Пед шел по дороге и совершал нежные поскребывания своего тела, он только что вкусно поел свой обычный ужин в очаровательном заведении господина со скромным именем Pig , кое называл всякий праведник “ В ХЛЕВУ ”. Пед думал о том, как хорошо кормят в хлеву у пана Свиньи, этот вкусный суп, залитый свежим овечьим жиром, всё ещё наполнял брюхо героя, наполняя его чувством полного блаженства. Пан Пед шел и даже не помышлял о том, что через несколько минут он захочет в клозет. Шли злосчастные минуты, наш герой чувствовал небывалое напряжение в области правого лёгкого, так было всегда, когда душа хотела покинуть его тело со всеми экскрементами, он понял, что пора в клозет.
Все городские клозеты собрал в своих руках бывший мэр пан Чистюля, теперь он богател на горе горожан, но все ещё был человеком очень уважаемым, так как большая часть рисунков и надписей на городских заборах касалось его. Бывало, читаешь фразу "пан Чистюля-Свинья", всякий знает, что ничего здесь страшного нет, так как про других пишут ещё более странные фразы, вот, к примеру, как-то про пана Туева писали на стенах забора городского театра, что он бздун, хотя сам пан в этом усомнился.
Мсье Пед постепенно понимал всю важность своего намеренья, но может потому, что ближайший клозет был очень далеко, то Пед впервые заметил всю прелесть городских кустов акации вместе с зеленой травой. Поспешив в укромное местечко, пан Пед стянул свои штаны с намерением поскорей завершить задуманное, но, не успев сделать первые шаги, он был, окликнут полицейским паном Густавом.
Пан Густав был очень знаменит, своими манерами преподать урок какой-нибудь свинье, нарушающей нормальный ритм городской жизни, он долго наблюдал за тем, как какой-то обыватель мешкал в нерешимости совершить скверный поступок, но за любой решимостью следовал поток отборных ругательств. Пан Густав всегда считал, что в отношении подлеца нельзя скупиться на ругательства, любая мягкость, как считал пан, усугубляло положение, и нарушитель жаждал повторить свой дерзкий поступок. Пан Густав
был любимцем пана мэра, но скромные горожане были не всегда рады методам борьбы полицейского с преступностью. Пан Репа был не очень рад тем оплеухам, которые он получил зато, что посмел испортить воздух в общественной столовой " У КИТА ЗАПАЗУХОЙ", Густав назвал его "вонючкой дерьмовой" и стукнул пяток раз ему в харю, после чего потребовал "волшебных слов". Пан Густав считал себя спасителем человеческих душ и всегда требовал благодарности от спасаемой им личности после очередной серии оплеух.
Вот и сейчас добросердечный пан орал на Педа и тряс паразита за совершенное им прегрешение. Бедняга Пед стоял со спущенными штанами и, растерявшись, даже не думал о том, чтоб прикрыть свой срам. Погода была прескверная, и срам пана Педа замерз бы в другой ситуации, но на этот раз всё складывалось удачно. Пока полицейский исполнял свой служебный долг, Педу вспомнился случай про пана Соколика. Эта история сама собой заполнила его сознание, став причиной того, что лекция пана полицейского не дошла до сердца падшего горожанина, тем самым пан Пед потерял ещё одну возможность "стать человеком в полном смысле этого слова".
История господина Соколика
Пан Соколик решил посвятить свою жизнь истине, он уже с малых лет, подхваченный идеями свободы, равенства, братства, пытался бороться за свои права. Один из лучших своих бунтов против ненавистной ему диктатуры он совершил в третьем классе, написав на школьной парте фразу "директор - говно". Пан директор был человеком строгим, но юный Соколик все же переоценил его способности диктатора. Пан Соколик пронес свою ненависть к всевозможным унижениям человека через годы своей жизни, и позже, когда он уже стал заслуженным учителем города, он не переставал учить своих учеников своим идеям. Пед помнил своего учителя и всегда говорил его слова в узком кругу обывателей. Любимой фразой Соколика считалось - "В ШКОЛЕ ЖИЗНИ НЕТ КАНИКУЛ". Бывало, пан часто говорил эту фразу, когда какой-нибудь скверный мальчишка опаздывал к нему на урок физкультуры, в этом случае ученика ждало скромное наказание, причем всегда был выбор либо это 7 оплеух, либо это пара пинков. Ученики Соколика чаще предпочитали оплеухи, пан гордился их выбором, и дело своё исполнял с должным усердием. Пан не всегда доверял своим коллегам и всегда уделял на своих уроках время для изучения передовых школьных дисциплин. Почти всегда пан Соколик начинал свой урок так: " Вы знаете говнюки вонючие, кто такой пан Македонский...? А, что такое энтропия?". Соколик сам не знал, что такое энтропия, но слово звучало так заманчиво для ребятишек, что пан считал своим долгом учителя еще и еще раз напомнить об оном, подарив пару подзатыльников рядом стоящим.
- Дрянная свинья, ... ты, где насрал, разве тебе пан Жозов не говорил, что срать нужно в сортире?
- А это не моё, пан Густав, это собака или волк, я видел как-то такие кучи, пан Мелох говорил, что волки всегда делают такое, когда видят добычу больше, чем их запросы. Как-то пан Мелох говорил, что собаки породы Сятролоб воют, когда они чувствуют приход весны.
-Ты мне зубы не заговаривай, такой прохвост как ты всегда рад нарушать закон, но меня ты не проведёшь. А если дети наступят, да, причём здесь дети, главное, что ты совершил плохой поступок и должен за это ответить. Каждый преступник должен ответить за свои поступки, особенно тот, который вредит незначительно. Пан Густав начал рассказывать о том, как хорошо соблюдать закон и почитать обычаи своего народа.
-Вы пан меня извините, но как рассказывал пан Прохор, который был адвокатом и защищал на суде преступников, говаривал про то, что нельзя истязать людей, чья вина не доказана.
Пан долго думал, но всё же искорка правосудия заставила его забыть обо всём, даже об спущенных штанах Педа, что-то говорило ему "ДУМАЙ, ГУСТОВ, ДУМАЙ", что-то заставляло его делать то, что он ток стеснялся делать в школе. Это новшество пугало его, но в то же время оно было желаемым, чем-то долгожданным, тем, чему его не научили в школе. Много ещё мыслей пронеслось в голове пана Густава, но долг был выше любых проявлений свободомыслия, и мсье Пед пошел за решетку. Хотя в первый раз пана Грызла Совесть, как он считал, но пан законопослушный господин победил, более того он укрепил свои позиции, и пан пошел искать новых нарушителей порядка. Пед понял то, что, он обязан ответить на выпавшую ему честь быть подсудимым городской тюрьмы, он уже был там, но тогда ошибка судьи заставила беднягу опять идти работать, но сейчас он не мог ошибиться, "судья должен делать своё дело, как впрочем, и пан полицейский, или пан сантехник.
