На город опускалась чёрная колыбель, на дне которой томилась голубая луна. Никто и ничто не могло спрятаться от её колдовских чар, она заполняла всё вокруг, прокрадываясь в самую мощную крепость, в самый негостеприимный дом. Город спал, и казался покинутым и мёртвым. Только ветер гонял по серым переулкам старый мусор, напоминавший о человечестве. Деревья и кусты перешёптывались друг с другом и трепетали как заговоренные от ветра, который выслеживал и обрушивался на самый тихий час ночи. Волки пели свои тоскливые песни, наводя дрожь на людей. Дети вскрикивали в своих остывших постельках и бежали к родителям, в надежде о спасении от нежеланных гостей. Это был пустой тёмный город. И тот, кто оказывался в чёрном сердце города не находил больше дороги назад. С приходом ночи пробуждались вампиры и прошаривали своими ледяными лапами все закоулки города, в поисках свежей крови. Их медленное и равнодушное сердце терпеливо отсчитывало заходы и восходы ненавистного солнца, единственного врага, превращающего их в горстку воспоминаний. Никто не мог выследить вампиров, даже тишина была не властна над ними. Жизнь хладнокровная и безжалостная, окутанная тайной и наполненная одной единственной страстью, кровью. Но всё-таки жизнь. С их неутолимой жаждой крови к пульсирующей горячей плоти. С тёплыми венками и сосудиками. Благоухающую. Новую. Подвижную. И наконец-то вкусную. Хрустящую в первые секунды и скользящую по горлу, и ускользающую внутрь, неиссякаемым источником кровавого нектара. И чтобы скрасить свои долгие века одиночества, не отступая от своей природы, они вдыхали новый смысл в свою страсть, окружали её новыми метафорами. Но в сути своей она оставалась, как и прежде просто кровью. Охотники пускались в кровожадные изыскания плоти; на монотонных плантациях, терпеливо выращивали молодую свежую кровь на протяжении долгих лет; художники созерцали и восхваляли кровь, запалняя свои холсты насильственными сюжетами. И чтобы познать её многогранность, вампиров взращивали в безоговорочной школе тьмы. Где среди каменных залов, запыленных пергаментных свитков и обшарпанных парт учился молодой вампир Ливиу. Он был молчалив и обычно держался в стороне, предпочитая заднюю парту, та которая была вблизи окна, единственного в школе тьмы. В то время, когда другие ученики жадно поглощали предмет, Ливиу смотрел в окно и наблюдал за ночью, та которая была скрыта от других глаз. Не затейливая, тихая и осторожная. Не тронутая. Он смотрел на белых хрупких мотыльков, словно сотканных из дорожной пыли. Смотрел как они пробирались сквозь мрак к лунному голубому свету, ловя его на себе, и думал: "Как это жить всего лишь день? Можно ли что-то успеть сделать за столь короткий срок? В чём смысл... их пребывания на земле? Можно ли за один день найти друга или полюбить? Чему-нибудь научиться? Услышать замечательную шутку? Как грустно. Если бы я жил один день, чтобы я сделал? Я бы точно не сидел здесь. Я бы отправился путешествовать. Многое я не смогу увидеть, ведь у меня есть только один день, значит выбор должен быть быстрым и верным. Хотя если бы моя жизнь составляла один день там, где бы я родился, уже было бы путешествием, коротким, но впечатляющим. Я бы летал и удивлялся. Не надо было выполнять каждодневные дела, никаких обязательств, никаких забот. Я бы отправился в лоно природы, в самую непролазную гущу там, где живут невиданные мне существа, я бы смотрел на них и здоровался. Потом бы вышел к реке, и в её глади я бы встретился с загадочной бело-голубой луной и вглядываясь в неё я был бы скромен и тих. Дальше бы я отправился вдоль реки, по течению и сорвался бы вниз как сумасшедший вместе с рекой, превращающейся в водопад, я бы кричал и смеялся, что есть мочи. Прям от души. Потом, когда бы оказался внизу, на горизонте мне бы открылся город. Я бы отправился в него. Я бы летал по его окрестностям, я бы полетел на местный рынок и нашёл какой-нибудь переспевший фрукт, сел бы на него, распустил свой хоботок и вкусил его. Тогда я бы завалился на листок и улыбался от удовольствия. Дальше бы я полетел вдоль домов и заглядывал бы в окна, наблюдая за спящими людьми, собаками, кошками. Некоторые выглядели бы очень смешно, кто-то что-то бормотал во сне, кто-то причудливо открывал рот и издавал странные звуки. Насмотревшись вдоволь, уже ближе к рассвету, я бы отправился к обрыву там, где открывается нескончаемый жёлтый пустырь с сухими кустами, там бы я сел на камень и встретил солнце. И после мог бы спокойно умереть. Мотыльки полностью исчезли из поля зрения, но Ливиу продолжал смотреть в сторону, где когда-то кружили ночные бабочки. И казалось, что он видел их до сих пор. Тем временем спокойствие в классе было нарушено, учитель Флорин узрел мысли Ливиу и с недовольством смотрел в его сторону, возмущённо говоря: "Ливиу!", - но мальчик был полностью увлечён своим путешествием и совершенно не слышал ничего извне. Тогда учитель проник в голову мальчика и злобно проревел: "Ливииииуууу!!!". Фантазия мальчика раскололась на кусочки, он испуганно вскрикнул и подскочил со стула. Учитель резко переместился в конец класса, от чего книжки учеников подлетели вверх и рухнули на пол. Он предстал перед мальчиком во всём своём тёмном недовольстве и грозно посмотрел на Ливиу, плащ его вздымался вверх и развивался в разные стороны, как и сердце молодого вампира, чёрные угольные брови учителя устремились в центр переносицы, он нагнулся вперед, к Ливиу и прошептал: "Ты не слышишь меня, мой мальчик." Ливиу съёжился и прижался к спинке сиденья: "Учитель Флорин, простите меня, я задумался". Учитель выпрямился во весь рост, повернулся к другим ученикам, взмахнул рукой и книжки приняли своё изначальное положение: "Он задумался! Задумался. Что есть задумчивость?!" -учитель как хищник начал пробираться вдоль парт учеников- вампиров, он жадно поглощал взглядом каждого, и я слышал скрежет его жёлтых старых когтей, длинные руки касались каменных боковых плит парт и оставляли глубокие борозды, дойдя до своего учительского стола он обернулся, с его когтей посыпалась каменная стружка, и продолжил: "Я скажу, если вы позволите. Задумчивость - это размышление. И вопрос в следующем. Размышлял ли наш юный Ливиу или всё-таки уподобился, фантазировал?" Ливиу захотелось исчезнуть, раствориться, он не хотел, чтобы учитель разоблачил его при всех, и он стал бы посмешищем, а что и хуже, не должно кровожадным вампирам представлять себя нежным безобидным мотыльком. "Ливиу, подойди ко мне", - сказал учитель Флорин и поманил молодого вампира своим костлявым сухим пальцем, на что Ливиу поднялся со стула, ноги его не касались пола и силой, выпущенной учителем, его потянуло к нему. "Вот, мой мальчик", - учитель распахнул свой плащ и прижал Ливиу к своему иссохшему, но мощному телу, огромные кости которого можно было бы, без касания, пересчитать все до едина, заточил его в свои душащие объятья, он резко накрыл плащом. Огромное окно раскрыло свои створки и Флорин вместе с учеником вылетел из стен здания. Они взмыли в небо и отправились на задворки города. Флорин летел и выслеживал; растерянные глаза Ливиу перебирали быстро меняющие пейзажи. Как вдруг возле старого амбара учитель начал снижаться. Ливиу, услышав стон и некий хруст, учуял посторонний запах, это был человек, мужчина лет сорока. В тёмном лесу, на поляне, учитель Флорин остановился. Он выпустил из своих объятий молодого вампира. Ливиу закачало, он открыл глаза и увидел того самого мужчину, запах которого он почуял. Мужчина лежал на земле, глаза его были напуганы, он не мог встать, потому что у него были покалечены ноги, и приговаривал: "Да воскреснет бог, и расточатся врази его, и да бежат от лица Его ненавидящие Его...". Эта была молитва. Ливиу взглянул на учителя. Тот хладнокровно стоял и смотрел на человека: "Приступай",-сказал Флорин. Эта была первая жертва молодого вампира, раньше он вкушал кровь только из домашних кубков, добытой руками заботливой матери. Ливиу приблизился к мужчине, и резко его обоняния и зрения усилились во сто крат. Он ощущал дикий страх жертвы, который предавал ещё большую апетитность блюду. Вены усилили свой окрас, плотный синий цвет. Ливиу видел, как кровь протекает по маленьким природным трубочкам человека, такая густая и тёплая. Ливиу видел, как пульсируют вены и сердце мужчины, как дрожит его тело. Он ещё раз посмотрел на учителя. Флорин улыбался и глаза его горели красным: "Вот о чём должен мечтать вампир",-сказал учитель. Мальчик приоткрыл рот, дёсны его приподнялись и оголились клыки, он кинулся на жертву и вонзил свои зубы в мягкую плоть мужчины. В горло вампира побежала кровь в самые глубины нутра хищника. И только вкусив кровь, Ливиу почувствовал резкое опьяненное головокружение. Он рухнул на землю и кровь хлынула, обагрив траву и взмывшихся ввысь птиц.
