Демонтаж оборудования и разборка вышки—в стадии завершения. Новая точка выдана, 15-я Гривенская, она в Славянском районе, на левом берегу Протоки. Сама станица Гривенская ниже по течению и на правом берегу. Недалеко и станица Черноерковская. Между старой и новой точками километров 150. Совсем недавно этот район был в центре внимания прессы — новый район рисосеяния. Как писали, обширные плавни (заболоченные, поросшие камышом земли) превращены в рисовые чеки. "Дадим стране миллион тонн кубанского риса!" — так гласили лозунги. Одного из ведущих сотрудников ВНИИриса, усомнившегося в реальности этой цифры, сняли. Позже появились статьи, осуждавшие показуху. Оказалось, что в погоне за цифрой чеки располагали и на пахотных землях, которые засолились в связи с повышением уровня грунтовых вод и стали непригодными для земледелия. Отравленная химикатами сбросовая вода губила рыбу. Эти и другие сведения — все из газет.
Знакомлюсь с дорожной ситуацией и окрестностями в районе новой точки.
Неподалеку отделение совхоза, где можно купить хлеб. Полевыми дорогами до центральной усадьбы совхоза "Целинный" километров 10, там столовая. На полпути буровая — наши из Темиргоевской РИТС заканчивали неглубокую скважину. Большое впечатление произвел пейзаж с чеками. Раньше чеки приходилось видеть больше из автобуса. Хорошо спланированные прямоугольные участки земли, по контуру небольшие каналы, по которым вода подается для полива и потом отводится. Собственно, эти малоприметные канавы и отличали чеки от обыкновенного поля. Здесь, вблизи, чековые поля виделись по-другому. Пейзаж почти индустриальный. Мощные насосные станции с внушительными бетонными водозаборами. К ним подъездные дороги и высоковольтные ЛЭП, магистральные реки-каналы и целая сеть распределительных. Оказывается, каналы приходится регулярно чистить экскаваторами. Сами каналы, проезды для экскаваторов и вынутая на обваловку земля по площади сопоставимы с самими чеками. Откуда же на обваловках столько земли и ила? Ведь вода в Кубани, хоть и относительно, но чистая. Видимо, такова почва, каналы как бы оплывают, их затягивает илистой землей.
Чеки, чеки, чеки во все стороны и до самого горизонта... Какие грандиозные затраты труда и средств! А еще Краснодарское море и водохранилища поменьше. Интересно, сколько же земли, какая площадь нужна под чеки для получения обещанного миллиона? Прикшгул: если по 50 ц с га, получается 2 тыс. квадратных километров (200 тыс. га), а с учетом каналов, обваловок гораздо больше. Кроме того, посевы риса чередуют с другими культурами... И еще вода. Если для полива гектара, одного маленького гектара, нужно порядка 500 кубометров воды, то общий ее расход исчисляется сотнями миллионов кубометров. Никаких морей не хватит. Так вот почему Кубань к концу лета превращается в жалкую сточную канаву...
До отделения совхоза асфальт, к самой точке — гравийка. Там уже вагончик со сторожем, бульдозер, трансформаторы и масляный выключатель. Точка соседствует с двумя магистральными каналами — подающим и сбросным. Используя теодолит и рулетку, оконтурил площадь будущей буровой, бульдозерист приступил к обваловке. Казалось бы, все готово к перебазировке, однако... К новой точке не подведена энергия.
К прокладке ЛЭП даже не приступали. "Куда спешить? — говорил главный энергетик. — Все равно раньше чем через месяц энергию не дадут". Я объяснял, доказывал, требовал, ведь нужно всего 100 киловатт. Энергетик (Зорий Филиппович Литвинов) улыбался, пожимал плечами. Мои проблемы его не волновали. Была еще своя электростанция, но старенькая, капризная, ненадежная. Запускалась только от стартера, а аккумуляторы дрянь, приборы для контроля зарядки отсутствовали. Да и обслуживать станцию некому. Обслуживание поручал хлопцам, которые не имели соответствующих документов и опыта. Верней, двоим нашим такие обязанности по плечу — электрику Сергею Моторину и слесарю Александру. Но с Александром отношения натянутые из-за его пьянок, мог и отказаться.
Энергия — без нее немыслим наш быт: столовая и обогрев жилья в холодные ночи, свет и связь, сушилка и теплая вода, да и сварочные трансформаторы — все это нуждалось в энергии. На нашей электростанции можно продержаться несколько дней, но не месяц же.
Руководство требовало, давило, приказывало начать переезд. На дворе осень, но погода сухая и ясная. Как раз для переезда. Я же упирался: дайте энергию или надежную электростанцию с мотористами. Меня как бы не слышали. Бригаде создавались трудности, которых можно было избежать. Особенно усердствовал главный инженер. Кричать у него получалось, а договориться с поставщиком энергии не мог, да, наверное, и не пытался. Наконец станцию пообещали.
На понедельник заказал транспорт и погрузочную технику. Завертелось. Федор Васильевич Шевченко с вахтой находился на старой точке, а я здесь, на новой, принимал оборудование и расставлял жилье. Нужно сказать, что на этот раз транспорта и техники хватало. Народ работал азартно, с рассвета до темна. Особенно водители. Руководство пообещало хорошие заработки, я тоже "за". Путевки подписывал не скупясь. И администрация была на высоте: весь транспорт работал только на нас. За неделю основные, наиболее трудные грузы и жилье были перевезены.
Когда встал вопрос, кому же ехать первыми на новую точку, где нет своей столовой и вообще ничего нет, Хмара уверенно предложил себя и свою вахту. Поехали не с пустыми руками. В сумке у Анатолия лежали сети — да, те самые старенькие, испытанные. Буровики, конечно, знали, что на новой точке каналы и, следовательно, рыба. И вообще тот край славился рыбой.
Днем разгружали машины, к вечеру поехали в совхозную столовую. Анатолий с напарником остались, рыбачили и принесли порядочного сазана. На следующий вечер в совхоз не поехали. Анатолий приволок мешок рыбы. Рыба крупная, разная — толстолобик, белый амур, сазан, судак и даже сом. Улов небывалый и не из глубокой воды. Все это богатство находилось в сбросовом канале, фактически пустом — вода только в неглубоких выемках, в них и рыба. Столовая еще не прибыла, ни ложек, ни тарелок, но это не смущало. Был стол и чугунный котел, не знаю, откуда он взялся. Смеркалось. Хлопцы, среди которых были и шоферы, окружили .костер, ждали уху. У костра колдовал Хмара. Кто-то сказал, что в ближайшем хуторе самогон. Сбросились. Самогон принесли в 3-литровых баллонах — мутный, вонючий. Рыбу накладывали на стол и ели руками. Вначале ели много и жадно, забывая вовремя промочить глотку. Тосты и хохмы пошли позже, когда немного насытились. Спиртное и уху пили по очереди из кружек и банок, которых всем не хватало.
Рыба, ее полно на базаре, иногда покупаем, варим или жарим — особого впечатления не остается. Здесь же... Никогда, ни до, ни после, не ел такой вкусноты, не пил такой изумительной ухи. И еще. Наверное, каждый съевший необычно много рыбы чувствовал себя настоящим мужчиной. В этой обжираловке (без тарелок и ложек) было что-то от первобытно-племенной необузданности, что-то торжествующее и объединяющее.
Обычно, на определенной стадии насыщения, компания начинает петь. Здесь застолье получило другое продолжение. Взошла луна — круглая, яркая. Небольшими группами мы прогуливались по проселочной дороге вдоль посадки. Напряженный, суетный день забыт, его как бы и не было. Жизнь казалась хорошей, друзья добрыми, верными, достойными откровения, души распахнулись. Подобных вечеров немного в нашей жизни и они запоминаются навсегда.