Городская тюрьма встретила Педа с небольшой улыбкой. Пан священник сидел в правом углу небольшой камеры, как бы поджидая гостя. Хотя камера была небольшой, но все же в ней должно было быть человек 70, большая компания иногда нравилась новым гостям, в действительности это был небольшой клуб людей, где можно было теоретически найти друга. Но, к сожалению, для Педа в камере был один священник, так что друга выбирать не приходилось, как говорили односельчане пана Соломина: "что бог послал". Собственно ему было всё ровно, где искать друга, но пан Соколик его приучил к наличию выбора.
- Добрый вечер, пан поп, вы пришли случайно не исповедовать меня? Но знаете, я не могу вам рассказать о своих грехах, ещё господин пастор Самуил говорил, что человек, который творит по нужде не грешник, а совсем наоборот, представляет собой пример благочестия и порядочности.
- Сын мой, если бы ты знал, как мне сейчас насрать на твою душу, пусть не гневается на меня господь, но, достопочтенный пан, кто сейчас спасёт мою душу? Когда говорят то, что господь может простить всех страждущих, черт бы его побрал, но может он простить рабу своему то, что тот пропил икону в святом храме.
- Простите меня, пан поп, но мне кажется, что такой святой человек, как вы, совершил этот поступок с чистыми помыслами, вам не надо бояться божественной кары. Вот пан Веничек как-то украл гуся у пани Занозы, он был очень голоден и не боялся попасть в немилость к богу, так как пообещал ему сразу вернуть любого своего лишнего гуся, пани не могла слышать этого разговора и, как только узнала о "коварстве пана", то треснула его по котелку скалкой.
- Сын мой, если бы дело было только в прощении бога, то я бы не волновался, бог обладает, когда надо неслыханной способностью к прощению, но наш настоятель не разделяет мнение всевышнего, и вот сейчас здесь сижу я, голодный и жду того момента, когда принесут вонючую тюремную баланду.... Ах, какой бывало вкусный окорок мы ели с отцом Лаврентием прямо во время поста, настоятель заставлял нас есть мерзкую траву, говорил, что это нужно богу, но у отца неподалёку жила сестра, у которой в хлеву было много жирных свиней и кур, поэтому мы не когда не испытывали блаженство святого поста.
Поп умолк, улёгся на тюфяк и начал вылавливать вшей, иногда он странно вздыхал, наверно излавливая очередную вшу. Пан Пед тоже замолчал, завалился и начал размышлять о "высоком". Он вспомнил газетные вырезки, которые читал у господина Писулина пару лет назад, тогда это не произвело на него должного впечатления. Очень теперь радовал Педа рассказ об НЛО, он ухмылялся кривляя свою харю, нормальный человек подумал бы, что он дебил, но поблизости был только поп, который тоже не отличался нормальностью.
НЛО. Очевидное и невероятное (из коллекции пана Писулина).
Начало статьи было посвящено роле науки в жизни людей, раскрывался простор для фантазии обывателя, некоторая безграничная бесконечность, которая уже в скором времени должна была ворваться в нашу жизнь. К примеру, учёные Жмульке и Шмульке обещали подарить миру лекарство от тунеядства, по словам учёных, лекарство приобщает к труду любого человека, если ежедневно принимать по чайной ложке, то постепенно был обещан иммунитет от лени, тунеядства и беспутной жизни на долгие годы. Статьи очень часто принимали неожиданный характер для читателя, извергая целые кучи удивительных историй и неожиданных выводов, к примеру, пан прочитал в ней про героиню нации пани Дубовую, кормившую умирающего поросенка пана Заморова пареными отрубями и тухлой капустой. Поросенок, конечно, сдох, но пани продемонстрировала всем читателям газеты то, "как надо любить животных". Очень многим читателям нравилась постоянная рубрика газеты со скромным названием "доска позора". В ней паны и пани находили своих знакомых, и как правело, узнавали о них то, о чём уже давно догадывались. Так пани Пупырь узнала о том, что пан Пупырь - зоопед, значения слова она не знала, но чувствовала, что это что-то плохое. Несколько статей всегда посвящали великим идеям господина президента. Господин президент был человеком плодовитым, поэтому идеи выползали из его головы настолько часто, что газеты не справлялись с потоком информации. Проблема принимала угрожающий характер, президент обвинял газетчиков в своих неудачах потому, что народ не мог знать всех идей президента по халатности газетчиков, и грозил навести порядок. Выпуск специальных газет ("Мечта президента", "Путь президента", "Семья президента", "Страна президента", "Растениеводам и Хлеборобам", "Как президент стал президентом"), не решил назревшей проблемы.
"Как построить целый дом"- такой заголовок носила одна статейка из рубрики "перо года". Статья в какой-то мере защищала пчёл от необходимости нести мёд. Написанная в форме диалога, она запомнилась Педу только потому, что интервью давал профессор с фамилией Черножоп, столь странный набор букв не мог поставить под сомнение профессионализм светила науки. Господин Черножоп выдвинул гипотезу о том что, пчёлами, собирающими мёд, управляет не инстинкт, как это было принято раннее, а некая трансцендентная воля, которая суть божьего проявления. Эта воля свободна от воли пчёл, но в то же время является её основой. По-видимому, профессор сильно разгорячился, рассказывая свою теорию, так, что журналист пропускал слова. Позже он добавил кое-чего своего и сделал это очень даже хорошо, подвох заметил только один человек, который, может быть, ждал этой статьи больше всех. О профессоре можно сказать только то, что он так и не пережил клеветы и заболел в возрасте 89 лет полной апатией к своему труду, вспомнил, что дед его был рыбаком и решил продолжить семейную традицию.
Может быть, ещё одна статья на научную тематику могла стать самой любимой для Педа, во всяком случае, лёжа на грязном, вонючем тюфяке в камере, он вспоминал её вместе с остальными и так же радовался этой незатейливой истории. Это был рассказ молодого жителя села, который с ранних лет привык считать себя обязанным накормить всю страну, поэтому, выполняя деревенскую работу, всегда примечал особенность земельно-скотского и скотско-земельного труда. Его без тени сомнения можно было назвать рационализатором, к примеру, он предлагал жителям села справлять нужду на своём огороде весеннее или осеннее время. Таким вот образом земля хлебопашца удобрялась биоостатками, которые, по словам деда Дремоты, были гораздо ядрёнее, чем другие аналоги, причём человек освобождался от переноса каких-либо тяжестей. Рационализатор дал ещё с десяток советов, а потом окунулся в газетное философствование, и очередной раз изрёк то, что, дескать, всё состоит из дерьма. Хотя автор и не подозревал, что такое "логос", но все же посчитал нужным подкрепить свою теорию аргументами, суть всего сводилась к фразе "все вышло из дерьма, и все туда же канет".
