ЧИТАЯ ГИ САЙЕРА - ПОСЛЕДНИЙ СОЛДАТ ТРЕТЬЕГО РЕЙХА.
С первых же страниц, даже строк, я понял, что пишет профессиональный писатель. Чем отличается текст писателя от журналистики или воспоминаний участника событий? Казалось бы, все просто. Как считают маститые - писатель выдумывает сюжет и героев, а у журналиста реальная жизнь. Однако, выдумка писателя тоже может быть основана на реальных событиях, быль и фантазия взаимосвязаны, и трудно разобраться, где что. Журналиста в первую очередь интересуют сами события, их участники, ему нужны факты, их аргументация, жесткая привязка к месту и времени... По сравнению с литератором журналист предоставляет читателю больше возможности для мышления и самооценок. У писателя события часто являются лишь фоном, главное - душа героя. И здесь писатель не жалеет слов. Конечно же, сказанное можно сколько угодно дополнять или опровергать, приводить прямо противоположные примеры.
Ну, а те, кто пишет мемуары или воспоминания, они к кому ближе, к писателям или к журналистам? Наверное, оба варианта возможны. Но если говорить о воспоминаниях наших военных, то, по-моему, к журналистике.
Я тоже, как и Ги Сайер (в дальнейшем для краткости просто Ги ) воевал будучи молодым солдатом. Боевое крещение состоялось в августе 43-его. Мне было 18 лет. Но только в возрасте 60 стал писать военные воспоминания, не имея соответствующего опыта. Мне хотелось рассказать о своем видении войны. Так что есть, с чем сравнивать.
А что же происходило там, за линией фронта? Что представлял собой вермахт, как жила Германия и оккупированная Украина? Эти и им подобные вопросы меня интересовали всегда, но ничего объективного и достоверного прочитать не довелось. И вот передо мною воспоминания солдата вермахта. Какая удача! Читаю. Но что же он не сообщает ничего о себе? Обозначил хотя бы свой возраст, образование, хоть кратко о семье... Ах да! Это же дневник (дневник рядового вермахта), а в дневнике такие сведения ни к чему.
Первые 200 страниц книги (а всего их почти 500) автор в учебном подразделении, потом в частях, снабжающих фронт, побывал и вблизи фронта и в Берлине, находясь в отпуске. Всё в 42-ом. Читаю увлеченно, всему верю. Да и как не верить - такие подробности, столько впечатлений и переживаний. Вот она - неведомая мне страница войны! Правда, некоторые эпизоды вызвали сомнения. Например, стычка с отрядом партизан под Харьковом. По моим представлениям, эти места не были партизанскими. Да, ладно, может быть, я ошибаюсь.
Некоторые мысли и суждения по ходу чтения.
Лестница иерархии. Каковы взаимоотношения между ее ступенями? Меня этот вопрос весьма интересовал, особенно между ее первыми ступенями на солдатско-сержантском уровне. Ведь в них (во взаимоотношениях) сущность армии. Поясню сказанное. Вся наша жизнь сплошные конфликты - большие и малые. Дело в том, что в общежитии желания отдельных людей не совпадают. А еще есть запреты, ограничения, обстоятельства возможности... На эту тему плодотворно рассуждал С.Кант (свобода и необходимость). Наверное, немцы поверили ему и стали самой законопослушной нацией. Вот и у Ги с дисциплиной все в порядке. Подчиненные повинуются приказам и распоряжениям без признаков внутреннего протеста или раздражения. Приказы всегда толковые, нужные. Старшие по званию опытны, требовательны, но в то же время по-отечески снисходительны. Случаев оскорбления или унижения подчиненных не бывает. Неужели это правда?! Согласно уставам и у нас вроде бы должно быть так же, но в реальности было далеко не так. Пока воздержусь от примеров.
Ну а как с гражданским населением на оккупированных территориях? И здесь все в ажуре. Я думал, что для солдат по части женщин есть какие-то рамки, запреты, хотя бы формальные. Нет, ни о каких ограничениях Ги не упоминает. Вот с полевой жандармерией, которая контролировала нахождение и передвижение военных вне части - другое дело. Здесь никаких симпатий, но и без серьезных упреков. Я вспоминаю наши комендатуры. По-моему, они были укомплектованы законченными негодяями.