Когда прибыли первые машины с оборудованием, возник вопрос: где их разгружать? Схема, верней, порядок раскладки грузов имелся, но, как уже говорилось, ничего путного не получалось. На загроможденной территории трудно было разыскать нужное и еще трудней это нужное транспортировать. "Начну сгружать на обваловку, а там видно будет" — решил я. И даже не предполагал, как отличино все получится! Теперь, уже не задумываясь что куда, все последующие грузы укладывал в ряд по обваловке. Территория осталась свободной для сборки блоков и маневра грузоподъемной техники. Только детали вышки в центре на стеллажах. Почему я раньше не догадался? И никто не подсказал, а ведь рядом люди опытные. Наверное, потому, что сами обваловки появились недавно. Через три дня наша столовая уже работала. Подвезли и запасную электростанцию, но без аккумуляторов, не прислали и мотористов. На следующей неделе ситуация с транспортом изменилась — каждую машину и автокран выбивал с трудом. Но в общем дела шли неплохо: разгружали, благоустраивали жилье, прокладывали коммуникации, собирали крупные блоки, копали траншеи под фундаменты вышки... Установили связь с Краснодаром через Темрюк, но слышимость была неважная.
...Однажды ночью просыпаюсь от непривычной, давящей тишины. Так и есть, электростанция заглохла. Какой-то импульс, как удар тока, мгновенно развеял остатки сна. В голове мелькнула столовая, повариха, наверное, уже встала, греет воду для завтрака. Быстро одеваюсь и к станции. Точило, которому поручили обслуживание, — там. Станция в вагончике на санях: тесно, грязно, доски пола пропитаны соляркой. Готовим факелок для освещения. Отчего заглохла? При свете факела проверяем топливную систему, потом прокачкой удаляем воздух из аппаратуры. Пробуем завести — стартер не вращается. Внимание аккумуляторам. Их четыре. Соединены между собою старыми ветхими концами. На самих аккумуляторах клеммы больше символические — пожженные шпеньки, зажимы на них едва держатся. Боже, какая убогость, какие вопиющие нарушения противопожарных норм! Работать противно! И это в моей бригаде! Электростанция — не единственная болевая точка, есть еще электрокотел, щит и автоматика по управлению превенторами, тоже сопли. Штат бригады не предусматривает специалиста для их обслуживания. Нет соответствующей .службы в РИТС и УБР, нет печатных пособий, нет и участкового механика.
Наконец электростанция запущена, но обида и горечь покидают не сразу. А днем — снова заглохла. Точило запускал и запускал ее, пока не посадил аккумуляторы. Поехал к темиргоевцам, объяснил положение дел и те, без видимого недовольства, отдали мне свои аккумуляторы, тоже с единственной электростанцией. Жест благородный и рискованный. Через час я их вернул. А собственные... заряжаются ли теперь? Проверить нечем.
Хлопоты со станцией на этом не закончились. Израсходовали солярку. Несмотря на мои настойчивые просьбы, ее не подвозили. В субботу занял пару бочек у темиргоевцев, в понедельник еще пару на отделении совхоза. Толкую диспетчерам: СОС, дайте солярку! Отвечают: да, мы заказываем. Но солярку не подвозят. Опять еду к темиргоевцам (им привезли) — дают, но ворчат, я им надоел. Тут еще проблема с вахтой — ее теперь приходится привозить из двух мест — из Ново-Дмитриевской и от старой точки, а автобус один. Выручил Г. П. Дьяков, но постоянно помогать автобусом не может. Его заботила другая, оставшаяся на Тамани буровая. ЦИТС на заявки не реагирует, мало того, по распоряжению начальника ЦИТС увезли запасную электростанцию. Нервы на пределе: заговор, что ли? Звоню главному инженеру. Прежний главный — теперь начальник УБР, на его месте мой закадычный друг В. И. Балакший. Знаю, что дел у него невпроворот и не хотел беспокоить, но вынудили.
— Помоги, дорогой, протолкни, возьми под контроль следующее... — диктую три пункта, только три.
В напряженном ожидании проходят сутки, вторые — результата нет. Звоню снова...
--
Ну как, протолкнул?
--
Ты о чем?
--
Да мои три пункта.
--
А... да знаешь, я закрутился и забыл.
Никакого заговора не было, просто бригада оказалась в подвешенном состоянии, как бы сама, по себе, без РИТСа, а ЦИТС не привыкла возиться с отдельной бригадой. В сложившейся обстановке я 20 суток не покидал бригаду.
НА ПРИБРЕЖНОЙ
Однажды в воскресенье обстоятельства позволили навестить буровую 1-ю Прибрежную. До нее километров 50—60. Воспользовался дежуркой. Ехали проселками, потом гравийкой до окраины Черноерковской, затем вправо к морю. Дорога местами узкая, по насыпному грунту, сжатая камышом. Камыш стеной — высокий, плотный. Я знал, что камыш дело нешуточное. Еще в Каневской Геннадий Завгородний рассказывал: один из компании охотников, бывший военный, ушел подальше и заблудился. Отыскался лишь к вечеру. Выглядел предельно уставшим, подавленным... Верней, это был человек, переживший ужас вполне вероятной гибели. Ведь кубанские плавни занимают огромные площади — ни сесть, ни лечь, ни развести костер. Стихия чуждая, таинственная и грозная. Часами он брел сквозь камыш по воде то мелкой, то довольно глубокой, кричал, стрелял — все напрасно.
Это было в Каневском районе, а здесь? Передо мною крупноформатная карта края для охотников и рыбаков. На Азовском побережье от Темрюка до Приморско-Ахтарска (точней, Садков) протяженностью километров 150 всего один населенный пункт — Ачуево. И дорога с покрытием, выходящая к морю, тоже одна. Безлюдье — сплошные плавни, лиманы, болота.
Но вот мосток, камыш расступился — то ли широкая река с едва заметным течением, то ли череда проточных озер. Поверхность гладкая, без ряби, вода темная, но прозрачная. Хорошо бы порыбачить с лодки. Казалось, что здесь, в диких глухих местах, со стародавних времен обитает необычная рыба. Рыба-зверь, крупная, сильная, дерзкая. Позарившись на наживу и проглотив ее, таскает рыбака вместе с лодкой, пока не оборвет леску.
Вечно в поиске ненасытная щука, истосковался по жареным воробьям флегматик сом, наверное, обитают и те, кто предпочитает свежую макуху или мятый хлеб с конопляным маслом — плавни же, откуда взяться деликатесам?
Камыш кончился неожиданно, впереди морской простор. Осень, погода хмурая, море неприветливое, но пляж — пески великолепные.
На в общем-то безлюдном берегу есть маленькие поселочки. А как здесь было раньше? Ведь всего 25 лет назад в море было столько рыбы, что, казалось, ни выловить, ни истребить ее людям не под силу. Как мы недооценивали себя! Еще чуть раньше Кубань не имела дорог с покрытием, а грунтовые раскисали. Каботажный флот и сообщение морем, видимо, имели совсем другое значение. И жизнь на побережье выглядела иначе. Но как — нигде не прочесть, не узнать, только легенды.
Поворот влево, немного по пляжу, вот и буровая. Домики-вагончики теснятся в ряд. Непривычная компактность. Домики голубые, на стенах спасательные круги, весла. Море рядом, метрах в тридцати, там шлюпка с мотором. Близка вода, если штормовой ветер, тем более ураган, смоет жилье. Но другого не придумать, дальше от воды — болото, плавни.
Буровая называется 1-я Прибрежная, хотя здесь уже пробурена первая скважина, которая именовалась 2-й Прибрежной. Такое несоответствие для буровиков дело обычное — чтобы сбить с толку нечисть и заманить Удачу. Кстати, уловка оправдала себя. Обе скважины пробурены и испытаны, то есть доведены до ума. Что касается остальных... им крепко не везло — на двух произошел выброс и они сразу же сгорели, но это потом.
Буровая 1-я Прибрежная — проектная глубина 3600 м, проектный горизонт — средний Майкоп. Конструкцией предусмотрены две промежуточные колонны и хвостовик. Предполагалось, что продуктивны и карагано-чекраксие отложения, которые сразу же над Майкопом. Структура выдана геофизиками. Солидная по площади структура, в основном, под морем, на берегу лишь незначительная ее часть.
Караган, чекрак, майкоп — в 50-х и позже из этих отложений край добывал свои большущие миллионы нефти. Большинство месторождений находилось (теперь истощены) в Предгорье. Глубины скважин разные — от 800 до 3000 м. И в Азовском море эти отложения продуктивны, но скважины мельче (1000 м), дебиты небольшие. Как представляется специалистам, эти площади разобщены прогибом — погружением фундамента и увеличением мощности осадочных пород. Площадь Прибрежная в зоне начавшегося погружения (северный борт прогиба), отсюда и глубины продуктивных горизонтов большие по сравнению с морем. На 15-й Гривенской, которую предстояло бурить нашей бригаде, они еще больше. Думалось: здесь что-то новое, может быть, наконец, откроем хорошее месторождение.
