- Алло, здравствуйте, вы сдаёте квартиры в Дзержинске?
- Да, я.
- Нам нужна в пределах трёх с половиной тысяч.
- Ну, это вряд ли. Есть за четыре...
- Послушайте, нас трое, мы уже неделю живём по знакомым и у нас всего семь тысяч.
- Приезжайте в Дзержинск к семи вечера, я на машине подберу вас на вокзале. Вас трое?
- Да, мы студенты.
Ни фига мы не студенты. Из троих до сих пор в вузе числится только Хелль, да и то на заочном отделении и хз, числится ли до сих пор, давно там не была. Мы сидим у Осгерна и ждём, пока она приедет с другого конца города от сестры. Ждём. Ждём. Время медленно кончается.
- Стаська, ты волшебник, - сказал Скорп, обнимая меня за плечи. - Как ты умудрилось?
- Чёрт его знает, но как-то умудрилось. Не спрашивай глупостей, - говорю я, прижимаясь к нему. - Всё хорошо.
- Пока, - ответил он, намекая на одну из моих песен.
А просто нечего нам больше терять -
и не потеряем,
просто нечего нам больше беречь,
и не сбережём.
А просто некуда нам стало звереть,
людьми оставаясь,
а значит всё пока - пока -
всё хорошо.
Всё хорошо.
Я когда-то, помнится, долго шутило, что у каждого бард-рокера должна быть песня, которая называется "Всё хорошо", и что, может быть, именно она и определяет его жизненный путь. А потом взяло и написало свою. Некоторые её пассажи ещё не сбылись, хотя некоторые сбываются слишком регулярно.
Я был дурак, как царь Дадон,
пока не понял сути дела,
а понял - прямо охуел,
она лежала и смотрела
во все глаза...
Как когда-то было и с Хелль. Она лежала и смотрела. И так начался круговорот жизни в природе. Странной, беспомощной, бесцеремонной жизни, вмешавшейся во все планы и поменявшей их в один вечер. Когда ложишься спать с мыслью "завтра домой", а встаёшь и думаешь "надо, пожалуй, сюда переехать", начинается новый сезон. В таких случаях я перечитываю "Триумфальную арку" Ремарка и пью красное вино. Бутылка за книгу. Для закрепления перемен.
У Осгерна спокойно и тихо, центр Автозаводского района (притчи во языцех моего горького города), далеко от всего мира. А от Рябцева тем более далеко.
Всё-таки она приехала около шести. Пришлось штурмовать метро, добираться на нём до вокзала и всё равно опоздать на электричку. Автобусом вышло дороже, но хотя бы вышло. Так что поехали с комфортом и полными пакетами и рюкзаками еды.
Всё положенное по ГОСТу было. Плита, раковина, унитаз, ванна (сидячая! впервые в жизни увидело), лампочки где надо, холодильник (!) и даже большой обеденный стол.
Не было ни шкафов, ни стульев, ни завалящего диванчика. Ни даже матраса. А одеял у нас с собой не было. То есть был конечно мой дорогой любимый плед, но за ним надо было возвращаться к Осгерну, иными словами как минимум завтра. А сегодня ещё было только самое начало весны, и лежал снег, и задувало во все щели.
Заботясь о Хелль, мы отправили её в Нижний с последними автобусами, а сами остались жить.
Побег за хлебом. Мытьё полов. Попытка соорудить чайник из консервной банки (удачная) и одного целого пластикового стаканчика из нескольких мятых (неудачная). Мы сидели на подоконнике со Скорпом, болтали ногами и смеялись, пытались пить чай, и от этого смеялись ещё сильнее. Такова жизнь, други мои и братие.
Правда, выспаться не удалось. Не впервые в жизни - на полу на своей одежде, но дует сильно, пытались в кухне, при зажжённой плите, получилось немногим лучше.
Нет у нас подушки, нет и одеяла... Жмёмся мы друг к дружке, чтоб теплее стало...
Гениальность других всегда познаётся только на собственной шкуре. Лучших слов для выражения этого ощущения русский язык не дал.
Так - или примерно так, потому что на следующий день я курсировало в город за спальным мешком, а в середине недели хозяйка принесла нам серое одеяло, больнично-тюремное, с претензией на зелёные полоски, - прошла неделя до полного и окончательного приезда Хелль.
В один из дней он сказал:
- Ты ничего не имеешь против лысых?
Я поняло, куда он клонит, и честно сказало:
- Нет. Только бритва у нас тупая.
Он пошёл в ванную и проторчал там два часа. Потом я потеряло терпение и начало беспокоиться. Потом зашло за ним - дверь в санузел у нас (наконец-то "у нас"!) не запирается от слова "совсем".