Ги довольно подробно описывает подготовку новобранцев и переподготовку в учебных подразделениях части. Здесь уместно вспомнить, как это делалось у нас. Обычно новобранцев направляли в так называемые запасные полки. Слава богу, мне повезло, обошлось без запасного полка. После освобождения Ставрополя нас сразу же направили вслед за наступающим фронтом. Но о службе в запасных полках не раз приходилось слышать. Наверное, порядки в них были разные, но то, что слышал - какой-то кошмар. Муштра до умопомрачения и это при очень скудном питании. Молодой организм солдата истощался до того, что мысль о еде не покидала его ни днем, ни ночью. За кусочек съестного, даже добытого на помойке, солдат был готов на все. Прибавьте сюда издевательства штатных сержантов, безжалостно пресекавших всякие попытки сохранить собственное достоинство, всякое понятие о справедливости. Занятия воспринимались как бессмысленное и беспредельное издевательство (речь идет о 43-ем, 44-ом годе). Кстати, этот период службы очень мало освещен литературой, хотя остался в памяти у многих.
У Ги обучавшимся тоже крепко доставалось. Нагрузки на грани физических возможностей. Кстати, оказалось, что эти грани способны раздвигаться. На питании автор не заостряет внимание. Видимо, кормили сносно. Но как воспринимали солдаты такое обучение? По Ги, с пониманием, как необходимую тренировку перед фронтом как решающий шаг на пути к воинскому мастерству.
Мне приходилось читать и слышать, что немцы на подготовку солдата, особенно специалиста (артиллериста, танкиста, летчика) тратили многократно больше, чем мы - времени, боеприпасов, моточасов и т.п. Ги никаких уточнений или поправок в мои представления не внес.
Итак, я познакомился с жизнью и бытом солдата в ближнем и дальнем тылу и даже с девушкой Паулой, которую Ги полюбил и часто писал письма. А дальше... дальше предстояло узнать, как воевал автор, что еще интересней! Но тут меня постигли разочарования. Моя война и война Ги здорово отличаются. Отличаются и видением и описанием.
Война, наша пресса, образ немецкого солдата, созданный ею. Особенно усердствовала пресса в начале войны. Это образ насильника в составе грабармии. Он туп, глуп, жесток и воровит, к тому же труслив, зимой соплив и закутан в женские платки. Никаких признаков порядочности и интеллекта. Да что интеллекта. Все, что можно было придумать грязного, висело на нем. Ну, а как вояка? - Да, никудышный! Привожу выдержки из публикации, характерных для военного времени, но напечатана она в сегодняшней прессе ("Человек труда" за 26.03.05г). Вспоминает бывший разведчик М.Трубачев. Будучи в разведке со своим отделением (человек 8-10)...подпустили немцев поближе...открыли огонь и забросали их гранатами. В плен взяли 28 гитлеровцев, в том числе трех офицеров. За что награжден "Славой" 3-ей степени. Для "Славы" 1-ой степени потребовалось ему и его отделению подбить 10 машин и взять в плен 36 фашистов. От комментариев воздерживаюсь. Надо думать, что и немецкая пресса была не менее почтительна к нашему солдату. Но мне не приходилось ее читать. И вот книга участника боев с противоположной стороны. Я заранее приготовил себя к любым карикатурным искажениям и преувеличениям. Но у Ги русский пехотинец всего лишь простофиля и неумеха. Ги описал много боев, но ни разу не упомянул о плотном встречном ружейно-пулеметном огне. Ни один из его знакомых не погиб и не ранен от пуль.