Ливиу открыл глаза. Он находился в своей комнате и лежал в постели вместе со своими братьями и сёстрами. Мальчик - вампир приподнялся с кровати и увидел на своих руках запёкшую кровь, она безмолвно замерла на его кожи. Мысли его завертелись. Ливиу думал о том, что вытащил её из человека и омертвил вместе с живым сосудом. Он думал о том, что ради его жизни должен умереть другой. Ливиу не мог понять природу своей тревоги. Ещё никогда раньше он не испытывал столь неразборчивых чувств. Они не были яркими, но зарождающими, словно груша, паразитирующая ленивым медленным червём. Он посмотрел на своих сестёр и братьев, сон их был настолько глубокий и тихий, они выглядели словно фарфоровые куколки, казалось, что ничто в мире не может потревожить их безропотные сердца. Ливиу прикоснулся к лицу своего самого младшего брата, оно было холодным и белым. И на него снизошло умиротворения, сердце его замерло, он подумал о том, что может жить и это главное, он направился к купели, чтобы и омыть своё лицо и руки. Это был последний день в школе, Ливиу и всем вампирам предстояли испытания и посвящения. Молодой вампир стоял перед деревянной бочкой, холодная вода стекала по его лицу, захватывая с собой запёкшую кровь. Брызги капель разлетались в разные стороны каменной серой комнаты. Он набрал полный рот воды и выплюнул её вместе с остатками крови. Засохшие тёмно-бордовые комочки тонули в купели и растворялись в воде, оставляя после себя светло-красный шлейф. И среди этих тонких и толстых линий, Ливиу увидел свой белый клык. Он погружался на дно купели. Вампир загрёб рукой воду и вытащил свой зуб. Он был идеальной формы, длинный белый твёрдый клык. На нём не было никаких изъянов и отломав. "Ничего себе!", - подумал Ливиу: "Это не хорошо", - сказал вслух и поднял вверх зуб, чтобы тщательно его рассмотреть. Затем языком потрогал место где был клык, на его месте он ощутил уже новый клык. Мальчик-вампир вздохнул с облегчением и положил его в карман.
Выйдя из дома, Ливиу глубоко вдохнул. Мир и сам он, казался ему другим. Будто бы за день всё изменилось, став более реальным, и волшебство, вокруг ощущалось его прикосновение. Он был взволнован ожиданиям посвящения, это был очень значимый день. Ливиу незамедлительно, отгоняя все тревоги, сбежал с крыльца, отстукивая новенькими туфлями, и направился в лес, когда ноги Ливиу погрузились в траву, из-за зелёных кустов вырвался неожиданный голос: "Я слежу за тобой". Ливиу на мгновение замер с испугом на лице, но через секунду другую выражение сменилось на лёгкую хитринку: "Кто здесь?!". "Эта я, твоя прискорбная тень", - провыл кто-то в кустах. Ливиу начал красться к кусту и говорить: "Что тебе нужно от меня?". "Я голодна. Очерни меня своей кровью!", - устрашающе прорычала тень. На секунду Ливиу замер, и после ловким прыжком, навалился на колючий спутанный куст. Это был его единственный друг Антон, бойкий вампир, худощавого телосложения и с неправильным расположением клыков, прямо по середине. Как говорил он, это была его визитная карточка для самых холодных штучек. Руки бледных вампиров были изрубцованы и исколоты иголками. Рубашки и пиджаки походили на шерсть старых волков. Вампиры, всласть повоевав, отряхнулись и погрузились дальше в лес, в сторону школы тьмы, они пошли короткой дорогой, чтобы наверстать время, за игры нужно было платить, хотя можно ли назвать платой то, что в усладу. Это был старый мёртвый лес. Дети-вампиры очень боялись этих мест, много легенд складывалось о нём, и новому поколению было свойственно приукрашать и больше зверствовать в своих фантазиях, поэтому следующая история была страшнее предыдущей. Она гласила, что тот, кто вступает на территорию старого леса постепенно начинает забывать, вначале он забывает о времени, потом о дороге, куда идет, о себе, о знаниях, о мыслях и самое последнее он забывает, как двигаться, он падает словно старое высохшее дерево, но не умирает, а просто лежит, без знания движения и смотрит. Так остаётся он там живой и погруженный в забытье. Эта была очень страшная легенда, но Ливиу и Антон были уже не детьми, эта дорога была изучена ими вдоль и поперёк. Перепрыгивая через поваленные, обросшие мхом стволы деревьев, Ливиу вытащил свой зуб из кармана и показал Антону. "Зуб. Ничего себе диковинка! И что?!", - сказал Антон с сарказмом, протягивая его обратно своему другу. "Это мой!", - проговорил Ливиу. "Как твой?! И что теперь делать?! Как ты пройдёшь испытание по нападению?! Как вообще теперь жить?!"- вампиры шли вперёд, и Антон с беспокойством рассуждал вслух, пытаясь хоть как-то помочь другу, Ливиу же резко перегородил путь Антону и улыбнулся во всю свою дьявольскую пасть, где среди двух горизонталей белых квадратиков любовались два новеньких клыка, на что Антон махнул рукой и отодвинул в сторону, продолжая дальше: "Ливиу, ты конечно хладнокровный парень, но не до такой же степени, я конечно твой друг и всё пойму, но твой задор не здоров, разве тебя это не пугает, я вот знал вампира без клыка, и ему совсем не сладко жилось." Тут Антон остановился и на пару секунд замолчал, а затем повернулся к Ливиу: " Подожди-ка, как так?! Ну-кась покажи,"- Ливиу опять открыл свой рот и на месте был его родненький клык, с обоих сторон: "Не может быть! Как же так??!!"- изумлено сказал Антон, на минуту остолбенев. "А вот так!"-за воображал Ливиу и нарочито замедленным шагом пошёл вперёд. Антон быстро пришёл в себя и начал поспевать за Ливиу, заглядывая ему в рот, как будто там есть какая-то суперсила, не постижимая для вампира. "Ты что решил меня одурачить и это не твой зуб?!"- возмущался Антон, но при этом с таким же таинственным восхищением смотрел на Ливиу: "Мой, мой, можешь не сомневаться,"- горделиво ответил Ливиу. "Ну надо же! Вот это круто! Флорин просто отдыхает!"- восхитился Антон и запрыгал вокруг Ливиу. "Зуб взял и вырос заново!"- с энтузиазмом подметил Ливиу, посмотрев на своего друга горящими глазами. "Прям-таки заново?!" "Заново, заново,"-поспешно ответил Ливиу, перепрыгивая с дерева на дерево с особой статностью, тогда Антону стало немного обидно, что у него нет такой способности и он решил быстро перевести всё в шутку, чтобы тот особо не задирался. Антон поднялся над землёй, распахнул свои руки, представляя, что на нём плащ мастера, и закружился: "Эта близится смерть твоя, Ливиу. Века неумолимо убегают от тебя. Зубы выпадают. Лицо твоё бороздят высохшие русла реки. Кости хрустят и ломаются словно выжженные на солнце ветки", - он начал демонически смеяться, поднимаясь всё выше и выше, коверкая голос, делая его всё больше устрашающим, но вскоре Антон так сильно раскашлялся, что всему пророчеству пришлось отодвинутся до лучших времён. Ливиу смеялся и Антон тоже, вскоре молодые вампиры забыли про зуб и отправились дальше.