Пан Пед уже проснулся, вскорости принесли еду, и наш герой, уже достаточно голодный, очень даже почтительно сожрал весь завтрак, он даже крикнул "спасибо", но охранник не оценил его вежливости, попросил заткнуться и не нарушать порядок. Пед замолчал, присел на свою задницу, он просидел так около часа, грызя свои ногти, пока покой его не нарушил приход нового арестанта. Поп всё ещё мирно спал. Пед не наблюдал за ним большой подвижности, даже во сне он вёл себя очень странно для человека, говорящего с богом, лежал, как бревно, вместо того, чтоб шевелиться с улыбающимся лицом и изредка выкрикивать библейские мотивы. Меж тем арестант уже пристраивался к своему новому жилищу. Он забился в угол и начал с недоверием рассматривать своих соседей. Вид у парня был довольный, но в то же время его что-то пугало в пане Педе. Он слишком походил на его дядю пана нового арестанта, который был портным и шил вещи с основой на собачьем меху, вызывавший аллергию у бедного мальчика. Сыпь выступала на теле, порождая всё новую волну недоверия, ненависти и презрения. Увидев Педа, он впал в оцепенение перед возможностью заполучить новые цыпки, прыщи и гнойники. Его голову заполнила битва между позитивной и негативной частями его "Психе". Пед же, увидев новичка, поспешил подарить ему несколько улыбок, на его лице появилась надпись "я не твой дядя, давай сидеть вместе", которая и решила исход кровавого поединка внутри "несчастного человека", тем самым, положив начало новой беседе на тему жизнь. Арестанта звали Мотыгу, пан Мотыгу Соболь. Он стал горожанином совсем недавно, а до этого его руки были привязаны к земле, и хлевам его односельчан, где он и занимался охотой на домашних кур-несушек. Попал сюда Мотыгу тоже за воровство, но уже у жителей славного города. Эта оплошность его не сильно огорчила, так как род его уже 300 лет пополнял армию оптимистов-пофигистов, вырабатывая в крови следующих поколений сверхзащиту от возможных потрясений.
- Почему вы здесь, добросердечный пан, может, Вы, хотите увидеть это все своими глазами и получить массу новых ощущений? Вы случайно не писатель? Как-то я слышал разговор в трактире "Помой...ка", который находится у дома пана старшего тюремного надзирателя. Так пан Фрэнсик рассказывал то, что художник Мазинушь специально залазил в грязь, чтоб наиболее полно нарисовать стадо свиней в период половой активности. Он говаривал, по словам пана Фрэнсика, что прежде чем создать шедевр нужно пропустить его основу сквозь себя. Тогда скажите мне, пан, как писать исторические романы? Еще ученый пан Глобус говорил, что машины времени не бывает и быть не может. Не значит это, что пан Мазинушь лжец?
- Какой я тебе к черту писатель?! Ты думаешь, я занялся бы таким бесполезным делом. Пан президент говорит, что нашей стране нужен чугун, а не какая-нибудь мазня. А сижу я здесь лишь потому, что пан президент не нашел управы на чиновников кровопийц. Да, пан президент очень добрый и мягкий человек, а то бы уже давно сгнили в тюрьме душегубы.
- Нет, вы меня не переубедите, вы видно лицо творческое, интеллигентное. У вас нос очень длинный и с горбинкой, как у француза, вы не можете заниматься тем, чем занимается обычные люди. Скажите, а вы знаете, пан, курс немецкой философии? Пан Ежик говорил, что все писатели его знают. Бывало, он говорил: "Это вам не просто понять, откуда струится источник бытия, не прочитав курса немецкой философии".
- Ты совсем, прихвостень, умом тронулся на тюремной баланде. Ну какой я тебе философ, меня силой не заставили им стать. Пан Лучик рассказывал, что философ должен отказаться от всех земных благ в пользу своей философии. Он также сказал, что в положении философа нельзя щупать баб. Нет, пан, никакой я вам не философ, зря вы так ошибаетесь. Я здесь потому, что хотел украсть у поганого пана директора консервного завода бельё, которое вывесила его жена после стирки. Я хотел отомстить зажравшемуся буржую за то, что он губит страну. Но меня увидела его жена и вызвала полицию. Да, я попался, но клянусь рогами дьявола, что я шел на дело с чистыми помыслами.
- Пан, а что бы вы сделали с бельем, если смогли бы его украсть.
- Как что?! Носил бы. Зачем пропадать добру? Месть местью, но народным достоянием раскидываться нельзя. Раскидываться народным добром - это совершать преступление против своей страны.
Так постепенно собеседники сливались в единое целое. Речь каждого из них становилась более плавной, размеренной, вопросы и ответы становились все более экзотическими. Пану Педу все меньше казалось, что пан Матыгу похож на художника, а пан Матыгу все меньше винил бюрократов в своих неудачах. Постепенно их разговор сводился к проблемам черного населения Центральной Африки. Наши герои уже успели узнать друг у друга имена, семейное положение и номера паспортов. Теперь они пытались закончить свой разговор так, чтоб остаться на целый век друзьями. Поп в один момент соскочил, окинул комнату бешеным взглядом великомученика и, увидев, что перед ним всего лишь люди, с такими же ушами, носами и глазами как у него, а не демоны огненной гиены, улыбнулся, повалился на бок и мило захрапел.
- Как вы считаете, пан Матыгу, достигнет ли Центральная Африка таких высот политической, экономической, социальной жизни как это имеет место быть у нас.
- Хрен его знает этих негров. По-моему, они до сих пор с копьями. Я это в кино видел. Негры там бизона копьем кололи или даже не бизона, а обезьяну, я уже не помню. Но все они были в краске, как наш моляр пан Красило.
- Пан историк как-то говорил нам, когда мы были в трактире "Мочевой пузырь", что у них есть вождь, который выполняет у них роль президента, а министерства культуры и здравоохранения в руках шамана.
- Не знаю, что там шаман, наша бабка пани Жерко, хоть и не министр, а лечит отменно травами и заговорами. Мы к врачам не ходим, по-моему, они все прощелыги. Не доверяю я их таблеткам и уколам. Мне люди добрые сказали, что таблетки не столько лечат, сколько калечат. Нужно лечить себя природным лекарством, естественным, народным, таким, которым ещё наши деды лечились. Бабка Жерко говорила, что все болезни лечатся мочой. Я вот, пан Пед, сердце излечил себе только мочевыми компрессами на грудь. Конечно, не всё моча лечит хорошо, удобно конечно, она всегда рядом, но если болезнь опасна, то можно попробовать и другие средства. От сглаза очень хорошо помогают опилки на спирту.
