Мама всегда повторяла: завидовать плохо. Папа добавлял: и глупо. Может и так. Но в тот день кабы не зависть, неизвестно чем всё закончилось.
Пятый класс - пестики, тычинки уже в прошлом. Дёргать за косички, подкладывать кнопки на стулья, взрывать бомбочки надоело. Петька Ельцов, по кличке Биток, притаскивает в портфеле летучую мышь. Дрожащий комок кожи, шерсти и костей: помесь лопоухого чёрта, охромевшего паука и эмбриона птеродактиля. Дождавшись, когда Мария Мартимьяновна начинает заполнять мелом таблицу классификаций мира животных, он подбрасывает его к потолку. И горбатый принимается накручивать восьмёрки от люстры к люстре. Красотища. Если бы ещё этот бомбер не стал посыпать головы серой пылью.
Наш отличница Синицына, в каждом очочке по солнышку, косичками дёрг-дёрг, ну отряхиваться, будто самая гигиеничная, и Петьке:
- Биток, ты урод! - и за дверь, ф-фыр.
Ну не идиотка, самое интересное пропустить?
Девчонки визжат, пацанва восторженно хлопает крышками парт и, пытаясь сбить фашиста, швыряется учебниками. А наша училка, обернувшись к классу, стоит не колыхнувшись, - лишь белки глаз с точечками зрачков вращаются в глазницах, отслеживая перемещение нежити, и вся она, как громом поражённая. Именно - громом, и - поражённая, не иначе. Такой ходовой мем был в том году, как сейчас бы сказали. Его склоняли на все лады: Иванов, давай с нами, чё там дома застрял, как громом поражённый; или - мам, гляди, воробей на ветке, как...
Короче, Мартимьяновна в ступоре, остальные носятся и орут.
Биток себя по ляжкам лупит, я же примеряюсь: то ли бросок с захватом руки ему провести, то ли без излишеств - носопырку разукрасить? Досада взяла: где Петруха такушнюю прелесть нарыл? Мы же с Битком в рамсах с третьего класса ходили и всё пытались один другого переплюнуть. Поэтому он в бокс пошёл, я в самбо записался. А так, то я в кедах на урок припрусь, меня - к директору; то карты игральные с голыми тётками принесу, меня - на педсовет; то Биток якобы забудет пионерский галстук дома. А тут - мышь с перепонками, ни фига се!
Взбесило, в общем. И летун перед глазами мельтешит. Ну, я ему, мысленно, пакет на голову, и напрямую, как будто он понимает: "Расслабься, чертила, иначе кислород перекрою." Чувствую, напрягся. Потом смотрю, камнем на меня падает. Я плечо подставил, убьётся ещё, так он в пиджак вцепился и висит. Всех, кто рядом со мною стоял, как мух полотенцем сдуло. Один Биток остался. Глаза защелил, морда пятнами пошла. Скосил я на ушастого глаза и, не поверите, чувствую: я - это он, он - это я. Как одно целое. Замерли, уставились друг на друга, оцениваем.
Неожиданно учительница утробным голосом произносит:
- Коростылёв, подставь ему шею. Немедленно.
Я, конечно, офигел от предложения:
- Ага, - отвечаю, - щ-щас.
Меня сразу посещает озарение. Разворачиваю перед однокашниками пантомиму: "У лукоморья дуб зелёный..." Наш монстрик вытягивается во весь свой мышиный росток, точно на цыпочках, и медленно-медленно обводит присутствующих пристальным взглядом, а затем, ссутулившись, волоча концы крыльев, ковыляет на рахитичных ножках по плечу, тыкается сморщенной мордочкой мне в подбородок, делает на месте разворот на сто восемьдесят и топает было назад... Как вдруг щерит на меня челюсти, полные мелких "гвоздей" и голосом училки приказывает:
- Кол влеплю. Шею. Немедленно, - и под ухом, словно кто остриём ножа чиркнул.
Здесь нервы у Ельцова рвутся:
- Чревовещать обучился? Жульнича-а-ать! - и бъёт меня коронным - хук слева. А меня то уже нет: выключили и я умер. Потом хруст, что-то мохнатое ударяет по лицу, соскальзывает по шее. В голове не то шёпот, не то отдалённые крики. Встряхиваюсь и наваждение рассеивается. Трогаю ухо, нос: целы. Промахнулся? Опускаю глаза, у ног грязная тряпка и из под неё красная лужа растекается. Пригляделся, так то наш монстрик мертвее мёртвого.
Смотрю на Битка, а он со злости готов лопнуть. Летуна своего сам же ухайдокал. Вот горе...
- Где магнитофон спрятал, гад? - сипит.
- Сам ты гад, - отвечаю. - Поди в цирке мышь говорящую стырил.
С последним словом в классе вмиг темнеет. По крыше затарабанило и на улицу низвергается чёрный дождь. То есть, мы вначале так решили. Что ещё может валиться с неба? Не камни же, не гравий, разве что на крыше самосвал опорожнили. Пока кто-то не охнул:
- Да это же летучие мыши!
Тут нас громом и поразило. "Черти" падали сплошным потоком. Скорченные гримасы, выпученные глазки, расправленные конвертом перепонки... Они пугали, грозили. Но передохли, все до единого. А Мартимьяновна вдруг сорвалась, завопила про ковыряющиеся пальцы в мозгу и в слезах выскочила за дверь, но в коридоре пуще прежнего раскричалась. Логично - там тоже окна, только выше и ширше.
По радио и в "Известиях" потом сообщали, что "мышепад" длился двадцать две минуты, во всех уголках Земли. Около пяти миллиардов особей. Циферками не заморачивались, важнее было избавиться от падали. А на вопросы: кто они и откуда, никто ответить не смог. Или поостерёгся.
...Нас мурыжили полгода. Почему мышь в руки далась? Почему Петьку не укусила? Но особенно их серый порошок волновал. Солдат нагнали, в прикольных таких надутых оранжевых костюмах со шлемами. Они месяц его по крупиночкам собирали. В алюминиевые ящики на защёлках и с лампочками. Потом всю школу: учеников, преподов и их родственников заставили разную кучу анализов сдавать. Мартимьяновну даже в институт упекли. Для чего, не сказали. Но я вот думаю. Население Земли насчитывало четыре миллиарда восемьсот пятьдесят пять миллионов человек, с копейками. А если цифры не случайны? На каждого по мыши. Иначе зачем было подставлять шею? Словно кто заставил. До сих пор след: два ряда по шесть точек. У обычной же летучей - две точки. Так то. По ночам шёпот снится.
Ну а почему позволила себя в школу принести? Так может ей скопление детей требовалось, для подключения. Деда сказал, у нас психика гибкая, не закостенелая. В небылицы верим, в пришельцев. Подчинить легче, внушить всякое. Или - как локатор, которым ракеты и самолёты на цель наводят. И тогда монстр тот был самый главный - всему голова, остальные же, как безмозглые автоматы, которыми он управлял. Грохнули шефа, они и посыпались. А так, глядишь, вся наша школа стала бы под его знамёна, частью армады.
И да, мы-таки с Битком подрались. Ходили неделю с фингалами. У меня справа, у него слева. Зато - не разлей вода. Герои!