В школе кипела жизнь. Длинные каменные коридоры были забиты выпускниками и служили вампирам подготовительной полосой для всевозможных мистических трюков перед окончательными испытаниями. Кто-то исчезал и появлялся бессчетное количество раз, словно быстрое и недолговечное биение человеческого сердца, а потом накидывался в бурном порыве своего кровососущего нрава на другого молодого вампира, оттачивая свой навык нападения. Другие же соревновались в скорости перемещения, сметая всё на своём пути в спутанном вихре из книжек и вампиров, и один из них, самый чудаковатый, вдруг очутился на пыльной подвесной лампе, висевшей совершенно без надобности, но служившей прекрасным элементом декора, за счёт своей старины; порвав паутину и потревожив мохнатого паука. Я и мой друг дивились этому беспорядку задрав голову вверх. И тут в Антона влетел заколдованный вампир. Он не останавливался, а продолжал идти на него, ударяясь и отскакивая, как механическая заведённая машинка, вновь и вновь, позади же него стоял огромный вампир и ехидничал. Мой друг быстро сообразил о вампирских чарах и сам втянулся в эту невинную усладу, пытаясь доказать своё превосходство. Я же продолжал стоять и смотреть на всё происходящее: вихри, книги, падения, взлёты, стаи летучих мышей под высоким потолком; совершенно обычный день в школе тьмы.
Вдруг в одно мгновенье тяжёлые деревянные двери залов отварились и на пороги явились учителя. Молодые вампиры замолкли, лишь только тот, кто висел на люстре всем своим грузным телом свалился на пол. Учителя зашли обратно, каждый в свой зал, и ученики последовали за ними как заговорённые. Ливиу и Антон перекинулись взглядом, пожелав друг другу удачи, и разошлись в разные классы. В зале стояла гробовая тишина, старый учитель Флорин, как жизнь на земле, смотрел на всех вампиров своими белесыми потускневшими глазами и улыбался. Затем он снял со своей шеи ключ и направился к шкафу, из которого вытащил кожаную огромную книгу. И взгромоздил её на стол, от чего раздался грохот и пыль покинула древний переплёт книги. Флорин потянул за толстую тесьму, которая служила закладкой и опрокинул её вместе с кипой листов. Эта была середина книги. Учитель посмотрел на нас и сказал: "Эта важная книга. Здесь записано всё. О нашем существовании. О наших предках. О наших достижениях. И ваши имена будут записаны в ней тоже." Ученики зашевелились, всех заинтриговало это действо, быть увековеченным. Учитель хлопнул в ладоши и взмахнул длинными сморщенными пальцами вверх, велев всем подняться. Флорин был превосходным дирижёр, он всегда мог упорядочить хаос, царивший в наших головах. Вампиры выстроились в очередь за своей казавшейся эгоистичной наградой. Ливиу тоже стоял в очереди и думал: "Как же всё это странно, быть записанным в какую-то книгу, казалось бы, ерунда, но почему же меня это так волнует? В ней будет моё имя и всё обо мне, неведомо даже мне. И сколько нужно отвести места для каждого? Или же для каждого уже отмерено всё заранее?". И вдруг учитель Флорин рассмеялся, сказав на удивление очень мягко, посмотрев на всех ребят и в конце остановившись на моём лице: "Книга волшебная, Ливиу. Мы вписываем имена, а дальше она сама живёт своей жизнью, но её жизнь на веки будет связана с вашей. Книга никогда не врёт. У неё нет чувств. И ей не важно плохой вы или хороший. Она будет пополняться строчками также как вы пополняете свою жизнь." Я сглотнул слюну от того, что ничего не утаишь от учителя, но и от книги, а значит от всех, сразу же вспомнив все мои гнусности ранее. "Тотальный контроль," -подумал Ливиу и замялся на месте, когда очередь продвинулась дальше, от чего сосед позади пихнул его в бок, чтобы тот не зевал. Но тут в коридоре послышался резкий грохот дверей, шум, крики, шаги. Флорин незамедлительно схватил книгу и отдал приказ всем быстро покинуть школу через окно. Двери распахнулись и в класс забежали люди, вооруженные до зубов. Это был старый орден охотников на вампиров. В руках у них были мечи, выплавленные из коллоидного серебра и светящиеся ультрафиолетовые лампы. Кто быстро сообразил, тем удалось бежать, но Ливиу не успел, он вместе с другими оставшимися вампирами забился в дальний угол зала.
Толпа охотников быстро направилась на нас, они высоко держали свои лампы и мечи на готове. Мне было страшно, я попрощался со всеми, закрыв глаза. И вскоре я уловил свет через веки и ощутил странный запах, как будто что-то горит. Я подумал, что, наверное, я горю, но боли почему-то не ощущал. Послышались голоса, много голосов: "Тут мальчик!! Мальчик! Человек! Как ты сюда попал?! Откуда ты, мальчик?!" Я не понимал, что происходит, какой-то мальчик, столько шума. Столько разных голосов, я был напуган и не мог ничего связать не в голове, не на языке. Голоса не успокаивались. Люди всё говорили и говорили. Я ощутил, как кто-то дотронулся до меня, от этого сердце моё забилось быстрее прежнего и тело окаменело. Меня взгромоздили на плечо, и кто-то начал говорить: "Он жив?! Да, да. Осторожно он напуган. Должно быть они хотели его съесть". Я не понимал куда меня несут, и этот мальчик рядом, наверное, на казнь подумал я. Там меня убьют и всё будет кончено, меня больше не будет, ни в книги, ни на этой земле. Какая-то женщина начала мне шептать на ухо: "Всё будет хорошо, не бойся, теперь ты в безопасности, мы тебя защитим". Тогда я понял, что этот мальчик и есть я. Я не мог сообразить, что мне делать, даже элементарное: открыть глаза или продолжать корчить из себя напуганного. Хотя так и было, я был очень напуган. Я решил, что не буду открывать глаз, пока не придумаю, что делать дальше.
