и от усталости, и от дыма. Кашель мучил её лёгкие, но мысли заняты другим.
- Хорошо горит, как посмотрю, - протрещал голос рядом.
Лёгкие быстро восстановились и потеплели. Теперь Лейла снова обрела голос. Она посмотрела на говорившего, им являлся человекоподобный дух.
Особняк поражало снова и снова молниями. Земля тряслась, словно от боя барабанов. Пламя наводняло всё, чего касалось. Крики и вопли составляли отличный аккомпанемент этому безумию.
- Ты исполняешь желания, верно? - спросила Лейла.
- Желания твои уже исполнены, иначе шкатулка не открылась бы. Власть надо мной иметь теперь суждено. Вот твоя награда за желания. Я твоё тело, ты моя воля.
- Что за желания ты выполнил?
- Уничтожить традиции, убить тех, кто их заставляет чтить, и тех, кто наказывает за их несоблюдение.
- Но ведь... ведь ты убил всех кроме меня. Почему умерли рабы и почему не умерла я?
- Нельзя уничтожить традиции, не уничтожив тех, кто их соблюдает. А переучивать мне их - лишняя морока. Желание я выполнил, а способ роли не имеет. Ты же ещё дышишь потому как ты моя воля. Не будет воли, не будет и желаний.
Вокруг глаз осталась сажа и копоть, а слёзы сделали реки на этом рельефе. Брови по большей части сожжены, и теперь они являли собой плавные тонкие белые линии. Волос её черней безлунной ночи, но кончики подпалены. Ярко красные глаза, в них отражалось пламя деревни. Худенькая и невысокая, она заполняла собой всю пустоту в теперешнем мире.
Джинн парил в воздухе, будто вися на невидимых нитках. Сам он представлял форму человека что выше туловища. Из глазниц его струился золотым светом то ли пар, то ли дым, как от ароматической свечи. Когда он говорил рот его не двигался. Он держал в руке небольшой шар, хотя слово держал тут не подходит. Шар как будто парил над ладонью его. Кожа его была тёмно-фиолетовой.
"Память о них останется со мной, но обо мне никто не будет помнить. Теперь я свободна, потому что прошлая я умерла, она зарыта в могиле моих воспоминаний. Остаётся заявить о себе всему миру"
Боль эта не пройдёт со временем, не забудется навсегда. Она будет трансформироваться, переходить из одной формы в другую. Но всегда оставаться с Лейлой.