Возможно, пан Пед был сильно поражен рассказом Мотыгу, что впервые ничего не ответил за весь разговор. Его мнение было всегда за современную медицину, его учили, что таблетки - составная часть двигателя прогресса, но целебные свойства мочи дедовых времён, могли перечеркнуть его веру в прогресс.
Вскорости зашел охранник, обычный рыжий дядька, в котором изрядно угасла вера в незыблемость закона. Он попросил Педа последовать за ним к следователю. Он так же сообщил, теперь уже очень счастливому Педу, что следователь Ванек вытрясет его бандитские потроха на алтарь правосудия. Педу хотелось повстречать нового собеседника, так что приглашение следователя пришлось ему вовремя. Ванек был недоволен выходкой пана Густава, который по своей профессиональной тупости приволок арестанта Педа в тюрьму, вместо того, чтоб взыскать с него административный штраф за совершение осквернения городских зелёных массивов. Собственно так он и вернулся снова к нормальной жизни свободного человека, заплатив по счету в городскую казну.
Часть 2
Тихо в лесу.
Только осёл
Хочет поесть,
Но поесть ему не удастся,
Так как нужно на дерево лезть.
Думай осёл!
На хрен мозги?
Если нужно скорее покушать,
Так ползи, родимый, ползи.
Если упал,
То не беда.
Все ровно терять тебе нечего,
Вот такие вот братец дела.
Ночь. В полумраке своей лачуги супергерой Плюмба стругал себе дубину.
Действие продолжается несколько минут, причём периодически слышны вздохи на подобие АХ-ААХ или ОХ-А-ЁХ. Заходит мужик, наверно друг Плюмбы, Делает жест гиперкрутизны: " ПОЙДЁМ ДРЯБНИМ". Можно считать, что завязался разговор.
-Не пить не могу, хреново что-то, враги одолевают, проходу нету и жизни нету, а жизнь ...штука тонка.
-Управу надо искать на врагов-то, дубинкой одной делу не дать ходу. Егор бензопилу держит, она этим помеха побольше будет. А дрябнуть надо, а то победы не сыскать и вовек, душевное несчастье - убойная силища. А кто вражина твоя, дружища?
-Абстракция, браток, она - матушка залётная погибели моей хочет. Во сне пришла странось, у лохов - очкариков расспросил - абстракция, как быть в ум не приходит.
Пулей...выбило 20 грамм мозга,
Думать, ...думать теперь не возможно,
Но это ещё не беда.
Тело, ...тело стало гнилое,
Оно не нужно мне такое.
Это моя ли мечта?
Буду, ...буду мечтать о хорошем,
Стану скорее пригожим.
Скоро разлука, братва.
-Да, абстракция - штука странная и опасная. Мало ли в какие степи занесёт.
Твоя-то мне совсем не нравится, злая она, опасностью от неё веет. Смотри, будь осторожен с такими вещами, это тебе не стрелку набить, тут штука мистическая, такая прямо, как в кино.
-А может верное средство? ты говоришь, дрябнем и забудем про лихую печаль и про заботы разные, а то и в правду вдруг поможет.
Как в пруду наловили мы лягушек котелок,
Как в счастье мы время провели.
Наши руки словно молоток,
Их поганых со свету сжили.
Нет раскаянья в наших во глазах,
Хотя руки до сих пор в крови.
Зато есть ухмылка на устах,
День не плохо сегодня провели.
А тем временем маэстро Карлос сочинял песни про странную любовь. Это дело очень его радует, что видно по ухмылке на его лице.
Ой, не чирикай воробей,
Не чирикай, не чирикай.
А то не соберешь костей,
А то не соберешь мудей,
Как не рыскай,
Как не кликай.
Твой брачный сезон
Меня по горло достал.
Он разрушил мой сон,
Моим демоном стал.
И пилюли уже,
Его вряд ли спасут.
Мне б большое ружьё,
Чтоб начать быстрей суд.
"О, Карлос, зачем ты порочишь святые чувства?" - бормотал писака себе под нос. "Наверно мне пора начать писать более возвышенные вещи?" - так или иначе, думалось ему. Не в силах больше сдерживать своё желание творить шедевры, он схватился за перо, пару раз причмокнул, и пошло....
Абстрактнее любви нельзя придумать,
Чем к ней же оная любовь.
Об этом даже не подумать,
Так быстро стынет в жилах кровь.
О да, к абстракции любовь,
В петлю вела не одного поэта!
Тут маэстро и подумалось: "Ах, о чём же я так,...совсем не так".
Венцу вела не одного поэта...
"Опять не то, что хотел. Что делать, а что же делать?!"
К ларцу вела... "НЕТ".
Вела к концу, началу всех начал!
"Нет таинственности, да именно её, а она так необходима для шедевра."
Те, что абстракцией зовутся.
Раздался стук в дверь. Маэстро очнулся, и ругаясь, спросил о том, что может быть надо. В ответ раздалась новая серия ударов, ещё более значительных, вызывая раздражение Карлоса. Он ринулся открывать дверь, где оказался сборщик бутылок.
О, сударь, не спи!
Бутылки неси!
Ведь я знаю,
Что они у тебя есть.
Ведь я знаю,
Их число не перечесть.
Бутылку вина
Себе не куплю.
Всё детям отдам,
Себя ущемлю.
Давай же быстрей,
Всё будет "ОК".
Маэстро протяжно зевнул, почесал правый свой бок и незначительно сменил свою позу, поворотом корпуса вправо относительно парижского меридиана.
"Бутылки говоришь..., ладно, но сначала".
Куда же ты лезешь, грязный ты пень.
Не уж-то ума в тебе нет уж совсем.
И в лоб тебе дать мне будет не лень,
Загнешься, свинья, как вонючий тюлень!
Сборщик бутылок посмотрел на него слегка улыбаясь, как бы говоря: " Ты чего? Это же не я!?".
Зачем угрожаешь ты мне, молодец.
Прейду, чёрт, с Серегой, и наступит конец.
Отдай пузыри, я тебе говорю,
А то по горячке здесь дел натворю.
Забудешь писака, в чём мать родила,
Запрячешь обрубки свои под пола.
Подумай, чертила, даю тебе час.
Серёга у нас такой ловелас,
Дубиной ударит аж искры из глаз.
Карлос видно испугался неожиданного поворота событий. Это было видно по резкому изменению тона его речи. Она стала плавной, именно плавной. Изменился и смысл произносимых слов. То есть с маэстро произошла метаморфоза, чего и следовало ожидать.