Я очнулся в подвале, но на какой-то миг мне показалось, что я всё ещё сплю. Я начал передвигаться по комнате, пытаясь понять где нахожусь и в тоже время удовлетворяя своё любопытство. По некой сырости и спёртости воздуха я понял, что находился в подвале. Он был достаточно ухоженным, хоть и на полу валялись кое где деревянные стружки и пыль, в местах менее доступных. Всё вокруг пахло деревом. В углу стояла узкая кровать. Стены были голыми, из красного кирпича. В северной и западной части комнаты было два малюсеньких окна, одно из которых забито досками. Вокруг было много столов, я насчитал три, и непонятных станков. На столах лежали различные инструменты: молотки, топор, плоскогубцы, ножи, и много чего ещё, мне совершенно незнакомого. И везде было дерево, различные брусья, жерди, щепки. А в самом углу стояло много свежих обтёсанных досок. Тогда я понял, что это дом плотника и что, всё это не сон. Но чувство были такими, что как будто сон. Я многого не понимал, в особенности почему меня приняли за мальчика и что мне теперь делать. Мне нужно было быстро сообразить какую-нибудь отличную историю про напуганного ребёнка, но дверь в подвал открылась и на лестнице появились ноги человека, затем нагнувшись вниз, свесилась и голова с длинными кучерявыми волосами цвета созревшего каштана: "Привет," - сказала она мне, эта была девушка. "Привет"" -резко ответил я от неожиданности. Тогда она ловко, без всякого смущения, а словно любопытный зверь прошмыгнула к столу, где стоял я и приблизилась ко мне, очень близко, я почувствовал её запах. Никогда ещё прежде я не встречал такого запаха. Она сказала: "Я Анна",-и улыбнулась. Меня аж пошатнуло назад: "Ливиу",-ответил я, слегка заикаясь. Эта была самая красивая девочка из когда-либо встречавшихся мне. Я сразу же подумал о том, что хочу нарисовать её. Волосы её были не расчёсанными и небрежно свешивались до самой талии, я обнаружил несколько листочков, застрявших в её кучеряшках. У неё был оливковый цвет кожи. Лицо усеяно холодными веснушками, на щёчках прослеживался персиковый румянец и лоб тоже был залит краской. Черты лица очень дивные, капризные. Островатые и бездушные. Маленький рот, верхняя губа треугольником. А глаза, совсем лишённые всяких чувств, хоть Анна смотрела на меня и улыбалась. Глаза же её были неподвижны, как будто льдины. В общем я онемел и через несколько секунд уже ошалел. Вёл собственно говоря себя как полоумный. Ничего хорошего. Начал брать какие-то предметы со стола, потом класть назад и опять. Проявил себя должным образом. К моему спасению, она ничего не поняла и подумала, что я просто напуган нынешней ночью и сказала: "Ты можешь большее не бояться, ты в безопасности, здесь тебя никто не обидит",- и положила свою тончайшую ручку мне на плечо. И тогда я чуть не помер, свалился прямо на пол. Она так испугалась, как завизжит, и кинулась на верх: "Отец, отец!!" Ну я ясно дело, сообразил быстренько, что мол плохо стало, а сам носом втягиваю, пытаясь её оставшийся запах запомнить навсегда. Навсегда и запомнил.
Не успел я опомниться как в подвал забежал отец девушки с испуганными глазами, а за ним Анна. Отец попытался сразу же оказать мне помощь и привести в чувство приговаривая и махая какой-то тряпкой у меня перед лицом: "Всё хорошо, не бойся". "Отец, его зовут Ливиу," - подметила Анна. Он одобрительно качнул головой дочери, Анна ахнула и резко вскочила, побежав на верх, отец продолжал, я же нарочито забегал глазами, чтобы втайне, украдкой проводить Анну до самого вверха, она бежала так ловко, что я уловил только её замечательные пятки: "Да, Ливиу, всё хорошо не переживай, мы поможем тебе. Где твоя семья? Откуда ты?". "Вот и началось",-подумал я. Надо было быстро соображать. Сразу же вспомнилась моя первая жертва, которую я укусил под присмотром Флорина. И меня понесло. Я сказал, что я из Борша. Моего отца убил вампир, а меня забрали для школы, чтобы вампиры могли с помощью меня отточить свои навыки. Я рассказал, как мне было страшно и что я пытался держаться, и поэтому переносил свои мысли в другое место, но это было глупо, и я понимал, что не имело смысла оттягивать встречу со смертью, я был окутан тьмой и зловещими существами, для которых я был просто бездушной едой. Под конец я даже заплакал, незнаю как так получилось, но мне и вправду стало себя жаль, этакий сын крестьянина, брошенный в пасть вампирам. Отец Анны обнял меня и даже поцеловал в макушку: "Монстры! Скажи, Ливиу, кто-нибудь остался жив из твоей семьи?". Я вытер лицо от слёз и посмотрел прямо в глаза этому мужчине, вошёл во вкус своей замечательной двуличной игры: "Я незнаю, но я надеюсь, что бог милостив и он не оставит меня одного. У меня есть ещё мать и две сестры. Я незнаю, что с ними стало." "Мы это обязательно выясним и вернём тебе твою семью. Путь до Борша не близкий. И я думаю завтра с рассветом и пустимся в путь. А сегодня, Ливиу, отдыхай," -сказал отец Анны. На что я улыбнулся: "Я очень благодарен вам за то, что спасли меня. А что же стало с теми вампирами?" -спросил я как бы невзначай. "Не переживай. Они отправились обратно в свой ад, дети сатаны там им и места, они сгорели под светом божьим, все до единого. Так что всё хорошо," -мужчина потеребил меня за плечо:" Чуть позже мы будем ужинать, Анна пригласит тебя к столу. А сейчас отдыхай". Я улыбнулся. Отец поднялся наверх и закрыл за собой дверь. Я не мог поверить, что все сгорели, а я нет. Я вспомнил Антона. И к горлу подкатил ком. Я почувствовал дикий ужас и меня сразу же вырвало прямо на пол. В этой жиже я увидел нечто белое, это были мои клыки. Я резко отполз назад к стене и заплакал, но только по-настоящему. Я не мог понять, что со мной происходит и я думал, что умираю. Страх отхватил всё моё тело. Я начал трогать языком места, где были мои клыки, на их месте уже были новые, но это были просто зубы, обычные зубы. Кто я? Что происходит? Я не мог собрать свои мысли воедино, я был разбит и рассеян, но спустя некоторое время мне удалось собраться с духом, и я понял, что сейчас моя главная задача не выдать себя и вернуться в целости домой. Но эта борьба будет бессмысленной, я был бессилен перед людьми днём, и даже страшнее, я был на грани смерти. Я должен был понять почему я не сгорел. Я медленно подошел к маленькой дырки в стене подвала, откуда пробивался слабый луч солнца, я поднёс свой палец и почувствовал тепло. С предосторожностью я резко убрал руку, но мне было не больно, я понюхал свой палец, никакого запаха гари не было, палец был идеальный, без ожогов. Я вновь поднёс его к свету и обалдел. Мой палец спокойно красовался в луче солнца и не горел. Это было даже приятно. Луч был такой тёплый. Тогда я наклонил свою голову и подставил под луч. И удивительно, она не загорелась. Я весело взбодрился. И заглянул в дырку. В первый момент я не мог ничего разглядеть, дневной свет ослепил меня, это было так непривычно и ново. Я немного поморгал и покорёжился, но вскоре мог всё разглядеть. Это было потрясающе. Всё было таким разноцветным и ярким. Эта был совершенно другой мир.