Бригада из Каневской, еще недавно ею руководил Виктор Лиманский, теперь Владимир Дутченко. Мы знали друг друга. Было ему лет тридцать. Стройный, собранный, немногословный, казалось, в любой ситуации хладнокровие не изменит ему. Нравился Владимир, однако в бурении авторитет приходит с делами. Каких-либо славных дел или устойчиво высоких показателей за бригадой не числилось, или я о них не знал, да и в УБР Владимир всего несколько лет.
Когда я приехал, скважина еще не вскрыла высоконапорных горизонтов, бурение шло нормально. Говорили о жизни, о работе, о производственных болячках. Владимир угощал вяленой рыбой, в том числе красной. Видимо, буровики не забывали, что море рядом. Владимир пригласил посмотреть буровую. Вечерело. Вышка А-образная и потому в буровой как-то непривычно, неуютно. Обшивка ветхая, ворота в сторону моря — люди на сквозняке, но иначе буровую не поставить. Под буровой широкий настил от превенторного щита к батарее задвижек, шахта надежно накрыта. Здесь все по уму, по-хозяйски. В насосной порядок, но местами под ногами вода, ибо сток затруднен. Соцкультбыт бедненький. Осталось впечатление — как-то неуютно, трудно людям, впрочем, возможно, только показалось.
Приключения пошли позднее, через несколько недель, в карагано-чекракских отложениях. Казалось бы, здесь их (отложения) уже проходили, опыт есть, но скважина 2 оказалась за контуром структуры, а названные горизонты — водоносными, что облегчило бурение. Эта же скважина вела себя, как необъезженная лошадь чистых кровей, которая ни за что не хотела терпеть седока. Скважина перебивала раствор нефтью и газом, пыталась выбросить раствор, ее удерживали на превенторах, давление порой достигало сотен атмосфер, скопившийся у устья газ стравливали по отводам, закачивали раствор, раствор утяжеляли, начиналось поглощение — и так неоднократно. Не хватало еще только прихвата. Нет, был и прихват инструмента. Для освобождения устанавливали нефтяную ванну, хотя очень трудно представить себе эти работы при плотности раствора 2,20—2,22.
Казалось, силы зла объединились. Стояла морозная зима с обжигающим ветром. Схватка продолжалась несколько месяцев, и описание ее в "Деле скважины" занимает множество страниц. Главный инженер В. Балакший, руководитель горноспасателей А. Куликов и другие рангом пониже провели на этой буровой немало тревожных часов. Но главное, бригада и ее руководитель оказались на высоте. Вот тут-то и следовало бы сказать добрые слова, назвать В. Дутченко асом. Но слова уже не нужны — есть дела.
Скважина оказалась продуктивной. Я выписал из "Дела скважины" некоторые данные по одному из испытанных объектов, привожу их в обобщенном виде: при штуцерах от 4 до 7 мм, давление на устье 300/400 атм., дебит газа 100—180 тыс. м3/сут., дебит конденсата 100—180 м3/сут.
Прошло 12 лет. Первоначальное представление о местоположении структуры бурением не подтвердилось. Скважины в море оказались пустыми. Структура, видимо, под плавнями. Строительство каждой новой буровой связано с большими трудностями. Структура так и не оконтурена. Как уже говорилось, две буровые сгорели. Одна из них фонтанирует до сих пор (неуправляемый фонтан), но продукт поступает в газопровод. И только на 1-й Прибрежной продолжается нормальная эксплуатация.
И еще. Только две работающие скважины. И те уже не высокодебитные. А энергоносители теперь так нам нужны.
ПРОЩАНИЕ С БУРОВИКАМИ
Жизнь и работа на буровой постепенно наладились. Темп строительства хороший — уже собрали крупные блоки, сооружали фундамент, подвезли подъемник для сборки вышки. Люди в заездах переставлены с учетом местожительства и теперь для перевозки вахт хватало одного автобуса. Дизельным топливом обеспечены. Александр сам предложил себя для обслуживания электростанции. Сергей Моторин разыскал переноску, которая светила от аккумуляторов. Вскоре эти хлопоты забылись — нас подключили к энергосистеме. Наконец бригаду передали в Темиргоевскую РИТС, пока только формально. Руководство РИТС не спешило брать нас под свое крыло или хотя бы приехать для знакомства.
Темиргоевская РИТС — как бы самостоятельное предприятие. У них жилой городок, мощная промбаза, склады, рядом гараж. Штат ИТР укомплектован. Им всегда везло на руководителей, которые как-то естественно выдвигались из своей же среды (А. А. Новосельцев, В. Н. Евстратов, В. И. Озеров). Всем им был чужд карьеризм. Вот и теперь руководитель из своих — молодой энергичный С. А. Шаманов. Впервые увидел его в 70-х, он мастеровал в бригаде В. Н. Евстратова. Высокий, широкий, худой. Ветераны и начальство отзывались о нем хорошо. Мне показался он скромным, доброжелательным. Не могу объяснить почему, но возникла симпатия и по мере того как он становился заметнее — симпатия росла. Пожалуй, у темиргоевцев сложился определенный стиль. О бригадах заботились, куда бы судьба их ни заносила. Для этого были возможности и, главное, соответствующий настрой.
Мой прежний начальник Г. П. Дьяков — отличный человек и руководитель, но он располагал только самим собой. Никакие службы и люди ему прямо не подчинялись, только бригады. Отсюда и стиль иной. Здесь нет упрека, он предоставлял мне предельно возможную самостоятельность, к чему я всегда стремился.
Думалось: нет, не придется поработать с Шамановым. Нервы уже не те. Слишком остро реагирую на в общем-то мелкие, обычные неурядицы. Особенно трудно с руководством УБР, нужно уходить. Да и материально работа мало что дает. Во время демонтажа-монтажа получаю, как и все, тариф, то есть 220 р. плюс пенсия, но всего не более 300 р. Столько же, или почти столько же, можно получать на заводе, обслуживая, допустим, котлы. И никаких сложностей — ни начальства, ни подчиненных. Никаких забот, в свободное время можно читать, размышлять или общаться с природой. Идея кочегарить бродила в моей голове не первый год. Правда, нужны курсы и соответствующее удостоверение. А пока его нет, можно поработать в ОТК (отдел технического контроля) завода "Нефтемаш". Именно это мне предлагал Борис Солянник, начальник ОТК, а в прошлом, в ГДР, мой верховой.
О своей задумке в УБР не говорил. Надо вначале списать холодильник да и еще кое-что. Захожу к начальнику УБР с актом. Слегка киваем друг другу в знак приветствия. Акт подписал молча. Это была наша последняя встреча.
Мое заявление об уходе на пенсию подписал глав.инж. В. И. Балакший. Далее все буднично, суетно. Среди прочих документов находилось удостоверение "Ветеран труда". Мне и таким, как я (а начальству тем более), не приходило в голову, что уход ветерана должен выглядеть как-то иначе, может быть, более торжественно.
На дворе декабрь 1984 года, скупое зимнее солнце, большая группа буровиков в спецовках, прямо от работы, и я среди них. Снимок на память, последний мой снимок из жизни в бурении.
ЦИФРЫ
Подумалось — неплохо было бы подкрепить свои впечатления о том времени бесстрастными цифрами.
Цифры — теперь они не в чести. Раньше ими были усыпаны все газеты и журналы: добыча нефти, выплавка стали, производство тракторов — все в цифрах. Казалось, в цифрах цель и смысл жизни. Да так оно и было. Но вот теперь... где их взять?! Тех газет и журналов нет. Верней, есть, но только в центральной библиотеке и добраться до них непросто. Еще статистические справочники, но они издавались нерегулярно, да и там далеко не все, что хотелось. А хотелось знать динамику нефтедобычи на Кубани в послевоенные годы, лучше по предприятиям. Посмотреть бы отчеты и заодно узнать, кто руководил предприятиями. В библиотеке провел день, кое-что записал, но не густо. Затем архив "Краснодар-нефтегаза".
— Нет, у нас документы только за последние десять лет.
Посоветовали обратиться в краевой архив.