43-ий год, знаменитая Курская дуга. По мнению немцев, отличный плацдарм для наступления. К июлю здесь сосредоточились крупные силы с обеих сторон. Белгород - один из опорных пунктов. Что представляет собой оборона в подобной ситуации? Вблизи переднего края многотысячное скопление пехоты, танки и самоходки, до трехсот артстволов на погонный километр фронта, бесчисленные штабы и командные пункты...все вкопано. За ними транспорт, склады и т.п. Из этого людского моря только малая часть на переднем крае. Ги лишь вскользь упоминает о танках и артиллерии попавших ему на глаза по пути к переднему краю. Возможно ли такое невнимание? - Сомнительно. Но тут я вспомнил свой первый бой, тоже в 43-ем под Донецко-Амвросиевкой. Где-то здесь фронт стоял долго, потом его прорвали и нас ввели в прорыв. Никаких следов обороны я не увидел, и даже встреча с противником оказалась неожиданной. Подумалось, вот и у Ги первые впечатления не вписываются в стандартную схему войны. Схема и реальность. Для наглядности мне еще придется не раз их сравнивать.
Гудериан в своих воспоминаниях коснулся воззрений генералитета старой закалки. До начала 2-ой мировой эти воззрения господствовали (и у нас то же). Решающее значение на поле боя имеет пехота. Все остальное лишь помогает ей, то есть имеет второстепенное значение. В какой-то мере это так, но роль техники явно недооценивалась. Забегая вперед, скажу, что и у Ги в поле зрения пехота. Впрочем, естественно, ведь он пехотинец.
Сражению на Курской дуге немцы придавали судьбоносное значение и готовились к нему тщательно и с размахом. Была создана новая бронетехника - Тигры и Пантеры (тяжелый и средний танки). Но Гитлер счел это недостаточным. В спешном порядке изготовили более тяжелые танки - Королевский тигр и Фердинанд (самоходка). Предприняты самые серьезные меры для поднятия боевого духа. Перед наступлением Гитлер обратился к войскам с призывом-воззванием. Почему-то Ги ничего этого не увидел и не услышал.
Лето 43-го, Ги уже в составе именитой дивизии СС "Великая Германия". Странно, но он не упоминает имя командира полка и дивизии, номер части, ни слова о славном прошлом дивизии. Такое в воспоминаниях наших военных невозможно.
Бои под Белгородом, боевое крещение Ги. Когда это было? - летом 43-го. Ги не указывает даже месяца (вот тебе и дневник). Что представляла собой его рота? По Ги - десятка полтора взводов (в наших ротах - 3-4 ). Чтобы не забыть номер взвода, его пишут на ладонях.
Перед решительным наступлением взвод Ги получил приказ выдвинуться на нейтралку, вплотную к переднему краю русских. Нейтралка большая - метров 400. С самого начала взвод ползет. Зачем же ползти? Ведь темная ночь, можно тихонько подойти, тем более, что во взводе два станковых пулемета и тяжелые коробки с лентами. И время не позволяет, ночь кончается. Далее последовало огневое столкновение, подробно описанное Ги. И здесь многое не соответствует моим представлениям. Казалось бы, взвод должен быть рассредоточен в цепь. Нет, они все вместе - разговаривают, обмениваются мнениями (все под носом противника). Фельдфебель (взводный) зорко следит за каждым, дает указания. Само поле боя сужено до размеров театральной сцены. Когда на рассвете немецкая пехота поднялась в наступление, взвод Ги с нейтралки открыл бешенный огонь. Русские траншеи оказались завалены трупами. Во взводе Ги лишь один ранен. Напомню - русские в траншеях, а Ги с сотоварищами на ровном месте, не окопанные. Чем же объяснить такой успех? - Неожиданностью - отвечает Ги. Но ведь группа только что обнаружила себя пулеметными очередями, да и решительных действий давно и напряженно ждали обе стороны. Еще эпизод. Появилось два танка Т-34. Гальс, лучший друг Ги, стал строчить по ним из крупнокалиберного противотанкового пулемета. Названый пулемет - тяжелое, габаритное оружие. Его обслуживает несколько человек. Откуда он во взводе? Никаких пояснений. Да и было ли у немцев такое оружие.