В дверь заглянула Анна, пригласив меня к столу. Я пошёл за ней и время как будто остановилось. Анна шла по залитому солнцем коридору. И я видел, как просвечивает её белое лёгкое платье. Сердце моё заколотилось. Мир людей всё больше и больше увлекал меня. Анна шла так непринужденно, так легко, и я видел её поднимающиеся и опускающиеся испачканные голые стопы. Анна что-то уронила, и наклонившись можно было проследить сквозь платье её безупречный хрупкий позвоночник. Она выглядела ещё желаннее и прекраснее. Настолько, что сердце моё сжалось и застонало. Она постоянно оборачивалась и вскидывала голову немного вверх вместе с кудряшками. И её равнодушный и в тоже время лукавый взгляд вместе с улыбкой предназначался только мне. Мы свернули направо, и я наткнулся на зеркало. Я был как одурманенный и уже забыл о всех предосторожностях, запретах и законов вампирского мира. Всё было теперь дозволенным для меня. Я увидел своё отражение в зеркале. И оно тоже видело меня. Мы смотрели друг на друга. Я замер и изучал его. Отражение было среднего роста. Мне нравилась его внешность. Это был молодой человек лет 19. Он не был похож на Анну. Черты лица его были утрированны и немного безобразны: грубый рот, большой прямой нос, густые тяжёлые брови и небрежно отросшие средней длины тёмные волосы. Вид был немного суровый. Но за счёт больших карих глаз, внешние уголки которых были немного опущены вниз, характеру лица придавалось легкая меланхоличность и вид философской натуры. Не смотря на юный возраст, кожа лица не была гладкой, на лбу, переносице, возле уголков глаз и губ были лёгкие морщины. Я смотрел и щупал своё лицо, с открытым ртом, это было таким откровением. Я опустил руки и улыбнулся, отражение тоже улыбнулось. И это ужаснуло меня, с одной стороны я видел нелепое и симпатичное существо, а с другой стороны совершено злобное и не контролируемое. От испуга я пришёл в себя и догнал Анну, которая стояла возле дверного прохода и ждала меня. Я не мог открыто смотреть на неё, так как мой взгляд, казалось мне, выдавал всё. И я боялся, что если его чуточку затянуть, я больше не смогу отвести взгляд и перестану контролировать себя. Всё происходило так быстро, так много. Я не успевал анализировать. И мысли мои, и впечатления кружились у меня в голове, и я вместе с ними.
Мы с Анной зашли в комнату. И на секунду я не мог сообразить, что по-прежнему нахожусь в доме, на меня обрушился дивный сад с виноградником, цветами и фруктовыми деревьями. Он пробивался через гигантское окно на всю стену, стеклянная дверь которого была открыта, и зелёный мир сада как будто пытался ворваться в эту комнату, длинные стебли плюща и ещё какого-то растения с оранжевыми цветами жадно заползали в комнату, цепляясь за светло-коричневую раму окна, в некоторых местах пожухшую и облупившуюся, и выбеленную стену комнаты. "Эта наша гостиная",-с улыбкой прошептала Анна, закружившись, и после схватив меня за руку, как не в чём не бывало, чтобы я не робел и прошёл в комнату вместе с ней, тем самым ещё больше, конечно же, смутила меня. Я как можно быстрее зашёл в комнату и тут же высвободился из её руки, не в силах совладать с волнением, которое выдавала она, дрожа и потея. Анна немного поморщила лоб, подумав, наверное, что я совсем не заинтересован в ней. Я начал ходить по комнате, разглядывая интерьер, и чувствуя себя безнадёжно скованным и глупым. И мысленно корил себя за то, что совершенно незнаю о чём говорить с ней, хотя мне очень хотелось что-то сказать, но когда я вновь мельком смотрел на неё слова будто проваливались куда-то и то что оставалось было совсем вялым и нелепым. И я вновь ухватывался за какую-то часть мебели, произнося вслух не понятные подвывания, показывая, что я очень увлечён их интерьером. И тут Анна рухнула на софу, громко вздохнув. Видно было, что я совсем наскучил ей. Ещё бы, даже я начал зевать. На моё спасения вдруг на плечо мне опустилась мужская тяжелая рука. Это был отец Анны: "Не стесняйся, садись за стол, в ногах правды нет." Я улыбнулся, стараясь быть раскрепощённым, знаете по-свойски, но получилось конечно не так, улыбка подстреленной собаки. Я посмотрел в сторону Анны, она волочилась к столу, унылая, не обращая никакого внимания на меня. Я перестал улыбаться, поняв, что всё испортил. В комнату вошли ещё люди, в основном мужчины. Все уселись за массивный дубовый стол. Как и прежде всё пахло деревом. Но теперь в воздухе витали ещё какие-то запахи. В комнату вошли две женщины. Одна из них была очень тучная, другая худощавая. В руках они несли огромные тарелки полные разных яств и глиняный кувшин с каким-то напитком. За ними волочился мальчонка в одной рубашке с миской яблок. Всё это в одно мгновенье оказалось у нас на столе, женщины и мальчонка тоже уселись за стол. Анна сразу же повеселела и схватила яблоко, не стыдясь откусывала огромные куски, набивая свои персиковые щёчки. У меня быстро поднялось настроение. За столом все обсуждали предстоящую поездку в Боршу, в мой выдуманный дом. Я подумал, что эта замечательная история и она не только спасла меня от смерти, но и освободила от лишних вопрос. Всё больше увлекаясь этим миром, я совсем забыл о своём. Люди ели, говорили, кашляли, чавкали, кусали. И эта небрежность ещё больше возбуждала во мне аппетит. Я потянулся к тарелке с фруктами и тоже схватил красное яблоко, как и Анна, откусив его, рот наполнился сладостью. Я жевал его до тех пор, пока оно не растворилось, и окончательно не исчезло в моей демонической пасти, некогда посещавшую только кровь. Я почувствовал такую радость, что аж безнадёжна белая кожа моя покрылась красной краской. Все за столом это заприметили и начали шутить, что мол мужика красит еда. Мужчина, напротив меня, прижал крепко к себе полную женщину и поцеловав её в щёку, сказав: "Ух! Так бы и съел тебя!" На что из меня нечаянно вылетело: "Это смотря какой голод мучает вас",- я понял, что ляпнул шутку не для этого стола. Но вдруг все вокруг начали хохотать, да так сильно, что стол трясся, и даже Анна смеялась. От чего я ещё больше сделался красным. Раньше я никогда не слышал столько смеха.
