Аннотация: Пятая глава мемуаров беспредельщика. Один из миров, которые прячутся в каждом из нас.
У последней пятничной сигареты откуда-то привкус мыла и запах мужского одеколона "Дракон". Давным-давно такой стоял на тумбочке у моего папы.
Руки дрожат. Скорп и Хелль немного обиделись - она на себя, он на неё - на почве интимной жизни и разбрелись по углам. Она - на диван под одеяло, он - на кухню к чайнику и плите. Я пыталось их успокоить. Кажется, вышло. По крайней мере, потом вышло. Покурить. Руки дрожат.
Моя тень на полу выдыхает облачко тени дыма. Моя тень дышит дымом.
На стене над почтовыми ящиками губной помадой по штукатурке написано - за долгое время до появления нас в этом подъезде (да и нет у нас губной помады):
ТАК НЕЛЬЗЯ!
ОКСТИТЕСЬ, ЛЮДИ!
Написано криво и неровно. Но, видимо, можно писать криво и неровно. Заболел копчик - я опять, видимо, приземлилось на карабин от цепи. Наследство неформальской юности - цепь по бедру.
Сигарета кончилась. Через три минуты кончилась пятница.
Началась суббота, двадцать первое. Мир пополз через равноденствие.
На кухне свет уже не горит. Скорп в одних джинсах, завернув плечи в полотенце, дремлет на полу. На плите греется чайник. Я пытаюсь отобрать полотенце. Отобрать получилось, но он, зараза, на нём ещё и лежит. Выдернуть не получилось.
- Пойдём отсюда спать по-человечески.
- Сейчас, погоди, только чайку попью...
Это он во сне. Он замечательно говорит во сне. А иногда ещё и ходит. И моется. И много ещё чего делает.
- Что вы ведёте себя как дети малые? - я сажусь спиной к плите на пол, перекидывая свои ноги через ноги Скорпа.
- Когда? - не открывая глаз и не просыпаясь, отзывается он.
- Да вот только что. Расстроили вы меня оба.
- Почему?
- Потому что я люблю вас обоих, вот почему. А вы из меня делаете аппарат миротворческой деятельности...
Я было собиралось разойтись, но замолчало, потому что Скорп начал содрогаться всем телом, как будто его быстро-быстро ненадолго скручивает пополам. Это значит - заболело сердце.
Я протянуло руку и в полуметре от груди в воздухе нащупало сердечную проекцию. Помяло, расслабило мышцы скрученного судорогой левого желудочка. Скорп перестал дёргаться. Ещё некоторое время я подержало сердце, потом отпустило и вытащило руки из проекционной сетки. И уже собралось с духом высказать "уж теперь точно всё", когда закипел чайник.
Пока я вставало и гасило конфорку, Скорп вытянулся во всю длинну кухни и начал методично биться телом об пол.
Мать её, весна!
Я чертыхнулось. Вот так всегда. Стоит ненадолго выйти покурить в гордом одиночестве, как сразу начинается бедлам в самом изначальном смысле слова.
Дальше всё идёт уже на автомате. Выключатель - зажечь свет, выволочь тушку на прямой участок пола, попытаться упереть к дивану.
Заболело сердце. Теперь уже моё.
Прибежала Хелль. Без ничего.
- Что с ним?
- Всё то же самое. Нервировать друг друга меньше надо.
- Что сделать?
- Мы его не упрём, тяжёлый. Садись с ним рядом.
Периодически он начинает дёргаться - тогда надо гладить виски и грудь у сердца. Периодически кашляет - захлёбывается слюной, тогда надо быстро привести туловище в сидячее положение и не давать ни откидывать голову, ни наклонять. Эти азы я усвоило ещё давно.
Периодически проверяю пульс на шее. Хелль держит руку на его груди у сердца. Она растерянно улыбается. Ей страшно.
Скорп лежит поперёк маленькой кухни, ногами к окну, головой сбоку от холодильника. Глаза закрыты, веки светло-фиолетовые. Иногда они открываются, и видно, что зрачки возведены вверх, как будто стремятся разглядеть свод черепа, а белки пронизаны ярко-алой сеткой сосудов и сами кажутся от этого розоватыми. Тело периодически начинает вздрагивать, наливается свинцовой тяжестью, как у эпилептика, но пена изо рта не идёт. Температура упала - всегда значительно горячее окружающей среды, теперь его кожа примерно на полградуса холоднее моей.
Самое страшное, что всё это нормально, и единственное, чего мне на самом деле хочется, - это свалить куда-нибудь, где на мои больные ступни не будет давить тяжёлая, дёргающаяся спина. При этом я удивлено собственным раздражением и пытаюсь проанализировать его источник.
Пока пытаюсь, Скорп начинает бредить.