В один из последующих дней взято в плен несколько тысяч русских. Из толпы пленных сразу же вышли предатели со списками тех, кого нужно расстрелять. Что-то подобное уже попадалось на глаза. Думаю, что автор воспользовался клеше из далекого 41-го. Невозможно себе представить такое в 43-ем, да еще в обстановке жесткого боевого противостояния, о котором пишет Ги. Немцы хоть и продвинулись, но совсем немного. Следом уничтожено или взято в плен еще несколько тысяч русских прямо в автомашинах. Такое даже чисто технически не представишь.
Слышу чей-то возмущенный голос - ох уж эти ветераны! Не могут спокойно читать про успехи противника! Вы же только что сами говорили, что подготовили себя к любым искажениям и преувеличениям. А теперь... У автора совсем другие цели. Он стремится войти в душу солдата, показать его самочувствие, переживания... - Да, согласен, но такому читателю, как я, весьма важно поверить в автора. Поверить в то, что написанное не фантазия дилетанта, а быль. Фантазиями я сыт.
Наверное, Ги подслушал мои сомнения. Картина меняется. Немцы под ужасным артобстрелом. Гибнет их масса. Ги с сотоварищами на дне окопа, сюда же вскочило еще человек 30 (что за окоп такой вместимости ?). Вот и о самочувствии и переживаниях. Верней, не знаю, как это назвать. Солдаты во всю плачут, кричат, их рвет, выворачивает наизнанку. Такого видеть не приходилось, да и слышать. Хотя не исключаю отдельных случаев. Наверное, и немцы в своем поведении мало отличаются от русских. Описать самочувствие и переживания в подобной ситуации, конечно, трудно, может быть невозможно, но ведут себя люди иначе, в основном молча. Думаю, что когда душа и тело предельно напряжены, заплакать нельзя, не получится, для слез нужно расслабиться. Впрочем, это всего лишь личное мнение.
Что же касается описания переживаний, то с литературной точки зрения, наверное, они заслуживают высоких оценок. Его поражают бескрайние просторы полей, своеобразие дикой природы. Ги страдает то от неимоверной жары, то от лютых морозов, грязи, вшей и т.п. В боях нередко его одолевает панический страх, вплоть до потери понимания - что же происходит? И все это описано скрупулезно, до мельчайших подробностей. Ничего подобного в наших публикациях я не встречал. Читая эти откровения, временами веришь, что написать их мог только тот, кто все это пережил.
В одной из ночных схваток (где-то на западе Украины) перепутались свои и чужие. В драке Ги потерял винтовку, потом схватил первую попавшуюся. С рассветом выяснилось, что это русская винтовка.
Кстати, о винтовках. В 41-ом у пехотинцев были длинные винтовки. Длина винтовки определялась, видимо, не столько точностью боя, сколько преимуществом в штыковом бою. У кавалеристов, которые в штыковые атаки не ходили - вместо винтовки карабин, который короче и удобней. Такое наблюдалось и в других армиях. И только где-то в 42-ом кто-то, наконец, додумался, что в современной войне карабин сподручней и пехотинцу. В 42-ом - 43-ем винтовку (дудорга - в солдатском лексиконе) стали активно вытеснять карабин и автомат. К концу войны винтовок в нашей действующей армии не было, разве что снайперские. Думаю, что подобное происходило и у немцев. Но Ги, получив свою винтовку еще в 42-ом, так и не расстался с нею до конца. Верней, не ясно из чего же он стрелял в последних боях 45-го.
Я сторонник тех, кто считает, что победа в В.О.Войне - величайший подвиг народа. Были и личные подвиги, но они, как говорится, погоду не делали. В прессе война - это бесконечная череда подвигов. Да и о чем еще писать?! Другую войну мы и не приемлем. Подвиг - это когда один или несколько солдат поражают или пленят многих. (Конечно, понятие подвиг значительно шире, но здесь мы ограничимся сказанным). Под некоторыми публикациями подписи участников войны. Но вот парадокс, в общении между собой ветераны никогда не рассказывают о своих подвигах. Видимо догадываются, что подобного рассказчика сочтут трепачом, сколько бы наград на нем не висело. Если речь идет о войне 44-го, 45-го года то убить или пленить даже одного агрессивно противостоящего немца следует считать удачей, двух - тем более. Когда же один или небольшая группа поражает или пленит многих - то это обстоятельства, при которых частенько подвигов и героизма не требуется. Здесь я рискую тем, что некоторыми не буду понят. Действительно, война бесконечно разнообразна. И все же настаиваю на сказанном.