Ночью, когда всех одолел сон, я не спал и смотрел на голубой лунный свет, который падал через маленькое окно прямо на кирпичную стену, и ветки дерева раскачивались от летнего ветра за окном втискиваясь в этот волшебный свет, чёрными спутанными тенями. Я думал об Анне. Думал о её волшебстве, которое она таит внутри себя. И это не давало мне покоя, я направился в её комнату. Анна лежала в своей кровати, её бесформенная ночная рубашка утопала вместе с ней в пуховых белых перинах. Я присел на кровать. Грудь её вздымалась вверх и опускалась. Я чувствовал её горячее дыхание. Волосы её были рассыпаны по подушке. Я смотрел на неё и меня посетило чувство, ощущение, раньше не встречавшее мне. Оно овладело всем моим телом, моими мыслями. Я чувствовал, как я горю. Я слышал сильное биение своего сердца и дыхание моё участилось. Я чувствовал, что не могу сдерживаться и хочу прикоснуться к Анне. Я забыл о робости. Я запустил свою руку в её волосы, затем проскользнул ниже, дотронувшись до её мягких губ, я совершал медленное путешествие по телу Анны. Я не мог оторвать свой взгляд от неё, казалось мне, в какой-то момент я забыл дышать. Я испытывал сильное желание обладать ею и невыносимую печаль от того, что больше никогда не увижу её. Анна пошевелила своими чудными маленькими губками, и я не задумываясь поцеловал её. Анна резко очнулась и хотела было вскрикнуть, я сжал ей рот рукой и вонзил свои клыки в её шею. Она попыталась вырваться, отталкивая меня рукой, но человеческая сила ничто. Я не мог успокоиться, я всасывал её кровь, всё больше и больше, до тех пор, пока руки её не упали вниз. Тогда я остановился и понял, что почти убил Анну, она лежала с открытыми глазами, еле дыша, бледная и из ран её сочилась кровь прямо на белую подушку. Я потрогал свой рот, он был весь в крови. И клыки, у меня появились клыки. Я чудовище. Я кинулся целовать и обнимать Анну, я просил у неё прощение, я плакал, но Анна молчала и смотрела куда-то сквозь меня. Тогда я схватил какой-то предмет с тумбы и кинул его в окно, чтобы поднять шум и спасти Анну. Сам же притаился в кустах до тех пор, пока не убедился, что Анна в безопасности. Тогда я пустился прочь, домой. Я бежал изо всех сил. Я монстр. Я чудовище. Я проклят. Ветки деревьев хлестали меня. Я кричал и хотел, чтобы боль была сильнее. Я злился и ненавидел себя. Я жаждал искупления. Но чем глубже я уходил в лес, тем сильнее холодело моё сердце и охватывало равнодушие.
Ближе к рассвету я добрался до родных мест. Эта была школа. Я зашёл в неё и увидел, что она пустует. В этом не было ничего удивительного, так как уже светало. Но пустота была иная. Казалось, что после происшествия здесь никого не было. Я не до конца понимал серьёзность той ночи. Двери были на распашку, перевернутые столы, стулья. По полу перекатывались листья, занесённые ветром. Я направился в мой класс. И вдруг на встречу мне выбежал олень, я отпрыгнул в сторону, провожая его взглядом. Он был высокий и с огромными коричневыми рогами. В классе было открыто окно. А в углу, куда мы все переместились в час опасности, лежал пепел, много пепла. Я подошёл и нагнулся, взяв горстку в руки, приоткрыв руку, пепел просочился между пальцев. Это были мои одноклассники. И тут подул сильный ветер, захлопнув резко створки окна, стекло разбилось и осыпалось. Я стоял, волосы и порванные одежды мои развивались. И пепел закручивался в порывах ветра. В эту минуту меня пронзило горе. Всё моё тело ослабло и слёзы покатились по моему лицу. И даже ветер плакал вместе со мной и завывал песню одиночества.
Вернувшись домой, я обнаружил, что все живы и здоровы. Братья и сёстры лежали в кровати и, как и раньше были неподвижны и белы. Я протиснулся между ними и сразу же уснул. Сквозь сон я учуял запах, он был очень приятный и сладкий. Я открыл глаза и направился на его зов, выйдя на улицу, на меня пролился солнечный свет. Всё было таким красивым, таким тёплым и золотым. Вокруг было много фруктовых деревьев: персиковые, манговые, абрикосовые, позади них простиралась длинными дорожками виноградные лозы. Запах стоял божественный. Это благоухание одурманило меня. Я растаял под его флюидами, ноги мои обмякли, и я лениво и легко, словно пёрышко, закружился и взмыл ввысь, я летал в этом фруктовом саду, между зелёных деревьев, листья шелестели и ласкали меня. Я чувствовал такую эйфорию. Такую безмятежность. Я подлетел к персиковому дереву и сорвал спелый плод. Это было так невинно. Фрукт источал неповторимый запах, и я ощущал моим пальцем, что он шершавый и очень мягкий. Я вкусил его и сок потёк по моим губам. Это наслаждение вернуло меня обратно, я очнулся и увидел, что лежу в кровати, в кромешной темноте вместе с братьями и сёстрами, а в уголке губ моих стекала слюна. Я резко закрыл рот рукой, чтобы не выдать никому мой секрет. Двери открылись и в комнату вбежала мать, она упала к моим ногам и начала целовать мне руки. Братья и сёстры тоже проснулись, увидев, бросились обнимать меня. Я смотрел на них и не слышал никого, безмолвие и чувство полной отрешённости обрушилось на меня, я не ощущал любви, как будто что-то умерло во мне, и я уже никогда не стану прежним.
Время помчалось вперёд, за ночью следовала новая ночь. И что казалось невозможным стало возможным. Я вновь стал улыбаться. Я больше не хотел возвращаться и даже притрагиваться мыслью к тому дню. Но он всё равно преследовал меня. Он прокрадывался ко мне во сне и вновь захватывал меня в свои дневные объятья. И я, как и прежде, летал, всё время летал. Там были запахи, было солнце, тепло и там была та девочка Анна, она бежала вдоль виноградной лозы ко мне, босая и такая первозданная, вся залитая солнцем. И каждую ночь я просыпался безнадёжно счастливым, а после меня охватывала омерзительная ноющая печаль, когда я осознавал, что это всего лишь тленный сон. Дыхание и биение сердца моего с каждой ночью учащались. Перед сном я прикладывал руку к своей груди и слышал, как оно часто и громко стучит. Клыки мои выпадали днём, а ночью отрастали вновь. Кожа моя могла менять цвет и иногда краснеть. Я всё больше чувствовал себя чужаком, я начал улавливать странные взгляды других вампиров на себе. И моя мать очень сильно, даже настойчиво, начала интересоваться мной. Она смотрела на меня как никогда, изучала меня, всё всматривалась во что-то мне непонятное. И с большой настороженностью провожала меня взглядом, когда я отлучался из дому. Я совсем потерялся, всё и все стали другими, или же я стал. Вдруг в какой-то момент всех обезличили, и они начали ходить взад и вперёд, выполняя чей-то хитроумный бездушный план, мне неведанный. Я стенался и всё никак не мог примкнуться хоть к чему-нибудь. Даже мой друг Антон, который оказался спасённым той роковой ночью, перестал интересовать меня. Я всё больше погружался в одиночество как внутри, так и снаружи. Моим излюбленным местом стал обрыв, за которым следовал жёлтый сухой пустырь. Я приходил туда в час особой грусти и тоски, и пел песню, которая откликалась на мои внутренние бури:
Этой ночью я гость. Я иду по этой земле и не оставляю следов.
Кто я? Почему я чувствую такое одиночество?
Я будто бы здесь и в тоже время меня нет.
Кто-нибудь посмотрите на меня. Я есть. О, друг мой, отзовись.
Я испытываю холод. Он теперь, кажется, мне иным и даже чужим.
Я вижу отражение, и оно смеётся надо мной.
Оно говорит со мной: Тук -Тук. У меня пожар сердца
Каждую ночь мне снится как я летаю среди фруктовых садов,
залитых солнцем, и вижу ту девочку, которая так волнует меня.
Мне страшно, потому что я просыпаюсь отчаянно счастливым.
Мои щёки пылают и мне хочется смеяться.
Я смотрю на свою семью и не узнаю себя.
Мне не место здесь. Но куда мне идти?
Оно говорит со мной: Тук - Тук. У меня пожар сердца
Что с тобой сердце? Почему ты такое горячее и бойкое?