-Да вы проходите.... Нечего стоять у порога, так даже можно простудиться, а то и подхватить рад новоиспечённых вирусов. Они могут вас повредить. А кому я буду отдавать пузырьки. У меня накопится их куча, мне станет трудно ходить. О, вы мой спаситель, я вас сразу узнал. Только решил проверить.... Решил посмотреть пацан или не пацан, наедет или не наедет. Да берите вы, берите эти бу..., ... а лучше заходите, и тогда мы вместе споём в вами песню или две, а может и три. Как вам эта идея?
-Бутылки даёшь?...А?
-Даю...? Даю. Даю! Даже две дам. Одну чистую, но без этикетки, а другую грязную, но с этикеткой. А может споём? А маэстро, маэстро Карлос, а вы бомж. Очень приятно, вот и познакомились, как хорошо стало.
Маэстро отдал бутылки, гость буркнул и пошел прочь, дав повод снова взяться за перо.
Как нагрянут к вам бомжи,
Тут, народ, не до любви.
Ищешь пору пузырей,
Чтоб отделаться скорей.
Если нету пузырей,
То отхватишь пи....
Ой, что-то потянуло писать правду, а все это из-за бомжа-тунеядца. А может немного соносозерцания, этак на пару часов.
***
-Я вам, что ребята скажу. Знаю, нет тут ребят, никого нет. Горемыка я, бомж я поганый, а как хотел стать космонавтом, ну хотя бы чистым бомжем. Чистый бомж... - он ведь от грязного отличается не только частотой, но и своей победой над страхом быть чистым. Это вам, фраера, смешно и непонятно, а мы бомжи всё понимаем и осознаём. Ах, как хочется, чтоб меня кто-нибудь услышал. Тогда они поняли бы, как я ушёл далеко от них в своей житейской мудрости. Ох, опять пойдёт дождь, мне нельзя дождя, я до сих пор очень хрупкий. Уйду в могилу, всё с собой заберу; всё, всё, все свои навыки выживания в сложных условиях. Вот и проходите весь курс заново. Почему же я в школе не учился? Сейчас был бы пре..., не им, но хотя бы прорабом. Жил бы в тепле, пил чай, жену бы.... Да ладно, можно было, и учиться также, но в тюрьму зря попал, так уже всё хорошо было, сварщик из меня через полгода вышел. Ух, жизнь, ух, жизнь..., но я мудрости накопил, своей ... бомжовской, особенной, не как у других. Значит я выше их, хотя и воняю плохо. Почему раньше об этом не думал, теперь всё будет иначе. Пойду, соберу бутылки.
***
Президент сидел на стуле, придерживая свою голову обеими руками. Он всегда так делал, когда хотел помечтать о прогрессе государства. " Вот скоро мы победим не прогресс, он застал нас почти врасплох, заставив нас взяться за ум народа. Что-то здоровье пошаливает, подошел к штанге 200 кг, поднять не смог. Подошел к штанге 10 кг - её поднял. Позже получил кайф, но его было меньше, чем вчера. Хочу кайфа, очень хочу. Надо найти минимакс в моей штанге. Сегодня щупал кнопку - тоже кайф. Поганые "наши друзья". Да нет, здоровался с одним, он пах не вонюче. Зовут его так, как в моей деревне называли лепёшки.
А кнопка у меня хорошая. Ой, разозлюсь, тогда всем будет не по себе. Но я добрый, очень добрый. Кнопка есть, а я добрый. Сегодня приходил министр.... Жирная свинья, но он, худее меня, а свинья все равно. Смотрел на себя в зеркало, ...себе нравлюсь больше, чем народу, значит у меня более любвеобильная душа, чище сердце, светлее разум".
***
-Борька, почему ты роешься в песке не как, как я. Это меня угнетает. Я понимаю то, что врач говорит то, что мы дебилы. Но мне это нравится. Я чувствую себя особенным. Ну что толку с этой нормальности. На жизнь надо зарабатывать, а так я НАПОЛЕОН, и мне хорошо.
-Что болтать, рой песок, мне от тебя больше ничего не надо. ...А врач сказал, что я как Ромео, могу всех поразить своей внешностью. Правда у меня чирей на носу, плешь на голове, но что-то есть в моём лице, что манит женщин. Врач сказал, что это надо развить и тогда все дамы будут моими. Я часто страдал из-за их отсутствия, но вида не подавал, чтоб поддержать врождённый мой имидж. А сегодня, я посмотрел в зеркало, прыщ стал разрастаться, увеличился в размере раза в два. Я его тронул, из него потёк гной, много гноя, гораздо больше, чем раньше. По-моему, Петя, врач врун.
-Да чёрт с тобой, врач не врун, я не верю. Он сам мне говорил, что нас любит, мы ему как дети. Хотя я думаю, что не могу быть его дитём, я его старше на 2 года. У меня усы даже гуще.
-Он тебе врёт, что мы ему дети. Вчера заставил санитаров скрутить Митю и засунуть в смирительную рубаху зато, что он его спутал со своим братом и полез целовать.
-А может это правильно, что затолкал в палату Митю, если все будут целовать доктора, то у него не будет времени нас лечить, а доктор сам говорил, что если нас не лечить, то хана прогрессу. Мы не покорим космос, начнется новая мировая война, доктор не получит зарплаты и умрёт с голоду, а он сёже нем как минимум брат.
***
- Техничка Марья Прокопьевна была женщиной незаурядной даже потому, что у неё было очень пылкое сердце. С малых лет она разглядывала в серой толпе мужиков, парней и мальчиков своего принца. В детском возрасте она разглядела рыцаря в Степке, но он обделал себе штаны, вместо того, чтоб попросить учительницу - воспетку отвести его на горшок. Такой мерзкий поступок разом перечеркнул высокие чувства. Потом школа, в которой достаточно было считать до 11, чтоб понять в котором классе ты сейчас. Марья поняла то, что её принц - Володька, который даже был одноклассником. Шел урок литературы, и наша Марья рассказывала о любви очень юного мужичка к деве. Ах, как тогда трепетало её сердце. Но Володька не смотрел на неё, он ел, он ел как свинья, набивая полный рот печением и запивая всё это лимонадом. Иногда он похрюкивал невзначай, как будь-то говоря: "Эй, прекрати галдеть, мне сейчас так хорошо... ". Марья, изнывая от сердечной боли, продолжала свой рассказ о любви к деве (а если б это был Володька), она повышала свой голос, выделяла слова, которые несли повышенную смысловую нагрузку, краснела, белела, у неё тряслись ноги, а Володька всё жевал. В общем, любви конец.