Он сидел на внутренней ступеньке ванны выбритый на три четверти и в общем представлял собой зрелище то ещё. Выполняя давний ритуал, я село рядом с ванной, положило руки на бортик, а на них - побородок, и спросило:
- Тебе помочь?
- Помоги, если не трудно...
За других всегда боишься. Себя-то не так страшно, ну подумаешь царапина, но ведь заживёт. Я царапало жёсткую щетину головы полутупой бритвой, и из-под бритвы постепенно появлялось лысое большеглазое существо, похожее на персонажа из футуристических рассказов или "Матрицы". Так, постепенно, он изменился. Провёл рукой по поверхности воды, собирая ладонью плавающие волосы, перегнулся через бортик ванны, кинул их в унитаз и сказал:
- Спасибо. Дальше я сам, ладно?
"Дальше" - это борода. На нём вообще волосы растут со страшной скоростью. Я вышло и некоторое время стояло в перешейке между входной дверью и кухней, рассматривая себя в зеркало на двери.
Потом покопалось в рюкзаке. Нашло маникюрный набор - наследие мрачных времён. Вынуло из него маникюрные ножницы. Ну не ножом же, в самом деле? И избавилось от последних трёх лет. Обрезало их коротко, как было до первомая две тысячи шестого года. Обрезало отрощенные чёрт знает какими ухищрениями космы. Хотелось ещё короче, но тогда будет видно татуировку на правом ухе, а она у меня давным-давно спьяну не получилась.
Когда он вышел из ванной, пахнущий мылом и кровью, я как раз заканчивало наощупь подравнивать затылок. И я сказало: "Дурной пример заразителен". А он подошёл и обнял меня сзади поперёк брюшка.
- Да, я сильно изменился, - сказал он, глядя в зеркало. - Последний раз брился налысо года четыре назад.
- Всё равно не выглядишь на свой возраст. Выглядишь старше.
Он скорчил гримасу. Да, действительно, старше. Старше меня он выглядит. Только усыпанный веснушками нос как-то привязывает его... ну, минимум к двадцати.
- Плохо...
Не знаю, бесы ли это тянут за язык и толкают нас под рёбра. Знаю только, что реальность далеко не всегда связана сама с собой. Она смешнее, чем хотелось бы, а моя личная реальность вообще не имеет ничего общего со мной. Какие-то тёмные, потайные движения души заставляют поступать так или иначе. И одно из таких движений в один из дней толкнуло меня шепнуть. Я думало, что шепчу бесшумно. Слова-ключ, слова-шифр, слова на проверку окружающего мира, они всегда передёргивают людей, как электрический разряд.
- Я люблю тебя.
Конечно, я не сентиментально, и здорово бы посмеялось, если бы кто-то обвинил в этом. Но именно эти три слова для меня вырваны из контекста романтики. Так устроена жизнь: сперва - взгляд, потом - движение, потом - действие, потом - слово. Но слово всегда в конце, опрокинутая пирамида Ветхозаветного Творения опустошает своего Творца, и только тогда - прорывается. Бог сказал, тем самым сделал, потом отошёл и посмотрел. В нашем мире, где слова с делом разбегаются в разные стороны, действия надо закреплять. Поэтому сперва посмотреть, потом подойти вплотную, потом - поцеловать (как минимум, впрочем, я всего дважды останавливалось на минимуме, а жизнь длинная), потом уже - "я тебя люблю", как уверение в том, что взгляд и действие не обманывают.
За неделю, которую мы были самой жизнью ткнуты носом друг в друга, которую были вынуждены выживать вместе, моё внутреннее я пришло именно к такому выводу. Как всегда бывает, когда с кем-то выживаешь против всего остального. Наверное, поэтому женщин и не берут в армию.
Он фыркнул и вжался лицом в моё предплечье. Я искренне верило, что и дальше всё будет хорошо, и мой хрустальный дворец наращивал этажи.
А в конце недели сказал:
- Давай не будем говорить про нас Хелль.
- Я что, по-твоему, совсем дурак? Конечно не будем.
Потому что это противоречит их общему "я тебя люблю". Потому что Хелль мне такого не говорила. Потому что перевёрнутая пирамида в любой момент может обрушиться на того, кто стоит под её острием.
И мне действительно казалось, что в этом нет противоречия. Как казалось бы и до сих пор, если бы все люди вокруг могли чувствовать, как я. А я... я просто чувствую. Мне кажется, что люди не могут мешать друг другу, даже если живут в одном сердце. Всегда легче своё сердце для окружающих приоткрыть и создать красивую, очень сердечную сетку, не оскорбляя других предпочтениями.
А я ещё не призналось? Да, я анархист...
Но дело не в этом.