Может мои дни сочтены. И мне остался последний век?
Но если я мертвец. Почему я испытываю как внутри меня текут источники
И распускаются цветы. Как нелегко. Я больше не прошу помощи у тьмы.
Это мой секрет. Секрет Ливиу.
Я чужой ребёнок. Я вечный ночной гость.
Последние слова срывались с моих губ и ветер уносил их эхом в даль. После чего я шёл домой, где отряхивал с себя остатки ночи и окунался в сон.
Я слышу, как меня зовёт голос столь знакомый мне: "Ливиу, Ливиу",-я открываю глаза, но не могу ничего увидеть, передо мной чёрный мрак, я пытаюсь стянуть его словно полотно, я нащупываю его и срываю вниз, но за ним снова темнота. Я продвигаюсь вперёд и ощущаю, как проваливаюсь в какую-то кашу, это гниющие яблоки, я чувствую их запах, он настолько сильный, что у меня спирает дыхание, я делаю шаг и ноги мои утопают в них, я ощущаю, как черви заползают мне на ноги, я пугаюсь и стараюсь быстрее выбраться из этого места. Вдруг изо рта моего начинает бежать кровь, зубы мои крошатся, какие-то кусочки выпадают, что-то я вдыхаю в себя и кашляю. Я весь в крови. Мне трудно дышать. Я ничего не вижу. Только чувствую запах гниющих яблок и темнота. Я продолжаю стаскивать эти чёрные материи вновь и вновь, и слышу голос, голос меняется, он становится практически не уловим, шепчет и я слышу глубокое дыхание с хрипом: "Ливиу, Ливиу". Я проваливаюсь вниз, в эту кашу из червей и яблок, всё это заползает мне в нос, уши, меня охватывает паника, я начинаю кричать и корчиться, затем погружаюсь ещё глубже и оказываюсь в кровавой воде. Всё замедляется. Ноги мои касаются дна, и я останавливаюсь. Впереди я вижу Анну, она сидит на скамье ко мне спиной, волосы её тянутся толстой нитью в бок, а над головой замерли рыбы. Я спешу к ней. Я дотрагиваюсь до её плеча, она поворачивается ко мне, бледная с синяками под глазами и перевязанной шеей. И говорит хриплым голосом, отодвигая повязку от шеи и оголяя грудь: "Посмотри, что ты со мной сделал?". Я вижу, что на шеи и груди её совсем нет кожи. И сосуды, вены её обвиты колючими сухими стеблями роз, а вместо сердца у неё роза. Я дотрагиваюсь до розы, срываю её. Дно разламывается, и Анна падает в глубокое ущелье, волосы её обвивают лицо. Я просыпаюсь весь в поту, по телу моему будто проходит ток. Встревоженный и обессиленный переживаниями я решаюсь отправиться в деревню, чтобы наконец-то разыскать Анну и успокоения. Путь предстоит нелёгкий. Совсем измученный виной я ощущал её тяжесть. Эта ноша и дневной свет делали меня уязвимым, тело моё становилось менее управляемым, скорость, ловкость и способности отступали от меня. Я вяло и с большим трудом перекидывал мои шаги с одного места на другое. Я старался идти быстрее, но я был ограничен в своих возможностях, я больше не мог обхитрить время и расстояние. Словно стал человеком. Огромные деревья смотрели на меня с осуждением, я же был не против, я заслужил это. Склонившись к земле, я чувствовал, что и тело моё испытывает вину от этого ужасного поступка, я брёл по дневному лесу в чёрном унынии. Зелёные кроны деревьев были усыпаны солнечными пятнами и покачивались из стороны в сторону, что ещё больше напоминало мне об Анне. Мои мысли были прерваны некой угрозой извне. Я начал испытывать странное беспокойство, казалось бы, не подпитанное не чем, но что-то во мне кричало и предупреждало о грядущей опасности: Ливиу, будь осторожен. Оглянись. Посмотри. Беги, Ливиу. Спасайся. Что, что, а чутьё моё оставалось прежним, как у зверя. Я остановился и ощутил, что кто-то там за кустами, деревьями, смотрит на меня, я не мог сконцентрироваться, но тогда-то я и понял, что моя рассеянность не случайна, мой следящий был не один. Мой поступок был совершенно не обдуманный, но может быть из-за этого он был верный, не затуманенный разумом, а веленый моим внутренним защитником, чтобы раз и навсегда покончить с этой игрой и вывести моих преследователей на свет. Я начал бежать. О, как я бежал. За спиной я слышал, как ветки кустов ломаются, и кто-то вырывается из них, так агрессивно и мощно. Я услышал рёв и понял, что это были волки-людоеды, некогда служившие мне верными слугами, вдруг стали для меня злейшими врагами или точнее чистейшим злом. Я не оборачивался, но знал, что это они, я знал их. Я рос с ними. Я уже ощущал спиной их злобное, горячее дыхание. Теперь я стал жертвой, кости перекинуты, правила изменены. Я набросился на дерево и быстро, сдирая руки в кровь как безумец, начал вскарабкиваться на него, жадно впиваясь в самый скудный сучок, не жалея себя и не чувствуя боли. Руки мои были мокрыми и липкими. Когда я убедился, что в безопасности, я остановился и посмотрел вниз. Дерево было в кровавых пятнах, а волчья стая обвивалась вокруг дерева, ещё пока не угомонившая свою вырвавшуюся энергию, от чего движения были резкими и ненавистными, они сталкивались и набрасывались друг на друга, затем накидывались на дерево и втягивали воздух в свои ноздри, учуяв кровь, подвывали и смотрели на меня жадным раздирающим взглядом. Я стал для них просто едой. Я просидел так с часу. И после стая отступила и скрылась в далёком лесу. Для надёжности я ещё немного задержался на дереве, убедившись в серьёзности их намерения, в том, что стая действительно безвозвратно ушла, и после спустился вниз. Как же болели мои руки, все исполосованные в кровь. Я старался некоторое время не двигать ими, чтобы не беспокоить себя болью и дать им время для спокойного заживления. Всю оставшуюся дорогу я держался очень тихо и настороже, прислушиваясь к каждому треснувшему сучку и взлетевшей птице, готовивший к спасению своей непонятной мне жизни. И чем ближе я приближался к деревне, тем сильнее начиналось биться моё бедное сердце и атаковать тремор. И силы, у меня появлялись вновь силы, я не мог больше находится в неведенье. Я ускорился. Я видел её дом, он приближался ко мне, я к нему. Вот он. Тишина. Что эта за тишина? Смерть ли это? Какова природа этого спокойствия? Или это ритуал оплакивания? Я присел возле дерева, чтобы отдышаться. Я не думал, что будет дальше. Я не думал прятаться. Я приготовился идти, зайти в дом и выведать всё об Ане. Мне было уже всё равно убьют меня или нет. Мне просто нужно было добраться до этой точки. Я встал, чтобы идти. И тут из дома выбежала Анна. Кому молиться мне? Кого благодарить? Она жива. Всё также невыносимо прекрасна. Я смотрю на неё и замираю. Я вижу движения её. Внутри у меня ослабевают цепи и растворяются в моей радости. Я не умертвил это прекрасное создание. Самое прекрасное, что когда-либо виданное мной. По-прежнему несломленное и вольное. Волосы её собраны в пучок, по бокам и на лоб свисают дикие пряди, вырвавшиеся из слишком послушного пучка. Вид её немного болезненный и сонный, она в длинном серо-голубом платье, на шеи повязка. Она улыбается и собирает шиповник, что-то напевая себе под нос и периодически то сдувая, то убирая надоедливую прядь с лица, слегка морща