Сергей опрокинул стакан с молоком и испуганно уставился в свои руки, которые всего секунду назад уверенно держали его, чувствуя тепло исходящее изнутри сосуда. Теперь осколки битого стекла медленно расползались вместе с белой жидкостью по чистом паркете и просачивались внутрь щелей, смешиваясь с пылью собиравшеюся там годами. Сергей несколько секунд стоял неподвижно, прислушиваясь не разбудил ли звук кого-то из домашних. Меньше всего ему хотелось сейчас увидеть волосатые ноги своего отчима в старых стоптанных домашних тапочках и его взгляд, утомленного всем, старого дворового пса, которым он всегда смотрел на парня, как бы спрашивая -- почему ты все еще здесь?
Сергей ненавидел своего отчима. Ненавидел с первого вдоха его дешевого одеколона. С первого "привет", небрежно брошенного в его сторону. С первой ночовки у них дома. Парень уже привык к своей жизни, привык завтракать, обедать и ужинать наедине с собой. Привык к вечно нервной матери, к ее кашлю по утрам, когда она тщетно пыталась научиться курить, в надеждах что это успокоит нервы...(наивная...нервы успокоит только ксанакс перемешанный в 150 граммах водки...успокоит навсегда. Только предлагать такое собственной матери не шло, не по-сыновьему это.) Он привык жить в этом депрессивном мире, жалея самого себя, заглатывая горечь потери, тщательно пережевывая и упиваясь ее терпким до отвращения вкусом. А тут появляется он, и заполняет своим 80-ти килограммовым телом мой депрессивный мир. Теперь вместо кашля по утрам, стоны по ночам. Вместо пустой кухни - в любое время дня - жаренная яичница, картошка, голубцы и прочая пища замужнего пролетариата.
Надо собрать осколки, взять тряпку и вытереть этот дэмэдж, что он тут создал. План -- легче некуда, справиться и 8летнему. Но почему тогда он стоит и продолжает озадаченно смотреть на свои руки, почему после направляется в дальнюю комнату его матери, почему вместо тряпки в его руках ремень отчима, почему ремень так хорошо смыкается на бычьей шее этого урода, почему мать в агонии вонзает свои ногти в его кожу, когда он принимается за нее? Сергей этого не понимал.
Не понимал он и своего ареста. Он ведь просто разлил молоко, разбил стакан -- с кем не бывает?, - пытался он доказывать в отделении милиции. Разве за это теперь сажают?
Разве сажают?
Никто не отвечают.
Никто не объясняет.
Его права нарушены. Сергей отчаянно кричит об этом пустоголовому барану в грязной и потной униформе, но пустоголовый баран сейчас думает только о том как пойти домой, сбросить из себя эту омерзительную шкуру и хорошенько оттрахать свою овцу. Ему нет дела к нарушении прав человека, нет дела к Сергею и его злосчастному стакану молока.
Вместо серого одеяния -- белая футболка и штаны. Вместо камеры - светлая комната и уколы по утрам.
Сергей и дальше не понимает.
Молока он больше не пьет.
И вообще не пьет самостоятельно, боится еще что-то разбить.