67-го вернулся из ГДР в Тихорецкую контору бурения. Руководили ею по-прежнему Г.Ф.Крыжановский и С.А.Рябоконь. Начальником ПТО работал И.В.Спесивцев, толковый, хороший инженер и человек. Вернувшегося из загранкомандировки могли назначить кем угодно, так было принято, но И. В. уступил мне место начальника. Отдаю должное И. В. и руководству конторой за этот дружеский жест. Но работать там пришлось недолго. Владимир Иванович Балакший пригласил меня к себе в Каневскую старшим инженером разведки. Оклад меньше, но самостоятельности больше. Я согласился.
Каневская разведка работала пятью бригадами, кроме того позже разведке передали участок в Каменске Ростовской области, и там две бригады. Разведочные скважины
бурили на площадях Медведовской, Платнировской, Староминской, Сердюковской и других. Бурили и эксплуатационные скважины на старых разведанных площадях.
В те времена (1967—1970 годы) работали в конторе, цехах или мастеровали: В. Назаркин (ст. геолог), Н. Головня (ст. механик), Н. Коц (прораб), Г. Сидоренко (труб, база), Б. Сирадский, И. Бреус, В. Полунин (промбаза), Г. Завгородний, А. Котляров, В. Климанов, П. Посохов (контора), П. Фомин (аварийный мастер), А. Андрианов, К. Завгород-ний, В. Кравец, А. Демченко, Н. Прончинок, В. Овсянников, Е. Дмитриев, В. Замашкин, С. Русецкий... Немного позже стали мастеровать В. Мигуля, М. Таранухин, С. Тузлуков и другие. В 70-м разведку реорганизовали в районное управление буровых работ.
БАЛАКШИЙ
Поселились с Владимиром Ивановичем Балакшием во временно пустующей квартире. Завтрак и обед в столовой, ужин готовили сами. На второй день к ужину в дом вошли два внушительных мужчины. Недовольно озираясь, спросили: кто мы, откуда... По глазам мы сразу догадались — свои, но не подали виду. Я стал оправдываться, а Иванович — жарить колбасу. Пришельцы вынули из сумки бутылки. Капремонт пришел знакомиться...
Трое из четверых — только из загранкомандировки. Вернувшиеся обычно полны впечатлений, непроизвольно сравнивают нашу родную действительность с тамошней, заграничной. С этим поделать ничего нельзя. Заграничник не в силах удержаться, уйти от воспоминаний и сравнений.
Вначале инициативу захватил Василий. Карасев. Работал в Китае, в пустыне. Ах, как китайцы уважали русских специалистов! Хорошо работалось. Однажды по рации его пригласили на одну из скважин. Машины не оказалось и он пошел пешком — километров тридцать, день пути. Через пару часов поднялся ветер, дорогу перегородил движущийся бархан. Как позже выяснилось, движущийся бархан обходить нельзя. Нужно было вернуться и ждать, но Василий этого не знал и пошел в обход. Нашли его через несколько дней. Китайцы восприняли случившееся как подвиг и наградили Василия орденом.
Степан Коляда вернулся из Албании. Там бушевал грандиозный фонтан и Степан участвовал в его глушении. Степан — фонтанщик. В те времена подразделений по глушению открытых фонтанов не было, и когда они случались, то для ведения работ собирали специалистов со всего Союза. Степан один из них. Борьба с бушующем огнем - дело трудное, опасное, но рассказывал Степан больше о дорожных приключениях и о женщинах. Женщин Степан любил, да и они его. И как не любить — мужчина видный, мощный, нрава легкого. На женщин смотрели ласковые, все понимающие карие глаза. В компании со Степаном не соскучишься. Так отметили новоселье и мое знакомство с руководством капремонта. В последующие несколько лет жили вместе и дружили со Степаном Коляда.
С Владимиром Ивановичем ничего не обговаривали, никаких взаимных пожеланий, условий, указаний. Просто взялись работать и каждый тянул, сколько мог. Я сосредоточился на всем, что связано с проводкой скважин. У Ивановича — общее руководство разведкой, транспорт, снабжение, строительство буровых. Много хлопот доставляли мелкие эксплуатационные скважины. Каждые полтора месяца у бригады новая нулевка. Строительство заключалось в перетаскивании оборудования и монтаже его на новой точке. Вышка и оборудование на блоках, тянули их тракторами, для чего на короткое время сосредоточивали порядка двенадцати единиц техники — ходовые тракторы, бульдозеры, тракторные краны. Работа специфичная, но Иванович ее хорошо знал —распоряжался переброской тракторов, обеспечивая потребности, контролировал график строительства...
После института начинали здесь, в Каневской. Знали друг друга, но работали порознь, сблизились не сразу. Из конца 50-х припоминаю такой случай. Праздничное воскресенье, никого из начальства. Я дежурил по конторе. И Иванович из городка не уезжал. На одной из буровых его Куликовского участка случилась авария — прихват инструмента. На буровую поехали вместе. За плечами каждого почти трехлетний стаж. На месте разобрались в обстановке, попытались расходить инструмент, но безуспешно. Типичный прихват-прилипание, надо ставить ванну. Этим уже приходилось заниматься, но как бы не самостоятельно, по указанию и под контролем сверху. Сделали расчет, подготовили насосную, потом позвонили в Краснодар. "Тут небольшой прихватик..." — начал я. "Не прихватик, а прихват! — перебил Анисимов.— Ставьте ванну!" Через полтора часа после закачки нефти с дисальваном инструмент освободился.
В последние год-полтора эффективность ванн возросла, все же каждая удавшаяся ванна всеми воспринималась как радостное событие. Радовались и мы с Ивановичем, но в конторе к случившемуся отнеслись холодно — в понедельник никто из руководства даже не поинтересовался подробностями.
На новом месте начинаю обычно трудно, и здесь то же самое. Осень, грязь, в последней декаде месяца предстояло забурить три нулевки. Две забурили, но третья не получалась. Территория буровой истерзана тракторами, подъезды отвратительные, бригада слабая, мастер заболел, его обязанности поручили бурильщику. Неудачи следовали одна за другой: вышел из строя сварочный агрегат, не запускалась электростанция (посалили аккумуляторы), не вышел на работу крановщик... Конечно, опытный руководитель должен предвидеть любые неожиданности, организовать помощь от соседей, направить с базы обслугу... Но нулевка уже третья. Все, кого можно посылать, утомлены, измотаны, некоторые в самовольных отгулах. Опыта не занимать и старался очень, но не укладывались. К тому лее у Ивановича заболел сынишка и ему пришлось уехать. Я не мог сосредоточиться только на нулевке.
Мы, разведка, выполняли план и без этой нулевки, но тресту она была нужна. 30-го вечером позвонил управляющий. Вопросы задавал неторопливым бубнящим баском. Узнав, что нулевку не забурили, огорчился, повысил тон. Разговор был недолгий, да и не говорилось ничего особенного. Случались разносы и похлеще. Все же запомнилось — мы тебе доверили, а ты...
Полночь. Спать бы крепким сном после трудного дня. Нет, не спалось, было горько, обидно, ныло сердце. С сердцем такое впервые. "Ты, товарищ мой, не попомни зла..." — просит ямщик перед смертью. Зло, обиды, унижения запоминаются навсегда. Простить их можно, но не забыть. А в жизни так много плевков и оплеух достается тем кто слабее, просто потому, что стерпят, деться некуда.
Раньше, в 50-х, нам крепко доставалось за каждый промах, а удачи как бы не замечались. И теперь... То, что в распутицу оперативно забурили две нулевки — в порядке вещей, а не забурили третью... Утешаю себя: что, собственно, произошло? Да ничего особенного. Управляющий и должен требовать, давить... Давно пора привыкнуть. Но, с другой стороны, можно бы и полегче. Я уже опытный буровик и понимал это, но не хватало решимости изменить отношения. И друг мой Иванович такой же...
Наш управляющий — Константин Филиппович Кожемякин — мужик крупный, плотный, взгляд карих глаз спокойный, внимательный. У него хорошая память — помнил номера и особенности проводки многих скважин, возможно, сотен скважин. С сотрудниками прост, на "ты". Инженер, но подход к проблемам и стиль работы практика: полагался больше на собственную интуицию. Мастера и бурильщики — вот кадры, которым доверял и относился с уважением. К инженерам, в том числе технологам, по-другому, прохладно. Рука крепкая, но отходчив. На подъем легок, в бригадах его знали.
До моей загранкомандировки наши отношения, казалось бы, ничто не осложняло, но они не были и простыми. Он мне не доверял. Считал, что если я получу квартиру в Краснодаре, то уволюсь и отклонял мою кандидатуру. Я уже был заметен среди буровиков, руководство Тихорецкой конторы горой стояло за меня. За меня были и друзья по Каневской. Тогда мне казалось, что на их дружескую поддержку рассчитывать нельзя. Теперь же, будучи руководителями, они просили за меня. Г. С. Мнацаканов предлагал даже выделить мне квартиру за счет его Майкопской конторы бурения. Но все без пользы.
В очередной раз одна из квартир досталась моему бурильщику (хорошему, но не лучшему), который представил медсправку о болезнях ребенка. Получив квартиру, тут же с семьей уехал за рубеж. Вторая — механику. Механик сразу же уволился. Я плакал без слез. Клара с дочкой жили в Ильском, за 300 км от места моей работы. Только там или в Краснодаре, она могла работать по специальности. Ездил к ним на свидание раза два-три в месяц. Квартира мне полагалась как специалисту, как мастеру, как фронтовику... Ее дали наконец, когда работал в ГДР. Случай редкий, примечательный. Обычно тем, кто в загранкомандировке, квартир не выделяли. Опять самоотверженно старались друзья: А. Н. Костыркин, С. А. Рябоконь. На этот раз управляющий не возражал.
...Иванович вернулся через пару дней. Знакомил его с ситуацией по скважинам, конечно, речь шла и о незабуренной нулевке, и о разговоре с управляющим. Иванович воспринял "разговор" эмоционально.
— Позвоню, поговорю с ним, пусть извинится!
— Да брось ты, Бог с тобой! Станет ли управляющий извиняться, да и за что?!
Иванович спорить не стал, упрямо промолчал. Но через день управляющий позвонил мне и извинился. Я был изумлен. Вот это Иванович! И управляющий в моих глазах стал выше, добрее, лучше. Наверное, с тех пор наши отношения изменились. Управляющий стал ко мне мягче, внимательней. В застольных компаниях разговаривали по-дружески. Да и в деловой обстановке мне с ним стало легко.
Небольшое отступление. Один из друзей, прочитав рукопись этих "Записок", сказал: — Ты несправедлив к своим руководителям, пишешь о них вскользь, походя, меришь обычными мерками. Вот и Константин Филиппович... Ведь он человек большой души и незаурядных способностей, боевой офицер, танкист, на Кубани один из первых инженеров-буровиков послевоенного выпуска, вместе со всеми месил грязь, работая на участке бурения. В 50-х возглавил Трест и всю жизнь руководил им. Его заслуги в становлении коллектива и каждого из нас — несомненны. Константина Филипповича знают и уважают буровики Кубани и не только Кубани. Знают и уважают больше чем многих, оказавшихся на лестнице иерархии выше.
Константин Филиппович лауреат государственной премии за открытие газо-конденсатных месторождений Кубани. И он этой награды достоин не меньше чем любой из его коллег...— Да, так, согласен — отвечаю. Мои руководители — люди значительные, заслуженные, уважаемые. Надеюсь, о них будут написаны хорошие книги или они сами о себе напишут. Ну а кто же напишет о моих товарищах по работе, о людях малозаметных, о тех, среди которых прошла моя жизнь? Вот я и пытаюсь это делать.
Дел хватало, работали напряженно, уставали, но среди дня по Ивановичу этого не было заметно. Непринужденный, с шуткой, иногда с азартным блеском глаз. И людям с ним работалось хорошо. Нужды буровиков, да и всего коллектива, воспринимал всерьез, что в общем-то среди руководителей встречается не часто. Однажды за ужином говорит:
— Осень, распутица, работать трудно, а заработки низкие. Напишу-ка я приказ, пусть людям платят полевое довольствие.
Это 40% зарплаты. Я удивился:
— Да разве ты можешь написать такой приказ?
По моим представлениям, зарплата и все, что связано с выдачей денег — прерогатива треста. А там отдел труда, который, конечно же, для экономии денег, а не наоборот. Трудовики яростно сражаются за любую копейку. Правда, разведка имела свой счет в местном банке (как бы юридическое лицо), но денежные документы визировал управляющий.
— А что, могу,— спокойно продолжал Иванович.— Полевое довольствие — не зарплата, идет по другой статье. В крайнем случае объявят выговор, плевать, переживу.
И написал приказ, рабочие получали всю зиму полевое довольствие.