В одной из глав автор устами капитана Весрейдау (ротного) пытается идеологически обосновать причину воин, развязанных Гитлером. Интересный момент! Наша идеология ясна - защита Отечества. Гитлеровская тоже - захватническая. Но ведь солдату это прямо так не скажешь, тем более в 43-ем, когда стало ясно, что захват не удался. Тогда как же оправдать войну, чем же вдохновлять немецкого солдата? Ги характеризует ротного как человека умного, душевного, как воистину отца солдата. Пересказать его проповедь-беседу очень трудно. Пожалуй, суть в том, что такие слова и понятия, как свобода и равенство - лживы. Это доказано всем ходом истории. Человек от человека отличается не меньше, чем петух от теленка. А раз равенства нет... далее можно продолжать по Гитлеру о неполноценных расах и т.д. Но ротный не продолжает. Он доходчиво пытается объяснить, что Германия добровольно взяла на себя благородную миссию навести порядок в мире, но ее не поняли, не поддержали и теперь она в очень трудном положении. Воевать придется до конца, ибо нам никто не простит содеянного.
В главе о боях под Конотопом, пожалуй, наиболее убедительно показан кошмар войны, переживания и страдания солдата. Отдаю должное автору как писателю. Но для такого читателя как я все же попадаются крючки, цепляясь за которые теряешь веру в написанное. К примеру, Ги пишет, как по ним прицельно стреляли (надо понимать прямой наводкой) пушки калибра 50мм. Не было у нас таких пушек.
Зима 43-го, 44-го, Украина, лес. Где-то здесь в обороне Ги находился всю зиму. Временами жестокие бои, временами затишье. Стояли трескучие морозы, если верить автору - до 50®С. Сплошные страдания. У одних отмерзали ноги, другие болели воспалением легких. Сам Ги заболел дизентерией. Ги сознается, что случалось, плакал. Плакали и его товарищи.
Действительно, зимой на фронте лихо. Вот и я этой же зимой и тоже на Украине, но южнее, очень мерз. Я был плохо одет, несравненно хуже Ги и, главное, совершенно отсутствовало топливо. Даже посадки в районе боевых действий были начисто вырублены. За дровами для кухни ездили, бог знает куда. Следующая зима в Прибалтике прошла просто комфортно. Я был хорошо одет и что важно - кругом лес. А лес - это и костер, и землянка, и дрова для печурки. Ну как тут с теплотой ни вспомнить о землянке и задушевную песню о ней. Кстати, немецкие землянки, которых в прибалтийских лесах было множество, уютней и лучше приспособлены для жилья, чем наши. У Ги слово землянка даже не встречается. Возможно, издержки перевода?
По поводу слез. У меня тоже глаза на мокром месте. Когда на экране или в книге что-то душещипательное, то наворачиваются слезы, я их едва сдерживаю. В обычной жизни причиной слез могут быть обида, восторг, жалость и т.п. На фронте я не плакал, полностью отсутствовало такое желание. И другие не плакали. По-моему, слезы от жалости к себе - чисто французское свойство. А у Ги отец француз. Как-то читал у С.Экзюпери: Будучи летчиком, он потерял ориентацию и приземлился в пустыне. Страшная жара, и воздух почти без влаги. Скорая гибель казалась неизбежной, и его механик заплакал. Это мне показалось удивительным и запомнилось.