"Кое-как поднялась сегодня на работу, хотела спать очень сильно. Как нашла в себе силы..., ума не прилажу. Вчера был выходной, наверно по этому в общаге было веселье. Твари, свиньи, да где же их культура как минимум. Почему сейчас нет Тимура, хотя бы без команды. Хотя,...сейчас другое время, всё по-другому. И кто был Тимуром, стал теперь братком, а кто был братком, тот стал дедом. Ох, любил бы меня принц, он катал бы меня на коне. Ох, долго бы катал. Чёрт, кто накидал здесь столько мусора? Убила бы гадюку.... Почему же я не нашла себе жениха богатого, ведь не уродина. Теперь приходится драить пола этой замызганной параши. Времени закончить работу осталось слишком мало, наверно на меня косо посмотрят люди, идущие на улицу по своим делам. Сейчас они спят, но скоро проснуться, и полезут со своих комнат, как тараканы, будут ехидно надо мной смеяться. Может и не будут смеяться. Раньше я такого и не замечала, но сейчас мне ещё больше кажется, что они будут это делать"
***
Космический корабль бороздил просторы бескрайнего космоса. Он давно покинул родные края, и летел, не зная, куда и не зная зачем. Команда устала на столько, что перестала думать о высоко, лишь ждала, когда подойдёт конец их одиссеи. ....
Капитан Гонза-Старший сидел на своём капитанском кресле и молча смотрел на экран, где безмолвствовал космос. Мысли его были направлены на то, чтоб понять зачем и почему он сегодня не ел кашу. "Как хочется есть, почему так сильно, ведь был завтрак, а потом и ужин. Каша - Говно!? Нет,... я очень хотел есть, просто бы этого не понял. Тогда странно! Не вижу причин, чтоб не поесть каши, однако не ел"
В это время зашел, нет, даже забежал Гонза-Наблюдатель, с криками "Земля, Земля". На лице виднелось чувство искренней радости.
- Стоять, молчать, - Гонза-Старший - я понял - Земля - радость, вы свободны.
- Но капитан?
- Не люблю повторять, но повторяю: "вы свободны".
Гонза-Старший взял рацию и вызвал к себе боцмана Гонза-Среднего, попросив, ознакомится с делом.
- Итак, Гонза-Средний, что делать? Ситуация сложна. Попробуйте инструкцию посмотреть, я стал понимать то, что она - истина.
- Капитан, в инструкции сказано то, что, повстречав землю необходимо сделать следующие вещи на выбор: а) Покорить, б) Победить, в) Накормить, г) Цветами засадить, д) Напугать, е) Предложить дружбу и взаимопомощь.
- Истина плывет, пахнет абстракцией, надо звать звездочета Гонзу-Абстрактного. Может он нам помочь? А?
- Позовём, потом и узнаем, капитан. А так не понять без проверки.
Итак, наши космо-герои стали ждать корабельного звездочёта, чтоб ликвидировать абстракцию в инструкции.
- О, я уже здесь. О, капитан, да пробудите вы в вечном здравии, не считая особых моментов наших с вами сор. Готов выполнить любое ваше приказание, да именно любое, если великие силы будут не против.
- Я замечаю, великие силы, по твоим словам, очень часто против. Это меня угнетает. Я чувствую раздражение.
- О мой капитан, не берите близко к сердцу великие силы имеют право быть против. А сейчас я готов выслушать вас, исполнить вашу просьбу.
- Моё капитанство хочет ликвидации абстракции на всём корабле, особенно в великой инструкции.
Гонза-Абстрактный понимал, что ликвидировать ему придется почти себя, поэтому решил действовать решительно, но осторожно, чаще взывая к богам или к великим силам. Гонза- Старший понимал ответственность звездочёта и в случае неудачи знал, что делать.
- Итак, я жду результата.
- Но если посмотреть на звёзды, задать вопрос себе: "Кому это нужно?", а потом обратится к великим силам (В.С.).
- Так покорить?
- Но сатурновые ведения Гонзы-Психического заставляют усомниться...
- Засадить цветами?
- Но Уран шлёт воздушный поцелуй Юпитеру, не подозревая разницу масс, а тот получает его, думая, что это приглашение на что-то большее.
- Значит накормить?
- Комета Галлея летит с огромной скоростью не землю, желая опередить нас, но, не говоря в чём. В ней млеет сжиженный газ, разогретый до абстрактной температуры.
- Напугать? Боцман, Слушайте мой приказ... Я, капитан Корабля Гонзы, постановляю выкинуть Гонзу-Абстрактного за борт, по причине того, что он абстрактен и представляет угрозу кораблю. Приказ привести в исполнение немедленно.
- Но постойте, так нельзя, ведь я живой, очень живой и здоровый. Во мне еще будет нуждаться Гонза-Империя.
Боцман с двумя матросами Гонзами-Космонавтами тащили звездочета к люку. На их лицах было полное равнодушие к происходящему. Гонза-Абстрактный же кричал, ругался так, что нельзя понять его слов, но иногда понималось его палачам то, что он завёт маму.
- Вот угрохали одного, а проблема не решена,- сказал капитан - но проблему решать надо. Так что зовите новую жертву БОЦМАН......
И тут пан Пед проснулся, ощущение, чего-то странного, пережитого сегодня ночью, чуток тревожило его, но не на столько, чтоб начать новый день не так как всегда.
Часть 3
Пан Пед решил зайти к своему знакомому пану Галушке. Пан Галушка проживал не далеко от дома Педа, так что такие путешествия могли быть взаимными, но пан Галушка все же любил встречать, а не быть встреченным. Галушка считался жирным человеком, поэтому держал большие запасы еды в своей кладовой. Гурманом он не был, жрал всё подряд, ценя в продукте не вкус, а калорийность. Сам пан Галушка рассказывал, что случись война, так он голодной смертью не умрёт, добро-то непобедимо и голод ему не помеха. А вообще пан Галушка производил впечатление человека общительного и заботливого к окружающим. Он всегда собирал при себе все свежие заявки, объявление, заверения, заявление, сплетни. А вообще Галушка был человеком мечтательным, он всегда хотел выявить опасный политический заговор, тем самым вписать себя на века в историю своего народа. Поэтому даже в разговорах с самыми близкими друзьями он проявлял крайнюю наблюдательность. У Галушки тоже были враги. Его недолюбливал сосед, которого величали паном Лошариком. Галушка сразу заподозрил в физиономии пана Лошарика противоречивость, особенно из-за его маленьких усов. Приняв его за агента британской разведки, он начал писать письма туда, где их ждали, чтоб быстрее поделиться своими наблюдениями и идеями. Главный аргумент причасности пана СОСЕДА к работе в британской разведки, пан Галушка видел в его усах, знании нескольких английских слов, которые он успешно комбинировал с местным диалектом, и в политических разговорах соседа с кем попало. Пан "сосед" - Лошарик был учителем иностранных языков, очень этим гордился, старался всем об этом рассказать, применяя фразы примерно такие: " Мы для каждого kingа не жалеем и cordа". А за попытку уличить врага пан Галушка получил благодарственное письмо, написанное рукой самого начальника тайной полиции, и кордонную медаль. Галушку назначили внештатным агентом с пожеланиями продолжать дело, необходимое для прогресса страны. Получив очередную медаль, Галушка выругался, упрекая государство за жадность, но потом простил опять всех и даже нашел применение медали, подложив её под ножку стола.