Во время спуско-подъемных операций, да и всегда, когда нет бурения или промывки, квадратная штанга с вертлюгом находится в шурфе. Шурф — специально оборудованная труба, длиной метров 15, помещенная в скважину, пробуренную в углу буровой. Но как же в углу буровой пробурить скважину? Долго рассказывать — работа трудная и опасная. Однажды прослышали, но без подробностей, что забурить скважину под шурф можно быстро и легко с помощью гидромонитора.
— Пойдем на промбазу,— сказал Иванович,— будем делать гидромонитор.
— Но, наверное, нужен эскиз и кое-какие расчеты,— возразил я.— Каким, к примеру, должен быть штуцер и режим промывки?
Иванович посмотрел на меня с улыбкой — умник нашелся.
— Штуцер приварим от гидросмесителя, режим соответствующий. Да там видно будет!
Вызвали сварщика. Часа через три гидромонитор был готов, а вечером успешно применен. С тех пор под шурф бурили только гидромонитором. Иванович основательно рационализацией не занимался, импровизировал по ходу дела и получалось.
Как-то в дороге поделился своими мыслями:
— В Сибири вышки перемещают на воздушной подушке, и нам бы нужно. Меньше требуется тракторов, да и быстрее.
Мне казалось, что такие проблемы не про нас. Оказалось, он все прикинул, продумал, запросто отвечал на мои вопросы. Выходит, да, можно, и без привлечения специальной техники.
Все же до воздушной подушки дело не дошло — заботы и хлопоты отвлекли.
Нетрудно заметить, что в приведенном в начале главы списке ИТР отсутствуют такие знаменитые в недавнем прошлом фамилии, как Рылин, Сафразян, Слюсарев, Межерицкий... Нет в разведке и их асов-бурильщиков. Сменилось руководство, многое изменилось. Как мне кажется, работа продолжала оставаться напряженной, хотя уже меньше напоминала войну. Авторитет ветеранов не давил.
И снова - фотоальбом
На снимках в моем альбоме — люди в работе, в общении, быту или просто позируют, оторвавшись от дела или какого-то мероприятия. Молодые, деловые, энергичные. Многие из них заслуживают внимания, добрых слов и того, чтобы их запомнили. К сожалению, смогу прокомментировать лишь малое количество снимков и то коротко.
Пейзаж с вышкой в утреннем освещении. На переднем плане ширь степная, в отдалении буровая. Люди чугь заметны, идет монтаж: часть оборудования уже завезена, но еще не расставлена. Много неба, света. Как мне кажется, снимок не лишен торжественности.
Эта же строящаяся буровая, но вблизи. Разговор на ходу — характерные жесты и мимика. Валентин Овсянников и Борис Сирадский на фоне подъехавшего "Урала" с оборудованием. Кабину покидает водитель Золотарев.
За тормозом помбур Алешин, рядом бурильщик Виктор Размета. Квадрат в роторе идет — бурение. На квадрате опоясывающая черта и крупно мелом — 3500. Это проектная глубина. В буровой чисто, солнечно и, пожалуй, празднично. Видимо, снимок с Виктором последний. Вскоре он был смертельно травмирован держателем гидромонитора при "разбивке" (перемешивании) запасного раствора в амбаре.
Над входом в вагончик плакат: "Да здравствует 1-е Мая". Под ним позирует группа буровиков, среди них бурильщик Будаев и помбур Филипп Киреев. Филипп (Филя) старше бурильщика, да и мастера. Опытный, трудолюбивый, дисциплинированный буровик. Бог не обделил его умом, здоровьем и характером, но не дал желания (устремлений) кем-то руководить, распоряжаться, возглавлять.
Ф О М И Н
В конце 50-х из армии вернулся Петр Стратонович Фомин — техник по бурению. Как обычно, вначале помбур, потом бурильщик, хороший бурильщик, затем мастер. Примерно так же начиналась трудовая биография Виктора Кравца, Анатолия Демченко...
П. С. на многих снимках. Когда я работал в ГДР, его бригада пробурила знаменитую 3 Медведовскую глубиной 6320 м (очередной рекорд Европы). Правда, нижние 1000 м — вулканический туф, что облегчило бурение — проходки на долото хорошие, стенки скважины устойчивые. Но даже при этом, конечно же, такой результат по силам только классным буровикам. После 3-й Медведовской бригада оказалась не у
дел, и П. С. предлжили должность инженера по сложным работам (аварийный мастер). Он охотно согласился. П. С. начал с ревизии ловильного инструмента и профилактики аварий. Работали в тесном контакте — это был хороший, деловой партнер.
Как-то П. С. предложил для извлечения оставшихся на забое шарошек использовать магнитный фрез с армированным козырьком.
Магнитные фрезы, те, что поставлялись заводами, оснащались козырьком — что-то вроде муфты с крупными зубьями и вырезом-заходом. При вращении м. фрезы металл, что запрессован в забой и стенки, должен быть освобожден, собран под козырьком, то есть войти в контакт с магнитом, и извлечен на поверхность. Наверное, когда скважины были мелкими и забой хорошо ощущался, так и было. Но теперь, на глубинах, не получалось. Козырек слабенький, после работы на забое оказывался погнутым или порванным, металла поднимали мало или вообще не поднимали. Буровики чаще использовали плоскодонный фрез, у которого свои недостатки — часть металла оставалась в стенках и на забое.
Эти проблемы занимали и меня, но как-то не хватало рук. Теперь же вместе с П. С. конструкцию козырька тщательно продумали, затем изготовили его в мастерской. Вскоре на одной из буровых на забое остались сразу три шарошки. Площадь, занимаемая тремя шарошками, больше площади, покрываемой козырьком. П. С. терпеливо офрезеровал шарошки и поднял все три. Какая удача! Очищен забой за один спуско-подъем! Особенно впечатлял ровный красивый срез на шарошках — они были офрезерованы как на станке. Сам козырек повреждений не имел. И последующие спуски были удачными. В мастерской изготовили несколько таких козырьков и передали их на бурплощадку. К сожалению, бурмастера работали новинкой не столь удачно, как П. С.
В разговорах и при обсуждении П. С. не редко высказывал свою, отличную от моей точку зрения, возражал, противоречил. Это не осложняло наших отношений. В детства у меня был друг, с которым всегда спорили К спорам привык. Друг был верный, надежный...
Вечер, автобус, беседовали о том о сем. Я вспомнил, что в Батуми по закату солнца можно (безошибочно предсказывать погоду. Если солнце хоть чуть замутилось, погружаясь в море — дождь неминуем.
— Наверное, во время заката можно видеть облака, которые очень далеко,— предположил П. С.
Задумался и я. Далеко... но как далеко? Обычно нам кажется, что облака во время заката рядом, неподалеку. Однако, если облака на уровня горизонта, а фактически на высоте многих километров, то выходит... до них сотни километров. Конечно, если их не закрывают другие об лака, те, что ниже и ближе. И вообще — как далеко мы можем видеть? В ясное утро снего вые вершины Кавказа, с Эльбрусом во главе видны из Пятигорска, а случается и из Ставрополя. Сколько же до них?
ЕВСТРАТОВ
На снимке Владимир Николаевич Евстратов в составе делегации по обмену опытом осматривает буровую. Еще недавно он мастеровал у нас в Каневской, а теперь начальник Темиргоевской разведки. Высокий, худой, внешность сильных впечатлений не производит. Да я уже немного о нем писал.
Предстояло снова бурить недалеко от Медведовской, и я, просматривая документы по ранее пробуренным скважинам, обратил внимание: скважина 1, глубиной 4800 м, пробурена в высоком темпе, просто блестяще. И это на новой, еще неведомой площади! Бригадой руководил В. Н. По-моему, тогда (в конце 50-х) его хвалили, но не очень. И только теперь, десять лет спустя, сравнивая результаты по нескольким скважинам, можно достойно оценить его прошлую работу.
Для тех, кто его знал мало, В. Н. был человеком сдержанным, серьезным, даже суховатым. Для знавших его лучше В. Н.— любознательный, смелый, склонный к риску и решительным действиям. С начальством на дистанции, в конфликтных ситуациях оставался спокоен, мнения не менял, умел защищаться. Даже в узком кругу В. Н. никогда не жаловался на начальство и обстоятельства. Напротив, начальству приходилось с ним считаться. Жил и работал по-своему, как полагал нужным. Такое получается не у каждого.
Всем понятно — в нашем деле без Госгортехнадзора нельзя, как в быту без милиции. Но приехавшего инспектора мастер встречает по меньшей мере без радости, а расстается без сожаления.
Как-то в разговоре с Владимиром Николаевичем я уважительно отозвался о начальник нефтяного отдела Горного округа Николае Георгиевиче Пастернаке и тут же подумал: вряд ли со мной согласится собеседник. Но он согласился и рассказал такой случай:
Буровую готовили к приезду Пастернак. Зная его привычку помимо прочего проверять крепление кронблочных балок, послал на кронблок верхового с соответствующим заданием, потом поднялся и сам. Позже, во время проверки комиссией, балки оказались не докреплены: при простукивании молотком явно ощущалась слабина. "Как же так? — недоумевал я.— Ведь слабины не было". Спускаясь по маршевым лестницам, припомнил: при первоначальном креплении балок инструмент (бурильные трубы) находился за пальцем (балки без нагрузки), а теперь инструмент в скважине — балки нагружены. Наверное, в этом причина? Поделился своими мыслями с Н. Г. "Вполне возможно",—согласился Н. Г. "Но тогда,— продолжал размышлять я,— после подъема инструмента болты, которые мы сейчас затянули, окажутся под большим напряжением... Чередование нагрузок вследствие спуско-подъемов ускорит их разрушение". Н. Г. опять согласился. Вздорный человек с милицейскими амбициями мог бы обидеться, цикнуть на "умника", сослаться на инструкции. Но Н. Г. поступил иначе. Последовала команда — ослабить крепление. Позже вышло по этому поводу распоряжение округа. Взаимоотношения начальника буровой и Н. Г. стали доверительными, можно сказать — дружественными.
На прием очередной буровой, построенной бригадой Евстратова, — Николай Георгиевич прибыл вовремя. Наша же конторская комиссия подзадержалась, а Н. Г. торопился. Последствия могли быть самыми неприятными. Но зачем же другу неприятности? Тем более другу, на которого можно положиться? Н. Г. подписал документы на прием буровой и уехал. Такого еще не случалось.
Допуская небольшие неточности, можно сказать, что с первого трудового дня (в Сочи) до последнего (в Темиргоевской) В. Н.— буровой мастер (начальник буровой). Случались повышения, но он возвращался к руководству бригадой. Вот и теперь, в Темиргоевской, руководил Разведкой недолго. Должность оказалась не по душе, потянуло ближе к людям и он предпочел быть мастером. Когда пишу эти строки, можно подводить итоги. Сорок лет мастером и всегда его бригада работала эффективно, на пределе возможного. Как оценить его труд? В пробуренных метрах? В скважинах? В количестве открытых месторождений или по числу обученных и воспитанных им людей?! Как ни считай, получается весомо, зримо, значимо.
Недавно, в связи с круглой датой (50-летие чего-то) "Краснодарские известия" обратились к читателям с просьбой —откликнуться участникам или очевидцам обороны Краснодара, рассказать о боях при отступлении. Видимо, обороны, как таковой, не было, но ходили слухи, что военкомат мобилизовал хлопцев допризывного возраста и вывел их в поле. Им предстояло оборонять город. Хлопцев перебили или они разбежались... Сколько ни листай книги и брошюры о том времени, ничего не найдешь. Вот газета и решила опросить очевидцев. Очевидцев не нашлось. Отступления — самые тяжелые, самые драматические периоды войны. О них правдиво и откровенно ничего не писалось. Я знал, что В. Н. в августе 42-го, в составе взвода ПТР (противотанковые ружья) по понтонной переправе переходил Кубань чуть выше Краснодара. Рвались мины, но все обошлось. В. Н. тогда еще не исполнилось восемнадцати. Я сказал ему о призывах газеты, но он остался равнодушен.
— О чем говорить? Переправились и драпанули в горы, там и ранило.
Вспоминать он предпочитал более поздние периоды войны.
Война и молодость остались в прошлом, вслух о них редко вспоминают, но в душе ветераны остались солдатами. Жизнь — это труд, труд будничный, но наши будни серыми, скучными, однообразными не назовешь. И вся-то наша жизнь есть борьба... как пели когда-то. Хорошо это или плохо? Дети такую жизнь отвергли, а ветераны ею удовлетворены.
АРТОМОВ
На крыльце конторы позирует группа буровиков и среди них, как свой среди своих, начальник ГО (гражданской обороны) АРТОМОНОВ А. Ф. Даже выражение лица буровицкое. А между тем, он совсем из другой стаи — подполковник в отставке, штабник.
