Аннотация: Уставший на работе инженер пытается привесить бра над столом. Неожиданно в его однообразной жизни образуется короткая пауза... Бытовая зарисовка о жизни в советское время.
В восьмидесятые годы на прилавках советских магазинов царило сравнительное изобилие. На селе кой-чего недоставало: масла, сыра, колбасы. Но в городах наблюдался даже излишек. Например, необъяснимый завал спортивной мужской обуви. Бери не хочу, хоть всю Восточную Европу обуй. Избалованные жители столицы гонялись за импортным и редким товаром. Они из принципа давились в длиннющих муторных очередях, чтобы друг дружку удивить. Но местами, в виде исключения из правила, картину социализма уродовал дефицит. Бывало, простую вещь днем с огнем не сыскать, хоть язык на плечо положи. Вот возьмем сверло. Простое - пожалуйста, а победитовое, что бетон сверлит, было подобно синей птице. Каждый мужик мечтал о таком счастье, но в руки оно не давалось никому. Особенно, если вы простой советский инженер.
Логинов Петр Иванович не был простым инженером. Он занимал должность главного энергетика огромного строительного управления. Его возили на работу на черном авто с государственными номерами. Но победитового сверла у Петра Ивановича отродясь не водилось. По этой причине и разгорелся семейный скандал тихим октябрьским вечером в тесной трехкомнатной клетушке, где обитала семья Логиновых.
- Наплевать тебе на сына! - орала Клавдия Яковлевна, супруга Петра Ивановича. - Ты хоть заметил, что Вовка уже в школу пошел?
По правде сказать, Петр Иванович пропустил сие знаменательное событие. Пахал он как лошадь, без выходных. Уезжал на работу чуть свет, а возвращался к полуночи, прокуренный и уставший. В стройуправлении горел план по рытью секретных ракетных шахт. Зачем стране понадобились шахты, никто из близких не имел права знать. Но все домочадцы осознавали важность выполнения плана. Даже престарелая теща Петра Ивановича, страдающая склерозом и диабетом, понимала: сорвется план, не видать зятю премии. Да ладно бы еще премии лишили - это полбеды. Партбилет могут запросто отобрать. Потому что несвоевременное рытье шахт подорвет авторитет социализма. Ослабнет борьба за мир во всем мире, против волчьего оскала капитализма. А тогда наш дорогой Леонид Ильич насупит свои косматые брови... В общем, жди беды.
Впрочем, Клавдия Яковлевна не признавала борьбу за мир во всем мире уважительной причиной, позволяющей отцу семейства полностью пренебрегать воспитанием сына. В данную минуту супруга главного энергетика выражала крайнюю степень недовольства. Она гневно сверкала очами, приняв стойку римского гладиатора. А в правой руке ее вместо меча была зажата увесистая чугунная сковородка. Такой и убить можно.
- Ты когда сыну место для уроков оборудуешь, отщепенец? - прогремел грозный бас супруги.
Петр Иванович припомнил, что еще к первому сентября он обещал расчистить спальню тещи от хлама, перетащить туда старый письменный стол из гостиной и привесить бра над столом. Казалось бы, работы немного, плевое дело. Только вот незадача - для лампы нужно просверлить отверстие в бетоне. Можно, конечно, попробовать и без сверла подолбить зубилом. Все зависело от марки бетона. А Петр Иванович, будучи опытным строителем, знал, что советский бетон бывает двух типов: либо крошится и сыпется сам, либо его ядерной бомбой не возьмешь. Это как повезет: заливали с похмелья или после обеда.
Время было позднее, соседи наверняка досматривали 'Спокойной ночи, малыши'. Но огрести от супруги сковородкой не хотелось. Клавдия Яковлевна весила в два раза больше мужа, такая может придавить человека словно клопа, даже не заметив. Как дама таких габаритов передвигалась в их типовой квартире, одному богу известно. На кухне она еще кое-как помещалась, если входила туда одна, а вот в ванную и туалет протискивалась с огромным трудом, рискуя выдавить бедрами дверные косяки. Это на стройке Логинов ощущал себя начальником, а дома он был никто: подкаблучник, мокрица, лишенная воли к сопротивлению. В их семейной ячейке царил матриархат с оттенком садизма. Малейшие промахи карались скандалами, а иногда и побоями. Все это ранило душу Логинова, а лицо его покрывалось преждевременными морщинами. Но он уже давно смирился со своей судьбой.
Отец семейства покорно снял пиджак, рубашку и принялся двигать мебель. Через полчаса стол стоял на нужном месте, а тещин хлам распихали по комодам и шкафам. Оставалось злополучное отверстие. Петр Иванович взял зубило и молоток. Размахнулся...