Архив? Даже теперь, в 90-х, архив для нас что-то новое, загадочное, значимое. Он как бы неисчерпаемый кладезь информации, сведений, многие из которых сенсационны. Неужели он доступен всем?!
Архив, второй этаж, читальный зал — светло, уютно, тихо. Сотрудники вежливы, предупредительны. Заявление, анкета, бланки... Обошлось даже без разрешительного письма из объединения. Путеводитель по архиву, описи документов, заказы на документы. Сами документы (нужные мне) в другом конце города и доставляют их трамваем.
Но где же интересующие меня отчеты за послевоенные годы? Их нет. Попадаются отчеты техснаба, вспомогательных производств, бухгалтерии... Листаю их, по крупицам собираю кое-что.
После четвертого посещения (а ехать через весь город!) мучительно думал: как такой архив стал возможен? Сознательно делалась эта неразбериха или по нашей обычной безалаберности? А может быть, сотрудницы архива не нашли, не дали нужных описей? Но не исключено и другое. Припомнился разговор служащих объединения, случайно услышанный мною во времена организации краевого архива: отправляем в архив макулатуру, пусть хранят.
Надеялся, что с годами политические страсти улягутся и люди по архивным документам объективно оценят, поймут нашу жизнь — войны, развитой и неразвитой социализм... Знакомство с архивом сильно поколебало такие надежды.
Ну, да ладно, обойдусь. Ведь я не собирался анализировать работу ведомства, а для иллюстрации времени годится и то, что выписал. Спасибо архиву и за это.
Как уже писал, нефть на Кубани искали и добывали издавна. Привожу некоторые данные по добыче (в тыс. тонн): в 1913 г.— 87, в 1917 г.— 54.
В 28-м году образован Майкопский нефтекомбинат (Майнефть), в 40-м он переведен из Нефтегорска в Краснодар и назван Краснодарским нефтекомбинатом. Тогда, в 40-м, Кубань добывала 2242 тыс. тонн, а общесоюзная добыча 31121 тыс. тонн.
Два с лишним миллиона тонн кубанской нефти... теперь кажется не так уж много. Но с другой стороны — порядка 2000 железнодорожных эшелонов.
Среди горных лесов красавец — город Нефтегорск, построенный и заселенный энтузиастами. Сам М. И. Калинин посетил его однажды (теперь жалкий, забытый Богом и начальством населенный пункт). Нефтепромыслы по глухим лесным станицам и хуторам. Горы, бездорожье, примитивная техника... Видимо, непросто было добывать и перекачивать к железнодорожным станциям эти миллионы.
В войну, перед вторжением немца, наши спецкоманды поработали неплохо. Фашист не воспользовался кубанской нефтью (а как он к ней стремился! Майкоп взят 6-го, а Краснодар только 19 августа 1942 года). После освобождения края пришлось много поработать, прежде чем возобновилась добыча.
В 1945 году нефтекомбинат был преобразован в объединение "Краснодарнефть".
В 1950-м край добывал (тыс. тонн) — 3145, Россия — 18231, Союз — 37878.
Основными нефтедобывающими регионами страны были: Баку, Татария, Башкирия, Грозный, Кубань, Прикарпатье. На самой Кубани все большее значение приобретали районы юго-западнее Краснодара, те, о которых писал.
В 1957 году край добывал 5288 тыс. тонн нефти и 850 млн. кубометров газа.
В последующие годы, включая 75-й, добыча стабилизировалась на шести с лишним миллионах тонн.
Цифры... Неужели за ними чья-то судьба, молодость, надежды, жизнь?! Просто не верится. По-моему, у тех, кто не видел того времени, не хватит фантазии, чтобы представить его по цифрам.
На днях по телевидению выступал президент экономической академии наук (оказывается, есть и такая). Из-за отсутствия инвестиций для возрождения экономики академик предлагал продавать за рубеж месторождения полезных ископаемых вместе с землей. Подумалось: но ведь после войны мы восстановили экономику без помощи извне. Гляжу на цифры. Теперь они меня поражают. Привожу данные по добыче нефти в стране (в тыс. тонн) по годам.
45-й — 19436, 50-й — 37878, 55-й — 70793, 60-й — 147859,65-й — 242888, 70-й — 353000, 75-й — 490801 и т. д.
Как говорится, комментарии излишни.
До открытия газоконденсатных месторождений Кубань добывала в год (55-й год) всего 377 мил. м3 газа.
(Кубометр газа по своему энергетическому потенциалу больше килограмма нефти, но цифры сопоставимы. Для ориентировки: миллиард м3 газа равен миллиону тонн нефти).
В 1960 г. положение круто изменилось — добыли уже 5115 мил. м3 газа.
Привожу динамику газодобычи .в мил. м3 по "Кубаньгазпрому" и стране.
годы Кубань РСФСР СССР
60-й 5115 24412 45303
64-й 18320 56579 108566
65-й 23075 64257 127666
Из таблицы следует, что в 64-м, 65-м годах на Кубань приходилась почти пятая часть общесоюзной добычи газа и примерно третья часть добычи по республике. Пик добычи приходится на 69-й год — примерно 28 миллиардов кубометров, кроме того газового конденсата 800 тыс. тонн.
В конце 65-го образовано объединение "Кубаньгазпром". Первый директор — В. Динков, впоследствии министр газовой промышленности страны. В 66-м директором стал В. Я. Шевчук.
ЕЩЕ РАЗ О САФРАЗЯНЕ И ПОСЛЕВОЕННОМ ПРОШЛОМ НЕФТЕРАЗВЕДЧИКОВ КУБАНИ
Давно хотелось расспросить Баграта о его жизни до нашего знакомства. Кое-что знал, но так, отрывками. Разговорились в поликлинике, в очереди к врачу, верней, к врачам — производился ежегодный осмотр фронтовиков. Говорили и по пути в аптеку, потом домой.
— Родился в 1915 году, в Армении, теперь эта местность называется Нагорным Карабахом,— говорил он.— Горы, село, большая семья. В начале 30-х уехал в Баку, там уже работал бурильщиком мой старший брат Аршак (Аркадий). Стал работать и я подручным слесаря.
— Расскажи немного о Баку,— попросил я.
— А-а, что говорить?.. Жизнь кипела: много дел, много людей, причем разных национальностей. Жили чаще общинами.
— А говорили на каком языке?
— Говорили больше по-азербайджански. В вышкостроении верховодили немцы. Вышки деревянные. Хорошо работали немцы и пользовались всеобщим уважением. Мы с братом жили в общежитии. В комнате много людей. Пищу готовили по очереди — один на всех. Пришел и мой черед. Вечером, после работы, все принялись есть с жадностью, но вскоре выяснилось, что похлебка со свининой. Жильцы, в основном лезгины — правоверные мусульмане. Поднялся скандал с дракой, дошло чуть не до ножей. Но обошлось. Лезгины потом стол тщательно выскребли и вымыли. Закончил ФЗУ, стал работать слесарем на буровой. Зарабатывал хорошо. Месячный заработок позволял купить бостоновый костюм. Хватало на все. Слесарь обычно занимался насосами...
— А что представляло собой оборудование?
— Оборудование сборное, поставляли его Сталинград, Свердловск, Москва. Привод электрический или паровой.
Потом Сафразяна призвали в армию. Командир полка — земляк, взял его ординарцем, но такая служба пришлась не но душе, ушел в роту. Ранение на финской войне. Курсы механиков-водителей танка. Великая Отечественная застала на Днестре, отступал на Одессу, оттуда морем в Новороссийск. В конце декабря 41-го десантировал в Крым у Керчи.
— Как же ты на танке добрался до Керчи?
— А очень просто: в Новороссийске погрузили на баржу, разгружались в районе Камышбуруна, там море у берега неглубокое, скатывались прямо в воду. Гнали немца до Семи Колодезей. Это километров 30—40 от берега.
— А обратно? Известно, что весной немец сбросил наших в море.
— Обратно веселей: "Спасайтесь, кто как может",— говорил Буденный. Я сам это слушал, ибо находился всего в нескольких метрах от маршала.
— А как же танки?
— Танки, что уцелели, пускали под откос. Переправлялись через пролив (4 км) с другом на подручных средствах (несколько связанных бревен).
Я представил себе весну, неспокойный морской простор, с водой обжигающе холодной, а сверху небо — чистейшая голубизна, и так много самолетов с крестами.