Пан Пед уже подходил к дому пана Галушки, как решил последний раз обдумать мотив своего визита. Пан Пед поднялся на второй этаж, туда где находилась квартира пана Галушки. Поднимаясь, он прочитал несколько надписей на стенах. Особенно его поразила надпись: " Я люблю тебя абстрактно, Жора". Очень много ассоциаций всплыло в его голове. Пани Голован учила, что мыслить нужно абстрактно, ...но любить абстрактно...
Ассоциации возникли и со словом "ЖОРА". Он вспомнил лучшего быка - осеменителя на хуторе пана Шышковца, петуха Жору у бабки пани Юстыси, а также Жор: пуделя, кота и поросёнка. Голова пана Педа кипела от полного непонимания: " Пусть Жорами зовут зверьё, но почему любовь к нему абстрактная".
"А вот и комната пана Галушки" - радостно сказал Пед, и принялся стучать в дверь.
-Кого там чёрт принёс?
-Пан Галушка, Это я - пан Пед.
-А это вы!? Сейчас впущу, подождите пару минут.
Галушка принялся неторопливо открывать дверь, справляясь с несколькими замками, желая впустить в дом гостя.
-Входите, достопочтенный пан, вы, наверно устали меня ждать? Но что делать..., преступность растет.
Комната пана выглядела очень убого, составляя с ним одно частично целое. На кухне возвышалось строение из двух небольших тумбочек и облезлой плитки, удачно завершающих эту конструкцию, подчёркивая изысканность вкуса. Посреди комнаты стоял стол с железными ножками, на котором царственно восседал чайник, окруженный своими слугами: сковородкой и кучей грязных тарелок и алюминиевой кастрюлей. Кастрюля содержала в себе гречнево -рисовый отвар. Пед понял то, что хозяин пригласил его в кухню затем, чтоб накормить, но удручающее состояние в комнате внушило Педу то, что он очень даже сыт.
-Пан Галушка, я хочу посмотреть ваши книги.
-Поздно, пан, в ваши годы уже пора доски на гроб подбирать, а то прижмёт, поздно будет. Пойдёмте лучше есть отвар, ...он вкусный-в нём даже соль.
-Нет, мне пища нужна духовная, есть отвар не могу. Пора смотреть книги. А к книгам, по-моему, у меня природная тяга появилась. Пан Грибовский рассказывал, что у человека иногда просыпается тяга к совершенству. Вот я и решил, что пора само совершенствовать свой внутренний мир. Христом богом молю, пан Галушка пойдемте смотреть книги.
-Не знаю, чушь, по-моему, ты порешь. Нет никакого внутреннего мира, да если и есть, то мои книги тебе не помогут, так как книги у меня про огород, рыбалку, есть Карл Маркс, и пара книг про шпионов. Пойдемте пан, я лучше покажу вам живопись.
Пед и Галушка зашли в комнату, которою пан хозяин считал своей любимой и неповторимой по эстетическому оформлению. Комната действительно собрала в себе неповторимую подборку живописи и антиквариата. Достаточно было посмотреть на первую картину, которая так резко бросалась в глаза. Картина действительно была оригинальна. Главное, что ее сделал местный шулер пан Барыга, который в тяжелые дни своей жизни почувствовал беспощадную жажду к живописи, задолжав приличную сумму денег. Полотно представляло собой кладовую цветов и оттенков. Пан Грязило непременно назвал всё это одной фразой, сказав: "Эге, цветастый рог изобилия".
-Глубоко уважаемый пан Пед, вы очень удачно выбрали предмет своих вожделённых взглядов, эта картина написана великим мастером всех времён творческого изыскания паном Барыгой. Этой картиной всецело восхищаются очень много людей.
-Пан Галушка, почему от картины так пахнет керосином? Поди, художник разводил ей краску. Можно я подойду поближе?
-Да, конечно, обязательно подойдите, только ничего не трогайте руками, очень тонкое изделие.
-А чем нарисована картина?
-Не понял..., вы имеете в виду краски?
-Да, пан, именно краски. Мне пришлось читать в газете, что краски - туловище шедевра.
-А...масленые, да масленые, использовались именно они.
-Я думаю, что это мельченный кирпич, солидол и конский навоз, перемешанные керосином. Пан Строгайло часто замазывал таким вот делом щели в своём сарае. Он был хорош в приготовлении всяких замазок.
-Вы что, пан, это никакой не кирпич, а специальные краски, которые готовят мастера долгие годы по специальным рецептам.
-Вам виднее, краски так краски, просто уж сильно он похож на раствор Строгайлы. А что на ней нарисовано?
-А вы что сами не видите? Ослеп что ли, бздун? Ты сюда зачем пришел? Тупостью меня своей поражать!? А-?
-Нет, пан, я пришел попросить у вас книгу.
-Пошел вон, пахучий пёс, видеть тебя не могу в своём доме - тупого такого.
Не разбираешься в искусстве, нечего ходить надоедать интеллектуалам.
Пан Пед поблагодарил хозяина за гостеприимство, пожелал приятного аппетита, здорового сна и весело пошагал домой. Его, безусловно, мучило то, что он чувствовал себя, не разбирающимся в искусстве, но что он мог делать. Поэтому его это не опечалило на столько, чтоб не замечать прекрасное кое-где. Вообще, последнее время, пан Пед, не отличался большой мечтательностью. На вопрос нормального человека: " А что ты не мечтаешь, свинья? Все мечтают, а ты что, особенный что ли?". Он бы ответил: "Да не знаю!? Что-то не получается. Я и так и сяк, а не мечтается".
С паном Галушкой дела обстояли хуже. Он очень перенервничал в разговоре с паном Педом и теперь чувствовал себя не важно. Он долго ходил по комнате и ругался, иногда останавливался и пенал по стенке ногой. "Я так не оставлю. Ты у меня поплатишься за связи с Британской разведкой" - сказал он. Он сел и начал строчить донос. Но висевший на стене шедевр неожиданно упал. Слабое сердце героя не выдержало, и он помер. Так пан Пед лишился друга.
По дороге домой Педа обуяла немыслимая жажда знания и творчества, так всегда бывало, когда он разговаривал с людьми творческой мысли, наподобие пана Галушки. Теперь он хотел научиться садоводству и огородничеству. Из-за отсутствия института земли в городе пан Пед решил поехать в село. Сельчане были добрыми людьми и всегда предоставляли возможность горожанам участвовать в свинопроизводстве.