Бетон оказался прочным, с гранитной крошкой и камушками. После получаса долбёжки отверстие почти не углубилось. Соседи уже колошматили по батареям и орали с балконов мартовскими котами. Зубило нагрелось и жгло руку, кончик его сплющился и напоминал опенок. Стало ясно, что фокус не пройдет, однако упрямый Логинов постучал еще минут десять. В дверь настойчиво зазвонили. Пришлось оставить сизифов труд и пойти открывать.
- Ты чо, дятел, не знаешь который час? Люди спят! В рыло хочешь?
На пороге стоял Иван с верхнего этажа. Грозный детина в семейных трусах, с внушительным пузом, квадратной челюстью и бычьими красными глазами навыкате. Он работал таксистом, но и выпивкой после смены не пренебрегал. Вероятно, его всегдашняя вечерняя четвертушка уже давно рассосалась в желудке. Иван нервничал. С похмелюги или недопивши Иван всегда разговаривал сиплым голосом, поэтому отдельные слова сливались в шипение. А вот схлопотать от шоферюги в глаз в такие минуты было элементарно. Хотя Логинов знал, что в присутствии супруги его вряд ли кто обидит. Клавдия Яковлевна отстаивала свою монополию на домашнее насилие с ревностностью маленького средневекового государства.
- Иван, у тебя случайно сверла по бетону нет? - робко спросил Логинов. - Понимаешь, Вовке нужно бра прикрутить над столом.
- Почему нет? Может, завалялось где... Если найдешь чего налить, гляну...
Иван, как человек прямой, думал всегда лишь об одном. Как раз на подобный случай Логиновы держали в доме спирт. Клавдия Яковлевна приносила его регулярно с работы, из психиатрической лечебницы. Споить супруга она не опасалась: тот категорически не употреблял, только курил без продыху. Захватив пузырек, Логинов отправился вслед за Иваном искать сверло.
В квартире Ивана было сумрачно, затхло и тесно. Проходу мешала выступающая острыми углами, явно лишняя, купленная для показухи, мебель. Сквозь приоткрытую дверь спальни виднелась супружеская кровать, в которой мирно похрапывала жена Ивана, трамвайщица Нюра. Наверное, ей уже снилась утренняя смена. На кухне лежали неприбранные остатки скудного ужина: консервы, селедка, картошка. Иван с нетерпением выхватил их рук Логинова пузырек, откупорил его зубами и сразу запрокинул голову. Он пил спирт неразбавленным с такой ловкостью, какую демонстрируют разве что полярные летчики. От удовольствия он урчал точно неразумный котяра. Прикончив спирт, шоферюга засунул в рот картофелину и начал лениво копошиться в многочисленных ящиках. Сверла что-то не попадалось...
- Слушай, сосед, затерялось сверло. Не помню куда засунул.
Голос Ивана волшебным образом перестал сипеть и загремел басовой трубой. Наверняка спирт уже всосался в кровь, и вернуть его назад в пузырек не представлялось возможным. Это понимал и сам Иван, стыдливо опустивший взгляд на свои затертые войлочные тапки.
- А давай к соседке с пятого заглянем, - придумал Иван. - У нее верняком есть победитовое сверло...
Почему у соседки с пятого, симпатичной и рано овдовевшей бездетной Людки, должно непременно оказаться искомое сверло, Логинов не знал. Не знал этого и Иван, на которого спирт действовал странным образом: из интроверта-социопата тот превращался в экстраверта-милашку, общительного и вежливого. Завалиться к молодой женщине на ночь глядя в неглиже, то есть в трусах и тапочках, Иван не считал зазорным. Между соседями в доме не принято было стыдиться естественного и домашнего. Позвонили к Людке.
Людка тоже явно не стыдилась естественного и домашнего. Она выглянула из двери в коротком халатике, застегнутым едва на две пуговицы, к тому же вдрызг мокром. В верхнем вырезе халатика прорисовывалась небольшая, но правильная грудь. Снизу, на всю длину, выглядывали кривоватые в коленках ноги. Кожа у Людки была белая и вся просвечивала мелкими синими венками. Людкин огромный рот ехидно улыбался, а причёска ее сбилась набок в творческом беспорядке.
- Чо надо, мужики? - спросила Людка.
- Нам бы сверло победитовое, - промямлил оробевший Логинов.
Иван же молча рассматривал Людку с детским интересом, словно пионер в цирке.
- Победитовое? Ща гляну на антресоли, может, от мужа осталось... Но услуга за услугу: у меня стиралка не фурычит, воду слить не могу. Глянете?