Одна из загадок природы - простудиться на фронте, на переднем крае нельзя, даже если будешь очень хотеть этого. Что касается желудочно-кишечных заболеваний - не буду столь категоричен, однако, приведу такую быль. 47-ой год, Украина, городишко Балта. На столе вместительная бутыль самогона и нехитрый закусон. Рассказывает один из участников застолья. В 41-ом болел гастритом в острой форме, а может быть и язвой. Соблюдал строгую диету. Из хлебного употреблял только белые сухарики, иначе - страшные боли. И тут срочный призыв и драп-марш почти по 100 км в сутки. Бомбежки, немцы гнались по пятам. Вскоре стал жадно есть все подряд и ем по сей день.
Солдату на войне приходится часто и много копать. Для этого у пехотинца на поясе малая саперная лопата или просто лопатка. Кстати, немецкая лопатка из хорошей стали и не тупится на трудном грунте. В зоне возможного обстрела или частых бомбежек команда "стой" предусматривает остановиться и окопаться. Это в пути. Оборона же вообще сильна своими окопами. Немецкие окопы и траншеи обычно были глубже наших, а блиндажи надежней. А в наступлении? В своих воспоминаниях я пишу: в наступлении пехотинец также невозможен без лопаты, как и без оружия. Ибо не исключается ситуация, когда наступающих прижмет к земле встречный огонь и тогда, если не окопаться то ... В руках у Ги случалась лопата, но непонятно, что за лопата и откуда она взялась. Ну, может быть, не совсем так. В одном месте есть упоминание о лопате на поясе солдата.
Ги часто писал письма Пауле. Он, конечно, не указывает что, подкладывал под бумагу в полевых условиях (такая мелкая подробность). Я же использовал лопатку, предварительно вычистив ее. Письма с фронта. Есть даже такая очень известная картина. Нередко в произведениях о войне фигурируют солдатские письма. Ах, какие простые и душевные письма! Слеза наворачивается, когда их читаешь. Да не умели солдаты писать такие письма! А, находясь в боях, ничего не писали! И о чем писать? О своем зверином существовании? Но такое писать не принято, да и цензура не пропустит (у нас каждое письмо проверялось цензурой и ставился штамп). Писали, обычно, находясь на формировке или из госпиталя, что еще жив. Этот пассаж скорее из первой половины войны. Во второй постепенно наступало душевное просветление. Вошло в моду знакомиться с девушками по переписке. И не только письма. Даже альбомы с лирическими стихами появились в некоторых солдатских вещмешках. - А как же бои, передовая?... Разве на войне есть время для лирики? Выходит есть, стало появляться.
Раз уж речь зашла о бытовых мелочах, то отдам должное портянкам. Однажды, при получении зимнего обмундирования, Ги и его товарищи остались без носков, на складе их не оказалось. Какое-то время ходили на босу ногу. У нас носков вообще не было, но были портянки. Они (портянки) гораздо практичнее. Один конец портянки пеленает ступню, другой обернут вокруг голени. Если нижняя часть оказалась мокрой от пота или внешней влаги - концы меняют местами. И снова стопа в сухом, а мокрая часть сохнет на голени. С кирзовыми сапогами и портянками не расстаюсь всю жизнь. Правда, теперь использую их только при общении с природой.
Танки - это броня, скорость и огонь из крупнокалиберной пушки. Танки сокрушают все, они неудержимы. Так считали немцы и мы до войны и в ее начале. Но каждый год войны значительно отличался от предшествующего. Быстро совершенствовалось оружие, в том числе и противотанковое, менялись и танки. В 43-ем при прорыве обороны танки уже редко использовались без сопровождения пехоты и самоходок, без артподдержки. Хороши танки и за наступающей пехотой - бьют прямой наводкой по огневым точкам противника. При определенной дистанции противотанковые средства обороняющихся малоэффективны, а огонь из танковой пушки эффективен. После прорыва обороны танки устремляются в тыл противника, выходят на так называемый оперативный простор. Тут есть, что вспомнить немецким танкистам из 41-го, 42-го, а нашим из 43-го и, особенно, 44-го года. Сказанное всего лишь краткая схема возможного использования танков. В реальности случается всякое. У Ги наши танки всегда действовали сами по себе, без сопровождения и артподдержки и их запросто поджигали.