— Ты хоть плавать умел?
— Нет. Потом Западный фронт, тяжелое ранение, госпиталь, снова бои. Закончил войну в Германии.
— Все время на Т-34? — спросил я.
— Нет, приходилось и на американских,— и он назвал тип американского танка.
Конечно, это беглое знакомство с такой военной одиссеей теперешних не впечатляет. А ведь за каждой фразой, за каждым словом — судьбоносные события, ни с чем не сравнимые переживания. Думалось: неужели человека, перенесшего все это, время и обстоятельства могут превратить в заурядного обывателя — суетного, мелочного, скандального?.. Во всяком случае с Багратом этого не произошло.
В 46-м демобилизованный воин Баграт сошел с поезда на станции Линейной и пеше направился в Холмскую. Там находилась контора Ильско-Холмской разведки. Оформился мотористом. Мотористов не хватало, и он в тот же день (верней, в ночь) вышел на вахту.
— Расскажи немного о работе разведки,— попросил я.
— После освобождения Кубани, в 44-м, в Холмскую прибыла группа буровиков из Бугульмы (Татария). Скважины разрушены, документы уничтожены, прибывшим пришлось начинать с нуля. Среди пионеров: Э. В. Яржембович — первый руководитель разведки, А. В. Сафразян — гл. инженер, Садон, Мостовой, Ерохин, Шахунов, Асауленко, Березюк...
— А что, Аркадий Васильевич был главным инженером? — удивился я. — Да, так. Ведь дипломированных инженеров было мало, а у него большой опыт.
Довоенные армяне, те, что освоили русский в зрелом возрасте, плохо говорили и писали по-русски, безбожно путая мужской род с женским. Этим страдал и Аркадий, да и Баграт. Вот чем было вызвано мое удивление. Впрочем, Аркадий вскоре предпочел руководить бригадой.
— Когда я пришел, в разведке было семь бригад. Бурили, можно сказать, везде — от Тамани до Краснодара. Оборудование больше американское, фирма называлась, кажется, "Вильсон".
Среди бурильщиков — асов того времени: С. Слюсарев, Н. Петров, А. Ткаченко, Ф. Маслов, А. Гончаров, Хартиков... Тогда же или чуть позже пришли в бурение Вергелес, В. Тариченко, П. Тимоненко, И. Межерицкий... Уже в 40-х асы бурили до 300 м за вахту, причем наращивали трубами шестиметроврй, длины, механизация примитивная.
И еще Баграт припомнил механиков Вакуленко и Ткаченко, трубника Герасимова, мастеров Маштакова, Перевертова, Шилина, Шарибджана, Березюка... Особенно колоритными и популярными были, наверное, два последних. Хохмы и рассказы о них пришлось слышать и мне.
Начальником разведки, а потом директором конторы, стал Семен Моисеевич Мусиенко, а главным инженером — Михаил Иванович Садон. Подумалось: так вот с каких времен существует этот тандем! В 57-м, когда я пришел в Каневскую, роли распределялись так же. Но нет людей более несхожих. Садон производил впечатление доброжелательного интеллигента, предпочитавшего кабинет. Мусей (так величали директора за глаза) — характера крутого, всегда в деле, в разъездах, среди людей. Казалось, вместе они случайно и ненадолго.
— А откуда они взялись? — спросил я.
— Мусей из Мелихова, что рядом с Киевской. Там была контора, мы называли ее "Черпай-нефть". Они добывали (черпали) нефть из колодцев. А Садон, по-моему, на Кубани был всегда.
Поработав мотористом, Баграт перешел в ВМЦ (вышкомонтажный цех). Толковый, решительный, динамичный — конечно же, Баграт вскоре стал лучшим монтажником. Намечалось отпочкование, образование еще одной конторы бурения, и требовался руководитель ВМЦ. Баграта послали в Москву на курсы повышения квалификации. Курсы для ИТР. Соответствующего образования Баграт, конечно, не имел. Через пару дней учебы директриса предложила Баграту вернуться домой. Баграт возражал, директриса настаивала, ссылаясь на статус курсов. Баграт продолжал посещать занятия, но в списке группы его уже не было. Крепко зажурился Баграт. "А ты сходи в министерство",— посоветовал ему сокурсник. Баграт записался на прием к министру.— "Зачем вам министр? — говорили в канцелярии.— Сходите к Оруджиеву, его заместителю". "Нет, мне нужно к министру". "И как ему о вас доложить?" — спросила секретарь. "Доложите: земляк, нефтяник из Баку". Байбаков принял, выслушал Баграта и написал на листке бумаги всего пару слов: зачислить и помочь. Днем Баграт внимательно слушал лекции, ночью переписывал их. Учебу воспринял как бой, в котором некуда отступать. Экзамены сдал успешно. На торжественном собрании по поводу окончания курсов Баграт был. назван в числе лучших курсантов.
Новую контору бурения назвали Западной {позже Анастасиевской). Первый директор — Гарибхан Алиев, глав. инж.— Георгий Крыжановский, начальник ВМЦ — Асауленко. Баграт стал начальником ВМЦ в своей конторе. Примерно тогда же (в 48-м) образовался трест КНР (Краснодарнефтеразведка). Первый управляющий — Павел Кольцов, нефтяник с довоенным стажем. Геологом, кажется, сразу же назначили К. И. Кийко. Управляющие менялись — А. Караев, Г. Заграбян. Я пытался расспросить его о видных нефтяниках из объединения — Кочергове, Задове, Брагине, а также А. Волике, А. Анисимове... Но Баграт их знал плохо.
— А Кожемякин, наш бессменный управляющий, когда появился он?
— Константин Филиппович пришел в 49-м, после института. Начинал инженером участка. Иногда, после танцев, ночевал в помещении конторы. Своего общежития разведка не имела, буровики жили по квартирам. Квартиры в саманных хатах, полы земляные... К. Ф. был худой, небольшого роста...
— Как небольшого? — изумился я. К. Ф. всегда казался мне крупным мужчиной. Поразмыслил, прикинул — действительно, ростом он не выше меня (174 см), но вдвое больше по объему и весу. Я не раз замечал, что К. Ф. с большим уважением относится к бурильщикам, доверяет их опыту и интуиции. И напротив, к ИТР — без почтения. Наверное, это еще с тех времен. К. Ф. довелось немало работать с людьми. Дружба с некоторыми бурильщиками сохранилась на всю жизнь. Живое дело и люди, видимо, влияли на формирование его профессиональных взглядов больше, чем книжная премудрость.
Жаль, но написать или хотя бы упомянуть о всех, кого удержала память Баграта, не представляется возможным.
Р А Б О Т А И Т Р У Д
( Размышления и разное )
Взгляды и мнения о роли труда в нашей жизни весьма разнообразны. Здесь я высказываю свои, ну и те ( не свои ), которые произвели на меня впечатление.
Среди множества версий о происхождения человека не забывается и такая - труд создал человека.
Работа и труд понятия весьма схожие, но есть и различие. Еще Д.И.Менделеев писал К.Марксу - работать люди вынуждены, чтобы прокормиться, труд же преследует и общеполезные цели, направленные на достижение всеобщего блага.
А как относились к работе древние? Читаю легенды и мифы Древней Греции. Нет, это не про работу. Во времена Гомера и до него всеобщим вниманием пользовались деяния Богов, красавиц Богинь, царей и их отпрысков. Основное занятие мужчин - война, подвиги...Работа не для сильных и смелых. Однако, умели ли они делать хоть что-нибудь своими руками? Оказывается - да. Например Ясон ( предводитель аргонавтов, царский сын ) запряг огнедышащих быков, вспахал поле и засеял зубами дракона. Все своими руками. Никто не мог ткать искусней Афины. И по части рукоделия богиня никому не уступала. Как известно, даже самому Гераклу ( внебрачному сыну Зевса ) однажды поручили вычистить конюшни.
Позже, во времена Эллады и тем более Рима, их правители и именитые граждане не пытались увековечить свое имя работой. Тогда то же строили города, крепости, храмы...Но ведь работали рабы. Остались неизвестными даже те, кто ими руководил. Хотя, как сказать...Работа интеллектуальная ( труд ) считалась делом престижным. Труд необходим. Труд, как компонент, входил даже в такое понятие как счастье. Так, по крайней мере, полагали тогдашние философы Эпикур, Платон и другие.