Людка полезла на табурет, чтобы заглянуть на антресоль, при этом халат ее задрался выше пупка. Логинов стыдливо отвернулся и потянул Ивана за локоть в ванную. Стиралка была тяжелая, авиационной стали. Произведение рижского завода - такой бесхитростный цилиндр с мотором внизу. Как будто конструировали подводную лодку, но передумали в последний момент. Машинка легко рвала трусы и лифчики неудачно расположенным винтом, а воду сливала не до конца. Как ее ни насилуй, а пока не перевернешь вверх дном, остатки не вывернешь. Людка, наверное, пыталась вычерпывать воду кружкой, но только лужу на полу устроила.
Иван попинал машинку ногой, тяжело кряхтя, опрокинул ее над ванной. Даже такому бугаю подобное упражнение давалось с трудом. Машинка весила тонну. Выкатить ее из ванны - и то проблема. Логинов закурил и мысленно пожалел Людку. Он подумал, что каждая советская женщина должна иметь спутника жизни. Не для удовольствия, а по необходимости, ввиду недостатков конструкции разных агрегатов. А при коммунизме семья окончательно распадется на отдельных сознательных членов общества. Дети будут воспитываться в лагерях, а взрослые - трудится бок обок с женщинами-сестрами в трудовых колониях. Женщины того времени как пить дать станут стройными и ласковыми, такими же как Людка. Финского сервелата в пайки будут класть вволю, а стиральные машины научатся сливать воду до конца. Да и победитовые сверла раздадут бесплатно прорабы после смены.
От сладких мыслей разомлевшего Логинова оторвала Людка. Она стояла со счастливой улыбкой у двери в ванную и держала в руках огромное толстое сверло.
- Таким хорошо в пипиське ковыряться, - беззастенчиво прокомментировал Иван.
- Да, и вправду... - не смутилась Людка. - Не то? Ну какое есть... Мальчики, а пойдемте чай пить с пряниками?
- Можно и чай, если в этом доме не уважают человека труда, - обиделся Иван.
- Ой, у меня и наливочка смородиновая припасена, - обрадовались Людка.
Уселись на тесной кухоньке. Чтобы за стол поместился третий, нужно было открыть дверь и одну табуретку поставить в проходе. Логинов обрадовался неожиданной компании и паузе в утомительном однообразии жизни. Агрессия супруги ему давно осточертела. А на работе, как известный трезвенник, он почти не имел друзей. Отношения в коллективе сводились к бесконечным авралам. От высшего начальства к нему приходили взыскания и нагоняи, а от него они скатывались вниз, к прорабам, и далее вплоть до последнего рабочего. Шахты никак не хотели вырыться в положенный срок. Их хронически затапливало подземными водами.
Людкин чай был крепким и пах незнакомой травой. Пряники напоминали приморскую гальку и угрожали зубам трещинами. Их следовало размачивать в чае или рассасывать как леденцы. Людка дернула наливочки и раздухарилась. Она без умолку трещала, рассказывая какие-то невнятные истории про бесчисленных подруг: продавщиц и парикмахерш. Она то и дело поправляла разбегавшиеся во все стороны части халатика - то сверху, то снизу. Иван налегал на наливку и многозначительно молчал. После каждой рюмки он почесывал волосатое пузо и урчал как кот, схвативший мышь. Так и просидели они до утренней зари втроем, постигая бесхитростное кухонное счастье. От ночного веселья осталась лишь груда окурков в стеклянной банке из-под огурцов.
Вернувшись к утру домой без сверла, Петр Иванович огреб сковородкой по хребту с добавкой кулаком в глаз. Супруга, угомонив гнев после мордобоя, замазала ему фингал пудрой, чтобы не пугал начальство. Логинов одел костюм и уехал на работу.
Лампа над столом Вовки так и не была привешена ни до следующего первого сентября, ни еще через год... А когда Вовка пошел в шестой класс, его отец Петр Иванович Логинов умер. Поминки организовало начальство. Стол накрыли в доме культуры при строительном управлении. Собралась уйма сослуживцев: Логинова уважали. Каждый подходил к вдове и обещал помощь. Сунули даже пухлый конверт в руки: премию за пущенные в срок шахты. В крепком подпитии начальник строительного управления шепнул Клавдии Яковлевне в самое ухо:
- Лучшие люди от нас уходят в расцвете... Радиация, будь она неладна.
Поздно вечером, когда гости расходились, нетвердой походкой пересекали двор, усаживались в поданные машины и автобусы, к Клавдии Яковлевне подошел невзрачный сгорбленный мужичок в изношенном чуть не до дыр мятом костюме.
- Клавдия Яковлевна, я прораб с шестого участка. Меня Федором зовут. Вот, чуть не забыл... Петр Иванович очень просил достать...
Он протянул ей какой-то маленький предмет в темной сморщенной ладони. Это было победитовое сверло.
![Победит [Ковальков]](/img/k/kowalxkow_t_n/pobedit/pobedit_fotor.jpg)