при этом лоб с носом и надувая губки. Она как зверь. Я счастлив. Я облокачиваюсь на дерево и сползаю вниз. Нет никаких мыслей. Я просто смотрю на неё и мне больше ничего не надо. Анна поднимает голову и замечает меня. Она встаёт на ноги и из подола юбки высыпаются красные плоды. Я вскакиваю. Из дома слышатся окрик отца, но Анна продолжает смотреть на меня. И в голове моей звучит: "Бежать, быстрее бежать, покинуть это место". Я убегаю. Убегаю через лес, через ручей, в брод, прямо к полям. Солнце светит в лицо. Волосы мои развиваются. Я чувствую прилив сил, я бегу и ветер обволакивает моё тело. И эта щемящая боль. Я больше никогда тебя не увижу. Я бежал и вдруг стал частью природы, и ранний недуг, охвативший всю мою суть, отступил и сменился другим, светлым, казавшийся мне совершенно необходимым для меня, он раскрывал мне таинство жизни вокруг. Жизнь букашки. Жизнь дерева. Я думал об Анне и мир начинал разговаривать со мной. У меня больше не было желания, спешить. Передо мной распростёрлось золотое пшеничное поле, спрятанное в объятьях зелёных холмов. Я шёл по полю, опустив руки в пшеницу, ладонями вперёд, ощущая каждый колосок с его пухлыми семечками, они щекотали мои руки и голые запястья ног. Ветер начинал дуть и всё поле оживало, передавая друг дружке новость, и мне, я стал частью этого поля. Ноги мои как заведённые понеслись по сухому океану. Я ощущал покалывания по всему телу, солнце припекало моё тело, а ветер остужал его, он как будто знал, что я совсем истосковался по простоте. Я бежал, пока не приблизился к зелёной стене, к миру высоких стеблей с зелёными, хаотично вырвавшимися долговязыми листьями и початками, создававшие мифическую крышу. Это были кукурузные поля, похожие на лабиринты, с длинными туннелями, схема незатейливых переплетений, горизонталей и вертикалей, словно природная вышивка, где полотном была земля, а нити кукурузные стебли. Я погрузился в один из таких туннелей. Над головой моей, между вытянутой крупной листвой, пробивалось синее небо. И солнце заискивало у меня внимания, периодически бросая свои лучи ко мне. Пробираясь по дорожке, я уверенно раздвигал листву своим телом. И вскоре старики уступили место молодым, я вышел на низкорослую кукурузу, заполонившую всю местность, до самых деревьев, где мне оголилось небо. На горизонте кружилась огромная туча, мрачная и красивая в тандеме с белыми облаками. Именно туда в сторону природной стихии пролегал мой путь домой. Я не страшился этого, я был очарован этим путешествием. Я кинулся в порывы ветра, чтобы достичь её и побороться с ней, но только в шутку. Туча окончательно затянула синее небо, окрасив всё в серую тональность и хлынул дождь. Вода стекала по деревьям, стучала по листьям. Гром грохотал вместе с моим сердцем. Сверкали молнии, раскалывая тучи на части и озаряя так, что были видны их многослойности и замысловатости. Я безудержно шёл под дождём, не прячась, не ища пристанища. Под ноги мне попались брошенные поросшие сорняком старые виллы и ведро с дыркой, это был знак, я покидал территорию людей.
Наступила ночь, когда я добрался до родных мест. На подходе к дому, возле старого разрушенного моста меня встретило сонмище молодых вампиров. Они окружили меня со всех сторон и замерли, мрачные и ужасные словно тени, бездушные и безликие. Они не поднимали глаз, головы и тела их были покрыты чёрными плащами, с которых стекали последние капли дождя. Это было похоже на казнь. Они продолжали стоять и не двигались. Я не знал, что мне делать, что говорить. Кто-то же должен был разорвать этот порочный круг и, хотя бы шелохнуться. И тут отвратительная тишина была нарушена, один вампир начал снимать плащ со своей головы, посмотрев на меня, прямо в мои глаза: "Кто ты такой?!",-спросил он, как будто выносил мне приговор. Я не знал, что ответить и нужно ли, если это приговор. "Я Ливиу. Я вампир",-дрожал мой голос. "Разве?",-ответил тот: "Почему же я начинаю чувствовать голод, когда вижу тебя?". Все засмеялись, только мне было не до смеха. Тогда я сказал: "Видите?!",-и открыл широко рот, показывая им свои клыки, поворачиваясь ко всем, чтобы ни у кого не было сомнений в моей принадлежности. Но они ещё сильнее начали смеяться надо мной. И тут кто-то сзади толкнул меня, а потом другой. И так все. Разом. Смеялись. И толкали меня. Я пытался отбиться и защищаться, ну ничего не получалось, их было так много. Кто-то сзади набросился на меня, я уже не видел никого, пелена из слёз заполонила мои глаза. Я ощутил резкую боль и понял, что меня укусили в шею. Затем другой вонзил свои клыки мне в запястья. Вот и всё. Всё кончено, вот моё сердце ещё стучит и совсем скоро остановится. Силы мои начали меня покидать и надежда сменилась на смирение, но вдруг они отпустили меня. И я упал как осенний лист с дерева, только слышал звуки, звуки драки. Я думал, что эта я был раздором, голод и жадность сыграли злую шутку. Ну ничего всем достанется. Мне и в голову не могло прийти, что исход может быть другой. Когда я открыл глаза, и первое что увидел, немного мутновато, но, я увидел, как из маленьких дырочек на моём запястье сочится алая кровь прямо на серый асфальт. Вот она какая. Красивая. Вдруг меня подхватили и прижали к себе. Эта была моя мать. Она не плакала, ничего не говоря, сорвала лоскут со своей одежды и перевязала мне раны. Затем сделала надкус на своём тонком запястье и поднесла к моему рту: "Пей, Ливиу, пей, мой мальчик". Я начал пить. Мамина кровь была особой, животворящей. Она наполнила меня жизнью. Мама свесилась надо мной и чёрные её прямые волосы упали мне на плечо. Я смотрел на неё и наслаждался её красотой, правильными холодными чертами. Мама была такой особой как некогда. Она помогла мне приподняться. Я же смотрел на неё как самый любящий ребёнок. И сказала мне, что я особое существо, что я как озеро, в которое впадают сразу две реки. Одна река бурлящая, с порогами и валунами, а другая спокойная и гладкая. Ночью я вампир, а днём человек. Она сказала, что в мире очень много озёр и есть и другие, в которые также впадают две разные реки. Мне нужно найти такое место, там и будет мой дом. Мама сказала, что мне нельзя медлить, что я должен уйти сегодня же, пока ещё не открыта охота на меня. Ещё она сказала, что я должен пообещать ей, что больше никогда не вернусь сюда. Я смотрел на неё, и пытался уловить хоть какую-то печаль в лице, но оно было непоколебимым. И тогда я подумал, что раз моя мать способна вынести это, то и я смогу. И я пообещал. Она помогла мне собраться и уже в последние часы ночи мы отправились к обрыву, за которым следовал нескончаемый жёлтый пустырь с сухими кустами. "Близится рассвет",-сказал я. Мама моя последний раз взглянула на меня и скрылась в уходящую ночь. Я спустился в овраг и отдаляясь от старого дома, я заплакал и испытал, что преграда из камней, удерживающая мои реки была свергнута, и вода вновь дала ход, как и было задумано.