В нашем сознании работа чаще всего связана со словами нужно, необходимо... Работать - значить выполнять какие-то повторяющиеся операции, что надоедает, утомляет...Работа бывает тяжелой, адовой, дурной, халтурной, подневольной...но и радостной, клевой, заработной...В недавнем прошлом появилось множество аналогов слова работать - вкалывать, пахать, ишачить... "Труд" тоже хорошо сочетается с вышеприведенными прилагательными, но сочетается и с другими благозвучными - доблестный, самоотверженной, творческой, ратной...
От физической работы, той самой, что создала человека, всегда старались избавиться. Теперь ее осталось немного, но и то что осталось стремимся доконать ( а за одно и умственный труд ) с помощью автоматизации и электроники.
Вот как у Горького говорит о работе Макар Чудра - ...работают. Зачем? Кому? Никто не знает. Видишь как человек пашет и думаешь - вот он по капле с потом силы свои источает на землю, а потом ляжет в нее и сгнетет в ней. Ничего по нем не останется, ничего он не видит с своего поля и умрет, как и родился - дураком.
Работа может быть непосильной. На меня произвели большое впечатление "Калымские рассказы" В.Шаламова. Автор убедительно показал, как непосильный труд в "золотых забоях" приводит к неизбежной гибели даже здоровых и крепких мужчин. Инстинкт самосохранения меняет и психологию человека. Я заметил, что прошедший ГУЛаг до конца жизни, по собственной охоте, не возьмет в руки лопату или кирку.
В армии служил семь лет, случалось разное. Еще тогда усвоил - крепко загруженный солдат ни о чем не думает - только сиюминутные желания - согреться, поесть, выспаться. Выглядит при этом утомленным, но в общем-то неплохо. Если режим службы щадящий - солдата тянет к водке, женщинам, воле. Забытый начальством солдат - бездельник ( бывает и такое ) становится раздражительным, безбожно ругает ( проклинает ) руководство, порядки, свою судьбу, использует малейшую возможность напиться, страстно желает перемен, способен на преступление и дезертирство.
Безделье пагубно для человека и общества. Ну, а дурная бесполезная работа - она что лучше ? Какой-то парадокс - мы всячески стремимся избежать, избавиться от дурной работы, но выходит и в ней таится смысл. Древние это понимали, возможно, отсюда вавилонские башни, пирамиды, войны до бесконечности...
Во времена не столь отдаленные БАМы, плотины, покорение целины... И теперь безжалостно губим природу с невиданным размахом. - Но зачем же бесполезная и даже вредная работа?! Лучше делать полезную. Да, но как определить - что же полезно? Гораздо легче убедить человека, что его работа нужная. Мы такие доверчивые.
Где-то в 80-ых, ночью в больнице на моих глазах умирал незнакомый мужчина. Несчастный бредил работой, что-то кому-то объяснял, доказывал. Сиделка-врач говорила, что он работал зав складом, случился приступ аппендицита, но проходила ревизия, возникли осложнения и он не лег на операцию. Получился перитонит и теперь смерть неминучая.
Подумалось - как жалка наша жизнь и как убоги мы сами! Закомплексованы, зациклены на работе, хлопотах, заботах... Они не покидают нас до последнего вздоха. И некому в конце пути успокоить, утешить, обратить наши мысли и чувства к чему-то большому, светлому, доброму.
Работа, наша будничная работа у станка, у пульта, за рулем, за столом...может ли быть интересной, желанной, содержать новизну, разнообразие, творчество? Видимо, в какой-то степени - да. Среди многочисленных факторов формирующих наш интерес к работе есть и такой - профессионализм. Чем он выше, тем ближе работа к творчеству, тем интересней
Несмотря на множество возражений и сомнений - все же можно сказать: в молодости работа и учеба у нас не на первом месте, больше волнует и влечет то, что за пределами работы ( учебы ). Работаем потому что так нужно, без работы нельзя. И только когда перевалит за пол жизни, появляется ощущение своей причастности к всеобщему созидательному процессу. Это ощущение придает значимость жизни, даже если работа казалась малоинтересной. В старости человек труда чувствует себя более спокойно, уверенно, более удовлетворен прожитой жизнью, не боится смерти. Бездельник же считает, что Всевышний все еще что-то должен ему, что он не дожил своего, цепляется за жизнь, умирает трудно.
Работа в бурении поглощает всего человека. Для иных дел или увлечений почти ничего не остается. Одним позволяет реализовать себя, становится их судьбой, смыслом жизни. Жизни трудной, интересной, но не редко короткой. Других лишает молодости, здоровья, семьи, веры в себя и будущее.
Жизнь не только работа, но и отдых. Отдых предпочитал впечатляющий, динамичный, спортивный, но и такой быстро надоедал. Без работы долго не мог. - Знаем, знаем, приходилось слышать: скорей бы утро, да на работу... Если бы эти воспоминания писались в советское время и были опубликованы, обо мне подумали - коньюктурщик, лакировщик, типичный представитель, так называемого соц. реализма. Работа ради работы - разве такое возможно?! Впрочем, возможно - согласятся некоторые литераторы - знатоки человеческих душ, но для людей ограниченных, туповатых, лишенных способностей и дарований. Привычка работать - в ней что-то подневольное, унизительное, скотское...привыкает же скотина к работе и стойлу.
Нравятся, вызывают симпатию те, кто работает красиво. Все заранее предусмотрено, продуманно, под рукой нужный исправный инструмент, необходимый материал и ничего лишнего. У работающего хватает желания довести начатое до конца. Сделанное эстетично, радует глаз. Речь идет не о трудолюбии, а об умении трудиться и получать удовлетворение от труда. Умение трудиться, видимо, от Бога, но и опыт, привычка многое значит.
В годы моего детства взрослые, знакомясь с дошколятами, нередко спрашивали - а кем ты будешь, когда вырастишь? Мальчики обычно хотели быть милиционерами или пожарными, а девочки - доктором или учительницей. Я же свою будущую профессию определить не мог. Позже нравились летчики, моряки, военные.., но не так чтобы очень, бесповоротно. Мои родители - служащие. Не знаю почему, но стать служащим, педагогом или врачом не имел ни малейшего желания. В моей голове романтика профессии постепенно стала уживаться с прозой жизни. Собственно говоря, дело не в конкретной специальности. Я представлял себя сначала простым рабочим, скрупулезно с азов познающего свою специальность, постепенно становлюсь знающим, умелым, нужным, очень нужным специалистом. - Ну, а разве не хотелось стать, образно говоря, генералом, руководителем высокого ранга, хорошо материально обеспеченного? - Да, не против, если мои способности и деловая репутация будут соответствовать высокой должности. Но должность не главное. Такое идиллическое представление будущего сложилось у меня годам к пятнадцати. Я не давал сам себе каких-то обещаний, не ограничивал себя какими-то рамками, даже надолго забыл об этом желании, но теперь, оглядываясь на прошлое, с удивлением замечаю, что следовал своей юношеской идиллии всегда.
Жизнь для меня - это труд. Без работы не мог. Все остальное, тоже нужное, значимое, порой очень важное, все же не могло заслонить, умалить работу.
-Все славяне плакали на великую обиду...Стали мы укоризной всем народам; одни нас жестоко обижают, другие презирают, третью изъедают наше добро перед глазами нашими и, что всего тяжелее, хулят и ненавидят нас, зовут варварами...- читаем у С.Соловьева ( автора "История России с древних времен" ).
И спросил Петр - что за причина обид и унижений? Ему ответили - первая причина есть невежество, нерадение в науках; вторая есть наше чужебесие, глупость...наши люди тупы разумом, сами ничего не выдумывают... ленивы, непромышленные, сами себе не хотят добра сделать, если не будут силой принуждены.
Учиться! Работать! - обратился Петр к своему народу. И ( добавим ) начал с самого себя.
Что такое общество варварское и общество цивилизованное? Какое существенное различие между ними? Основной признак варварства есть лень, стремление не делать ничего или делать как можно меньше и пользоваться плодами чужого труда, заставляя другого трудиться на себя. Так живут все варварские неисторические народы. Их цель добыча, нападение на другие народы... приобретая добычу варвар предается безделью, в следствие того коснеет умственно и нравственно.
Общество выходит из состояния варварства, когда является и усиливается потребность в честном и свободном труде, стремление жить своим трудом, а не за счет других.