Сперва одними губами, без звука. Потом звук нарастает, наконец становясь еле различимым шёпотом. Я убираю за ухо волосы, наклоняюсь к самым губам и слышу.
- Тридцать... тридцать три... серебро...
Ещё несколько раз то же самое. Потом, ещё тише, но гораздо увереннее:
- Я продам душу дьяволу, лишь бы найти квартиру!
И потом, уже сплошным потоком, всё тем же шёпотом:
- Нас предали... тридцать три... мы окружены, разрешите обратиться... товарищ сержант, все войска готовы к отходу... я прикрою... есть...
... это портал, из него полезут твари... знаешь, здесь уютно и хорошо... кури последнюю... не пролезет в противогаз... Иисус должен выжить... тридцать три... за что?.. я хочу говорить с ней, хочу говорить с ней...
- Хелль, поговори с ним.
Она вопросительно смотрит на меня.
- О чём?
- О чём угодно.
- Скорп, это я.
- Кто здесь? - это погромче, чем весь шёпот.
- Я.
"Представься!"
- Я, Хелль.
Я шиплю, как змеё, чтобы Скорп не слышал меня и не отвлекался на мой голос.
- Скорп, я люблю тебя. Возвращайся к нам, пожалуйста. Возвращайся ко мне.
- Где я?
- Здесь.
- Где?
"Подробнее. Подробнее!!!"
"Ему географическое положение..?"
"НЕТ! Просто всё с самого начала!"
- В квартире на Рябцева. Ты помнишь, вы сюда приезжали дээндиться? ...
Понеслась по кочкам метла. Она пересказывает ему историю их знакомства, периодически спрашивая, помнит ли он. Уставший разум Скорпа быстро отвлёкся и он перестал задавать вопросы. Ещё немного подёргался.
- Ты нужен нам. Я очень-очень тебя люблю...
Во мне нарастает бешенство. Чтобы не выругать никого, я с размаху бью себя по щеке.
Бешенство и бессилие что-либо изменить.
Затекли ступни. Одна из них явственно хрустнула. Опять вывих. Мать.
Он опять начинает бредить и дёргаться. Наверное, это действительно должно быть страшно. Мои нервы не выдерживают, и я довольно грубо и громко выдаю:
- Сейчас я потеряю терпение и буду приводить тебя в сознание, как в дурке. А в нашей дурке таких поливали ледяной водой!
От бешенства перед глазами поплыли круги. Что это со мной? Это я? Я врезало себе со второй руки по второй щеке. Промахнулось. Потеряло равновесие. Хрустнула вторая ступня. Теперь они болят обе. Обрело равновесие обратно. Всё-таки попало по щеке. Стало полегче. Внутри растёт пустота, а рядом с ней - недоумение.
Что... нет... только не это... мне сейчас нельзя... до апреля! до апреля!
Скорп продолжает бредить:
- Все отошли... я жду... жду... твари...
Он замолчал. Правая рука задёргалась, как будто он давит на курок. Хелль посмотрела на меня - ей, видимо, не было слышно бреда.
- Он остался прикрывать отход товарищей, - прокомментировало я. - А теперь стреляет.
Скорп перестал дёргаться и уронил голову мне на ступню.
Она хрустнула второй раз.
Я сказало, попутно щупая на его шее пульс (пульс есть):
- А теперь его убили. Скорп, как насчёт вернуться в наш бренный мир?
Молчит. Не шевелится. Что поделаешь, убили.
Смертельно болят ступни. Мои несчастные, урождённо больные, находящиеся в прединвалидном состоянии широкие ступни с неестественно выгнутыми пальцами, абсолютно плоские, без малейшего намёка на своды, ступни.
Мы возобновили взывания. Через некоторое время на моё "возвращайся" он, наконец, связно ответил:
- Тело цело?
- Целее не бывает.
- Значит, я успел спрятаться?
- Не совсем.
- Тогда надо в бункер. Врач... лечит и калечит...
- Тело цело. Возвращайся.
- Мы спасли его?
- Да, конечно.
- Тридцать три.... я продам душу дьяволу...
Вернулась первая волна бреда. Точнее, бред пошёл по нарастающей обратно.
Через часа полтора после того, как закипел чайник, Скорп открыл глаза - не розоватую дымку белков, а именно глаза, с осознанно движущимися зрачками, - и посмотрел на меня.
- Ты нормально?
Он промолчал. Закрыл глаза и открыл их.
- Пить хочешь?
Закрыл и открыл два раза очень быстро.
Известный всем поклонникам фантастической и детективной литературы двойной шифр. Да - нет.
Я думало, он просто ещё не может говорить. Пересохла гортань. С ним часто это бывало.
Я ошиблось. У него отнялось всё тело, кроме лицевых мышц.