С 43-го и позже мы только наступали (за редким исключением). Как пишет Ги, ему и его товарищам всегда удавалось отбиться от наступающих русских, удержать свои позиции, но потом, после боя отходили. Невольно возникает вопрос - почему же отходили? И Ги отвечает - из-за многократного превосходства противника в численности. Если даже и так, то заметим, что и в 41-ом такое превосходство было. Но отступали мы.
Немного порассуждаем о численности. - Позвольте, но кто вы такой, что бы рассуждать на эту тему? Есть соответствующие компетентные органы... а вы были простым солдатом. И все же порассуждаем.
Почему наша армия по численности больше немецкой? - Да потому что у нас больше населения - бездумно отвечаем мы. Но вспомним 42-ой, когда нас оттеснили к Волге. А под властью Гитлера была вся Европа с громадными людскими и материальными ресурсами! В рядах вермахта воевали солдаты разных национальностей. В плен попадали вместе с немцами поляки, чехи, прибалты, русские...Мне кажется, что Гитлер мог увеличить численность своих войск и войск союзников до какого угодна уровня. Но почему-то не увеличил. Вопросы без ответов.
Ну а каковы же общие впечатления от книги? Автор объявил, что считает своей целью описание страданий и переживаний солдата на войне. И действительно пишет об этом немало. Убедительны ли эти страдания? По-моему не очень. Да и теперь трудно воссоздать (вспомнить) все это даже участнику войны. Фактически на переднем плане военная одиссея Ги и его товарищей - Гальса и Ветерана. Рыцарями без страха и упрека вроде бы их не назовешь. Они порой боятся, сетуют на судьбу, сомневаются в целесообразности войны. Но зато как воюют! Да, немцы отступают, это связано с общей коньюктурой, не от солдат зависит. Что же касается Ги и его товарищей, то во всех боях они оказывались не побежденными, по крайней мере, с точки зрения воинского духа. Противник же нес крупные потери. Ги с сотоварищами уцелели до самого конца войны. Никто даже не ранен. Казалось бы, грудь каждого должна быть в крестах. Нет, никаких крестов. По воле автора это всего лишь скромные рядовые немцы. А кто же герой?! Конечно, капитан Весрейдау! По своему колоссальному опыту (начинал в Испании), уму, благородству, доблести и преданности идеалам он недосягаем. Так, король Ричард Львиное Сердце был недосягаем для всего остального рыцарства, хотя и доблестного ("Айвенго" В.Скотта).
Герой в свое время популярного военного романа, как в тире, целится, затем убивает противника...и думает - ах, как красив был этот юноша, какие благородные черты лица...(все это он успел разглядеть). И беря на мушку следующего, все еще жалеет предшествующего. Нечто подобное можно встретить у Хемингуэя или Ремарка. Ветерану нельзя читать такое без скептической усмешки. Однако, авторы получили всемирную известность, а их война стала чем-то вроде эталона в глазах почтенной публики. Похожие мотивы проскальзывают и у Ги. Хотя война Ги на порядок реалистичней. - Так что же вы придираетесь к нему по мелочам?! - слышу голос оппонента.
Сегодня прилавки книжных магазинов завалены произведениями далекими от реальности. А некоторым хочется (и мне в их числе) читая узнавать, размышлять, осмысливать...Нужны зарисовки действительности, пусть даже субъективные, но правдивые, допускающие самооценку читателя.
Автор целиком в роли солдата. Не позволяет себе ни юмора, ни иронии, ни экскурсов в другие времена.
Может показаться, что книга имеет антивоенную, даже антифашистскую направленность. Но это как сказать?! Да, Ги и его товарищи испытывали ужасные страдания. Захочет ли кто-нибудь это повторить?! А почему бы и нет? Испытания (страдания) завершились благополучно и ими можно (в глубине души) гордиться всю жизнь. В наши дни молодежь для самоутверждения придумывает себе невероятные приключения и, рискуя жизнью, преодолевает их. Фашизм не прошел, но и не опровергнут автором. Так что выходит точку ставить рано. Одно, несомненно - книга патриотична. Для немцев.