Наша Россия была именно слаба этим присутствием в ней варварского начала...
Вся жизнь Петра, этого вечного работника на троне - упорная, жестокая и мало результативная борьба с леностью, косностью, тунеядством...
С.Соловьев приводит множество свидетельств характеризующих петровских чиновников как амбициозных бюрократов, взяточников, казнокрадов, не желающих плодотворно трудиться... и прочих примет варварства.
Да, не легок путь к свободному труду. Кстати, эти строки, написанные более века назад, ни чуть не потеряли своей актуальности.
--
Владыкой мира будет труд - ( из дореволюционной песни ).
--
В нашей стране труд стал делом чести, доблести и геройства ( лозунг советского времени ).
Теперь этот лозунг наводит на грустные размышления. Нет, как и при Петре, не стал труд для большинства людей делом чести, доблести и геройства.
Что же нужно для того чтобы труд стал эффективным, прогрессирующим, желанным, чтобы человек труда чувствовал себя в жизни комфортно?
Из тех, кого мы знаем или помним, на этот вопрос пытались ответить К.Маркс и многие другие. На этот же вопрос отвечают и идеологи свободного предпринимательства - так назовем теперешних философов либерально- демократического направления. И они создали капитальные труды, отвечающие на вопрос - что нужно делать и что из этого получится. Кроме того, налицо успехи Запада.
Видимо, начитавшись западных идеологов, Е.Гайдар и его влиятельные сторонники взялись создать у нас в России счастливое капиталистическое общество в считанные месяцы, ну, в крайнем случае, в считанные годы. Эх, Егор Тимурович, вспомните Петра -I, Екатерину -II, да и Сталина. Какие невероятные трудности вставали на пути преобразователей жизни и как недолговечны оказывались их успехи. Казалось бы - главное это правильная идея, направление, начало, правильные законы, а дальше все пойдет само собой. Но само собой не получается. Успех приходит только благодаря упорному кропотливому труду по совершенствованию производства, нас самих, жизни.
Принцип - от каждого по способностям, каждому по труду - конечно же справедлив. Но это лишь лозунг. А как его осуществить? Какие критерии использовать для оценки труда? Какая доля прибавочной стоимости должна идти на оплату работавших?
По-советски это выглядело примерно так - на самом верху, исходя от достигнутого, определяли план и фонд зарплаты по каждому ведомству, ведомства по своим предприятиям. На предприятиях под полученный фонд подгоняли тарифы и прочее. С одной стороны вроде бы и существовала поощрительная система оплаты труда, но с другой - различные крючки, оговорки и ограничения не позволяли ей быть эффективной. Практиковалось и такое - чтобы выравнить ( или сблизить ) зарплату - лучшим предприятиям план увеличивали, а более слабым - уменьшали ( при том же фонде ). Постепенно люди поняли - сколько на производстве ни старайся - лучше жить не будешь. Прогресс производства почти прекратился. С большим трудом внедрялось новое или его вовсе отвергали. Производительность труда и качество продукции застыли на месте. Возобладали халтура и очковтирательство на всех уровнях. Хорошо честно работать стало невыгодно и неинтересно. Нарастающая деградация производства - одна из главных причин развала страны и строя.
Обратим внимание на последние слова лозунга - платить по труду. Видимо такое возможно только в идеале. Это как бы недостижимый математический предел к которому нужно стремиться. Значительное отклонение от этого правила или принципа в ту или иную сторону чревато негативными последствиями.
Размышления о справедливости и здравом смысле - занятие не для нашего руководства. - Нужно выжать из людей все что возможно, заплатив при этом мизер. Ничего вытерпят, обойдутся...Кстати, такой подход заимствован у американцев, который процветал там в начале века ( система Тейлора ). Позже, быть может поразмыслив над тем что происходило в России и Европе после 1-ой мировой войны, на Западе поняли - предстоит борьба систем на выживание и победит в ней тот, кто создаст более высокий уровень жизни, более комфортные условия труда и быта для большинства населения. И взялись всерьез наводить порядок в своей экономике и социальной сфере.
Ну как тут ни вспомнить про В.И.Ленина и про наши начинания. Вождь пролетариата полагал, что мы победим их благодаря более высокой производительности труда. Тут бы добавить - и более высокого жизненного уровня. Возможно, он это и имел в виду. Ведь длительное время прогресс производства без соответствующего подъема жизненного уровня - невозможен. Это очевидно. На практике же до жизненного уровня все никак не доходили руководящие руки, хотя на словах...Кажется наши СМИ, литература и искусство только и занимались тем, что убеждали нас - живем мы лучше всех на свете.
Так сколько же платить людям труда? Некоторые полагают ( особенно наши ), что конкретного ответа быть не может. Многое зависит от обстоятельств, государственных нужд, политической обстановки и пр. Некоторые идеологи Запада ( и гайдаровцы ) считают, что уровень зарплаты определяет свободный рынок. Другие ( тоже на Западе ), что рынок для таких функций еще не созрел.
Последние полвека американцы, не полагаясь только на рынок, усердно работали над совершенствованием оплаты труда, условий труда, производственных отношений... А наши зациклились на потовыжималовке Тейлора. Ну не совсем так. И мы пытались перенять кое-что у Запада. Помнится, были потуги с внедрением НОТ ( научной организацией труда ), улучшением условий труда и либерализацией управления, но формализм и бюрократизм, нехватка средств и пр. свили их на нет.
В благополучных 60-ых стоимость "Волги" ( наиболее престижной тогда машины) соответствовала примерно 10-ти годовым зарплатам ( тарифным ставкам ) бур мастера. Работая и живя с семьей в странах Азии или Африки, наш буровик мог накопить деньги на "Волгу" за год. Ну, а американские буровики, которые работали иногда рядом? Они могли купить эту же машину за месячную зарплату. За счет более качественных долот и более высокой организации труда американцы бурили быстрее, чем мы, но не намного.
НЕМНОГО О ВЕТЕРАНАХ
В 57-м, когда прибыл в Каневскую (бывшая Ильско-Холмская контора бурения), ветераны производства составляли ядро, основу коллектива. Ветераны производства — не обязательно пожилые люди, многие среднего возраста и даже молодые. О некоторых уже писал. Здесь хочу обратить внимание на пожилых ветеранов, в том числе тех, из 44-го. С несколькими пришлось работать — обычные скромные люди. Они не пользовались почетом или привилегиями. О их прошлом почти ничего не знал. Тихо, незаметно сняли М. И. Садона, Вакуленко, куда-то делся Э. В. Яржимбович, другие уходили на пенсию или умирали тоже тихо и незаметно. Не осталось их фотографий, не написано добрых слов о их делах. Не осталось и памятника в виде социализма.
ШИЛИН И ПЕРЕВЕРТОВ
Однажды, ожидая вахтовый автобус, подошел к высокому пожилому человеку. Я знал, что это ловильный мастер Шилин.
— Не расскажете ли мне, как правильно работать плоскодонным фрезом по шарошкам, оставленным на забое?
Шилин выглядел просто, без претензий. В те времена (57-й год, станица Северская) популярными среди буровиков считались люди решительные, с крутым характером, широкой натурой. Пожалуй, Шилин в их число не входил.
— Видишь ли,— начал он, немного помедлив и не поинтересовавшись, кто я.— Если работать с навеса (с малыми нагрузками), шарошки можно спилить, стереть полностью и забой станет чистым.— Он припомнил примеры, когда такое ему удавалось.— Но не у каждого хватает терпения. Начинают грузить на фрез и тогда меняется характер работы, шарошки приходят в движение, перекатываются по забою, дробятся, повреждают победитовую армировку фреза. Фрез больше не пилит, а дробит и заталкивает куски металла в стенки скважины, а это плохо — часть металла останется там, да и возможна расклинка фреза.
Получалось, что очистка забоя — дело будничное, бесхитростное.
Прошло полгода, я уже мастеровал в Каневской. В разрезе тамошних скважин один из горизонтов назывался нижний палеоцен, представленный крепкими абразивными пропластками. Буровики частенько оставляли там шарошки. Не миновала эта участь и нас. Поднимаем инструмент — долото без шарошек. Бурили турбинным способом. Вспомнился Шилин, жаль, что не узнал тогда, каким способом лучше отрабатывать фрез — турбинным или роторным. Спросил об этом бурильщика, стоявшего рядом. Бурильщика многоопытного и любившего в других обстоятельствах давать советы, но он пожал плечами — и так и так сойдет.
