Толпа в метро не дышит. Ей не нужен воздух. Потому в метро всегда так мало кислорода. Да и пропади он весь, хоть кто-нибудь заметит? Масса, ежедневно прогоняемая по туннелям? Вряд ли. Разве что работники метро. Но кто поручится, что они ещё люди?
Я не сомневаюсь, что у многих есть семьи, дети, внуки. Разве это что-нибудь доказывает? Трудно подменить живого человека другим живым человеком. А если тем же? Только ожившим мертвецом? Сердце бьётся. Пульс прощупывается. Суп и макароны трескает как заведённый. Жену любит так, что соседи по ночам от зависти тампоны ватные в уши закручивают. Помнит всё лучше живого. Значит, живой?
Маскировка.
Что мы знаем о покойниках? Лежат в гробах и плохо пахнут. Так ведь то обычные, что умерли своей или насильственной смертью. А порождение, извергнутое из себя толпой, так запросто не вычислить.
Казалось бы, вот он стоит. В глазах нет жизни. Мёртвое лицо. Капельки пота. Кто сказал, мёртвые не потеют? Чушь! Дыханье слабое поверхностное. Помилуйте, а есть ли оно вообще? Вам не казалось никогда, что ваш сосед по вагону перестал дышать? И пахнет от него, как от покойника, которого из сберегающей прохлады морга выбросили прямо под лучи палящего полуденного солнца где-нибудь в Зимбабве. Может вызвать "скорую"? Реанимацию? Не стоит.
Метро нечасто убивает до конца. Оно в восторге от процесса. Убить, дать возможность ожить, потом опять убить. Это мертвец обычный лучше сохраняется на холодке. Рождённого толпой в метро студёный ветер только подбодрит. Шагнёт он из ада, пропитанного потом и миазмами. Ударит его хлёстко свежий ветер. Не только пеплом не рассыплется. Наоборот!
Глазки заблестят. Сожмётся грудь, отрыгивая затхлый воздух подземелья. Наполнится опять, животворящей смесью кислорода с выхлопными газами. Забьётся сердце, разгоняя кровь по жилам. Побредут, пойдут, помчатся. Домой. На работу. Разве кто заметит, что они давно мертвы?
Нет гнойных язв на теле. Нет рванины, памятной по фильмам. Джинсы, платья, деловые костюмы, куртки, полушубки. Нет стекающей слюны по подбородку. Всё как у всех. Как у живых и как у мёртвых.
Хотя кто они - все? Остались ли вообще в Москве живые люди? Или только те, кто обречён на смерть и возрожденье каждый день. По много-много раз в году и жизни, если это ещё жизнь.