Штабники, конечно, люди разные, но в чем-то и схожи. По моим представлениям, которые сложились в войну и позже, все они хорошо награждены, верней, просто увешаны наградами и поэтому трудно определить, кто же из них самый храбрый и отчаянный. В отличие от строевиков офицеры штаба не обладают свирепым взглядом, зычным голосом и лица их как бы слегка помяты, наверное, от общения с бумагами и недостатка свежего воздуха. Но чем же они заняты? Как чем?! Еще с детства мне было известно, что в штабах пишут планы, благодаря которым командир побеждает противника. Так-то оно так, но почему-то офицеры штаба не пользуются популярностью. Помнится, В. И. Чапаев называл их штабными крысами. И потом... неужели льву необходимы планы, написанные другими зверями, не львиной породы? Словом, знакомство с офицером штаба не возбуждало фантазию и любопытство.
Всем известно, что в штатном расписании есть должность начальника ГО, но далеко не каждый способен представить себе, что он делает с утра до вечера, вернее, должен делать. В первую же нашу встречу я с удивлением узнал, что он не руководитель ГО. Руководит обороной директор, начальник штаба — его первый заместитель, таковым являюсь я. А он, подполковник, всего лишь ПНШ-1 (первый помощник начальника штаба). Я, как начальник штаба, первый, кто подписывает составленные им документы. Для начала предложил мне ознакомиться и подписать пачку документов. Я пытался читать и снова был изумлен — оказывается, приказ всего лишь видимая часть айсберга. Гораздо больше времени и бумаги поглощает обоснование приказа — причины, цели, задачи... Да, тяжелое это дело — армейская документация, а я-то, думал, что штабники — бездельники...
Шло время, все новые и новые папки появлялись у меня на столе. В бумагах разведка превратилась в воинскую часть, бригада и цехи — в подразделения, у каждого командир и свои функциональные обязанности. Все в приказах, наставлениях и инструкциях. Чутье подсказывало, что бумаги составлены профессионально, с душой, возможно, для специалиста это поэзия или шедевры штабного искусства. Я же не мог оценить их по достоинству. Мне казалось, что писать надо короче, проще, доступнее. Наверное, вот так же заурядный читатель равнодушно листает книгу стихов малоизвестного поэта, случайно попавшую ему в руки.
Лекции с показом фильмов А. Г. организовал сам и дело поставил так, что мало кому удавалось увильнуть от посещения.
Однажды он мне сказал, что во время атомной атаки люди должны находиться в убежище. Я не возражал, но убежища не было.
Атомная атака на Каневскую! Неужели такое возможно?! Да и есть ли она на картах? Впрочем, может быть, у них крупномасштабные карты? Убежище должно быть вместительным, со своей электростанцией, принудительной вентиляцией и воздушным фильтром. Строить не хотелось, да и денег на эти цели не предусматривалось. Мы молча глядели друг на друга.
— Убежище построю сам,— скромно молвил А. Г.— Дайте мне только бульдозер, сварщика, цемент, списанные трубы и несколько рабочих.
Несколько рабочих... Да ведь эти рабочие с промбазы — отъявленные бездельники, а ты, подумалось мне, даже ругаться толком не можешь, нет нужной интонации, штабник же... Выкопаете бульдозером котлован и на этом все кончится. Несмотря на мрачные предчувствия, я согласился с его предложением.
По утрам А. Г. приходил на разнарядку со своей заявкой. Технику и людей ему давали, но людей самых ненадежных. Как ни странно, но дела с убежищем шли успешно. А. Г. оказался умелым руководителем. Сачки работали скорей всего без энтузиазма, но не работать или халтурить было просто нельзя. Задания четкие, для работы все есть, требовательность жесткая. С одной стороны, все, как у хорошего прораба, но с другой — его тон и манера держать себя были какими-то необычными, непривычными, и сачки опешили, растерялись... и согласились с его требовательностью. Вскоре убежище было готово, мало того, сделано хорошо: вполне пригодно для временного проживания, оснащено необходимой техникой. Ай да А. Г.! Преподал нам урок, как надо работать. Относиться к нему стали почтительно. Но он остался таким же скромным, деловым, пунктуальным.
Читать всю документацию, которую подкладывал мне А. Г., я был не в силах. Все же однажды попытался представить себе ситуацию, вникнуть в суть дела.
— Тревога и ядерный взрыв — какой промежуток времени, предположительно, может их разделять?— спросил я.
— Очень небольшой, ракеты же,— ответил он.
— Но тогда наши подразделения не смогут выполнять свои функции — спасать, раскапывать, дезактивировать... ибо будут на буровых.
Помолчали. Стало ясно — все надо переделывать. Я представил себя на его месте... Переделывать целые тома поэзии... Не поэт этого понять не сможет. Смотрю на А. Г. Он спокоен, на лице нет протеста, досады или растерянности. Это какую же нужно прожить жизнь, пройти выучку, чтобы обладать такой выдержкой!
На мой стол, как и прежде, продолжали ложиться папки с новым содержанием.
АНДРИАНОВ
На одном из снимков Александр Никифорович Андрианов среди других мастеров на совещании по графику — спокоен, лицом симпатичен. Его бригада бурила на Мышастовской площади. Приходилось трудно — бригада слабая, немало людей случайных, пьющих. Мне казалось, что по стилю работы он схож со мной (или я с ним) — требователен, демократичен, остро переживал неудачи, конфликты с людьми и начальством. А. Н. опытен, но как-то не везло. Он все больше становился неулыбчив, задумчив, нет самоуверенности, задора, дерзости. А. Н. старше меня на год. Говорили, что ему пришлось побывать в плену. Может быть, в этом причина его меланхолии? Следствия, допросы, дознания — мощный психологический прессинг, который нельзя забыть, особенно человеку впечатлительному. Да и не позволяли забыть. Поступление на работу и любое перемещение сопровождались заполнением анкет, в которых данные о прошлом на первом месте. Говорили, что даже в номере паспорта была закодирована благонадежность его владельца.
В 1951 году в Грозном я сдавал экзамен в нефтяной институт. Был вызван к особисту на собеседование. Семнадцати лет меня призвали в армию, но я уже побывал в оккупации. Это-то и интересовало институтского особиста. Я воевал, ранен, награжден и думал, что оккупация прощена. Ничего подобного. Взгляд и тон особиста не оставляли сомнения — я был для него, по меньшей мере, подследственным. Он не только спрашивал, но и кратко комментировал ответы. Получалось, что я человек ненадежный, вероломный и, конечно же, мне нельзя доверять. И что главное — я ничего не мог возразить, больше того, в глубине души, хоть и частично, но соглашался с ним, хотя...
Хотя по сути дела я, и такие как я, были брошены на произвол судьбы, нас даже не предупредили о приближении немца. А пленные? Многие из них оказались в окружении! Руководству и в голову не приходило, что их надо выручать, как-то помогать им. Но потом...
Молодежь, солдаты да и все граждане СССР воспитывались в духе беззаветной преданности народу, партии, Сталину. О ней (преданности) неустанно говорили и писали повсюду. Многие, особенно молодые, искренне хотели быть стойкими, преданными, но жизнь распорядилась по-своему. А беззаветная преданность не позволяла оставаться в оккупации или сдаваться в плен.
Получались нелады с самим собой. Вот почему трудно было возражать (даже мысленно) ретивому особисту. Вот почему бывшие пленные и пережившие оккупацию чувствовали себя морально ущербными, людьми далеко не первого сорта.
В конце "беседы" особист как-то неуверенно разрешил продолжать сдачу экзаменов, тем более что первые четыре я сдал успешно. Оказывается, он знал мои отметки, серьезно интересовался мной и это всего лишь за то, что я, школьник, шесть месяцев был в оккупации. И это при поступлении в провинциальный вуз, где ничего тайного и секретного не предполагалось. "Беседа" и лицо особиста запомнились на всю жизнь. А каково приходилось бывшим пленным?
Бригаду А. Н. перебросили в степь, километров на 30 севернее Тимашевска (название площади не помню). Рейсовых автобусов на Краснодар из ближайших станиц не было, а семья жила в Краснодаре. А. Н. попросил управляющего разрешить ему ездить домой дежуркой, но получил отказ. Отношения с руководством осложнились. А. Н. уволился и уехал на Север. Там, в районе Печоры, тоже сложное бурение, глубины порядка 5500 м. Его опыт и способности быстро оценили. А. Н. стал уважаемым человеком, передовым мастером. С участием его бригады на Печоре найдена большая нефть. Однажды в "Правде" с удовольствием прочитал указ о награждении бурового мастера Андрианова А. Н. орденом Ленина.
В конце 80-х вернулся в Краснодар. Случайно встретились на улице. Морщинки расправились, выглядел молодцом, улыбался. Приятно было смотреть на него. Улыбнулся и я. Видимо, наконец он обрел самого себя. Но жил недолго, встреча оказалась последней.
ЗАВГОРОДНИЙ
На нескольких снимках — Геннадий ЗАВГОРОДНИЙ с внешностью спортсмена. Геннадий мастеровал, потом перешел в контору старшим технологом, одновременно кончал ВЗПИ (Всесоюзный заочный политехнический институт).
Работали в паре. Он обычно писал бумаги, в том числе планы на спуск колонн, и присутствовал в начале их спуска, а я подъезжал на заключительный этап и цементаж. Жил он с семьей в городке. Благодаря Геннадию многие выходные я находился дома, в Краснодаре.
Геннадий охотник, ежегодно охотился в плавнях, но склонности к трепу я за ним не замечал. В конце 60-х уехал на европейский Север. Да, туда, где уже работал А. Н. Андрианов. Будучи в отпуске, заезжал в Каневскую, встречались, он рассказывал о своем житье-бытье. Работалось ему неплохо, жилось тоже. Зимы сравнительно мягкие — лес, лыжи, охота. Летом — рыбалка, сбор ягод, грибов. Во время отпуска — Москва, Ленинград, там оставались деньги, заработанные за год.
Приглашал и меня к ним в экспедицию. Я полагал, что это дань вежливости, но он был весьма настойчив, я даже подумал, что он выполняет чье-то поручение. Я отказался. Мне и хотелось поработать на Севере, но такое перемещение было невозможно по семейным обстоятельствам. О европейском Севере хорошо говорили еще несколько моих друзей. Как я понял, там не было сибирского ажиотажа, в результате которого всю тундру завалили бочками и различным оборудованием. Природа европейского Севера пострадала значительно меньше.
Б Е З И М Я Н Н Ы Й Т Е К С Т
Недавно в гостях разговор случайно коснулся рационализации. Да, той самой, что в "доперестроичные" времена была у всех на слуху. Мне казалось, что рационализировать, или хотя бы разбирать и переделывать по- своему какой-нибудь механизм - одна из черт русского характера.
- Какая там черта?! Халтура, да и все! - возразил сосед справа. Вначале я рулил на "Москвиче", машина для рационализаторов и ими же изготовленная. С нею не соскучишься, всегда нужно что-то делать, иначе заглохнет в пути или рассыплется. Теперь у меня "Опель" с компьютером, под капот или под машину не заглядываю. А почему? Да потому, что на заводе рационализаторов к ней и близко не подпускали. - Да, так - нехотя согласился я.
- Позвольте, Вы что всерьез намерены писать о рационализаторах? Но ведь это многие не станут читать, особенно женщины. Даже само слово "рационализация" не русское, раздражает слух. - Да, согласен, но ничего не могу поделать. У таких трудоголиков как я, рационализация полноправный участник жизни. Как же без нее? Хочу описать лишь один эпизод.
60-70-ые годы. Одна из примет времени - повышенное ( во многом показное ) внимание властей и руководства к рационализации и изобретательству ( РИЗу). Работа по РИЗу возводилась в ранг государственной политики ибо ( как считалось ) олицетворяла творческую активность масс. Чтобы дела на ниве РИЗа шли успешней, людей понуждали, поощряли, отмечали в приказах, славили с трибун и в прессе...В любом соцобязательстве был пункт - подать в течении года столько-то рацпредложений. И подавали - поле деятельности было обширным: оборудование, технологические процессы и многое другое нуждались в совершенствовании. Рацпредложения чаще были простенькие наивные, но и толковые, дельные. Их авторы не утруждали себя расчетами, ссылались на уже изготовленный образец и полученную эффективность. Казалось бы с годами значимость и массовость в РИЗе должны возрастать, как во всяком добром деле, однако ( не станем разбираться в причинах ) активность истинных рационализаторов пошла на убыль, хотя в отчетах картина оставалась радужной. Ах, рационализаторы-изобретатели! Конечно же в идеале это бесстрашные рыцари прогресса, но среди них становилось все больше людей, склонных к халтуре, стяжательству, самовосхвалению. Деградировало само слово изобретатель. Теперь оно чаще употреблялось с ироническим оттенком. Думаю, что у нас в бурении деятельность рационализаторов ( несмотря на сопутствующий ей формализм, бюрократизм, очковтирательство ) все же была положительной. Однако прав и мой сосед. Оглянемся в те времена. Наши товары из-за низкого качества не могли конкурировать с западными. И качество все ухудшалось. В этой гонке за дешевизной и количеством в ущерб качеству посильную лепту внесли и рационализаторы.
Поразмышляем с улыбкой. Считается, что наука ( в основном фундаментальная наука ) - продукт любопытства. Да, того самого любопытства и желания познать мир, что не покидает нас в детстве. Ну а рационализация, изобретательство, ведомственная наука - удовлетворению каких желаний отвечают они? Очевидно, желанию совершенствовать все, что несовершенно, в том числе самих себя и окружающую жизнь. В широком понимании - мир совершенствуют не только ученые и энтузиасты-изобретатели, но и все кто трудится. Некоторые полагают, что в этом и заключается цель и смысл жизни
Однажды в Каневской в мой скромный кабинет вошел ладно скроенный мужчина лет тридцати - Бойко Василий Иванович - представился он и помедлив добавил - имя отчество как у Чапаева. Конечно же имя отчество Чапаева я хорошо помнил. Начало 30-ых, первая звуковая кинокартина "Чапаев". Несколько лет подряд страна жила этим фильмом. Чапаев стал всеобщим любимцем и моим, разумеется. Пацаны в нем души не чаяли, ходили с Чапаевым в атаки, наизусть знали все его высказывания. Легендарный комдив и Петька, и Анка воспринимались на полном серьезе. Это потом они обросли юмором ,переселившись в анекдоты. Пожалуй, В.И.Бойко ( ВИБ ) слегка подражал и даже немного походил на Чапая. Я знал, что ВИБ работал слесарем в буровой бригаде и учился в ВЗПИ ( всесоюзный заочный политехнический институт). Приходилось слышать, что он неугомонный изобретатель. Изобретатель- звучало с легкой иронией - уж больно настойчив и энергичен.
ВИБ напомнил мне о недавно произошедшей аварии на буровой 1-ой Платнировской.
23.09.72г под утро, при подъеме инструмента ( буровая установка "Уралмаш-3Д" ), из-за невнимательности бурильщика, крюкоблок затянули в кронблок вследствие чего порвался талевой канат, крюкоблок упал в буровую, а инструмент на забой. По счастливой случайности никто не пострадал - помбуры успели разбежаться. Виноват не только бурильщик. При оплошности бурильщика должна была сработать система противозатаскивателя ( ПЗ ) и предотвратить аварию, однако не сработала.
Система ПЗ кратко представляет собой следующее: в верхней части вышки ( в 6-ти метрах ниже кронблока и в 47-ми от пола буровой ) на пути крюкоблока сигнальный тросик. Он натянут между поясами вышки. Один конец закреплен, а другой спускается в буровую, к пневмокранам. При подъеме крюкоблок не должен достигать его. В случае срыва тросика срабатывает система ПЗ: один из пневмокранов отключает воздух к ШПМ ( шинно-пневматической муфте ), то есть разъединяет лебедку и привод. А через другой кран - воздух под давлением поступает в тормозной цилиндр лебедки. Независимо от бурильщика крюкоблок должен остановиться. Работать с неисправной системой ПЗ категорически запрещено. Ее регулярно проверяют, но по- быстрому, не в полном объеме и формально. Такая проверка мало что дает. В полном объеме проверяют ПЗ только раз, перед забуриванием скважины. Присутствует комиссия с участием представителя Горного округа. Сигнальный тросик устанавливают на высоте нижних полатей ( в 23м от пола буровой ). Поднимаемый крюкоблок ( скорость 5-ая, газ максимальный ) срывает тросик и останавливается. Пробег крюкоблока не должен превышать 5,0м. Считается, что и там в верху он ( пробег ) будет таким же.
Сама проверка выглядит примерно так: после срыва тросика крюкоблоком несколько мгновений барабан лебедки вращается с прежней скоростью, потом с замедлением и останавливается, а крюкоблок продолжает подниматься по инерции. При этом ходовой конец каната поступает сверху к остановившемуся барабану, накапливается в лебедке, выходит в буровую и ложится петлями ( всего метров 20-30 ). Наконец крюкоблок останавливается и начинается обратное движение ( падение ), петли вышедшие в буровую уходят в верх. На самом барабане укладка каната становится хаотичной, витки захлестываются между собою, "прорезают" нижележащие ряды. Последующая работа по приведению в порядок укладки сопровождается самодеятельностью и опасными приемами. Да и сама процедура проверки опасна. Поэтому рабочих из буровой удаляют, кроме бурильщика. И бурильщик отходит за лебедку, когда убедится, что ПЗ сработал.
Пробег определяется на глаз, весьма приблизительно, ведь крюкоблок в верхнем положении не остается. Как уже говорилось, пробег не должен превышать 5,0м, а если больше? Какие меры применять? Техническая характеристика элементов системы ПЗ неизвестна. И чтобы избежать простоя и неопределенности буровики пускаются на всякие ухищрения: занижают скорость подъема крюкоблока, да и величину пробега... А комиссия? Обычно такая придирчивая и непреклонная комиссия в этом случае оказывается снисходительной.
Невольно думалось: конечно же система ПЗ ненадежна, полагаться на нее нельзя, сама проверка не вписывается в нормативы ТБ... и потом - отчего такой большой инерционный пробег крюкоблока? Наверное, велика кинетическая энергия вращающихся роликов тальсистемы? Разобраться бы.
ВИБ держался скромно, но с достоинством, предлагал смонтировать дублирующую систему ПЗ. В авиации все ответственные системы дублируются. Оказывается, армейскую службу он проходил в авиации, проверял и ремонтировал приборы. Далее, чтобы улучшить работу пневмокранов использовать включающий и отключающий электропневмовентили - ЭПВ. Такие ЭПВ недавно появились у нас вместе с буровыми установками завода "Баррикады" ( Волгоград ). О их преимуществах и надежности я мало что знал.
Мне же казалось - возможно ЭПВ и ускорят торможение лебедки, но ведь крюкоблок все равно поднимается по инерции... только больше каната выйдет в буровую и проверка ПЗ станет еще опасней. Высказал ему свое мнение. Он согласился. Немного порассуждали еще и я взялся прояснить вопрос с инерцией. А потом обсудим направление дальнейших действий. Он не возражал. Так состоялось наше знакомство, и образовался союз, как тогда говорили - творческий. Кстати, достойное и даже торжественное слово "творчество" дотого часто употреблялось в бумагах и разговорах, к месту и не к месту, что стерлось, сникло, потеряло свою красоту.
Итак, предстояло расчетом определить кинетическую энергию ( Wk ) тальсистемы, как сумму энергий ее элементов. Полученные данные прояснят явление и, думалось, облегчат поиск пути к сокращению инерционного пробега крюкоблока. Готовой методики расчета у меня не было, но я ее довольно хорошо представлял. И еще - приравняв Wk к работе по подъему крюкоблока, легко определить инерционный пробег. Расчетный и фактический пробег должны совпадать.
Быстро сказка сказывается, да не быстро дело делается. Работа оказалась кропотливой и трудоемкой. В моем распоряжении не было сотрудников, приборов, чертежей... Работал почти как Робинзон, без общения с внешним миром. Снимал размеры подвижных элементов тальсистемы, чертил их, определял площади сечения, массу, моменты инерции, скорости вращения каждого ролика, скорости движения каждой дуплины оснастки, потом уже расчеты. Извел много бумаги и времени "свободного от основной работы". Дела шли с переменным успехом - иногда интенсивно, результативно, иногда, поглощенный этой самой основной работой, надолго забывал о расчетах.
Расчеты выполнял для двух вариантов: когда крюкоблок пересекал высоту 23м ( средняя зона вышки ) и высоту 47м ( граница мертвой зоны ). Два варианта потому что мы сразу предположили - Wk во время подъема возрастает, ведь барабан лебедки заполняется канатом и диаметр навивки, увеличивается, увеличивается и скорость подъема и Wk. Есть и другие факторы, способствующие возрастанию Wk, но не будем их здесь касаться Итак начальный этап завершен и вот результат:
На высоте 23м Wk =19836 кгм, инерционный пробег - 3,01м
На высоте47м Wk =21431кгм инерционный пробег -3,95м.
Познание системы ПЗ шло не только с помощью ручки и привычной тогда логарифмической линейки. Посещая с проверками бригады А.Демченко, В.Кравца и некоторые другие, я выбирал приемлемые для бригады моменты и недолго экспериментировал. - А сколько же времени проходит с момента включения ПЗ до начала торможения - прихода тормозной рукоятки из вертикального положения в рабочее ( 0,8м от пола ). Назовем это время 1-ым периодом. Результаты разные - от 1,3с и больше - в зависимости от состояния пневмокранов и воздухопроводов. За это время ( 1,3с ) крюкоблок пройдет в средней зоне вышки 2,5м, а в верхней 3,32м. Таким образом, полный расчетный пробег крюкоблока будет соответственно 5,51м и 7,27м, то есть сверху он превысит мертвую зону вышки ( 6,0м )
Глядя на эти цифры, которые достались с таким трудом, первое, на что обратил внимание - инерционный пробег крюкоблока хорошо совпадает с тем, который получаем в буровой. Раньше меня одолевали сомнения - что даст расчет. Будет ли пробег соответствовать фактическому? Теперь сомнения рассеяны. Стало очевидным и то, что результат проверки в средней зоне вышки нельзя переносить в верхнюю зону без корректировки. Продолжительность 1-го периода конечно же велика и надо думать как ее сократить. Сам характер торможения тоже не нравился. Рукоятка тормоза опускалась с нарастающей скоростью ,минуя рабочее положение, до самого пола. Казалось удивительным, что кинематическая цепь тормоза ( ленты, шарниры, рычаги ) не рвались ( или деформировались ), а растягивались. Какое же усилие соответствует такому торможению? Посчитал - больше тонны. Столь большое усилие не нужно, достаточно килограммов 200-300. И такое усилие будет кратно превышать создаваемое рукой бурильщика.
На воздухопроводе к тормозному цилиндру - тройник, в нем шайба с диаметром отверстия 3мм ( штуцер ). Видимо штуцер для плавности торможения. Но плавно не получается, а негативное влияние штуцера налицо - торможение начинается только через 1,3с.
И еще - как быстро падает давление в ШПМ ( шинно-пневматической муфте ) после ее выключения? Ведь эффектным торможение будет только после снижения давления в ШПМ до какой-то величины, когда начнется проскальзывание между муфтой и шкивом ( разъединения вала лебедки и привода )
И еще и еще...Но зачем же такие сложности? А что если попробовать...?
Из совокупности приведенных данных напрашивается решение - изъять штуцер из тройника, что сократит ( или исключит ) 1-ый период, а для плавности торможения использовать редукционный клапан, ограничивающий давление в тормозном цилиндре до 2,5 - 3,0 атм.
Идея была воплощена в "Приспособлении с редукционным клапаном", которое представляло собой небольшой металлический цилиндр с двумя сквозными пересекающимися сверлениями. К корпусу присоединены - редукционный клапан, манометр и два патрубка. Воздух к тормозному цилиндру теперь поступает через это приспособление. Штуцер исключен, Редукционный клапан регулируемый - позволяет поддерживать в цилиндре любое заданное давление.
Приспособление впервые установили и испытали в бригаде А.Демченко, результаты отличные. Не буду утруждать подробностями. При давлении в цилиндре 2,5 -3,0 атм. ( а в пневмосистеме давление 8,0 - 8,5 атм ) канат навивался нормально или с легким послаблением Плохая навивка каната при экстренном торможении ( без нашего приспособления ) объясняется еще и тем, что замедление крюкоблока под действием собственного веса получается равномерным, а замедление барабана лебедки равноускоренным. Приспособление устраняет это несоответствие, торможение начинается сразу, без 1-го периода и происходит при постоянном давлении. Пробег крюкоблока при испытании находился в пределах 4,0 - 4,5м - это при срыве тросика на высоте 23м. Расчетный пробег на высоте 47м получается 5,0 - 5,5м. Пробег можно еще немного уменьшить, если повысить давление в цилиндре, но ослабнет навивка каната, все же оставаясь приемлемой. Думалось, что использование более совершенных разрядников ( прибор ускоряющий выход воздуха из ШПМ ), изготовленных заводом "Баррикады" и ЭПВ тоже улучшит надежность ПЗ и сократит пробег крюкоблока. То есть преследуемая цель фактически достигнута.
Приходилось читать, что настоящее, истинное изобретение или открытие обычно отличается простотой решения и эстетичностью. Теперь мне кажется, что наше приспособление и само решение проблемы и были таковыми. Но тогда думал иначе - данное приспособление лишь одна из удач на пути к цели. Кардинальное решение связано с поглощением Wk.Видимо потратив столько сил и времени на изучение кинетической энергии, я зациклился на ней. Да и как еще могло быть?
Смотрю на цифры, характеризующие Wk тальсистемы. Получается, что добрая половина энергии приходится на быстро движущийся ( 19м\с ) ходовой конец каната, ходовой ролик кронблока и ближайший к нему ролик. Если погасить энергию этих элементов, то крюкоблок станет смирным, менее агрессивным. Для воплощения этого замысла достаточно установить ленточный тормоз на двух роликах кронблока.
Тормозить движущиеся канат с роликами вместе ? Но такого нигде в технике не встречается, тем более тормоз над головой!
Торможение каната дело очень специфичное. Новый канат обильно смазан, изношенный - сух. Поверхнось каната в результате торможения не должна иметь заметной потертости и ощутимо нагреваться. Были времена, когда порванные проволочки на изношенном канате отгибались наружу и канат становился колючим как еж. С тех пор буровики традиционно "боятся" движущийся канат. Быстро движущийся канат запрещено касаться или подправлять даже крючком или ломом. На теперешних канатах порванные проволочки не отгибаются, да и число их строго регламентировано, и все же полностью исключить отогнутые проволочки нельзя. Может быть отказаться от идеи тормоза? Придумать что-то оригинальное. Пытался, но проще и надежней тормоза ничего в голову не приходило.
На прмбазе из отработавшего свой срок кронблока сделал стенд. По дну канавки одного ролика уложил и закрепил кольцо талевого каната, другой ролик, спаренный с первым, использовал как шкив для разгона обоих роликов. Тормоз ленточный, привод для разгона роликов электрический, колодки из сплава Д-16 ( в основном алюминий ) Результаты экспериментирования - положительные и зафиксированы в акте. В пользу кронблочного тормоза был и такой аргумент - применение его предполагается разовое в исключительном случае. Тормоз прост, надежен, его не смогут разрушить любые мыслимые и немыслимые случайности.
Ко времени изготовления кронблочного тормоза я уже работал в Краснодаре, начальником смены ЦИТС ( центральной инженерно-технологической службы ) УБР.
Обычно руководители предприятием ( от зав.отделом до директора ) - соавторы множества рацпредложений, изобретений... Сами они не изобретают - им некогда. Впрочем случается, что изобретают, но тогда среди подписавшихся нет подчиненных. И в том и в другом случае руководители-изобретатели ведут себя скромно, не афишируют свое творчество. Среди сотрудников иногда встречается чудак-изобретатель, который теряет скромность, а заодно и почтение к руководству, становится амбициозным, дерзким...Тяжелый случай! Лучше иметь репутацию пьяницы или бездельника чем "изобретателя". Я это хорошо понимал, о своей работе с ПЗ не распространялся, поблажек не просил, все, что надо делал в свободное время.
Еще когда работал в Каневской, в жизни Василия Ивановича Бойко произошли изменения. Он закончил ВЗПИ и был назначен помошником бурмастера. Опыта работы с людьми еще не имел. Побыть бы ему в этой должности подольше. Но вскоре ко мне зашел Василий Серафимович Карасев - начальник цеха капремонта скважин в Каневсеом газопромысловом управлении. - У меня уволился старший инженер цеха - говорил он - и я прошу отпустить В.И.Бойко ко мне на эту должность. - Потянет ли он - усомнился я - работа ответственная, нужен опыт. Потянет - заверил ВСК - все же капремонт не бурение, да и я помогу. Теперь с ВИБ виделись изредка говорили недолго. Как я понял - он полон идей по части рационализации работ в капремонте, да и газодобыче тоже. Но не был понят руководством. Отношения осложнились. Он уволился, уехал в Нижневартовск, устроился мастером трубной базы в одной из контор бурения. Каневскую навещал, здесь еще оставалась семья. Навещал и меня сначала в Каневской, а -потом в Краснодаре. В беседах ВИБ не раз упоминал о Владимире Георгиевиче Смолянинове
( ВГС ) - преподавателе ВЗПИ и его руководителе во время дипломного проектирования. Покровитель изобретателей и очень влиятельный человек. ВГС пинком распахивал дверь в любой министерский кабинет. Покровитель - не совсем то слово. Это он выучил и воспитал целую плеяду неистовых "изобретателей", которые лишили покоя руководство чуть ли не во всех регионах страны. Однажды ( в 75-ом ) получил письмо от ВИБ, в котором он прдлагал встретиться в Москве и ознакомить с нашими разработками ВГС. Организацию встречи брал на себя. Я не возражал. Вскоре пришла красная правительственная телеграмма - командировать Кожина в Москву, в распоряжение ВЗПИ сроком на неделю. Подпись - зам.министра
ВГС тогда было лет семьдесят - невысокий, худощавый, подвижный, глаза серые колючие. Пожилой, но никак не старичок. Со слов ВИБ я знал, что ВГС перенес несколько инфарктов, однако ограничивать себя в спиртном и куреве не собирался. Жил с женой на Дмитровском шоссе. Встретились в его квартире. Встречу не назовешь теплой и произвела она странное впечатление. На наше приветствие он едва кивнул головой, потом в кабинете слушали монолог о его значимости. Говорил жестко, как мне казалось раздраженно, не глядя на нас. Выходило, что если он пожелает - перед ним предстанет любой из трех министров. Но и это не все. - Хочешь - говорил он, обращаясь ко мне - за этим столом будет сидеть Байбаков ( руководитель Госплана страны )?! Я, конечно не хотел. Мне казалось, что он после глубокого похмелья или страдает трудно объяснимой манией ( не исключено и то и другое ). ВИБ слушал спокойно с легкой улыбкой, а я чувствовал себя подавлено. Нашу разработку не вспоминали. Было не ясно - так что же он хочет? Оказывается, ВИБ все знал - нужно составить отчет и сделать доклад, а ВГС соберет нужных людей. Встречались и позже в ВЗПИ или у него дома. Встречи короткие, тон разговора спокойнее, чем в первый раз, но память так и не запечатлела его улыбки. Позже убедился, что он и в самом деле весьма влиятельный человек. Но почему, в чем причина? Приходилось только догадываться. В роле просителя его не представишь. Характер явно диктаторский. ВГС никогда не служил в армии, но воображение рисовало его кадровым военным, из тех кто "слуга царю - отец солдатам" - бесстрашный, требовательный, справедливый... В мирной жизни некоторые сослуживцы его обошли, стали генералами, но сохранили к нему почтение и трепет.
Я знал, что ВГС всего лишь кандидат технических наук, но ему доверена подготовка соискателей ученых степеней. Он представлял своих подопечных в ВАКе ( высшая аттестационная комиссия ) и защита проходила всегда успешно. Возможно, министерские чины с его помощью защищали кандидатские диссертации? Все же ВГС оставался для меня человеком загадочным Ну зачем ему, в его возрасте, при его здоровье, возиться с нами "изобретателями"?! Материальные стимулы полностью отсутствовали.
Жили с ВИБ в одной из гостиниц ВДНХ, ложились поздно, вставали рано. Чтобы подготовить отчет пришлось немало поработать - писали, печатали, копировали на Эре. При ВЗПИ был соответствующий отдел или цех, но услуги за плату. Однажды выкроил время и сходил в Мингазпром. Тогда министерство располагалось в скромном, но новом здании недалеко от станции -метро "Университет". В техотделе встретил своего однокашника - Станислава Петрицкого. Разговорились - несколько лет он работал в Узбекистане, под конец директором конторы бурения. В его памяти необъятные просторы и природа Средней Азии. Теперь старший инженер в отделе, квартира в Москве. Как я понял, быть старшим инженером у нас в отделе и здесь, в министерстве - большая разница. Наш старший инженер постоянно получает указания и замечания. Станислав работает иначе. У него тоже есть руководство, но он сам себе планирует работу и командировки, командировки по всей стране. При главном механике министерства отдел, его возглавлял сравнительно молодой, но опытный и толковый человек. Беседа проходила в духе полного взаимопонимания. Говорили и о системе ПЗ. Мне хотелось расширить свои представления о тальсистеме: кто ее проектировал, почему не учтено влияние кинетической энергии, да и многое другое. К примеру - откуда пришла в бурение пневматика и выбрано давление 8,5 атм. На эти вопросы у него не было ответов. Я не просил, но он сам после нашей беседы сходил во ВНИИ БТ ( всесоюзный научно-исследовательский институт буровой техники ) пытался навести справки, но и там ничего не узнал. Сам же я думал: наверное, как обычно, скопировали технику у американцев, потом бездумно рационализировали - немного увеличили диаметр роликов ( в угоду тем кто курировал отработку канатов), возможно увеличили скорость подъема крюкоблока. А кинетическая энергия в квадратичной зависимости от диаметра и скорости и получили то, что имеем.
Наши разработки позволяют проектировать более совершенную тальсистему, а так же обезопасить работу на старом оборудовании --том, что находится в эксплуатации.
Защита отчета проходила в небольшом зале. Присутствовали представители трех министерств, ВЗПИ и Госгортехнадзора - специалисты высокого ранга. ВГС оказался хорошим организатором. В своем выступлении я говорил о недостатках существующей системы ПЗ, о кинетической энергии тальсистемы и о кронблочном тормозе. О приспособлении с редукционным клапаном не упомянул, так как обстоятельных, широко поставленных экспериментов не проводилось, было только предварительные данные. Сообщение произвело впечатление. В выступлениях звучали такие слова как - оригинально, актуально, значимо... обратить внимание, продолжить, помочь... Но сам кронблочный тормоз воспринимался без энтузиазма, прохладно, с осторожностью.
После защиты мы, защищавшиеся, и еще человек пять спустились в слабо освещенный подвал какого-то заведения. Пили стаканами по- буровицки. Нас хвалили, поздравляли, и это было приятно, но каких-либо ярких впечатлений не осталось. Радостное светлое чувство удовлетворения случалось раньше, в ночной тишине или при удачном экспериментировании
На следующий день я уехал домой, а ВИБ остался, чтобы оформить отчет. Из Москвы в письме пришла первая страница отчета, на которой следовало расписаться главному инженеру, начальнику ЦИТС и мне. Получалось, что разработку осуществлял ВЗПИ в содружестве с производством - Краснодарским УБР. Среди лиц подписавших отчет руководство кафедры и деканата. Думаю, что к примеру, зав кафедрой, профессор, подписывая отчет, который скорей всего не читал, вряд ли испытывал удовлетворение, но так было принято. Обилие подписей не смущало - пуст себе будут, может быть где-то чем-то помогут. Кстати, подобные надежды иллюзорны, проверено практикой.
Передо мною этот отчет: текст, чертежи, схемы, приложения...всего 83 страницы. В приложениях протоколы тех советов. Тех советы прошли в ВЗПИ ( докладчик ВГС ), в Мин геологии ( докладчик ВИБ, протокол утвержден зам министра ), в Мингазпроме ( протокол утвержден зам министра ), в Краснодарском УБР. В постановлении тех совета Мингазпрома установлены сроки и назначены ответственные лица, которым следовало содействовать, помогать... и потом организовать проведение испытаний. Этот протокол в отчете есть, но в объединение Кубаньгазпром ( где эти ответственные находятся ) пришел лишь в следующем году. Руководство Объединения на него не реагировало.
Не надолго отступлю от темы. "Желание все совершенствовать..." - видимо для меня это не просто слова. Припоминаю такой эпизод. Однажды в ГДР шел вдоль взлетно-посадочной полосы в Домгартене. Домгартен - военный городок близ Штральзунда. Квартировала в нем летная часть и многочисленная обслуга. Рядом аэродром, построенный, видимо, еще до войны. Там же магазины, охотно посещаемые нашими женщинами. Охрана пропускала русских в городок беспрепятственно. Меня послала туда Клара посмотреть - нет ли в продаже столового сервиза "Мадонна"? Возвращаюсь к контрольно-пропускному пункту по асфальтовой дорожке. Взлетно-посадочная полоса рядом. День ясный, солнце яркое, тихо. Вдруг быстро нарастающий характерный звук мотора - на полосу садился истребитель. Коснувшись полосы, довольно высоко подпрыгнул, потом еще, еще и наконец стремительно покатился. Кажется, у летчиков это называется "дать козла". Увиденное произвело впечатление. Думалось - какая трудная и опасная посадка. Может быть летчик недостаточно опытен? Нет, такое маловероятно. Из разговоров знал, что летчики ассы, у них новейшие истребители-перехватчики. У истребителя, что приземлялся, крылья скошены, сдвинуты назад и совсем маленькие. Планировать или тихо лететь он не может. Слово "посадка" здесь неуместно. Его приземление напоминало приводнение брошенного горизонтально плоского камушка. Опять же из разговоров знал, что совсем недавно при приземлении разбился истребитель, летчик погиб.
И еще эпизод, связанный с авиацией. Теперь нам нечасто приходится видеть взлеты и посадки самолетов. Жизнь аэродрома скрыта от пассажиров различными запретами и заборами. Да и летать стали редко. А тогда, в 70-ых, летали много и летное поле все на виду. В ожидании своего рейса насмотришься этих взлетов и посадок вдоволь. Не раз замечал сизый дымок из-под колес приземляющегося самолета. Неужели горит резина? Но почему?
Туманным рассветом взлетели во Львове. Самолет круто набирал высоту. Я сидел у иллюминатора, за которым густой мрак. Настроение не менее мрачное. - Ну зачем было взлетать, а как теперь приземляться?...и найдет ли пилот аэропорт назначения? Так продолжалось минут пятнадцать, а казалось вечность. И вдруг у горизонта яркое солнце, снизу причудливая поверхность облаков белизны необыкновенной, пейзаж восхитительный. Дурного настроения и тревог как не бывало. Напротив - настроение прекрасное, как в лучшие минуты жизни. На пути в Краснодар промежуточная посадка в Харькове. Снижаемся, вошли в сплошную облачность. Настроение менялось в обратной последовательности. Из тумана вынырнули прямо на посадочную полосу. Самолет выбросил шасси. Оно оказалось совсем близко от моего иллюминатора. Ага - подумал я - подходящий случай пронаблюдать, что же происходит в момент касания колес с бетонной полосой. И пронаблюдал. Действительно горит резина. Впечатление, такое как будто бы пилот удерживает колеса от вращения с помощью тормоза. И колеса скользят юзом. Недолго, конечно, всего мгновение.
С трудом и не сразу сам себя убедил - колесо обладает значительной инерцией покоя, нужна сила, способная почти мгновенно раскрутить колесо до окружной скорости, равной скорости самолета. По направлению сила противоположна движению самолета. Поэтому толчок при касании колесами земли, поэтому пилоту трудно дается плавная, мягкая посадка, особенно на большой скорости приземления. Вот если бы колеса предварительно раскрутить...
Можно предложить немало способов или механизмов для предварительной раскрутки колес. Ну хотя бы использовать поток встречного воздуха.
Авиация развивалась стремительно. Видимо первое время проблем с шасси не возникало из-за сравнительно небольших посадочных скоростей. И теперь, в гражданской авиации проблему не назовешь острой. Но вспоминаю реактивный истребитель... неужели конструкторы не обратили внимание или не нашли решения, облегчающего посадку быстролетящего самолета.
Такому дилетанту как я, прежде чем что-либо предлагать нужно... Я обратился к друзьям - нет ли среди знакомых человека, сведущего в авиации. И такой человек нашелся. - Да, такая проблема замечена и над нею работают - ответил он. Подумалось - ну тогда здесь мне делать нечего. Немного позже сам себя спросил - а в чем проявляется эта работа.
Конструкторская мысль пошла другим путем. Тогда, в 70-ых, колеса авиационного шасси были по размеру такими же как у автомобиля средней грузоподъемности. Не знаю - кто раньше додумался - мы или они? Наверное, там. Колеса на шасси стали маленькими. Их много, но они совсем маленькие. А ведь момент инерции колеса в квадратичной зависимости от диаметра.
Но вернемся к противозатаскивателю. Пауза или верней вялая работа по данной теме длилась примерно год. К осени 76-го пришло письмо Мин Газпрома с протоколом тех совета, о котором говорилось выше. Пришло письмо и от ВИБ, он намеревался приехать и помочь в подготовке и проведению испытаний. И приехал. Работа активизировалась. Приходилось прихватывать и рабочее время. С просьбой отпустить меня на промбазу обращался лишь в крайнем случае. Меня отпускали, препятствий не чинили, но руководство никогда не интересовалось - как идут дела, что получается. Было понятно: начальство не против нового, однако, зачем ему лишние хлопоты и заботы. Забот и так хватает. Пусть новинки с завода приходят готовыми. Там ими положено заниматься специалистам в соответствии с планом и ассигнованиями.
Испытывать приспособления планировалось в бригаде С.И.Русецкого - буровая 9 Ставропольская. Сам Степан Русецкий опытный, знающий себе цену начальник буровой. Темп работ в бригаде высокий, бригада передовая, эксперименты им не к чему.
Нам предстояло заранее смонтировать кронблочный тормоз. Чтобы бригада не стояла, монтаж совместили с ремонтом насосов. Сначала нужно снять защитный кожух с роликов кронблока и срезать сварные швы с рамы. Как лучше срезать швы? Посоветовались с Русецким. Он отдал из своего загашника самое дорогое из того, чем располагал - абразивный диск с приводом от высокооборотного электромотора. И вот мы с ВИБ на кронблочной площадке. Швы приходилось срезать под углом. Приспособление не предназначено для такой работы и через несколько минут диск разлетелся, к счастью никого не травмировал. С некоторым сомнением я взял в руки зубило и кувалдочку. Знал, что сварные швы самозакаливаются и зубило о них быстро тупится, а время ограничено. Здесь, на высоте 53м нас было двое, но я почувствовал себя одиноко, не защищенным, противостоящим всему миру. Невольно посмотрел вдаль - мир казался огромным и чуждым. Но нет, я не один, рядом друг, на которого можно положиться. Василий не утерял присутствия духа, выглядел спокойным, деловитым. Я начал рубить, шов поддавался, зубило оставалось острым. Дела пошли еще успешней, когда инструмент оказался в сильных и умелых руках Василия. Швы срубили, тормоз смонтировали. Эта психологическая депрессия и ее преодоление сблизили меня с Василием больше, чем долгое время совместной работы.
Что побуждает человека поступать нравственно, этично...? Приходилось читать, что даже выдающиеся люди затрудняются на подобные вопросы отвечать. Но уж, во всяком случае, не рассудочность.
Не только тальсистема, расчетами охарактеризованы все вращающиеся детали лебедки, обсчитана тормозная система лебедки при прямом и обратном вращении, работа пневмоцилиндра и другие элементы пневмосистемы. Но вот выход воздуха из ШПМ (шинно-пневматическ-
кой муфты ) - нет. Известно только начальное давление и время выхода всего воздуха, а хотелось иметь зависимость давления от времени, при стравливании. Этого рассчитать я не мог. Интуиция подсказывала - без дифференциального уравнения не обойтись. В институте мы лихо брали интегралы, но составлять дифференциальные уравнения не практиковались, а без этого нет мышления категориями высшей математики. А стоит ли ломать себе голову - рядом два НИИ, в которых математические отделы. Обратился за советом к другу, сотруднику НИИ. Тот засмеялся: отделы они сами для себя, без выхода в живое дело. Им подавай исходные данные для программы ЭВМ, тогда получишь ответ. Но не все так безнадежно - есть один мужик, который по этой части все может, кстати, к математическому отделу отношения не имеет.
Подвальное помещение под институтом, канцелярский стол, среднего возраста скромный и грустный мужчина. Познакомились, но его имени и фамилии, к сожалению, я не помню. Объяснил ему, что мне надо. Он слушал молча. На следующий день вручил мне бумагу с расчетом и графиком зависимости. Я пытался разобраться. Для расчета он использовал формулы Бойля и Вейсбаха, далее математические выкладки, включая дифференциальное уравнение и интегрирование. Данные сведены в таблицу, построен график. Все по науке. Полагал, что больше мне не придется обращаться за помощью к математику, однако пришлось. За несколько дней до испытаний Горный округ потребовал обосновать расчетами процесс торможения на кронблоке... - А не получится ли там, наверху, путаница каната, подобная той, что имеем на лебедке при экстренном торможении? Об этом я размышлял не раз и был убежден, что нежелательных явлений не произойдет. Ведь тормозятся именно те элементы тальсистемы, которые тянут крюкоблок вверх. Для начала предусмотрено легкое торможение, не в полную силу. И еще - эксперименты с кронблочным тормозом будут производиться при установленном приспособлении с редукционным клапаном и потому торможение барабана лебедки и инерционный подъем крюкоблока почти совпадают по времени. А пока вращается барабан лебедки, кронблочный тормоз не может остановить канат или ослабить его ветви, ибо канат вытягивается барабаном лебедки, вращающий момент которого на порядок больше тормозного момента кронблочного тормоза. Собственно говоря, приспособление с редукционным клапаном в значительной меру умаляет роль кронблочного тормоза, но тогда я еще этого не осознал.
Но как все это убедительно изложить на бумаге и в столь короткий срок. Я опять обратился к математику - выручай братишка. И он взялся выручать. Наверное, вот так же бескорыстно, он выручал многих, но вряд ли, хоть кто-нибудь, ответил ему взаимностью, и я в их числе. Передо мною его "Расчет самопроизвольного движения тальблока..." на 15 листах, исписанных аккуратным подчерком. Как исходное взято уравнение Лагранжа. Далее расчеты, схемы, графики, таблицы, выводы, производные, дифференциальные уравнения, интегралы...Первая половина работы посвящена обоснованию самопроизвольного движения крюкоблока, вторая эффективности кронблочного торможения. В выводах он указал на возможность проскальзывания по роликам при ослаблении натяжения ветвей. Положительный фактор, который я не учел. И все это за несколько дней. Конечные цифры совпали с моими. Я их получил, используя формулы из учебников, справочников, а так же логику и экспериментальные данные. Думалось - вот так бывает в науке: производственные проблемы решаются опытным путем, а потом, когда известен результат, подводится научная база, математическое обоснование и диссертация или научный труд готовы.
Горный округ, наверное, забыл о своем требовании или счел его невыполнимым и этот блестящий расчет оказался невостребованным.
Как и намечалось, испытания проходили на буровой 9 Ставропольской.
Начали утром 26.10.76г. Предварительно, при отключенном приводе, были проверенны каждый пневмоприбор, входящий в систему ПЗ и предложены критерии их проверки. Замерялись продолжительность заполнения пневмоцилиндра и выхода воздуха из ШПМ. Эти критерии позволяют безопасно и быстро оценить состояние ПЗ. Потом замерялся пробег крюкоблока - оборудование серийное, обычное. ПЗ включали при прохождении крюкоблоком высоты 23м. Средняя величина пробега 7,5м. После остановки крюкоблока канат на барабане лебедки, как всегда, в хаотическом состоянии. Изъяли штуцер из тройника и установили приспособление с редукционным клапаном ( ПРК ). Эффект поразительный: барабан лебедки остановился плавно, канат уложен хорошо, пробег крюкоблока сократился до 4,0 - 4,3м в зависимости от давления, на которое настраивали ПРК ( от 1,8 до 2,25атм ), пробег мог быть и немного меньше, но тогда канат наматывался с прослаблением или чуть больше, при совершенно нормальной укладке. Потом в системе ПЗ меняли разрядники на более совершенные, устанавливали ЭВП ( электро-пневмо-вентили ), использовали дублирующую систему и, наконец, наш кронблочный тормоз. Испытания продолжались и 02.11.76г. Все эти приборы и приспособления имели положительный эффект, но небольшой по сравнению с ПРК
Всего пробег крюкоблока замерялся 31 раз. Данные сведены в таблицы. Акт и выводы на 9-ти машинописных страницах. В составе комиссии 10 человек - ведущие специалисты УБР, представители Объединения, Горного округа. Председатель - главный инженер УБР. Пожалуй, ни одного из них нельзя было заподозрить в симпатии к нашей работе. Механик из Объединения и представитель Горного округа не скрывали негативного отношения. Фиксируя в акте увиденное, они невольно признавали, что ранее работа велась и теперь ведется на оборудовании, не отвечающем условиям безопасности. В дальнейшем предстоят немалые хлопоты. Однако акт подписали все.
В выводах рекомендовалось в первую очередь использовать ПРК вместо штуцера. Выводы и рекомендации на двух страницах. Хорошие нужные рекомендации.
После испытаний систему ПЗ привели в первоначальное состояние. Помню недоумение С.Русецкого, когда снимали ПРК -зачем же его снимать, с ним так хорошо получается. - Да, но пока нет соответствующего указания сверху - объяснили ему. Как выяснилось позже, оно ( соответствующее указание ) так и не поступило
Опять правительственная телеграмма, Москва, В.Г.Смолянинов, опять небольшой актовый зал института - нас слушают несколько преподавателей ВЗПИ, представители Госгортехнадзора и министерств. Отчет одобрили, хвалили, но протокола заседания не осталось или мне не пришлось его видеть. Потом гадюшник в подвале - обмывали успешную защиту отчета. За столом человек восемь. Коньяк разливали в стаканы. Когда очередь дошла до стакана ВГС получилась небольшая заминка. Все знали, что он сравнительно недавно перенес очередной инфаркт. - Наливай, наливай - негромко, но решительно буркнул ВГС и референт плюхнул ему для начала полстакана. - Не могу же я ослушаться мэтра - объяснил он мне, своему соседу. Из гадюшника вышли хорошо поддатые, но некоторым показалось маловато. Добавляли в "Праге" перед самым закрытием ресторана. Ресторан сразу же произвел впечатление ярким освещением, музыкой, веселыми лицам. - Ну почему нас буровиков ( в том числе столичных ) тянет в подвалы?! Добавили. Но как же быть теперь со ВГС? Своим ходом перемещаться он уже не мог. Как представить его жене, женщине решительной и эмоциональной?! Привезли на такси, подняли на этаж, прислонили к стене возле двери, позвонили и, как пацаны, убежали. Через пару дней, когда ВГС уже оклемался, у него дома, я и ВИБ, глядя в пол молча слушали страстный монолог жены Смолянинова. Да, конечно, монолог был адресован нам, верней анонимным, совершенно бессовестным собутыльникам, которым загубить человека ничего не стоит. Сам ВГС тоже в пол уха слушал и злобно огрызался. Похоже, он считал жену врагом номер один, которая мешает жить жизнью достойной настоящего мужчины.
Однажды ВГС кое-что рассказал о себе и стал понятнее, ближе. Перед войной он прочел в газете короткое сообщение - организация бытового профиля сооружала скважины-колодцы и, чтобы повысить устойчивость стенок, обрабатывала их электромагнитным полем. - А почему бы ни применить этот метод в нефтяных скважинах - подумал ВГС. Предложение получило мощную поддержку сверху. Выходит, что можно обойтись без дефицитных обсадных труб. Началась война и стране было не до труб. Экспедицию Смолянинова оснастили мощной техникой. Обрабатывали ( крепили ) неглубокие газовые скважины в Поволжье. Я припомнил - в послевоенной прессе было много шуму по поводу газа Поволжья. Велось даже грандиозное строительство газопровода Саратов-Москва. Видимо, тогда этот метод имел свое значение, но в дальнейшем, по ряду причин, развития не получил. Все же остался в специальной литературе методом Смолянинова.
Предстояло скомпоновать и оформить отчет. Он значительно отличался от предшествующего отчета. 138 страниц машинописного текста - расчеты, схемы, чертежи, акты испытаний. По существовавшим тогда правилам ( решение Совмина ) продолжительность командировки в Москву не должна превышать неделю. В этот срок мы не укладывались. Преодолеть запрет Совмина не просто. Пришлось пару раз побывать в приемной зам министра нефтяной промышленности. Ожидая, наблюдал за работой нашего друга референта. Собственно говоря, не знаю - как правильно назвать его должность. Референтом окрестил его я и сам для себя. Сидел он в большой приемной за единственным столом, уставленном телефонами. Те, кому нужно к замминистра, сначала, обращались к нему ( устно, письменно или по телефону ). По-моему, простенькие вопросы решал он сам, верней готовил к подписи. Не могли его миновать и высокопоставленные лица. Со всеми любезен, нетороплив, чувствовалось, что компетентен, проглядывалось и собственное достоинство. Наверное визит к замминистру заранее оговаривался, но панибратство с референтом позволило ВИБ внепланово войти в высокий кабинет. Речь шла о гусеничном вездеходе, верней болотоходе, который так нужен сибирякам и который ВИБ брался сконструировать и изготовить, при поддержке замминистра , разумеется. И согласие на поддержку получил. Даже Смолянинова удивили дипломатические и пробивные способности ВИБ. К слову сказать, ВИБ не имел водительского удостоверения, да и не приходилось слышать о его пристрастии к колесному или гусеничному транспорту.
Начинание с болотоходом мне казалось сомнительным. Однако ВИБ не из тех, кто сомневается. - Если надо, значит надо...Позже в письме сообщал, что болотоход был создан с его участием и, как полагаю, по его инициативе. Испытания прошли успешно.
Собственно говоря, почему я его мысленно упрекал в легкомыслии и неоправданной смелости. Ведь и я, "изобретая", обычно берусь не за свое дело. Вынуждает или побуждает к этому возникшие на пути проблемы...А их не счесть.
Известный ( и любимый мною ) поэт Роберт Рождественский как-то писал: в юности стихи сочиняют все, но только поэты ( тем они и отличаются от всех ) не могут их не сочинять. По-моему Р.Рождественский хотел сказать, что поэт - это прежде всего состояние души. Вот и страстный изобретатель по состоянию души схож с поэтом. ВИБ не мог не изобретать. Но страсть требует жертв. Она пожирает свободное время, сужает круг интересов и друзей, страдают карьера, авторитет и материальное благополучие.
Сибирская природа пришлась по душе ВИБ. Случалось зимой ходил на охоту, а летом... острова на Оби, рыбалка, купание...Из конторы бурения перешел в капремонт скважин. Он не писал почему, а мне думалось - в капремонте больше возможностей для "изобретательства". Буровик из него не получился, изобретатель-рационализатор - пожалуй.
В одном из писем прислал мне сформулированное рацпредложение. Предлагал эксплуатировать фонтанные скважины через затрубное пространство, меня приглашал в соавторы. Я опять удивился его смелости. Конструкции скважин для Сибири и способы их эксплуатации разработаны ведущими институтами страны и вот какой-то Бойко берется совершенствовать методы добычи. Однако, поразмыслив согласился с ним - да, на определенной стадии жизни скважины такое целесообразно ( со многими оговорками ). Написал ему об этом, от сотрудничества отказался.
Вернемся в приемную замминистра. Командировку нам продлили еще на неделю, что позволило оформить отчет.
Если в первом отчете основное внимание уделялось кинетической энергии тальсистемы и кронблочному тормозу, ее гасившему, то здесь вначале рассматривался сам процесс торможения, работа каждого прибора и механизма ПЗ. Главное внимание ПРК, но и другие предложения ( в том числе кронблочный тормоз ) рассматривались основательно. Как уже говорилось, эффективность предложенного доказана, зафиксирована в актах испытаний, проблема решена, тему, в общем-то, можно считать исчерпанной.
На первой страничке отчета ( как и в предшествующем ) подписи руководящих лиц и в самом низу моя. Меня передвинули с предпоследнего места на последнее - по ошибке машинистки - объяснил ВИБ. А в конце отчета? В конце отсутствовали протоколы техсоветов по министерствам. Техсоветов не было. Возможно, будут позже, ведь защита только прошла. Но уже тогда чувствовал, догадывался, что интерес к нашей разработке угас. И действительно о ней вскоре забыли. Но почему же - спрашиваю я сегодняшний и отвечаю - да потому что разработку уже следовало "внедрять" в производство, настал черед пошевелиться тем, кто в московских кабинетах, а это им не по нраву.
Высокопоставленные радетели охраны труда и техники безопасности! Ну до чего же Вы решительны и беспощадны к буровикам-исполнителям и до чего же лояльны, снисходительны к тем, кто вынуждает нас работать опасно.
А как же ВГС с его исключительной пробивной способностью? ВГС безмолвствовал. То ли считал свою миссию завершенной, то ли мы ему надоели. Мои отношения с ним стали еще суше.
В коридорах Миннефтепрома довольно людно, шумно, двери некоторых комнат приоткрыты. Возвращаясь из приемной, присматривался к людям, заглядывал в некоторые комнаты - хотелось встретить знакомое лицо, ведь здесь немало кубанцев. Нет, не встретил, но удалось поговорить с опытным и доброжелательным сотрудником. Очень кратко изложил ему суть дела и попросил совета - как продвинуть нашу разработку в производство. - Видимо - неспешно размышлял он вслух - нужны рекомендации института по технике безопасности. Такой есть в Баку. Да и согласие конструкторов "Уралмаша"...А мне думалось - наверное так, да разве они одобрят нашу разработку, ведь мы для них чужаки, пытающиеся вторгнуться в их сферу деятельности, лишить покоя да и хлеба насущного. Ну что им стоит не согласиться с нашей разработкой или в ответ на письма просто молчать.
О злоключениях и переживаниях изобретателей-неудачников написано немало. Поэтому о своих переживаниях умалчиваю. Злоключения начинаются с попыток автора опубликовать свое детище, "внедрить" в производство, получить патент и т.п. На пути оказывается чиновник - тупой, упрямый, эгоистичный...или чиновничья среда - упругая, вязкая, непреодолимая. Не дай бог угодить в нее.
Но ведь изобретатели бывают и удачливые, их, наверное, большинство. Да, наверное, но чтобы изобретать с пользой для себя, нужно придерживаться неписаных правил и обычаев, а они таковы. Автор сам изготавливает предлагаемое или в мастерской предприятия, сам же испытывает и использует свое детище, а потом оформляет предложение. И что не менее важно - предлагаемое не нужно ( нет необходимости ) утверждать в высоких инстанциях, тем более в Госгортехнадзоре. Наша разработка вышла за рамки этих правил. Сказанное справедливо для изобретателей-производственников. Под словом "изобретатель" подразумеваю здесь всех, кто склонен к творчеству.
Говоря об изобретателях, нельзя миновать науку. Любой НИИ, почти вне зависимости от профиля и полезности, является своеобразным комбинатом по выпуску хотя бы кандидатов каких-то наук. В диссертации должна присутствовать новизна, претендующая на изобретение. Стать "законным" изобретателем в науке проще - с Госкомитетом сражается не сам автор, а патентная служба института, чиновник с чиновником, а они легко находят общий язык.
Изобретателю ( особенно в науке ) хорошо бы иметь светлую голову, но для настоящей удачи светлой головы явно недостаточно, нужен характер. Характер бойца, обладающего ударом и способного переносить удары, умеющего дать и взять, терпеливого и настойчивого, непринужденно чувствующего себя в кабинете мэтра и за банкетным столом ну и т.д. И еще - лучше, когда научная разработка не самоцель, а средство достижения цели - диссертация, например. Тогда она ближе и понятнее оппонентам, к ней относятся снисходительней, с большим пониманием.
Из сказанного, очевидно, что я взялся не за свое дело.
Вернулся домой. Через время приехал ВИБ и привез отчеты. Четыре экземпляра разошлись в Москве, один ему и пять мне. Я не знал кому конкретно они достались в Москве и что делать с привезенными. Если бы мы работали в науке, наш отчет мог быть опубликован в трудах института, а так...даже не знаю где. Не было больше желания и сил доказывать, пробивать, проталкивать. Отчеты навсегда остались лежать у меня на полке.
Кажется в 78-ом году три министерства, занимающиеся бурением на нефть и газ, объявили конкурс на лучшее рацпредложение по охране труда и технике безопасности. Образовали совместную комиссию. По совету ВГС и мы приняли участие в конкурсе. В нашем предложении фигурировало ПРК ( приспособление с редукционным клапаном ) с соответствующими пояснениями и актами испытаний. Мне казалось, что наше предложение победит, будет вне конкуренции, ведь оно так значимо и хорошо обосновано. Нет, не победило, но все же досталось призовое третье место, В приказе по результатам конкурса говорилось, что призовые работы будут опубликованы в ведомственной прессе, а авторы премируются в размере ста рублей. Прошел год - ни публикации, ни денег. Но вот в диспетчерской ЦИТС раздался звонок, звонили из редакции "Бурения", спрашивали меня. Состоялся примерно такой разговор: - тут я читал Ваше, так называемое рацпредложение - спокойно, по-домашнему говорил собеседник из Москвы - что за безответственная фантазия? Вам бы следовало сначала испробовать предлагаемое, и Вы убедились бы в полной несостоятельности написанного... - Но ведь с предложением акт испытания - перебил я его. - Да что акт, и акт липа - продолжал он. Нет, не можем мы такое публиковать. - Но решение о публикации исходит от министра - настаивал я - и потом, почему Вы даете оценку предложению, она уже дана конкурсной комиссией...Собеседник положил трубку. Думалось - неужели не опубликует, есть же приказ. Нет, не опубликовал и только через годы в "Нефтянике" ( 12 за 81-ый год ) появилась короткая заметка о нашем рацпредложении. Откликов и рецензии не последовало.
Печальная история. - Позвольте, а не Вы ли в начале главы провозглашали, что чуть ли ни каждый смертный ( вольно или невольно ) совершенствует мир... - Да, писал. - А как же быть с чиновниками и им подобными? - Что касается чиновников ( и им подобным ), то и тут, пожалуй, противоречия нет. И они совершенствуют, если не мир, то свои бюрократические приемы и методы. И, как видим, весьма эффективно.
СТАНИЦА КАНЕВСКАЯ КОНЦА 60-Х И ВАДИМ РЕЗНИКОВ
Осенью 58-го как-то шел из центра к себе в городок нефтяников. Улица без тротуаров, погода пасмурная, настроение соответствующее. Думалось: государство строит немало, города хорошеют, но когда же дойдет очередь до жилья обычных станичников? Лет через 15—20 Краснодар и госсектор Каневской станут красивыми, основательными, а хаты так и останутся примитивными хатами. Где взять их жителям деньги, добротные стройматериалы, транспорт? На заработанное в колхозе можно кое-как сводить концы с концами, не более. Предпринимательство на подворье запрещается. По новому Указу даже коров надо сдавать в колхоз, правда, за деньги.
Прошло десять лет, снова в Каневской. К моему удивлению, облик станицы сильно изменился. Красивые административные здания, асфальт покрыл центральные улицы, но главное, самое главное — появилось много частных кирпичных домов, крытых шифером или оцинкованным железом. Интересное явление. Казалось бы, все как прежде — скромные заработки, скудные лимиты на стройматериалы, цены, запреты... Государство финансировало и снабжало строительство сахзаводов, газовых промыслов, дорог, а выходит получилось... Глядя на обновленное жилье, наши высокопоставленные вполне могли обидеться, посчитать себя одураченными. Были приняты меры, но у начальства уже не все получалось.
И еще. Считалось, что на селе строят кое-как, тяп-ляп. Тут в пору обидеться станичникам. Посмотрите на их новые дома — какой размах, качество, да и вкус. Правда, дома принадлежали не просто станичникам, больше народившейся станичной элите, которая могла позволить себе многое.
Я оказался плохим пророком. Теперь, в 90-х, станицы выглядят совсем неплохо, а в центре Краснодара сплошь и рядом завалюхи. Кстати, о Краснодаре. По количеству завалюх в самом центре города — он уникален. Нет больше такого в стране, думаю, что и в мире. По крайней мере среди краевых и областных центров.
Городок нефтяников тоже сильно изменился. Теперь он стал действительно городком — капитально построенные гаражи, промбазы, административные здания, жилье... Тон задавало Газопромысловое управление — мощное предприятие по добыче газа. Городок и станицу ничто не разъединяло, но и не объединяло. Жили как бы сами по себе. Кажется странным, но среди буровиков было мало каневчан, хотя бурению с его высокой зарплатой постоянно нужны рабочие.
На фото в свете яркого весеннего солнца трое. Щурятся, улыбаются, позади лесопосадка и степь. Посередине — водитель Иван Шевченко. Снимок 1968 г. Иван из местных, жил в городке с семьей. Приходилось с ним много ездить. Не раз убеждался, что в суждениях о жизни, людях и начальстве наиболее категоричны шоферы. Нет, это не об Иване. Ваня скромен, даже застенчив, говорил медленно, как бы с трудом. Почему-то, но наверняка Иван знал все, что знали каневчане о самих себе и текущих делах. Даже больше того — знал содержание доверительных разговоров между руководством. Мы обращались к нему иногда за разъяснением непонятного. Его ответы казались убедительными.
Мое понимание станичной жизни во многом от Ивана, поэтому, дорогие каневчане, если что-то из написанного ниже не так — обращайтесь к Ивану, вашему же земляку.
Каневская и тогда была станицей, известной в крае и за его пределами. Урожаи, надои, мясо, рыба... Но, пожалуй, в значительной степени ее известность связана с колхозом "Победа" и его председателем Вадимом Резниковым, Героем соц. труда. Говорят, он воевал по Югу, бывал в Крыму. Вспомнились юность, Крым, Сиваш, Сапун-гора... Представился Вадим — смелый, решительный, по-солдатски свой, к тому же без пуза и с лицом, хотя и круглым, но нормального размера. Жизнь безжалостно меняет нас. Собственная фантазия вызвала к нему симпатию. Симпатия сохранилась.
Еще в 50-е о Резникове приходилось слышать нередко. Говорили, что он сказочно богат. Когда банк задержал выплату зарплаты из-за отсутствия наличности, Резников рассчитался с людьми своими деньгами, снятыми со сберкнижки. Колхоз считался крепким, зажиточным, широко торговал фруктами и перерабатывал их на собственном консервном заводе, имел деньги, много строил. И все это на фоне очень убогой тогдашней колхозной действительности. Сельхозтехнику колхозам только передавали из МТС, ее негде было ставить. Во многих колхозах автотранспорт исчислялся единицами.
В те времена колхозы резко отличались друг от друга. Одни крепли, развивались (таких было мало), другие прозябали — вечные должники государству. И в промышленности наблюдалось такое же. Позже (в 70-х) разрыв между предприятиями формально сократился до минимума. В прошлом отстающие стали выполнять поставки, план, обязательства. Не знаю, как это объясняется в сельском хозяйстве. В промышленности крепким предприятиям план увеличивали, а слабым уменьшали. В общем было ясно, что эффективность предприятия или колхоза сильно зависит от руководителя. Хорошего руководителя хвалили, но сдержанно. Превозносились достижения низовых работников. Они, конечно, этого заслуживали, но как-то забывалось, что звеньевые или бригадиры могут проявить себя только в сильных хозяйствах, то есть при хорошем руководителе.
Конец 60-х. Асфальтовая дорога на Челбасскую и к нашим буровым. Сбоку сады "Победы". Весной и позже в садах рефрижераторы.
— Откуда рефрижераторы? — спросил однажды у Ивана.
— У Вадима договоры с торговыми организациями Москвы, да и других городов. Это их рефрижераторы.
Другой раз поинтересовался:
— Почему, вот уже в который раз, в поле "Икарусы"? Что, иностранная делегация?
Нет, Вадим приобрел их как списанные, привел в порядок, теперь возит колхозников на работу. Тогда колхозников возили по-разному. Однажды попалась на глаза тракторная тележка, оборудованная скамейками. Сбоку краской — "Перевозка людей запрещена", сзади мелом — "Интурист". Ох уж эти юмористы...
На консервном заводе, который тоже у дороги, заканчивали строительство здания. — А как завод? — Работает, армяне устанавливают новое холодильное оборудование.
Немного об армянах. Вначале необходимо пояснить. Строить стало трудно. Сельским строителям мало платили. Да и за что платить? Серьезные объекты колхозного соцкультбыта (клубы, школы, административные здания) строились годами из-за плохого снабжения. Вновь образованные районные структуры блокировали отпуск материалов. Ну не полностью, нужны были взятки. А где их брать, если как раз проходила кампания по укреплению финансовой дисциплины? Строители разбегались, деградировали, им уже нельзя было поручить ничего серьезного. И тогда Господь ниспослал армян — настоящих, из Армении.
— Вы хотите Дворец культуры? — спрашивал их представитель.— Для этого нужно указать место, где его строить и перечислить нам...
Называлась круглая сумма. Строители и стройматериалы — из Армении. Не все, конечно, оттуда. С помощью взяток, блата и поразительного нахальства армяне шутя пробивали бюрократические запреты и преграды, которые нашим полупорядочным руководителям были не по зубам. Строили быстро, ритмично, без халтуры. Работали весь световой день, порой без выходных. Получали много — по 600—800 руб. в месяц. Это были крупные деньги, тарифная ставка директора или предколхоза — 300 р. Заработки на Кубани невиданные, но и скорости строительства тоже. Год или даже меньше — и красавец Дворец современной архитектуры, шикарно отделанный внутри, готов. Строили не только дворцы, но и фермы, подъездные дороги к ним. Казалось, дай волю — и армяне застроят всю Кубань, да что Кубань — весь Союз!
Но кроме Бога есть еще и начальство. Оно усмотрело в "армянизации" сельского строительства что-то не социалистическое. Армян "запретили". Некоторых местных руководителей крепко наказали. Как памятники о тех временах во многих станицах стоят здания из розового туфа.
Прошли десятилетия, все так круто изменилось. Среди многочисленных бед, обрушившихся на Армению, величайшая трагедия — землетрясение. Предстояло заново строить города. Традиционно армяне — строители. Вспомнились их дела на Кубани. Думалось: теперь-то ранее не востребованный строительный потенциал армян воплотится в делах с невиданным размахом. Многие страны и республики Союза помогали Армении. Но не получалось. Казалось, предприимчивость и энергия армян иссякли (возможно, здесь, на Кубани). Строительство буксовало. Среди прочих в Армении работал большой отряд кубанских строителей. Работал эффективно и долго, даже после распада Союза. Судьба предоставила возможность кубанцам ответить добром на добро. И они это сделали.
Вернемся в Каневскую конца 60-х. Колхоз "Победа" имел торговые павильоны в Каневской, Краснодаре, Москве, Мурманске. С солидным долевым участием "Победы" в Каневской построены поликлиника, больница, районный Дворец культуры. Все с размахом, основательно, полностью оснащено, укомплектовано. Заболевших колхозников регулярно навещал представитель правления, желал скорейшего выздоровления, вручал мед, масло, фрукты. В колхозе — собственный дом отдыха, школа, детские сады. И в них все по уму — щедрость сочеталась со вкусом, тщательно был подобран обслуживающий персонал. Колхозники пользовались и еще рядом преимуществ, не буду их перечислять.
В прессе наше прошлое — сплошной негатив. Но по тогдашним представлениям колхозники из "Победы" имели все для полноценной жизни. Однако свое благополучие оценивали без восторга. Оно доставалось трудом. Тогда многие жили неплохо и в заурядных, даже бедных колхозах. Запомнился рассказанный эпизод. В Челбасской, среди бела дня, комбайнер заехал домой и высыпал на подворье бункер семечек. Никто этому не придал значения. Резников такого не допустил бы. Проворовавшегося правление могло наказать — назначить срок, который тому следовало отбыть на непрестижной работе.
В центре Каневской — небольшой уютный стадион. Футбольное поле, вокруг скамейки и с одной стороны трибуна. Наверное, стадион за кем-то числился, но фактически — ничейный. Вадим взял его на баланс колхоза, привел в порядок, организовал футбольную команду. По спортобществу "Урожай" команда последовательно победила всех — в районе, крае, потом РСФСР. Команда стала популярной, футболистов знали и любили. Их победы дома и на выезде обсуждала вся Каневская.
— Во что обходится Вадиму футбольная команда? — спросил я однажды своего водителя.
— Футболисты, конечно, в поле не работают. Платят им средний по колхозу заработок. Да они себя почти окупают! Сборы ведь хорошие...
Действительно, стадион не пустовал. Вход платный, но цена умеренная. Игроки, видимо, были не только из местных, но каневчане всех считали своими родными. Особенно хорошо играли трое. Думаю, они были бы заметны даже в командах высшей лиги. Один — брюнет, по кличке Грек, форвард божьей милостью, скорость, реакция, удар. Наверное, половина забитых мячей на его счету. В ответственных играх, когда полностью выкладывался, болельщики выли от восторга. Футбол — игра темпераментная, страстная. Иногда кажется, что только судья, с его свистком и карточками, удерживает игроков от самозабвенной драки. Грек — джентльмен, играл напористо, но чисто.
Скоростными проходами отличался правый крайний. Он же навешивал Греку мячи для завершающего удара. Ну и защитник, с сильным и смелым ударом. Возможно, и он считал себя джентльменом. Просто когда бил — форвардам не следовало подставлять ноги, да и вообще путаться возле мяча. У других игроков мастерства и опыта было поменьше, но неуемной молодой энергии хватало.
И вот беспрецедентный случай — первенство Союза по "Урожаю" в какой-то станице Каневской. Да о ней никто из любителей спорта и не слыхал. Все это напоминало осуществленную фантазию Бендера о первенстве мира по шахматам в Васюках.
Съехались команды-победительницы из всех республик. Кстати, кажется, каждая называлась "Колос", но путаницы не было, потому что "колос" на разных языках звучит по-разному.
Каневчане хлынули на стадион. В те времена в команде Литвы играли литовцы, в команде из Армении — армяне и т. д. Приятно было смотреть на молодых, какой бы национальности они ни были. Каждая команда — со своим стилем, своей манерой игры. Футбол смотрится, когда он азартный, наступательный, таким он и был. Болели каневчане здорово, от души, больше, конечно, за своих, но симпатизировали и другим командам.
Из безразличия или дурного настроения, забот и хлопот болельщик, придя на стадион, ныряет в другую жизнь. Жизнь несдерживаемых эмоций, полную сильных переживаний и бурной радости. После удачной игры болельщик чувствует себя посвежевшим, помолодевшим, удовлетворенным. Проза жизни возвращается не сразу.
Игры первенства оживили станицу, подняли настроение, расширили круг интересов и пристрастий каневчан. Эти игры производили на меня впечатление большее, чем чемпионаты мира, хотя и чемпионаты смотрю с большим интересом.
В упорной борьбе каневчане победили, но это была их последняя победа. "Правда" опубликовала разгромную статью. Получалось, что наемные футболисты Резникова громили колхозные любительские команды. И вообще, кто позволил на деньги колхозников содержать футболистов? Команду распустили.
Что за дом был у Вадима? Просторный, одноэтажный дом, построенный колхозом. Такой же, как у других. Машина "Волга" — своя и служебная. Видимо, Вадим не стремился выделиться личным благополучием.
Колхоз построил новый Дворец культуры. Раньше их называли клубами. Вспомнилась молодость, послевоенные годы. С каким удовольствием смотрелись концерты художественной самодеятельности. В клуб ходили все и не только на самодеятельность. Там же бывали лекции, кино, танцы, иногда потасовки. Казалось — чем больше клубов, тем больше культуры, тем интересней жить. И количество клубов росло. Но жизнь менялась, клубы стали терять свое значение, интерес к ним падал. Куда-то подевались организаторы-энтузиасты, на которых держалась самодеятельность. На дверях некоторых клубов появились увесистые замки.