Подумалось: по логике Шилина лучше использовать турбобур, да и времени затратим меньше. Пустили фрез на турбобуре. Работали с малыми нагрузками и практически без углубления часа три. Закрадывалось сомнение — а работает ли турбобур? Наконец появились проклинки, началось углубление — признаки того, что сплошного металла на забое уже нет. Поднятый фрез почти не имел повреждений. Спущенным долотом сразу же получили проходку, металл не ощущался.
Много позже, когда накопился опыт, понял, что в данном случае нам повезло, улыбнулась удача. Далеко не всегда удается избавиться от трех шарошек на забое за один спуск фреза. А может быть, это не улыбка удачи, а прощальный подарок Шилина, подарок на память? К тому времени Шилин ушел на пенсию. Больше его не встречал.
В Каневской 50-х состоялось знакомство еще с одним ловильным мастером — Перевертовым В. В. До пенсии ему оставалось работать год. Иногда мы виделись в конторе или столовой. При разговоре я не чувствовал разницы в возрасте, так просто и непосредственно он себя держал.
На одной из буровых моего участка шли аварийные работы — ликвидировали прихват каротажного снаряда и кабеля. При расхаживании натяжками кабель порвали где-то сверху. Для извлечения кабеля применяли самодельный ерш, изготовленный из отработанного метчика, со штырями по поверхности.
— А, приехал? Подходи, подходи, посмотри, как это делается,— приветствовал меня Перевертев и стал объяснять суть дела. В это время заканчивался подъем инструмента с ершом. Ерш был опутан кабелем. Кабель петлями свисал и ниже ерша. П. дал команду распутать кабель или порубить его на куски и тщательно определить поднятый метраж. Работа не из приятных.
— Понимаешь, мне нужно знать глубину, на которой находится голова кабеля. Оказывается, кабель в скважине не проседает кольцами, не уходит вниз, а стоит, как стержень. Возможно, он прилипает к стенке скважины, покрытой глинистой коркой. Ерш не следует спускать мимо кабеля больше чем на 100 м, иначе над ершом может образоваться пыж и тогда подъем станет сложным или невозможным. На ерше ограничитель, который должен препятствовать образованию пыжа выше ловителя, но он, как правило, не помогает.
Снова спустили ерш на заданную глубину, провернули инструмент и приступили к подъему. Никаких затяжек или признаков того, что кабель захвачен, не было. Я сказал об этом П.
— Ничего, будут.
И действительно через пару свечей пошла затяжка, потом срыв. Подъем продолжили. На этот раз извлекли весь кабель и снаряд.
При прихвате каротажного снаряда фактически прихваченным оказывается обычно не снаряд, а кабель, который в результате многократных спуско-подъемов врезается в стенку.
Увиденное и услышанное воспринял как азы ловильных работ, как нечто само собой разумеющееся. Воспринял без почтения и благодарности. Опять цену этого опыта познал позже. Прихват кабеля вовсе не пустяк. Не раз его извлечение превращалось в сложную аварию с последующим забуриванием второго ствола.
Когда молодые Шилин и Перевертев начинали работать (30-е годы), вышки были деревянными, глинистый раствор готовили из карьерной глины в глиномешалках... Кустарно-примитивная техника и технология — целиком из прошлого века. Скважины глубиной в несколько сот метров бурились год и больше. Заканчивали трудиться на весьма эффективном (уралмашевском) оборудовании. Добыча нефти и газа, глубина скважин, производительность труда и прочие показатели возросли не менее чем в десять раз. Все сделано руками их поколения, их руками.
Позволю себе небольшое отступление. Мне кажется, что их время было более контрастным, динамичным, интересным. Они имели больше возможностей для реализации своего "Я" — своего характера, натуры, творческого потенциала. Это они и их сверстники безмерно расширили географию нефтяных регионов. Вышли в Предуралье, Сибирь, Казахстан. К сожалению, их дела не замечены литературой, не писали о себе и они сами.
С тех пор, как мы виделись, прошло без малого сорок лет, но память сохранила задумчивого Шилина и улыбку Перевертова, воспроизводит их отчетливо. Буровики уважали их, молодежь подражала им. Как мне казалось, Шилин и Перевертев выглядели удовлетворенными жизнью и даже в меру счастливыми.
Однако немного фантазии. Если мои воспоминания будут опубликованы, то нетрудно предвидеть реакцию (крепкие и ехидные слова опускаю). "Автор, конечно, красно-коричневый. И что за показуху он нам малюет! Судя по его же так называемым запискам, бедные Ш и П. беспросветно ишачили всю жизнь. В отрыве от семьи, в грязи, ели что придется, спали урывками и в заключение, когда исчерпали свой ресурс здоровья и силы, их выставили из родного предприятия без права работать и одновременно получать пенсию. Тут же о них и забыли.
Если продолжить тему пенсионеров-трудоголиков до 90-х, то многие из них не имеют денег даже на собственный гроб. Молодежь от них отвернулась, не приемлет их взглядов и образа жизни. О каком же счастье идет речь? И вообще, что подразумевает автор под этим словом "счастье"?!"
О СЧАСТЬЕ
В 20-х годах философ С. Франк, анализируя ситуацию, схожую с нынешней (середина 90-х), и умонастроение в обществе, видел выход в возвращении к Богу. Дорога к Богу теперь свободна. Мы согласны Ему верить, но следовать заветам Христа как-то не получается, даже у тех, кто посещает храм. Да и нужно знать, что же у Бога просить в своих молитвах.
Слова "богатство" и "счастье" стали для нас почти тождественными. Правда, говорят, что там, на Западе, эти слова не отождествляют. Мы не возражаем, но так хотелось бы убедиться в этом самим. Принимаясь за бизнес, видимо, не следует брать в компаньоны Бога, совесть, честность, справедливость... Но есть и другие мнения.
— Как разбогатеть? — спросили популярного в Америке миллиардера.
— Вначале нужно помолиться Богу и определить, чего же вы от жизни хотите? И сразу принимайтесь за дело.
Ответ понравился. Действительно, то, что хотим сейчас, в ближайшее время — известно, но от жизни... Чего только в жизни мне не хотелось... Желания разные, порой противоречивые, даже исключающие друг друга. К примеру, стать богатым и порядочным. Этого не удалось. Наверное, тот, кто способен определить цель на всю жизнь и делать все для ее достижения, достоин миллиарда.
Счастливо ли мое поколение? В глазах общества — нет. От нас отвернулась молодежь. Мамы говорят детям: "Они воевали, вкалывали всю жизнь, не щадя себя, но не заработали ничего и нам ничего не оставили".
Странно, но несчастным себя не чувствую. Ах, да... Счастье в самом себе... каждому свое...
Страна в глубоком кризисе. Но за последние восемь десятилетий она дважды возрождалась из руин в могучую державу, которая гордо противостояла миру. Счастья людям это не принесло. Но молодым оставлен не пепел, а громадный научно-производственный потенциал. Он в людях, в нашем опыте, в нас самих. Что может быть прекрасней — своими руками создавать новую жизнь, свою судьбу, свою страну — для счастья. Удачи вам, молодежь!
Краснодар 1996 г.
ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ
"ЗОЛОТО КУБАНИ"
(Из газетной публикации в феврале 1999 года)
6 мая 1993 года в кабинете директора Краснодарского УБР (Управления буровых работ) Сергея Александровича Шаманова собрались буровики-ветераны, участники войны. За плечами каждого фронт, ранения, горечь утрат, торжество победы и напряженный труд в течение всей последующей жизни. Для ветеранов такая встреча, как встреча с молодостью — сильней и чаще бьется сердце, лучатся улыбкой и блестят глаза.
Сергей Александрович встречал каждого как дорогого гостя: жал руку, говорил теплые задушевные слова. Первый тост, конечно, за павших и тех, кто не дожил до этого дня, второй за победу...
А потом Сергей Александрович стал рассказывать о коллективе, его буднях и перспективе. После очередного тоста он перевел разговор на другую тему.
— К великому прискорбию, Григорий Филиппович Гофман умер, и наша ветеранская организация оказалась обезглавленной. Нужно выбрать председателя и его заместителя.