Собрав свои вещи в пару мешков из-под сахара, пан Пед пошел до ближайшей станции, в надежде оказаться в истинно трудовом коллективе. Пан профессор Головар утверждал, что традиции нескольких цивилизаций могут быть обнаружены при детальном изучении поведения сельчан. Так по заверениям ученого брачный танец гомосельчанина и инка совпадает. Так же сохранилась символика древности, к примеру, очень часто сельчане называли друг друга различными частями гениталий. Даже если бы пан Пед не доверял ученым, то для него село все равно оставалось бы чем-то мистическим и до конца не разгаданным.
Работать жаждою томим, Пед шагал на станцию "Геркулесова", чтоб попробовать свои силы в искусстве быть сельчанином. Путь его лежал через множество дорог, с различными изгибами, на которых всегда можно было отыскать лавку, где усталый путник всегда мог отдохнуть. На самом деле путников ждало разочарование, так как лавку оккупировали с раннего утра местные бабки, и путникам приходилось идти дальше. Бабки же преследовали обычную цель, а именно: хотели узнать то, почему их соседи так сексуально распущены, или, почему одни живут лучше, чем живут другие. Темы были очень интересными и актуальными для пожилых людей, и обсуждались очень бойко, но усталый прохожий, зачастую, не мог понять скрытого в них смысла. Дело обычно заканчивалось взаимными оскорблениями, подкрепляемые доводами о взаимной ненужности или о взаимной тупости.
Кирзовые сапоги мешали пану Педу грациозно шагать, обуяли его чрезмерной усталостью, так что желание отдохнуть было вполне естественным. Неподалёку показалась деревянная скамейка, на которой восседали три пожилых леди. Разговор их нельзя было назвать мягким и, тем более, этичным, как полагал это их статус.
-Марфа, ты хахаля пани Простиси видела?
-Какого?.. Это того, который с зубами?
-Да нет.... Тот уже был давно, а этот ещё совсем новый. Какое-то чучело с усиками, да и уши, как у слона.
-А кто лучше не неё посмотрит, на неё - на выдру. Хоть такого себе нашла, да и то ладно.
-Извините, но я очень устал и хочу сесть. Вы можете подвинуться?
-Ты погляди, каков нахал! Здесь старые люди собрались поговорить, а он лезет.
Совсем совесть потеряли. Авдотья, в наше время порядочные девушки не заманивали к себе мужиков, а пряли себе дома приданное, чтоб не ударить в грязь лицом перед своим возможным мужем. К примеру, пани Шерсткова, к 43 годам наткала себе около 5 сундуков различной вязанины. Конечно, такую муж будет ценить!
-Марфа, ты права, в наше время люди были куда порядочней, мораль-то уважать надо.
-Бабушки, вы все-таки меня пустите присесть? У меня ноги не стоят, а скоро ехать.
-Ты отстань от нас по-хорошему. Сплетник поганый стоит здесь, слушает, о чём люди говорят. Уж постеснялся бы, доживи сначала до нашего возраста, а потом требуй, еще, поди, палец об палец не ударил, а грубиян-то какой. Правда, бабаньки?
-Да стрелять таких сволочей надо, итак старым продыху нет, а тут ещё они покоя не дают. Поседеть ему надо, устал собака, лоб здоровый, а ты иди и поработай. Я вот 45 лет на страну отпахала, заслужила, поди, себе место на лавке.
-Ну и дура, что не страну работала, ума нет, вот и работала. А теперь ты и никому и не нужна рухлядь старая, потому, что толку оттого, что ты работала, нет. По-хорошему бабки дайте сесть.
-Я тебе покажу сейчас "бабки дайте сесть", грубиян проклятый, сейчас полицию вызову, договоришься.
-Да, что вы до молодого человека пристали, Авдотья и Марфа, он ведь только сесть хотел. Лавка общая, на ней каждый может сидеть, тем более место ещё осталось.
-А ты, Раздобрина, бы не вмешивалась, он нас здесь унижает, а мы и слова не моги сказать. Если так и дальше пойдет, то вообще поедом нас съедят, в гроб дубовый загонят.
-Садитесь молодой человек, я уже насиделась, ноги затекли, аж сил нет.
-Да что вы, в самом деле, я ведь правды сикать хотел, не хочу я сидеть. Идти мне пора, а то опоздаю на поезд.
-Давай, давай, чеши, иезуит, глазоньки мои тебя бы не видели.
-А ты заткнись, старая свиноматка, пока в морду не получила, и ты, вторая квочка.
Пед пошагал дальше, гордясь тем, что обругал назойливых пенсионерок, он добился все же своей правоты, хотя ноги от этого болеть и не перестали. Вообще борьба за правду теряла сейчас в глазах Педа свою привлекательность, уж очень она давала всем абстрактные плоды: её и не пожаришь, её и не поешь, что с ней делать, не совсем ясно. Как бы так за свободу побороться, чтоб потом ещё и поесть, а может сразу бороться не за свободу, а за то, чтоб пожрать побольше, делая для этого всего поменьше. Это конечно хорошо, но кто согласиться бороться за это, все борются-то за вещи абстрактные. Да хрен с ней с этой борьбой, пойду лучше на станцию побыстрее.
Бабка Марфа сидела молча, две её подруги промывали кости соседу-музыканту, который мешал общественному сну своими уроками. Бабка действительно не любила нестарых из-за недостатка в оных, по её мнению, житейской мудрости, и она всегда старалась поставить их, нестарых, на место. Один раз она запрещала своей внучке играть в кубики, так как не видела в этом образовательного момента, возмущенная внучка в знак протеста долбанула свою бабушку по голове. Как-то раз бабушка решила учить кошку Муру ловить мышей, она ставила мышеловки, выуживала пойманных мышек, кидала их кисе, мило оголяя свой частично беззубый рот. Мышка, конечно, съедалась кошкой, но без всякого желания заниматься ловлей самой. Да, много было неудач в воспитательной работе старухи, может быть, она слишком хотела уж изменить неправильность окружающих. Так, постепенно, у неё родилась идея временного скачка через молодость. Бабуля проводила многие часы в непрерывных раздумьях, мечтаниях, размышлениях, измышлениях, она иногда абстрагировала по целым утрам, иногда почти безрезультатно. Когда приходилось очередной раз столкнуться с не понятием смысла бытия, старуха, охая, пыталась докопаться до оного, если не удавалось ей этого сделать, то её родственников ждал очередной разгон. Дочь упрекались за нерадивость, зять - за тунеядство, а внучку - за врождённый дебилизм. Вот так проходила старушечья жизнь: в исканиях, страданиях, мечтаниях, нападках, обороне, одним словом, как и положено настоящему супер-гипер человеку.
Пед тем временем подходил к станции "Геркулесово", где он намеревался пожрать перед долгой дорогой и купить себе билет. А дальше, как говориться: