Козявкин Иосиф : другие произведения.

Замок над Быстрицей

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Религиозные войны на стыке двух Европ, западной и восточной, на фоне древних верований. Дыхание времени, идущее из глубины веков. Намеки на не менее древние силы, таящиеся за кулисами нашего мира. Уникальная красота природного заповедника. Время действия книги 30е годы 20 века. Основное действие книги происходит в Ужгородской области. Первая часть произведения развивается на альпийских лугах, высокогорных лесах в окружении карпатских гор, и в старом замке. Затем действие перемещается на пасторальные пейзажи брейгелевской деревни. Далее события погружаются в бездны разверзающиеся под корнями карпатских гор: вначале оккультные подземные капища, затем штольни горняков, а в конце нам слегка приоткрывается известная науке подземная страна альраунов. Финал произведения происходит снова в замке, странным образом преобразившимся.
  
  
   Замок над Быстрицей.
  
   Часть первая.
  
   Глава 1.
  
  193... г.
  
  Желтые листья плавно ложились на рельсы узкоколейной железной дороги. И хотя трудно было сказать, какой сейчас шел месяц, прозрачность воздуха и серое небо указывали на приближение холодов.
   Тонкие, невысокие, всего пяти метров, деревца торчали из бедной лесной почвы, усыпанной опавшими листьями. Деревья окружали колею, которая, делая изгиб, растворялась в серой дымке.
   На этих жалкой растительности листвы практически не было, и только скучающие вороны украшали ее тщедушные ветви. Покой и умиротворение царили вокруг среди гулкого и неподвижного воздуха.
  Но покой был только кажущимся.
  И рано или поздно он должен был быть нарушен.
  Вдалеке, еще тихо, но уже отчетливо раздался паровозный гудок, и словно в ответ ему внезапно подуло ветерком, сметя опавшие листья с путей.
   А еще через несколько минут из-за поворота, пуская клубы дыма и тяжело пыхтя, выполз паровоз. Это был узкоколейный локомотив, который медленно полз по рельсам, так что птицы, сидевшие на ветках над дорогой, даже не соизволили взлететь. И только сизый дым, поднимающийся из паровозной трубы, смог их, наконец, согнать.
  За паровозом следовали пять узких синих вагончиков, треугольные номерки которых подсвечивали изнутри неровно колышущиеся огоньки маленьких керосиновых фонарей. В остальном же вагоны казались безжизненными.
  Хотя нет! Вон за одним окном, темным от дорожной пыли, мелькнул огонек свечи, которые обычно вставляют в большие вагонные фонари. А потом свет показался и за другим окном и за остальными.... Значит, все-таки в поезде кто-то ехал.
  В этих старых вагонах, доживающих последние свои дни в отрезанных горами от остального мира Западных Карпатах, на деревянных скамьях, друг против друга мирно дремали пассажиры. Те же, кто не дремал, со скукой рассматривали частоколы унылый деревьев, ворон и прочий осенний пейзаж.
  - Как же он медленно едет..., - зевнув сказал господин в темной тройке с накрахмаленным воротничком и поглядел на своего соседа напротив, клюющего носом в книгу в красном переплете. - Надо было не скупиться, а лететь из Львова аэропланом. А теперь вот тащись через эту дыру.... Говорят - здесь чуть ли не самое дикое место Европы!
  - Что поделаешь, - ответил сосед, откладывая книжку и разворачивая свежий номер газеты "Дило". - Вот пишут, что наше правительство в очередной раз отказало в кредитах всем, кто не принял униатство и не желает считать себя украинцем. А ведь среди местного населения - подавляющее большинство исповедует языческую веру московитов. Так что особого технического прогресса тут ждать не приходиться.
  - И не говорите, местные - совершеннейшие дикари! И это в самой Европе! Просто - черное пятно позора для нашего цивилизованного мира! - воскликнул первый господин. - Согласитесь, насколько более приятное впечатление производят, к примеру, жители Львова или простые галичане. Не зря император Франц-Иосиф назвал их своими "восточными тирольцами" и пожаловал им сине-желтое знамя.
  - Не знаю, не знаю..., - покачал головой второй пассажир. - Вот в прессе пишут, что эти "восточные тирольцы", теперь называемые ОУНом, снюхались с Абвером....
  - Да - эта Германия, такая наглая! Но зато качество их товаров, увы, пока превзойти не удается, - печально улыбнулся первый пассажир. - Кстати, разрешите представиться - Ян Шпетицкий, коммерсант. А как зовут вельмишановного пана?
  - Северин Кшепшецюльский, путешественник-натуралист, - в ответ любезно улыбнулся его собеседник, и отложил газету. Затем он предложил было своему собеседнику кипятку из недавно принесенного от проводника чайника, но тот отказался, и пан Северин долил его только в свой, уже пригубленный, стакан. После этого он снова вернулся к своей книге в красном переплете.
   "... интересовавшая меня область лежала на крайнем востоке страны, как раз на границе трех областей: Трансильвании, Молдавии и Буковины, посреди Карпатских гор; я убедился, что это одна из самых диких и малоизвестных частей Европы и никакие географические карты и другие источники не могли мне помочь определить местоположение Замка..."
   Тем временем характер перестука колес изменился. Свет за окном перестал быть таким тусклым, и поезд, поскрипывая и грохоча, въехал на решетчатый железный мост, переброшенный через внезапно разверзшееся впереди ущелье. Впрочем, ущелье быстро закончилось, а вместе с ним на той стороне остался и чахлый подлесок.
   Из окон теперь открылась удивительная панорама. Воистину, унылая пора, очей очарованье, приятна мне твоя прощальная краса. Люблю я пышное природы увяданье, в багрец и золото одетые леса.
  Всюду вокруг, куда только можно было бросить взгляд, к туманному серому небу возносили свои вершины величественные Карпатские горы, местами укрытые покрывалом осенних лесов.
  Поезд, сойдя с торфяников, прибавил скорость, и теперь то нырял вниз в межгорье, и тогда из окон по обеим сторонам вагона можно было видеть только круто уходящие вверх и поросшие жухлой осенней травой склоны, то взмывал на огромную высоту, идущей вдоль горы насыпи. И тогда перед взорами пассажиров представали удивительные картины окрестных гор.
   Местами они поросли огромными вековыми елями с узловатыми, вцепившимися в скалы корнями, и желтеющими высоченными буками и грабами. А местами, на них просто росли травянистые ковры альпийских лугов.
   Редко-редко кое-где на них можно было увидеть одинокий домик с тонкой струйкой дыми, поднимающейся к блеклому небу. В целом же край казался диким, мрачным и необитаемым.
   "... в недрах Карпатских гор зародились суеверные предания и легенды всего мира, как будто в них находится центр водоворота фантазии.... Здесь в водовороте битв и сражений, выделилось племя угров ( кто-то писал, если не враки, что русские будто тоже угры, а не славяне), унаследовавших от исландцев (сиречь викингов) воинственный дух, которым их наделили Тор и Один, и берсеркры их прославились на морских берегах Европы, и Азии, даже Африки такой свирепостью, что народы думали, будто явились оборотни. Да к тому же, когда они добрались сюда, то нашли здесь гуннов, бешенная страсть которых к войнам опустошала страну подобно жаркому пламени, так что те, на кого они нападали, решали, что в их жилах течет кровь старых ведьм, которые, прогнанные из Скифии, сочетались браком с дьяволами пустыни. Глупцы! Глупцы! Какая ведьма или дьявол могли сравниться с великим Аттилой! Разве удивительно, что мы - племя победителей?! Что мы надменны?! Что когда мадьяры, ломбардцы, авары, болгары или турки посылали к нашим границам тысячи своих войск, мы их оттесняли.... Впоследствии, когда пришлось искупать великий позор моего народа - позор Косово - когда знамена валахов и мадьяр исчезли за полумесяцем, кто же как не один из моих предков переправлялся через Дунай и разбил турок на их земле?... А когда после битвы при Мачаге мы свергли мадьярское иго...?"
  - Да..., мрачные здесь места, - невольно вслух подтвердил только что прочитанное паном Кшепешецюльским пан Шпетицкий. - Хорошо, что я без пересадок прямиком в Румынию.
  - А вот я еще не решил, ехать мне в Румынию или здесь сойти..., - сообщил его собеседник, снова откладывая книгу, которую ему посоветовали взять прямо перед отъездом.
  - Здесь бы я вам выходить не советовал, - сказал Шпетицкий, - Во Львове меня специально предупредили, что обитающая в этой местности довольно дикая народность, так называемые русины, весьма двулична и опасна.
  - Что вы говорите? Впрочем, чего можно ожидать от этой дикой местности, - пан Кшепшецюльский полез в свой дорожный мешок и достал из него очередную книжицу. - Тут вот на днях во Львове я случайно купил произведение Василия Ваврика "Терезин и Талергоф". Так вот в ней доказывается, что силами австрияков и "национально-свидомых" украинцев в концентрационном лагере Талергоф с 1914 по 1917 год было убито 60 тыс. русинов с Галиции, Карпат и Закарпатья. Вот зачитаю отрывок: "...За Талергоформ утвердилась раз навсегда кличка преисподней. И в самом деле, там творились такие события, на какие не была способна людская фантазия, забегающая по ту сторону света в ад грешников. До зимы 1915 года в Талергофе не было бараков. Сбитый в одну кучу народ лежал на сырой земле под открытым небом, выставленный на холод, мрак, дождь и мороз. Счастливы были те, которые имели над собою полотно, а под собою клапоть соломы. Скоро стебло стерлось на сечку и смешивалось с землей, из чего делалась грязь, просякнутая людским потом, слезами. Эта грязь становилась лучшей почвой и обильной пищей для неисчислимых насекомых. Вши сгрызли тело из-за теплой крови и перегрызали нательную и верхнюю одежду. Червь размножилась чрезвычайно быстро в чрезвычайном количестве. Величина паразитов, питающихся соками людей, была равно грозной. Неудивительно поэтому, что немощные не в силах были с ними справиться. Священник Иоанн Мащак под датой 11 декабря 1914 года отметил, что 11 человек просто загрызли вши. Нужда и нищета дышали на каждом шагу окостенелой смертью.... Для запугивания людей, в доказательство своей силы тюремные власти тут и там по всей талергофской площади повбивали столбы, на которых довольно часто висели в невысказанные мучениях и без того люто потрепанные мученики. На этих столбах происходило славное немецкое "анбинден", то есть подвязывание. Поводом для подвешивания (как правило, за одну ногу) на столбе были самые ничтожные пустяки, даже поимка кого-либо на курении табаку в бараке ночью. Кроме мук на столбе были еще железные путы "шпанген", просто говоря - кандалы, из-под которых кровь капала.... И все-таки пакости немцев не могут равняться с издевательствами своих людей. Бездушный немец не мог так глубоко влезть своими железными сапогами в душу славянина-русина, как это делал галичанин, назвавший себя украинцем...." - так что двуличность русинов по отношению к львовянам... не знаю, не знаю. Говорят, что туда, в Талергоф, отправляли множество людей из таких городов как Львов и Тернополь, а в их домах селили наших с вами соотечественников, поляков, чтобы таким образом усилить влияния Европы в данном регионе.
   Поскольку возразить на это, не слишком искушенному в истории, пану Шпетицкому было нечего, между спутниками снова воцарилось молчание. Пан Ян продолжил смотреть в окно, а пан Северин опять углубился в свою бардовую книжку.
   Однако, на этот раз мысли его снова и снова возвращались к ранее прочитанному в ней месту.
  "...Трансильвания населена различными народностями: валахами - на юге, мадьярами - на западе..."
  "Хм" - одновременно с этим в памяти всплыли строки из другой книги: "...волохи называли народ, живший от них на севере - "рус", немецкие колонисты (поселившиеся в этих краях еще в 12 столетии) - "русс", у мадьяр, восточный народ - "орос"... "
  "Неужели русины, оттесненные ныне из центральных областей в самые западные и глухие Карпаты, и есть тот самый загадочный народец, из которых и произошла династия тех жестоких магнатов, что связана с Замком? И может быть Замок следует искать вовсе не в Румынии...? А что румыны говорят, будто Замок на их территории, так ведь это может быть вовсе и неправда, а такой способ привлечения туристов? Ведь реальный Замок в Трансильвании до сих пор так и не обнаружен".
  10 Вы знаете, - проговорил пан Кшепшецюльский, - я здесь сойду.
  
   Глава 2
  
   Он сошел на полустанке. Точнее это был не полустанок, а просто мощеная булыжником небольшая полоса вдоль путей и будка с заколоченными окнами.
   Путешественник, провожаемый прощальным гудком паровоза, спустился по насыпи и двинулся в горку по широкой "глиняной" дороге. На счастье он догадался еще на платформе одеть бахилы, в противном случае предательская грязь уже давно бы хлюпала у него в ботинках.
   Вверху на гребне, на фоне пасмурного белесого неба отпечатались остатки забора. Взяв его за ориентир, Кшепшецюльский начал восхождение, по правилам, преподанным ему в спецшколе. На одну ногу - вдох, на другую - выдох, тогда - не так сильно устаешь.
   Потому что Северин Кшепшецюльский был вовсе не польским богачом-естествоиспытателем, а капитаном НКВД Евсеем Тазюковым.
   Упомянутым способом он добрался до забора и присел рядом отдохнуть.
   Забор оказался почти полностью разрушенным, поросшим мхами и довольно гнилым. Далеко в стороне от него виднелась усадьба. Но, судя по провалившейся крыше и рассыпавшейся трубе, она была необитаема. Действительно - совершенно заброшенный край....
   А ведь совсем еще недавно, всего несколько дней назад Тазюков, оправляя гимнастерку и одновременно передвигая кобуру по ремню за спину, входил в кабинет шефа.
  -А, Тазюков! Заходи, присаживайся, - шеф широким жестом указал на стул пер ед столом, обычно предназначавшийся для арестованных. - Закуривай!
  - Спасибо, не курю, - Тазюков примостился на краешек жесткого стула.
  - Молодец! Не лебезишь. А я - с твоего позволения..., - и шеф затянулся папироской.
  - Тебе Тазюков оказывают большое доверие. Видно, что ты человек преданный идеалам революции, идейный и не идешь на поводу собственных страстишек. Звезд с неба, конечно, не хватаешь, но и не полный дурак.
  - Стараемся, товарищ майор....
  - Старайся, старайся. Сейчас Родине это ой как нужно. Гнида мирового империализма не дремлет. Теперь под прикрытием международного Интернационала, мировой капитал, снова хочет взять реванш в борьбе за власть над миром. Если бы не мудрость товарища Сталина, который вовремя вывел нас из Коминтерна, кто знает, что бы сейчас тут было.
   Глаза Тазюкова изобразили ужас.
  - Но пока товарищ Сталин с нами, нам боятся нечего... кроме внутренних и внешних врагов, разумеется. Много, ой много врагов народа через Коминтерн внедрил в ряды нашей любимой Коммунистической Партии мировой капитал. Много еще остается власти в их руках. И хотя мы пытаемся выявлять таких шпионов, но гнусные враги (шеф со значением поднял глаза вверх), под предлогом выявления врагов народа заваливают нас таким количеством сфальсифицированных дел, что до настоящих врагов народа руки у нас просто не доходят! А?
  - Да уж, тут пока разберешься, где невиновный, а где виноватый они там себе сидят и пакостят, - согласился Тазюков.
  - Верно мыслишь, - одобрительно кивнул шеф, пуская огромный клуб дыма. - Но ничего, постепенно и до истинных врагов доберемся. Вот уже начальника Западно-Сибирского округа, инициатора фальшивых дел Роберта Эйхе арестовали.
   Шеф замолчал, потер нос, а потом не к селу не к городу сказал:
  - Кстати, ты кажется любил ягодное варенье? Тут вот скоро очередной спец. паек будет.
  - Что вы говорите?! - тихо воскликнул Тазюков, и вдруг с подозрительностью добавил, - а почему вы мне это все рассказываете?
  - Есть мнение, что тебя следует привлечь к его приготовлению. Однако, тут совершенно неожиданно, для тебя подвернулась одна работа.
  - Слушаю.
  - Поскольку война с агрессивным мировым империализмом, как ты понимаешь, неизбежна, то для нашей Родины лучший вариант - это воевать на его территории. Для этого в глубоком вражеском тылу следует создавать очаги сопротивления и саботажа, такие же, какие они на данный момент создали у нас. Наш Вождь товарищ Сталин, будучи человеком большой культуры и образованности, любит читать исторические документы, например, мемуары Ивана Грозного. Так вот, согласно одному такому документу, а именно: "Сказание о Дракуле-воеводе" - хранящемуся в Киевской Лавре, он выяснил, что в районе границ Румынии, Молдавии и Буковины во все времена располагался природный очаг сопротивления западному агрессору. Более того, в фольклоре тамошней народности большое место занимает кровь, и, кстати, знамя у них тоже красное! Так что очень возможно, что мы сможем с ними договориться. Поэтому твоя задача - отправиться в этот район, определить расположение предполагаемого очага народного сопротивления, наладить контакт с местными активистами и сообщить нам. Будем бить врагов их же оружием. Вопросы?
  - Но та область, которую вы мне описали, весьма обширна. Нет ли каких-нибудь более точных координат? - спросил Тазюков.
  - Все инструкции получишь непосредственно перед отправлением на вокзале, пароль: "Вы случайно не продаете таз?", ответ: "Мы не продаемся!"
  - Шеф, ну обидно же..., может сразу инструкции дадите?
  - Нет, сам знаешь, какое сейчас положение. Так что иди, собирайся. И чтобы сегодня же вечером - во Львов!
  - Есть!
   Тазюков помчался домой. Там он покидал свои нехитрые пожитки в вещмешок, чудом вырвался из лап соседки по коммуналке, которая как всегда начала жаловаться на тяжелую жизнь ее народа, и пулей кинулся на Киевский вокзал.
   Там, уныло прогуливаясь по пирону в ожидании связного, он начал размышлять о последних событиях. Стало быть, со дня на день грядет серьезная чистка. Так что, пожалуй, даже неплохо, что он уезжает из города. Но с другой стороны, это же получается, что всех чекистов старой закваски типа Розенфельда и Блюмкина пересажают, что ли? Как же так! Кто же тогда пытать на допросах будет? Сам Тазюков такие допросы переносил с трудом, и даже посещал психо-неврологический диспансер на предмет излечения приобретенного невроза.
  Хотя нет, вон идет по пирону "потомственный басмач" и по совместительству лейтенант Главного Управления Идрис Искакович Абдидидилов, так что есть шансы, что за центрифугу в будущем можно будет не становиться. По слухам, чеченские лидеры - дальние потомки беглых от французского правосудия тамплиеров, которые как и Мировой Интернационал были только ширмой для делишек Всемирного Капитала. За что их французский король вместе с папой Римским в пятницу 13 и казнили. А благодаря своим связям в финансовом мире и средствах массовой информации остатки тамплиеров стали проповедовать пятницу 13 - несчастливым днем.
   После обмена паролями Абдидидилов передал Тазюкову чемоданчик с документами, деньгами и оборудованием для путешествий, а также потрепанную беллетристическую книжицу в бардовом переплете, но с оторванной титульной страницей.
  - А инструкции?
  - Сам понимаэшь, такой дела творятся! Ничего тайно вынести из архива нэльзя! Вот все что достал. Остальное докупишь.
  - Тьфу ты..., ладно, будем на месте разбираться.
  - Пока! Мене еще обратно идти, работы много.
   Идрис убежал, а Тазюков сел в поданный львовский поезд.
  
   И вот теперь он отдыхал на пригорке у развалившегося забора под накрапывающим сверху мелким дождиком, и глядел на вздымающиеся впереди туманные вершины Карпатских гор. Тучи медленно ползли меж их отрогами и цеплялись за столетние и мрачные ели на них.
   Дорога, по которой ему предстояло идти, извиваясь, уходила дальше по пологому склону, чтобы затеряться среди желтеющих деревьев. Однако, через некоторое время, когда Тазюков пошел по ней, он сам не заметил, как оказался в настоящем лесу. Впрочем, пока что лес был смешанным, не полноценно "горным" и деревья росли тут достаточно далеко друг от друга.
   Воспользовавшись моментом, Евсей решил временно сойти с дороги, и поискать грибов.
   Из леса он вышел, когда небо над горизонтом окрасилось в пурпурные цвета заката. Огромное бардовое солнце на фоне розового неба садилось в синевато-сизую дымку, практически полностью сливающуюся с силуэтами гор. Тучи ушли, и на зеленовато-синем небе проступили пока еще слабые, но уже узнаваемые, очертания "ковша".
   Пора было думать об ужине с горячим вечерним чаем.
   К счастью, Тазюков имел полукилометровые военные карты практически всех областей, в которых он должен был действовать, поэтому маршрут построил от родника к роднику.
   И все же, когда он добрался до намеченного источника, на уже горы опустилась глубокая ночь.
   Недовольно ворча, Евсей связал 3 стаеросины проволокой у верхушки, подвесил под ними котелок и начал разводить огонь. Романтика дальних дорог никогда не манила его, и в такие путешествия он решался отправляться только под давлением обстоятельств. Этот факт лишний раз показывал, что предки его были не хитрые кочевники, но задумчивые земледельцы.
   Пока в котелке кипела гречневая каша, Тазюков нанизал на прутики, найденные и уже сваренные до каши грибы, и обжарил их над костром.
   Основательно примораживало, и Евсею оставалось только радоваться, что не пришлось заночевать выше.
   Наевшись гречневой кашей с тушенкой, а, также плотно закусив грибами и выпив вечерний чай, Тазюков решил укладываться.
   Но вой, внезапно раздавшийся со склонов ближайшей горы, заставил его замереть на месте.
   Теоретически волки в этот период осени еще не опасны, однако чем черт не шутит. Тазюков достал из вещмешка пузырек с морфолоидом пиларгоновой кислоты и слегка обрызгал им поверхность недавно расставленной палатки. Это вещество входило в походный комплект, который ему выдали в НКВД, поскольку любое животное из семейства куньевых его совершенно не переносит.
   Еще на крайний случай "медведства" у него имелся пистолет Боло-Маузер, но в темноте им воспользоваться было бы весьма затруднительно. Маузер ему дали из соображений, что во-первых, это довольно интернациональный пистолет, а во-вторых, в отличие от нагана достаточно плоский, чтобы быть спрятанным между внутренней и внешней стенками чемоданчика. Что весьма полезно при пересечении польской и румынской границ.
   В палатке Тазюков постелил теплоизолирующий коврик, спальный мешок, надел спальные валенки, и, взбив маленькую подушку, приготовился отойти ко сну.
   Однако, прислушавшись к своему самочувствию, он понял, что спать ему не хочется.
   Тогда Евсей зажег под пологом небольшой свечной фонарь и продолжил чтение бардовой книги.
   Костер догорел, и на склоне горы теперь виднелась только слабо светящаяся искорка палатки.
  "... Я никак не мог понять причины, так как вой волков совсем прекратился; но в тот же момент я при свете луны, показавшейся сквозь темные облака, увидел вокруг нас кольцо волков с белыми зубами, с высунутыми красными языками, длинными мускулистыми ногами, покрытыми грубой шерстью... Откуда он вдруг появился - я не знаю, но я услышал его голос, который прозвучал повелительным приказом, и посмотрев перед собою, я увидел его на дороге. Он протянул свои длинные руки, как бы отстраняя неосязаемое препятствие, и волки начали медленно отступать, но тут большое облако заволокло лик луны, и мы опять очутились во мраке..."
   Да, тут еще подумаешь, кого больше опасаться волков или того... другого.... Если такое действительно происходит в этих местах, то спать на открытой местности становилось небезопасным.
   Тазюков задул фонарь, отчего лунный свет, проникающий сквозь тонкие матерчатые стенки, позволил хоть и скудно, но все же обозревать окрестности.
   Евсей достал маузер, сунул его под подушку, и закрыл глаза.
  
   Глава 3
  
   Всю ночь Евсею снились волки. Они бегали вокруг палатки, и временами опасно приближались, словно желая проникнуть внутрь. Но морфолоид, как это понимал Евсей даже во сне, стойко отгонял этих тварей прочь. А может это был вовсе и не сон, а он действительно до рассвета наблюдал волков через неплотно сомкнутые веки? Эта загадка растворилась вместе с утренними сумерками в лучах рассвета.
   Утром он проснулся поздно, около девяти.
   Небо было пасмурным и, как это обычно и бывает в Карпатах, накрапывал мелкий дождик.
   Подогрев вчерашнюю кашу, Тазюков наскоро позавтракал, набрал во флягу воды, свернул палатку и продолжил свое восхождение. Расчет его состоял в том, чтобы, поднявшись на вершину, он смог осмотреться вокруг с помощью бинокля.
   Но прежде чем попасть к вершинам Тазюкову пришлось завернуть в оказавшееся на пути село. Село было настоящее, с деревянной православной церковью, что само по себе сейчас являлось редкостью в Карпатских землях, где активно шествовал очередной крестовый поход униатства и окатоличевания. Был тут и шинок с настоящим классическим пожилым человек в ермолке, длинными волосами на висках и веревками, торчащими из-под сюртука.
   Когда Евсей вошел в шинок, неторопливые разговоры за столами тут же прекратились, и на него уставилось сразу несколько пар не совсем доброжелательных глаз ранних посетителей.
   Делая вид, что этого не замечает, Тазюков подошел к стойке, но только он открыл рот, чтобы задать свой вопрос, как шинкарь тут же завопил:
  - Чужинцам не продаем!
  - А с чего ты решил, что я чужой? - дурацким вопросом решил огорошить его Тазюков.
  И это ему удалось, потому что шинкарь задумался.
  - Сдается мене, не чужой он, - подал голос из-за ближайшего стола какой-то русин, - Не по-поляцки бает. Садися до мене.
   Немного удивленный таким неожиданным радушием Евсей уселся за темный от застарелого жира стол напротив пригласившего.
  - Шинкарь, налей-ка пляшку, - отдал распоряжение русин, и самое интересное, что тот беспрекословно подчинился. И не только подчинился, но и подал сей мутный коктейль вместе с соленым мятым огурцом.
  - Звидси приехли? - спросил русин, протягивая кружку для чоканья за знакомство.
  - Из России, - инстинкт подсказал Тазюкову на этот раз не сочинять легенд.
  - Да ну? И як у вас там жити?
  - Да все лучше и лучше....
  - А коли до нас хороша жизнь дойде?
  - Мы над этим активно работаем. А вы тут староста, чего вас шинкарь так слушается?
  - Староста, - русин вытер тыльной стороной ладони свои длинные усы. Люди вокруг, наконец, перестали таращиться на Тазюкова, и снова над столами потек неспешный говор.
   Кстати, Евсей не сразу, но впоследствии отметил интересную особенность. Дело в тот, что местные вместо буквы "ы", столь характерной для украинского языка, например, в таких словах, как: "жыты" или "колы" - говорили букву "и", то есть: "жити" и "коли". Совсем как в старорусском языке. Не значило ли это, что украинский - это просто старорусский язык, в котором "и" поляки поменяли на "ы"? И здесь в изоляции, среди гор, этот старинный язык сохранился? А не может ли это быть доказательством того, что украинцы не отдельная нация, а просто потомки русских, отрекшиеся от своих предков?
  - А зачем до нас приехали? - вновь задал вопрос староста.
  - Я - историк, ученый. Исследую разные старинные замки, потом книжку про них напишу, - ответил Тазюков. - Еще собираю разные истории про освободительную борьбу народа с захватчиками.
  - А..., - староста опустил глаза. - Не, мы люди мирни, воевати не любим.
  - Так, нет! Я старые истории собираю.
  - Раньше было, а зараз - ни.
  - А что раньше было?
   - Ой много. Крепости были..., чужинцев с их поганско-христианской церковью били....
  - А что это за церковь такая? - удивился Тазюков, который впервые слышал такое выражение применительно к религиозному учреждению.
  - А, униаты! Чтоб они... к черту, своему батьке, повернулись. А князя нашего, что этих униатов гонявши, они этим... дракулой прозвавши. Дракон по-ихнему.
   Кстати, еще было интересно отметить, что в старорусском языке и здесь, говорили "гонявши", "прозвавши", "приехавши". А те кто вводили впоследствии украинский язык просто отрезали окончание "ши" и стало: "гоняв", "прозвав", "прийихав".
  - А я что-то слышал про этого князя, - закивал головой Евсей, вспомнив книжицу в бардовом переплете. - Но он, кажись, аж в прошлом веке жил, помер, небось, уже сто лет в обед? А, кстати, как далеко его замок отсюда находится?
  - А вот и не помер! - закричал староста в запале, но потом внезапно спохватился и уже тише добавил, - А где замок - не знаю.
  - И что никто не знает? Вот было бы интересно на него посмотреть!
  - Кто его нашел, назад уже не повернулся, - мрачно проговорил староста в усы. - А больше охотников не было. Там - смерть!
   Еще полчаса, поговорив со старостой о том о сем, и поняв, что больше ничего ни от него, ни от кого другого здесь он не узнает, Тазюков, наконец, покинул корчму. Он уже приготовился было идти в горы на свой страх и риск, как вдруг услышал, как его тихо, но настойчиво, окликают.
   Обернувшись, Евсей увидел давнишнего шинкаря, спешащего к нему и на ходу вытирающего жирные руки о фартук.
  - Ты, я слыхал, княжий замок ищешь? - спросил он, подбежав и отдышавшись.
  - Ну?
  - Денег дашь, скажу...
  - Вот все вокруг не знают, а ты один знаешь..., - усомнился Тазюков.
  - Я тоже не знаю, но знаю где повертати надо, - спокойно ответил шинкарь.
  - Ну?
  - Баранки гну, 10 марок.
  - А почему не злотых?
  - Все знают, немец здесь скоро будет.
  - Ладно,... три.
  - Восемь.
  - Четыре.
  - Пять.
  - Идет.
   Ударили по рукам.
  - Пойдешь по этой дороге, там у второй развилки крест (тьфу!) молельня буде стояти. От него повернешь направо. А там уж, по какой дороге не пойдешь, любая тебя к замку выведет.
  - А не врешь?
   Шинкарь схватился рукой под стегно.
  - Ладно, забирай свои марки, - и Тазюков, развернувшись зашагал по дороге в гору.
  А шинкарь еще долго смотрел ему в след.
  - Эх, - сокрушался он тихо, - сколько денег... и зазря пропадет.
   И развернувшись, уныло поплелся в корчму.
   Тем временем Тазюков покинул голый склон, на котором располагалась деревня, и снова вступил под своды вздымающегося к вершинам леса.
   Чем дальше он шел, тем более окружающий пейзаж начинал походить на высокогорный. Огромные ели с большими зелеными "лапами" и длинными стволами сменили последние лиственные породы. Все больше то тут и то там стали показываться открытые выходы скальных пород. Временами в земле виднелись провалы, указывающие на вероятные входы в подземные жилища горных троллей, если таковые в действительности здесь имели место быть.
   Со временем и ели куда-то исчезли, а на смену им пришли мелкие кустарники и кривые, согнутые частыми ураганами, сосенки. Ландшафт практически полностью стал скалистым, лишь с небольшим налетом красноватой, подзолистой почвы.
   Прошло два часа.
   Теперь только дикие камни окружали путешественника.
   Скалы высоченными монолитами уходили вверх к значительно помрачневшему небу с одной стороны тропы, а с другой низвергались в пропасть. Небо стало свинцово-серым с каким-то даже "сизым" оттенком, и по нему теперь летели тяжелые клубящиеся тучи.
   Путь Тазюкова лежал не прямо в гору, а узким карнизом змеился вдоль бока безжизненной скалы. Придерживаясь руками за отвесную стену, Евсей осторожно продвигался вперед. Было это не очень приятно, поскольку тяжелый вещмешок и палатка постоянно тянули его вниз, в бездонную пропасть. Хорошо еще, что он, не скупясь, сразу выбросил чемоданчик на платформе заброшенного полустанка.
   Пошел снег.
   К счастью, карниз стал шире, и он оказался стоящим на довольно широкой площадке. С нее, теряясь в, густеющей с каждой минутой метели, уходил узкий веревочный мост, с деревянными перекладинами.
  - И что, мне по этому идти?! - не смог удержать восклицания Тазюков.
   Даже при ближайшем рассмотрении становилось понятным, что мост давно не обновляли. И также совершенно не было понятно, кто им вообще мог пользоваться?
   Ветер меж тем крепчал, а снег теперь то сворачивался в смерчи, забивая глаза, то летел прямо. Темнело. Ночь надвигалась на горы.
   На свой страх и риск Тазюков решился шагнуть на качающейся мост, в надежде, что сухой воздух у вершин не способствовал гниению. И надобно вам знать, этот переход не раз заставлял сжиматься его и без того не очень храброе сердце.
   Но вот, скрипящий и колышущийся мост остался позади, и Евсей вступил на следующую скальную площадку.
   Ветер здесь был потише, и теперь, в медленно падающем снеге, Тазюков увидел очертания Замка.
  "... - Добро пожаловать в мой дом! Войдите в него свободно и по доброй воле..." Пойдя по этой дороге, вы сами добровольно пришли к нам на ужин.
  "Брр!" - замотал головой Евсей. - "Все это - сказки!".
   Несколько сильных порывов ветра снова пронеслось у него над головой, и словно по мановению чьей-то руки наступила тишина.
   Снег окончательно отнесло прочь и теперь стало видно, что Замок темной громадой возвышается над серым миром, где только самые высокие вершины гор были равными его величию.
   Тазюков стоял перед большой полукруглой башней с конической крышей, в основание которой были огромные дубовые ворота, оббитые по краям железными костылями. Над ними на цепях откуда-то сверху свисал огромный старинный свечной фонарь в резной оправе. Внезапно, ни с того ни с сего, толстенная свеча внутри фонаря, сама по себе вспыхнула и засияла каким-то неестественным зловещим желтым светом. Одновременно с этим, массивные ворота, словно поддавшись сквозняку, медленно начали открываться.
   Озноб продрал Евсея с головы до пят. Что за мистика?! За воротами никого не было. Заходить или нет, и держать ли при этом оружие в руках?
   Но ночь уже накрыла своим покрывалом Карпаты, а холод у вершин, это не то же самое, что у подножья. Поэтому Евсей переложил пистолет из вещмешка за пояс и мужественно переступил через порог.
  
   Дверь медленно затворилась за ним, и он оказался в темном запущенном холле. Но темным он был недолго, сами собой начали вспыхивать вычурно отделанные масляные лампадки развешенные вдоль стен. Аналогичные, только гораздо мене красивые Тазюков наблюдал в детстве, в штольне, где работал его отец. Мистика их самовозгорания могла быть объяснена электрическим поджигом с некоего центрального пульта, как это часто делалось в шахте.
   Однако, то что они тухли сразу за спиной Тазюкова, заставляло временами цепенеть, поскольку создавалось впечатление, будто коридор там бесшумно обваливается в бездонную пропасть.
   Тем неприятней оказалась для Евсея внезапная встреча, которая произошла с ним где-то на середине коридора.
   Под изъеденной временем статуей, Тазюков внезапно обнаружил молча стоящую довольно зловещего вида старуху.
   Она была отвратительна в своей морщинистой худобе. Ее длинный нос свисал над отвисшей нижней губой и казалось тянулся к не менее длинному подбородку. А белки ее глаз... были красные, словно больные конюктивитом. При этом они несли в себе совершенно белые, выцветшие, без малейшей примеси пигмента радужные оболочки зрачков.
   Старуха стояла неподвижно и молча смотрела на Тазюкова.
  "Какие интересные глаза," - тем временем подумал Евсей, - "Неужели это такая их местная этническая особенность?"
  - Прошу вельмишановного пана до нашого малэнького куточку, - внезапно прокаркала старуха. Причем рот ее во время этих слов искривился, как показалось Евсею, в саркастической усмешке.
   "Эге, да тут, судя по всему, меня ждет неприятный сюрпрыз," - решил Тазюкова. Мозг его лихорадочно заработал, ища правильный ответ, на такое приглашение.
   Стоп! Что мне говорил Шпетицкий? Русины. Здесь живут русины, которые ненавидят галицких националистов-"вуек", поляков и прочих иностранцев!
  - Здравствуйте, большое спасибо за приглашение, - ответил Тазюков на чисто русском языке.
   Лицо старухи, и без того вытянутое, вытянулось еще больше.
  - Вы из России? - природная злоба ее лица на мгновение уступила место бесконечному удивлению. Хотя как говориться, с возрастом мы все равно получаем такое лицо, какое заслуживаем.
  - Да, вот проездом...
   Теперь становило очевидным, что старуха положительно не знает, как теперь ей поступать дальше. Но то что предыдущий ее план был для Евсея скорее всего далеко от благоприятности, и оканчивающимся наверняка каким-нибудь люком в каменный мешок, почему-то не вызывало у него ни малейшего сомнения.
  - Хозяина пока нет, - после некоторых раздумий сообщила старуха. - Но я можу вас пригласити к огню.
  - Хорошо...
  - Идити за мною, - ... и она двинулась в глубь коридора.
   В свете колеблющихся, от гуляющего по замку ветра, язычков пламени было трудно что-нибудь разглядеть. Однако, сразу бросалось в глаза что замок очень стар и многие столетия за ним никто не ухаживал. Хотя на стенах временами попадались обрывки каких-то знамен и даже иногда целые гобелены, все равно Евсею показалось, что они уже полностью истлели и не рассыпались в прах только там, куда не доставали практически вездесущие сквозняки.
   Самовозгорающиеся лампадки кончились, и теперь путеводной звездой в этом царстве мрака, ужаса и запустения оставался только толстая церковная свеча в руке старухи. В неверном колеблющемся свет Тазюков отметил еще одну странность; в коридоре и помещениях, через которые они проходили, стояла масса деревянных перегородок и загонов, словно в Замке содержали необычно большое количество скота. Правда, сейчас все загородки были пусты.
   Пройдя по галерее вдоль стены, они вошли в жилое крыло. Замок представлял собой периметр с каменным двором посередине, но более-менее обитаемой в нем казалась лишь одна башня.
   Вообще, за тот короткий промежуток времени, в течение которого они прошли по открытой галерее, Евсей, в свете поднявшейся луны, успел заметить, что замок выполнен явно в восточном стиле. Во всяком случае, башни его были круглы, имели конусообразные крыши, а зубцы на стенах напоминали кремлевские. Это сильно отличало замок от других местных замков, расположенных в этих краях западнее и имеющих кубические "европейские" очертания.
   Тем не менее, обитаемая башня, в которую они вошли, оказалась именно квадратной. За ней явно ухаживали больше, чем за остальным Замком, поскольку некоторые окна в ней были забиты досками, а в некоторых сохранились даже остатки старинных, не совсем ровных стекол.
   Посреди башни стоял дубовый стол, заставленный заплесневелыми бутылями и огромными, все в паутине, кружками. К ним явно не притрагивались очень давно. Это же касалось больших блюд, ножей и двузубых вилок.
   Зато, у одной из стен жарко горел внушительных размеров очаг, своим пламенем освещавший даже внутреннюю часть пирамидальной деревянной крыши, которая венчала башню на достаточно большой высоте.
  - К вашему приходу, растопила, - неприятно улыбаясь или ухмыляясь проскрипела старуха, указывая на камин. - Хозяин не любит мороженное, поэтому приказал, чтоб я вам подогрела еды.
   Тазюкову речь бабули совсем не понравилась. Старуха и очаг чем-то неуловимо напомнили ему сказку про Ивасика и ведьму. И потом, откуда она могла знать заранее о его приходе?
   Впрочем, если старуха будет себя плохо вести, всегда можно будет ее на лопату... и туды... как в сказке.
   Уверенность в последнем, правда, тут же развеялась, после того, когда Евсей увидел, как бабка лихо разделывает тушу барана и насаживает ее на вертел. Такая старушка, могла бы спокойно скрутить двух здоровенных мужиков.
   Тем временем сочный жир уже закапал с туши в огонь, и по залу потек сладостный аромат жареного мяса.
   Ну, врядле, того с кем хотят расправиться, будут так кормить, решил Тазюков, очищая приборы и тарелку от пыли. Впрочем, если они пьют из животных только кровь, то сама тушка им без надобности..., тьфу! Тьфу! Начитался беллетристики, и гадость всякая в голову лезет!
   Но баранина уже была готова и подана к столу. Тут же откупорили заплесневелую бутылку, и темное багровое вино полилось в похожий на золотой бокал. Однако, старуха, вот еще одна странность, на отрез отказалась пить или есть. Сказала, что постится.
   "Вот ведьма старая, с такой внешностью тебе не постится, а на метле на шабаш летать" - подумал Тазюков, но поскольку был не очень сведущ в религиозных вопросах, плюнул и приступил к еде.
  
   Через 15 минут он, уже, сыто отдуваясь и поглаживая живот, отвалился от стола и, сонно жмурясь, стал рассматривать огонь в камине. Старуха-то, небось, не знает, что кроме живота он еще поглаживает засунутый под ремень маузер, прикрытый сверху походной курткой.
  - Почивать изволите? - совсем уже как-то по старорежимному осведомилась бабка.
  - Изволю, мерси, - Евсей отчетливо почувствовал себя прогнившим аристократом, и даже отдельные французские слова полезли к нему в голову.
   Они покинули башню и снова пошли по темным коридорам, где раздавались только завывания стонущего снаружи ветра. Огромная свеча постоянно гасла, поэтому старуха поместила ее в древний и такой же преогромный фонарь.
   Теперь, когда луна опять скрылась за тучами, и мрак вокруг наступил полный, только мечущиеся блики света от раскачивающейся лампы, слабо разгоняли его.
   Под ногами все время что-то хрустело, но что - трудно было определить. Один раз Тазюкову показалось, что на полу лежит круглый предмет, очень напоминающий череп, но круг света уже бежал дальше, так что он решил оставить выяснение этого вопроса до утра.
  - Скажите, а когда хозяин прибудет? - спросил он.
  - Под утречко, батюшка, под утречко, - отчего-то стараясь теперь подделаться под добрую старушку, прошамкала зловещая тень.
  "Ага..." - подумал Тазюков и решил сегодня спать в полглаза.
   Наконец, они пришли к небольшим полукруглым дверям. Старуха тяжело распахнула их, и они оказались в маленькой, но зато не продуваемой, комнатке с одним узким, похожим на бойницу, застекленным окном. Старуха запалила стоящую возле настенного умывальника (с пипкой) свечу и сделала указующий жест на железную ржавую кровать. Затем она молча развернулась и серой тенью выскользнула из комнаты.
   Тазюков остался один.
   Что делать и чего ждать дальше он не имел ни малейшего представления.
   Он подошел к окну и выглянул наружу. Луна находилась с другой стороны замка, поэтому была не видна. Пока они шли к башне, тучи опустились ниже уровня стен, и теперь замок словно плыл по однородному молочно-белому морю, простирающемуся до самого ночного горизонта.
   Мертвенный свет заливал все вокруг, подчеркивая сюрреалистичность пейзажа, и Тазюков невольно залюбовался этой инфернальной красотой.
   Затем он лег на кровать и плотно завернулся в спальный мешок. Спать хоть и хотелось, но было отчетливо боязно.
  
   Глава 4
  
   Серый рассвет озарил келью.
   Покряхтывая, Тазюков, так толком и не спавший, слез с кровати и освежился из умывальника ледяной водой. Пора было спускаться и заводить знакомство с хозяином.
   Евсей отодвинул засов на двери и выглянул наружу. За дверью вниз шла винтовая лестница, не зря его уложили спать в башне. В темноте тут сам черт ногу сломит.
   Только теперь Тазюков смог оценить всю меру запустения замка. Свет тонкими лучиками, в которых клубились какие-то испарения пробивался сквозь трещины в стенах. И если бы не постоянные горные сквозняки, здесь повсюду лежала бы пыль и росла паутина.
  "И от чего это местному магнату не приказать своей дворне хоть сколько-нибудь поубираться..." - подумал Тазюков, - "Хотя, скорее всего, он тоже какой-нибудь аристократ-вырожденец, типа беляков, и кроме этого... декаданса, его ничего не интересует".
   Тазюков начал спуск и скоро оказался в коридоре, идущем вдоль стены. Вчерашнее подозрение его не обмануло. В одном месте на полу он действительно обнаружил человеческий череп.
   Тазюков взял его в руку и с размаху запустил в стену. Череп ударился, но не разбился, а с глухим стуком покатился куда-то в темный угол.
  "Ага... стало быть бывший его обладатель покинул этот мир не по своей воле, а во цвете лет, так сказать", - пробормотал про себя Тазюков и поудобнее устроил у себя на животе маузер. Молодая кость значительно крепче старой.
   Коридор тем временем перешел в крытую колоннаду над стеной, и Евсей смог во всей красе оценить цель своей вылазки - квадратную башню, а заодно и внутренний двор замка. Впрочем, как раз красоты-то особой и не было, а двор, покрытый тонким слоем ночного снега, неприятно отпечатался в памяти Тазюкова, поскольку состоял исключительно из одних могил.
  "Да... мрачноватое место..." - подумал он и даже удивился, что до сих пор страх не перебирает его внутренности своими холодными пальцами.
   Однако, квадратная башня уже была рядом и, немного помявшись, Евсей отворил дверь.
   Унылый церковный свет католического собора струился вниз из ее узких под самой крышей окон. Камин погас, и теперь только окна были тут единственным источником освещения. Контраст от их белизны делал все вокруг еще менее различимым, чем накануне ночью. Лишь дубовый стол с окаменевшими бутылками и пара лавок выделялись на общем мрачном фоне.
  - Входите мой уважаемый гость по собственной воле. И внесите хоть немного радости и разнообразия в эту юдоль скорби и уныния, - послышался голос со стороны стола.
   Приглядевшись Тазюков различил возле него какую-то тень, косо примостившуюся на одной из лавок.
   Евсей сделал шаг внутрь, и странное сожаление об этом поступке на секунду охватило его. Ведь где-то совсем недавно он читал, что такое делать нельзя. Но было поздно, поэтому он твердым шагом направился к неясному силуэту.
   Впрочем, неясность быстро разрешилась, поскольку тенью у стола оказался господин в длиннополом плаще и широкополой шляпе. Был он некрупного телосложения, с какой-то даже "лисьей" мордочкой, и был одет, можно сказать, несколько старомодно. Точнее так одевались совсем еще недавно на рубеже 19 и 20 веков. Плащ-крылатка, широкополая мягкая шляпа и вялый галстук-бант окончательно вышли из моды еще лет десять назад, даже среди старой профессуры. А круглые очки с желтоватыми стеклами, что были нацеплены на острый "комариный" нос незнакомца, могли носить разве что какие-нибудь декаденты с Мулен-Руж, или что там у них в этой прогнилой Франции имеется.
   Да, хозяин замка на проверку оказался не таким страшным, как предполагалось.
  - Зовите меня... князь Колоб, - тем временем представился господин, привставая и протягивая руку, - я думаю, это будет наиболее оптимально, поскольку местные нарекают меня стольким количеством имен, что, назвавшись всеми ими, мне пришлось бы нести груз ответственности за деяния, к коим я совершенно не причастен.
  - Тазюков Евсей, - отрекомендовался Тазюков.
  - Что привело вас в наши края? - спросил князь, когда они снова уселись у стола. - Дворка сказала, что вы хотели меня видеть....
  - А вы хозяин замка?
  - Да...
  - В общем-то... - Евсей решил особенно не крутить, - мое руководство ищет союзников и рассылает людей, типа меня, по разным местам Восточной Европы.... Вдруг какое-нибудь... объединение этим заинтересуется?
  - А кого вы представляете? - князь лениво вытянул руку вдоль стола.
  - Правительство России.
  - Какое правительство России? Помниться после всех этих революций, появилось очень много правительств, и все они считают себя истинными.
  - Правительство РСФСР. Я послан лично по поручению Председателя Совета Министров и Генерального Секретаря Коммунистической партии...
  - Ах, это правительство..., - доброжелательно, хотя и несколько вяловато, улыбнулся Колоб. - Но вы знаете, мы ведь здесь поддерживаем каноническую православную церковь, и сотрудничество с поклоняющимися сатане, как-то... не ведем.
  - А разве наши руководители поклоняются сатане? - удивился Тазюков.
  - А вы не знаете? Хотя из-за своей природной скромности, они, наверное, постеснялись вам об этом доложить. Поклоняются и еще как! Причем начало этому идет с Древнего Египта. Тут мне... некоторое время назад... попалась одна книжица, не угодно ли взглянуть? Только давайте пройдем для этого в библиотеку...
   Колоб встал и направился к противоположному концу башни, и Тазюкову ничего не оставалось, как последовать за ним.
   Они вышли из башни, и оказались на крепостной стене. Небо снова затянуло высокими облаками, да и под стенами тоже ползли их рваные клочья. Ветер сегодня дул умеренно, поэтому далеко внизу в ущелье отчетливо слышался шум горной реки.
   Владелец замка остановился и положил руки на край стены.
  - Приятное утро сегодня, не правда ли? Озоном пахнет. Постоим тут немного, к тому же про темные стороны человеческой истории приятнее рассказывать в такой обстановке, а не в мрачной пыльности библиотек. Так с чего я начал?
  - С Древнего Египта.
  - Да! Официально культ сатаны появился еще в Древнем Египте. Хотя я-то доподлинно знаю, что культ этот оставлен нам последними, ныне вымершими представителями людей-драконов, рептилиями - пережитками тех эпох, когда по земле скитались гигантские рептилии. Потомки их, хоть и смешались с нынешней человеческой расой, тем не менее естественно не видят в нас себе ровню. Но чтобы управлять человечеством в своих интересах они отыскивают разные темные народы и пользуются их необразованностью. Они воспитывают их на идеях их исключительности, и в то же время в страхе перед другими народами. Из-за этого у таких людей образуется комплекс неполноценности, что, дескать, они такие умные и красивые, а их все подавляют, а из этого у них впоследствии обычно вырастает ненависть ко всем окружающим, и в результате делает их нацистами. А людьми, которые ослеплены обидой и ненавистью, весьма легко управлять.
   Подавленный такой негативной информации Тазюков некоторое время простоял молча. Но успокаивающий вид белых облаков, проплывающих далеко внизу в ущелье, остудил, всколыхнувшуюся было гамму чувств.
  - Но наш вождь товарищ Сталин с нацистски настроенными элементами отчаянно борется. Даже у нас в Управлении сейчас чистка идет, - нашелся, наконец, Евсей. - И еще я слышал, что готовится законопроект о возвращении всех храмов Православной церкви.
  - Тогда я не завидую доброй памяти об этом вашем товарище Сталине в истории. Грязью вашего Сталина еще обольют - будь здоров. Вон ме... моих предков за то, что Православную церковь нынешнего Московского патриархата здесь с 14 века защищаем, упырями и кровопийцами обзывают, книжку гадостную выпустили: "Граф Дракула" - называется. А между тем, всяких тамплиеров в истории невинными жертвами представляют, при том, что Филиппа Красивого, светлая ему память, который, наконец-то, с ними покончил, до сих пор всяческими помоями обливают. Хотя тот факт, что сии добрые тамплиеры дабы сохранить молодость любили принимать ванны из крови собственных дочерей, рожденных от предыдущих их же собственных дочерей - это как-то не афишируется.
  - Вот кстати о книжке... - решил перейти к основной цели разговора Тазюков. - Как вы думаете, захотят ли местные секлеры... или как их... русины сотрудничать с СССР?
   Хозяин замка покосился на Евсея, сверкнув на того стеклами очков.
  - Какие русины?! - загрохотал его голос, перекрывая шум реки. - Вот еще одно заблуждение, насаждаемое нашими врагами. Русинами нас проклятые поляки да националистические украинцы называют, а мы себя зовем - русские, и никак иначе. Мы тут с 9 века живем и Киевскую Русь представляем уже 11 веков, то есть более 1000 лет! А если бы здесь исконным народом были украинцы, то вон, - тут Колоб указал на пропасть, шумящую под стенами, - река внизу называлась бы не Быстрица, а Швидкица. А деревня называлась бы не Завидово, а Заздрилово. А Ужгород назывался бы не Ужгород, а Вужмисто. Названия складываются веками, и именно они показывают, какое тут население коренное.
   Не мы, а Россия о нас забыла. А ведь мы тут с 14 века за наше русское самосознание и с немцами, и с Ватиканом, и с Польшей, и с Австро-Венгрией, а теперь и с предателями уже 6 веков воюем. Представляете, какие мы тут патриоты России?! А нас все не замечают. Даже от обиды замерз весь, давайте, все же, до библиотеки дойдем!
   Тазюков, который собственно и не предлагал тут останавливаться, только пожал плечами.
   Они прошли к следующей башне, и князь со скрипом отворил дверь. За дверью потянулась густая сеть паутины.
  - Я смотрю, вы в библиотеку не часто заглядываете, - улыбнулся Евсей.
  - Я-то... да, наверное. Я, знаете ли, читать не очень люблю. Мне бы больше пистолем али саблей помахать, - ответил хозяин.
  - Но вы и так много чего мне рассказали, - не согласился Тазюков пробираясь в полутемный зал, раскинувшийся под очередным деревянным куполом.
   Библиотека была огромна, но ужасно пыльная и вся затянутая паутиной. Сразу было видно, что к ней не прикасались давно. Но даже в зеленом полумраке залы, становилось ясно, что книг здесь уйма, и все они до чрезвычайности стары.
  - Вы знаете, хоть время и идет очень быстро, а занять его все же чем-нибудь нужно, вот и образовываюсь понемножку, - сообщил Колоб, закрывая дверь. - Я ведь собственно из дворян допетровского типа. А тогда дворянин от крестьянина только тем и отличался, что нес на себе обязанности воеводы, участкового блюстителя порядка или кого-то в этом роде. Это потом уже социальное расслоение, французский язык, "...пшел вон холоп" и так далее. Но к этому времени мы уже с лишком 2 века как от России врагами отрезаны были. А сам я в сущности... человек простой. Вот даже думал вас со стены скинуть, если бы вы каким-нибудь нацистом оказались...
   У Тазюкова внутри словно что-то оборвалось.
  -...но, - продолжал хозяин, - вижу, мы с вами на одинаковых позициях стоим, так что нам друг друга опасаться нечего. А ведь опасаться мне сейчас (впрочем, как и всегда) многих нужно. Дошло до меня, о великий шах, что, к примеру, грязный Ватикан, для уничтожения рода Колобов организовал уже даже специальный отряд "Искариот". Как фамилия у Иуды, честное слово! Не зря нынче католическая церковь призывает создавать единую, так называемую "экуменистическую", церковь. А ведь Иоанн в своем Апокалипсисе специально предупреждает, что создание единой церкви - признак приближения толи антихриста, толи мессии. Ну, для кого мессия, а для нас - это точно конец света.
  - Эх..., - сказал князь, присаживаясь на ветхий стул у большого круглого стола и приглашая Тазюкова. - Это раньше я чуть что - мечом махать. А теперь, видите, вежливо, с разговором. Культура. Влияние хе-хе близости просвещенной Европы. Хотя эта просвещенная Европа вон в концлагерях нас "диких" русских скольких уморила. Как поется в местной галицкой частушке: "Украинцы пьют, гуляют, а кацапы вже канают. Украинцы пьют на гофи, а кацапы в Талергофе...". Шестьдесят тысяч русинов, то есть русских, там сконало. Про демократические Североамериканские Штаты вообще молчу - 160 миллионов индейцев за один лишь 19 век уконтропупить - это же какую высокую культуру отношений надо иметь!
   В библиотеке на некоторое время повисло молчание. Хозяин вроде как обещал что-то показать Тазюкову, и тот смиренно ожидал этого. Колоб тем временем также выжидательно смотрел на Тазюкова.
  - Вы хотели мне что-то показать про людей-драконов, - наконец решился напомнить Евсей.
  - Да? Хм... вот уже и склероз..., - пожал плечами Колоб. - Собственно, все же столько лет живу... кстати, извините, я ведь вам не предложил позавтракать! Это моя непростительная оплошность! Сам-то я не завтракаю...
  - Ну что вы... - начал было Тазюков, но тут откуда не возьмись в библиотеке появилась мерзкая баба-яга Дворка.
  - Ты это... - князь помахал рукой, - принеси нашему гость чего-нибудь позавтракать.
  - Не могу, - ответила та на удивление почтительно. - Ничего не осталось...
  - А вчерашний ягненок? - сварливо осведомился Колоб.
  - Я его собакам скормила, чего добру пропадать.
  - Да...
  - Как? У вас тут есть собаки? - удивился Евсей.
  - А как же, надо же замок охранять от непрошеных гостей, - ответил князь.
   И тут Тазюкову вспомнились строки из бардовой книжицы, в которой магнат лихо укрощал волков и даже натравливал их на любого по своему усмотрению.
  - ... и кстати, эти собаки почище любого волка будут, - как раз докончил свою фразу Колоб. - Дворка, совсем ничего не осталось для гостя?
  - Совсем.
  - Тогда отправляйся в поселок и купи чего-нибудь. Кстати, зайди к Шмагелю, узнай, не привезли ли еще радиоприемник, что я заказывал. Газеты здесь весьма сильно перлюстрируются польской цензурой, - последние слова предназначались для Тазюкова.
  - Простите, но стоит ли беспокоится из-за моего питания, ведь до поселка идти наверняка очень далеко, - сказал тот.
  - Если идти, то да. Но у нас есть маленькая механизация. Идемте, я вам покажу.
   Втроем они вышли из библиотеки и снова пошли по запущенным коридорам замка.
   Наконец, они достигли очередной башни. Эта башня в отличие от остальных имела плоскую каменную крышу с мощными зубцами по краям. Посреди нее стояла короткая, но массивная решетчатая мачта, от которой в туманную даль уходили два железных троса. На одном из тросов над площадкой висела металлическая вагонетка на двух роликах, вроде тех, которые используют в заводских цехах для перевозки сыпучих материалов.
  - Вот таким образом Дворка и обеспечивает снабжение замка, не тратя на это 2, а то и 3, дня перехода, - с гордостью сообщил князь. - Это я сам придумал.
  - Здорово, - восхитился Евсей, - Скажите, а я не мог бы вместе с вашей экономкой съездить в город? Я просто хотел отправить телеграмму о том, что вы заинтересовались сотрудничеством.
  - Но вы можете отдать ее текст мне или Дворке, и уверяю вас, она дойдет до адресата.
  - Но я еще хотел осмотреть сам поселок, поглядеть на настроения людей... - внезапно Тазюков почувствовал некоторый душевный дискомфорт. А ведь хозяин замка может и не отпустить, тем самым, давая понять, что Евсей находится в полной его власти.
  - Ну что ж, езжайте. Но тогда возвращайтесь обратно уже завтра, вместе с Дворкой, потому что в этом случае я дам ей еще поручения в городе, - приветливо махнул рукой Колоб.
  "Фух!", - мысленно вздохнул Тазюкову.
   Вместе с Дворкой, по деревянному трапу, он влез в вагонетку, которая, будучи не слишком тяжелой, сразу опасно закачалась.
  - До скорого свидания..., - сказал князь и толкнул вагонетку вперед.
   Со скрипом люлька двинулась за край зубчатой башни. Евсей оглянулся назад и с трепетом в груди увидел, как замок все быстрее уходит назад. Очень скоро он полностью исчез за облаками, а они с грохотом понеслись вниз и вперед.
   Ролики над головой Тазюкова бешено вращались, а из-под них временами начинали сыпаться искры. Канат моментами тоже провисал, хотя, скорее всего, это только показалось Евсею из-за боковых порывов ветра, раскачивающего вагонетку-люльку. Вагонетка, кстати, была совершенно не приспособлена для перевозки человека, в ней не было ни сиденья, ни вообще чего-нибудь мягкого. Только холодный металлический полукруглый пол.
   Но когда Евсей попытался усесться в ней поудобнее, люлька так опасно качнулась, что Дворка, которая сидела впереди, повернулась и наградила его очень недобрым взглядом. Впрочем, трудно было ожидать доброго взгляда от этих красноватых глаз с белой радужной оболочкой.
   Тем временем они продолжали лететь вперед с головокружительной скоростью. По причине тумана, столь характерного для Карпатских гор, которые являются барьером на пути теплых воздушных масс, идущих от Гольфстрима, трудно было что-либо разглядеть вокруг. Тем не менее, время от времени Тазюков видел проносящиеся мимо серые каменные стены, а пару раз в местах разрывов белой дымки, совсем недалеко от люльки, он даже успел разглядеть верхушки горных елей. И снова вокруг все охватывал туман.
   Внезапно характер звука создаваемого движением изменился. Теперь казалось, что они несутся внутри какой-то трубы. И действительно, когда облака немного рассеялись, оказалось, что люлька летит внутри ущелья, между двух отвесных скалистых стен. Сверху над ними сплошным частоколом рос лес из темно-зеленых елей, а когда Тазюков осторожно посмотрел вниз, то увидел, как под ними несет свои бурные воды горная река. Не иначе - это была та самая Быстрица, упомянутая графом.
   И так они мчались дальше.
   Тазюков начал было даже заремывать, как вдруг туман вокруг исчез окончательно. Отвесные берега реки тоже разошлись в стороны, и вагонетка влетела в долину, всю залитую багряными красками щедрой, урожайной осени.
   Дворка схватилась за рычаг у колеса и на Евсея посыпались искры, а люлька начала тормозить. Грохот, производимый роликами, начал стихать, и одновременно с этим впереди стал различаться звук работающего колеса водяной мельницы. Люлька въехала в крытый сарай, построенный прямо над водой.
  
   Глава 5
  
   Выбравшихся из вагонетки Тазюкова и старуху встретил пожилой мельник, совсем с недобрым выражением глаз. Старые предания, приписывающие мельникам связь с нечистой силой, на этот раз оказалось весьма недалеки от истины.
   Мельник без лишних слов запряг телегу, и скоро Дворка и Евсей ехали по проселочной дороге в сторону городка. Как не преминул отметить для себя Тазюков, связь Замка с народом была гораздо теснее, чем можно было предположить.
   Тем временем, по сторонам раскинулись убранные и подготовленные к долгой зиме коричневые поля. Впрочем, местами попадались и зеленые прямоугольники озимого хлеба. Затем появились хутора, где не до конца еще убранные яблони издавали свой непередаваемый аромат сладко предвосхищавший приготовление душистого осеннего сидра.
   За деревьями показались крестьяне, выкапывающие обильный урожай картофеля. Приятный дым от разноцветных тлеющих куч осенних листьев вздымался к небу. Местами проглядывали еще не полностью собранная смородина и крыжовник, так и просившиеся в банки с вареньем.
   Охотники возвращались из горного леса, с ягдташами, полными куропаток, уток и зайцев. Крестьянки идущие оттуда же несли с собой лукошки, полные белых грибов, подосиновиков и моховиков. И бегающие у символических заборов дети оглашали своими радостными криками весь этот пасторальный пейзаж, поистине достойный кисти Брейгеля.
   Застройка тем временем немного уплотнилась и вот уже телега въезжала на центральную площадь городка.
   Конечно, и тут лес словно клиньями проступал среди домов, но судя по постоялому двору "Корона", с большой медной короной, подвешенной над дверьми, и почтой, совмещенной с библиотекой, это - был центр!
   Пока старуха разбиралась с лошадью, Тазюков слез с телеги и направился к почте.
   В дощатом домике западноевропейского образца, где располагалась почта, за прилавком сидел пожилой человек в очках и читал какую-то книгу.
  - Здравствуйте, - сказал Евсей, входя. - Простите, нельзя ли от вас отправить письмо?
  - Почему нельзя, можно, - радостно ответил человек, привставая. - Вы к нам из России приехали?
  - А что сильно заметно? - удивился Тазюков.
  - Ну, ваш фино-угорский акцент ни с чем не спутаешь.
  - Фино-угорский?
  - Ну да... вы разве не знаете, что "московиты" произошли от финов, угров и большой примеси татар.
  - А я всегда думал, что русские произошли от славян...
  - Типичное московское заблуждение, молодой человек. От древних славянских русских племен произошли только украинцы. Но "московиты" украли у них имя "русские", поэтому они, то есть мы, стали называть себя украинцами. Увы, местное население также является "зайдами", то есть некоренным населением. Я здесь, пожалуй, единственный коренной украинец. Меня специально из Львова послали в этот отсталый край, чтобы я нес свет европейского просвещения в дикие народные массы.
  - То-то я смотрю, вы от народных масс, вроде как взглядами на геополитику отличаетесь, - заметил Тазюков.
  - Что поделаешь..., здесь собралась одна темная деревенщина, которая даже истинными украинцами не является, чернь так сказать. Даже в манифесте ОУН от 1929 года Донцов специально отметил, что истинные украинцы - это люди проживающие в Тернополе, Львове и Ивано-Франковске, а остальные жители Украины - это, как бы так сказать..., недочеловеки, двуногий скот и смерды.
  - И вам здесь не скучно, среди... мнэ... недочеловеков? - участливо осведомился Евсей.
  - Что вы! Ведь именно тут в глуши я создаю свое величайшее произведение, которое явит миру всю глубину истории украинского народа: наидревнейшего народа мира, чьи исторические корни уходят более чем на 150 000 лет в исторические глубины.
   Тазюков хотел было заметить, что в те времена наша ветвь человека вообще-то существовал еще в виде австралопитека, но, посмотрев в безумные глаза почтальона-библиотекаря, решил благоразумно промолчать.
  - ... а украинский язык?! Это же - истинный санскрит!!! - не унимался библиотекарь. - Об этом еще великий ученый-историк и первый президент нашей нэньки-Украины Михайло Грушевский писал!
  - Простите, не тот ли это Михаил Грушевский, который австрийский подданный? - уточнил Евсей.
  - Ага, она самый! - воскликнул библиотекарь. - Он был подданным Великой Австро-венгерской Империи, которая вела нас за собой из дикой Азии в просвещенную демократическую Европу!!
   Подумав о Талергофе, Тазюков и на этот раз решил благоразумно промолчать. Тем более что он работал с 1925 по 1932 год в киевском управлении НКВД, как раз в тот самый период, когда вернувшийся из-за границы Михаил Юрьевич Грушевский вместе с Лазарем Моисеевичем Кагановичем самыми "демократическими" методами, под страхом смертной казни, проводили "украинизацию" национально-несознательного населения Малой России. В народе тот период счастливой жизни запомнился названием - "голодомор". Хотя чего, собственно, ожидать от австрийско-подданного "демократа" и "любителя Украины". Он, видимо, как педофил, который в отличие от учителя по настоящему любит детей.
  - Простите, - решил все же вернуться к своему делу Тазюков, - так можно ли от вас отправить телеграмму во Львов?
  - Разумеется! Львов - это самый посвященный город нашей Украины, - заулыбался библиотекарь.
   Во Львове у Тазюкова был связной, который мог затем переправить телеграмму куда следует.
   Итак, покончив с первоочередными делами, Евсей покинул почту и направился к постоялому двору, который ему указала Дворка. Он должен был стать сегодняшним местом ночлега.
   Там прямо в дверях он столкнулся со странной компанией из четырех человек: двое из которых были одеты как гуцулы, а двое - в серых одинаковых походных костюмах и тирольских шляпах с перышками. Как успел заметить Тазюков, пиджаки этих двух последних были клубными и имели на груди эмблемы с надписью "Alpinistik klub Edelveis".
  "Моя немецкий знать корошо!" - самодовольно подумал Тазюков, поскольку сразу же перевел эту надпись как: "Альпинистский клуб Эдельвейс".
   Лица этих двоих альпинистов однозначно свидетельствовали об их национальной принадлежности. Не смотря на то, что один из них был классическим представителем нордической расы, а второй был брюнетом с большим носом, все равно, сразу было видно, что оба они - истинные арийцы. А что касается носа и цвета волос, то Геринг сам недавно объявлял, что только он будет решать, кто в его аппарате еврей, а кто нет.
   Впрочем, к счастью, эти люди не столь внимательно рассматривали Тазюкова как он их, поскольку очень спешили. Тазюков же проскользнул мимо них и направился к барной стойке, за которой хозяйка постоялого двора протирала деревянные пивные кружки.
   Хозяйка была похожа на бегемота как по фигуре, так и по внешности и по количеству зубов, но доверие почему-то внушала.
  - Здравствуйте, скажите пожалуйста, у вас можно снять комнату на ночь? - осведомился Евсей.
  - Конечно, - обрадовалась хозяйка, - а вы - турист с России? До нас вже слухи дошли о том, шо у нас тута русский появился из самой России.
  - Да... - удивился Евсей, - не знал, что у вас новости расходятся так быстро.
  - А как же, - воскликнула хозяйка, - горы хоть и большие, а мы все равно все друг друга знаем. А новости у нас расходятся быстро, потому что о чем нам еще тут говорить?
  - Да уж..., - согласился Евсей, - но как погляжу, я у вас не единственный турист, - и он кивнул на только что захлопнувшуюся входную дверь.
  - А! Так это Андрийка с Макаркой, галицкие хлопцы, проводниками роблять у немецких этих... которые по скалам лазают. Туристы тоже..., фу, терпеть этих немцев с австрияками неможу. Да вы проходьте, я вам сейчас вашу комнату покажу, - и хозяйка, взяв лампу (рано смеркалось, ведь близилась зима), повела Тазюкова вверх по лестнице.
   Там, на втором этаже, располагались комнаты постояльцев. Тазюкову досталась неплохая чистая комната с бревенчатыми, без всякого ненужного декора стенами, одной кроватью, столом, стулом и одним небольшим окошком. Вот только в комнату вела еще одна дверь снаружи, но хозяйка уверила, что дверь заперта. Кроме того, изголовье и изножье кровати были увешаны гирляндами чеснока.
   Тазюков хотел убрать такое пахучее украшение, но хозяйка очень попросила этого не делать. Нехорошо об этом говорить на ночь глядя, но нечистая сила правит... эта... бал в здешних горах. То есть русским или русинам она покровительствует. Как лесные духи, которые до сих пор помогают тем, кто к ним обращается, не зря православная церковь чтит некоторые языческие обряды. Но вот, к чужим в Карпатах она может отнестись не столь благожелательно.
  - А вот "фрицам" этим поганым, и "вуйкам" галицким я и за деньги чеснока не повесила бы! - завершила свой страшный рассказ хозяйка и, пожелав спокойной ночи, вышла из "номера".
   Евсей остался один.
   Постояв немного, он сунул свечу, что зажгла ему хозяйка, в подсвечник у кровати, и подошел к окну.
   За окном, яркая белая луна заливала все вокруг серебристым светом, отчего весь мир наполнился синими перекрещивающимися тенями.
   Но что это? Толи Евсею показалось, толи действительно над домом тяжело хлопая крыльями промелькнула огромная летучая мышь. Причем, не то что огромная, а, если это не оптический обман, просто гигантская.
   Тазюков прижался щекой к стеклу и попытался посмотреть вверх за окно. Однако, более он ничего не увидел.
   Можно было конечно выйти через вторую дверь на, идущий вдоль стены, открытый балкон, о чем свидетельствовало завывание ветра в замочной скважине. Но Евсей ближе к полуночи уже не был так уверен, что огромная летучая мышь ему только привиделась. И выходить под открытое небо ему как-то не очень хотелось.
   Безусловно, он был знаком с возможным олицетворением мистических страхов местного населения - господином Колобом. Однако, был ли он настоящим воплощением или только родственником зловещего графа, оставалось загадкой. Очень может быть, что в этих диких местах на самом деле водится нечто не известное современной науке, чьей жертвой вполне можно стать, не к ночи будет оно помянуто.
   Поэтому Евсей просто скинул верхнюю одежду и быстро юркнул под толстое ватное одеяло, приготовленное для него душевной хозяйкой.
  Собственно, размышлял он, местный помещик Колоб и его экономка Дворка на следующий день могут лишь посочувствовать, такому неосторожному путешественнику из далеких краев.
   И только он это подумал, как в дверь, что вела на балкон, громко постучали.
  - Войдите...! - громко сказал Тазюков и тут же заткнул себе рот одеялом, но было уже поздно. Ручка двери повернулась, дверь медленно раскрылась (хотя Евсей мог поклясться, что до этого она была заперта), и в комнату бесшумно вплыла Дворка.
   Она стала посреди комнаты, на некотором расстоянии от кровати, и с ее хищного морщинистого лица, вперед блеснули белесые зрачки, окруженные розовыми белками.
  - Спасибо, я уже сам устроился. До завтра! - нашелся Евсей.
   Однако, Дворка не уходила, а по-прежнему молча смотрела на него. Несколько раз он пыталась приблизиться, но что-то ее удерживало.
  - Спасибочки, в помощи не нуждаемся! - повысил голос Тазюков, однако все то же молчание было ему ответом.
  - Али коряга старая осинового кола захотела?! - непроизвольно вырвалось у Тазюкова, на что старуха громко клацнула зубами.
  "А может ей действительно кола на старости лет захотелось?" - вдруг подумал Евсей, - "Ишь, взгляд у нее какой... развратный"
  - Баю-бай, бабуся, - елейным голосом проворковал Тазюков. - Ночью спать надо...
   Но старуха уже выплывала из комнаты, оставив при этом дверь открытой, зараза такая. Не июнь же месяц на дворе!
  "Может, за дверью притаилась...?"
   Евсей, вооружившись связкой чеснока, подошел к двери. За ней все тем же сине-белым цветом на него глядела глубокая ночь. Старухи и след простыл.
   Тазюков захлопнул дверь и вернулся к себе в кровать. И еще долго не мог заснуть.
  
   Евсей заснул, но не прошло и часа, как в его комнату снова начали стучать.
  - Кто там? - теперь уже предусмотрительно спросил Тазюков.
  - Это хозяйка, - послышался тихий голос хозяйки.
  - Войдите.
  - У вас заперто...
   Кряхтя и бурча под нос всякое, Евсей выполз из-под теплого одеяла и открыл дверь.
   На пороге действительно стояла толстая хозяйка и испуганно оглядывалась по сторонам.
  - Тут, батюшка, такое твориться, такое твориться... - зашептала она. - Немец один умер, кровь из него выпили...
  - Что?
  - Они на вас думают. Откуда-то узнали, что вы вместе с той... из замка, на телеге приехали. Бежать вам надо, люди они дикие, порешить могут.
  - Ах ты,... беда-то какая, - Евсей уже прыгал на одной ноге, пытаясь надеть штаны.
  - Вы, батюшка, через ту дверь бегите, и с балкона... на руках, - тем временем советовала хозяйка.
  - А дальше куда?
  - Бегите в старую заброшенную штольню, там указатель есть...
   Евсей выскочил на балкон. Под полной луной, испещренный синими тенями от деревьев, повсюду белел снег. Когда он успел выпасть, Тазюков так и не заметил. Впрочем, это так характерно для Карпатских гор, в которых из-за крайне сложного климата такие явления весьма часты.
   Как и советовала хозяйка, Тазюков перелез через перила, повис на руках и спрыгнул. Теперь оставалось только бежать в сторону штольни. Знать бы только где она.
   К счастью поселок обживали с любовью, поэтому тут везде были такие приятные мелочи, как указатели, чем Евсей не преминул воспользоваться. Огни единственного дома в этой части села - гостиницы - быстро затерялись между деревьями, и скоро Тазюкова освещали лишь белые, словно призрачные, лучи Луны, пробивающиеся меж голых ветвей. Она этой ночью была почему-то особенно яркой.
   Тазюков добежал до большого колодца. От него согласно указателю тропинка вела к штольне. Евсей оглянулся назад, и ужас охватил его. Из-за выпавшего снега он оставлял следы!
   К счастью, до колодца дорожка была еще более-менее утоптана, но вот в сторону штольни снег оставался нетронутым.
   Думать следовало быстрее, поскольку следы Евсея от постоялого двора были без сомнения весьма четкие.
   Тазюков влез на край колодца и из-за всех сил прыгнул за сугроб, что шел в сторону штольни. Приземлился он удачно и, пятясь, еще дополнительно закидал снегом место своего падения. Теперь можно было продолжать движение.
   Скоро за деревьями показался холм, меж скалистых выступов которого, ярко освещенная луной, виднелась дверь. Наверняка, это был вход в заброшенную штольню. Интересно, что же в ней добывали, и почему забросили?
   Потирая замерзшие руки, Евсей подбежал к двери, но вот беда - она оказалась запертой. Ни лома, ни кирки рядом не лежало, а замок на толстых дубовых воротах висел солидный.
   Евсей хотел было выстрелить в него из маузера, но с досадой вспомнил, что забыл его в гостинице. Тем более, что выстрел точно уж привлечет погоню. От отчаянья он схватил камень и со всей силы шандарахнул им по замку, но это естественно ничего не дало.
   И все же, Евсей продолжал бить и бить в надежде, что хоть что-нибудь из этого выйдет.
   Увы, но здоровенные чугунные костыли, на которых крепились петли, такие удары выдерживали с легкостью.
   И тут в непосредственной близи от холма раздался тягучий волчий вой, да такой, что Тазюков тут же выронил камень.
  "Странно, что это за волки такие, которые в это время года рискуют так близко приближаться к человеческому жилью" - подумал он. - "Словно пуль не бояться".
   Евсей оглянулся назад. Лунный свет, рассекаемый ветвями на множество расходящихся лучей, по-прежнему ярко заливал пространство перед дверью штольни.
   Тазюков попятился и, набирая скорость, побежал обратно к колодцу. Один раз он рискнул оглянуться; и толи ему показалось, толи и вправду это было на самом деле, только на вершине холма, показался некий темный ушастый силуэт, а на его фоне зловеще сверкнули белым две точки.
   Ощущая себя без пистолета голым, Евсей, уже не оборачиваясь, припустил со всех ног. После истории с немцем, у которого выпили кровь, сейчас он был готов поверить во что угодно. И в этом случае даже пистолет с обычными пулями ему был не помощник.
   Через некоторое время Тазюков вновь стоял у колодца, причем последние два метра он пятился, путая следы. Старые, обледенелые стены уходили куда-то вниз, в полную черноту. Но вариантов не оставалось, и, сбросив ведро вниз, Тазюков начал спускаться, держась за веревку.
   Упираясь ногами и спиной в противоположные стенки каменной трубы, Евсей опускался, как ему показалось, довольно долго. Внезапно, ноги провалились в пустоту и он, слегка разодрав руку, повис на веревке. Рядом в стене колодца оказалась невидимая в темноте галерея.
   Раскачавшись, Тазюков проник в эту галерею, не иначе как построенную во время войны местного населения с нашествием очередных просветителей. Теперь, ощупывая стены и пригибая голову, настала очередь Евсея пробираться этим тайным проходом.
   Странно, но здесь под землей было тепло, градусов 16, и Тазюков даже решил, что строительство землянок, в общем, занятие оправданное.
   Пройдя в абсолютной темноте некоторое время, и сделав при этом несколько поворотов, он вдруг ударился нагой о что-то, покатившееся с жестяным дребезжанием. Одновременно с этим Евсей различил впереди синеватый отблеск, которые оказался не галлюцинацией, а настоящим светом, пробивающимся сквозь расщелину в стене. И тут же, прямо возле расщелины, раздались голоса:
  - Вин здэсь був панэ майор!
  - Шпрехен зи русишь, нихт ферштейн украинишь.
  - Кажу... говорю, герр майор...
  - Без чинофф.
  - Говорю, герр Цисельман, был он здесь!
   Выглянув украдкой в щель, Тазюков с удивлением обнаружил, что находится недалеко от запертой двери штольни. А у самой щели, спиной к ней, стоит уже известная ему компания. Не зря, стало быть, получается он в такой спешке бежал из гостиницы....
  - Только герр Цисельман, лучше бы нам с ним не связываться..., если он нечистая сила...
  - Вас ист "нечистая сила"?
  - Ну... вурдалак... это. Тут люди говорят, что перед тем как герр капитан того..., на балкон этого самого москаля черная фигура какая-то... прыг! А до балкона - 2 метра с гаком! А она шла, шла, а потом без разбега на него и запрыгнула. А потом в дверь к нему шасть!
  - Борхард-Люгер пах-пах - нихт "нечистая сила"!
   В этот момент где-то рядом заскрипел снег и послышался голос второго вуйки.
  - Назад он побёг, герр майо... Цисельман. К колодцу.
  - Гехен вир!
  - И то правда, а якщо вин у ций штольни, то йому усе одно капут.
   Уже удаляющийся голос снова спросил: "Вас?"
  - Люди говорят, что эту штольню тоже не так просто закрыли..., неладное там что-то творилось.
  - О, я-я, "нечистая сила", воруртайл.
   И голоса окончательно растворились в морозном воздухе.
  "Ишь, как старательно ж...пу прогнилому Западу лижут...", - подумал Тазюков. - "Да..., теперь мне из колодца не выбраться, сторожить будут. Хорошо хоть не холодно. А вдруг они спуститься надумают?!"
   Он пошарил руками по полу и, наконец, обнаружил тот жестяной предмет, о который споткнулся ранее. Им оказался небольшой жестяной фонарь со свечкой.
   Чиркнула зажигалка, и вот трепещущее рыжее пламя озарило этот, с позволения сказать, склеп. И действительно, место, в котором оказался Тазюков, чем-то неуловимо напоминало зловещее языческое капище. В каменных стенах - странные ниши. А, пройдя по проходу назад и заглянув в одно из ответвлений, Евсей обнаружил настоящую мемориальную плиту, закрывавшую собой всю стену.
   На плите шла какая-то загадочная каббалистическая вязь, выступающие каменные цифры, и совершенно русская фраза: "Памятник 6 миллионам евреям, погибшим за годы Первой мировой войны".
   "Жуть какая!" - подумал Тазюков, но потом, поразмыслив, пришел к выводу, что, если это место - капище для отправления сатанинских каббалистических обрядов, то и надписи здесь - не просто так....
   Например, известно, что надписи в иудаизме имею несколько значений, для простых людей или простых иудаистов, для масонов, и для высших жрецов. А что если и здесь какой-то шифр?
   Разглядывая надпись в неверном свете допотопного фонаря, Евсей в конце концов пришел к выводу что тайна здесь кроется во фразе "6 миллионов евреев". Ведь известно, что в каждой войне погибает 6 миллионов евреев. И в Наполеоновской и в Столетней и даже за период правления Римской империи всегда фигурирует эта цифра. Не зря ведь великий теоретик марксизма Фридрих Энгельс писал, что в переводе с цифровой магии "людей книги" из Персии, число 666 значит "Кесарь Нерон".
   А может это такое распространение специального заклинания или специальное кровавое жертвоприношение, в мировом масштабе, организованное сатанинскими организациями? Потому как такую цифровую магию, как учили Тазюкова, используют именно эти организации. Они буквы из Библии, Торы и Талмуда по специальным алгоритмам заменяют на цифры, с этими цифрами делают математические операции, а потом результат снова переводят в буквы и читают решения потусторонних сил.
   Или попутно таким способом они избавляются от бракованного материала, получившегося в результате неудачных селекционных экспериментов?
   Шесть - это цифра 6.
   В миллионе - 6 нулей.
   Символ евреев - печать Соломона - имеет 6 лучей.
   Вот и получается 666 - "число зверя" - сатанинское шифрованное заклинание.
   Тазюков подошел к плите и начал нажимать на ней выступающие цифры. Как только он нажал три шестерки, за плитой что-то заскрипело, и она начала медленно поворачиваться. За ней клубился непроницаемый мрак, и могильной сыростью пахнуло оттуда на Евсея.
  
   Глава 6
  
   Вот уже около часа Тазюков пробирался по обнаруженной пещере. Оказалось, что она и заброшенная штольня соединены в единую систему. И он даже поднимался к воротам, правда с другой стороны, чтобы через щель, в последний раз полюбоваться на свет луны.
   Теперь карстовая пещера круто уходила вниз, а с потолка отчетливо капало, не иначе как в этом месте она проходила под руслом Быстрицы. Да, многие тайны хранят Карпатские горы.
   Скупой свет фонаря освещал лишь пятно радиусом не более трех метров, как раз настолько, чтобы не удариться о каменный свод. При этом в ширину пещера простиралась на плохо представимое расстояние.
   Наконец, потолок взмыл куда-то вверх, а Тазюков оказался перед подземной рекой. Оказывается, под Быстрицей протекала ее подземная сестра. Во всяком случае, на некотором ее отрезке.
   И тем удивительнее было обнаружить здесь следы человеческих рук, в виде шаткого деревянного мостика.
   А за ним уже начинались сами копи.
   Здесь видимо что-то раньше добывали. Во всяком случае, по земле были проложены рельсы, уходящие в тут же открывающиеся штольни. Лежало брошенное шахтерское оборудование, а под крепями были подвешены шахтерские лампы, только погашенные. Однако, все лампы были соединены между собой воспламеняющим электрическим шнуром, который мог зажечь в них фитили, если только найти распределительный щит.
   Но это можно было сделать походя, главное, здесь, у корней гор, найти путь, ведущий прямо к Замку. Ведь идти под горами тоже можно, главное знать направление, а его Тазюкову подсказывал компас.
   Теперь продолжая спускаться по рельсам вниз, он снова почувствовал уверенность, а если еще найти где-нибудь какую-нибудь вагонетку, чтобы на ней ехать, будет совсем хорошо.
   Но вместо вагонетки Евсей обнаружил щитовую. В ней он некоторое время колеблясь стоял перед рубильником, поскольку если в штольне где-то сейчас путешествовала невидимая смерть без цвета и без запаха - метан, то возжегание лампад ни к чему хорошему не приведет. Впрочем, если он сам до сих пор не взлетел на воздух со своим свечным фонариком, то дела с рудничим газом обстояли неплохо.
   Тазюков дернул за рубильник и прислушался. Вроде нигде ничего не загрохотало. Зато, выйдя обратно в штольню, он обнаружил, что далеко впереди на неравных расстояниях друг от друга под деревянными крепями загорелись маленькие язычки пламени. Во всяком случае, идти было уже не так страшно.
   Но через некоторое время случилась другая неприятность. Штольня раздваивалась, рельсы сворачивали в более широкую ее часть, которая, к сожалению, шла совсем не в том направлении куда указывал компас. Стрелка его смотрела на грубый и довольно узкий забой, хоть в него и был проведен свет, и там можно было идти не согнувшись.
   Карабкаясь через большие валуны, местами преграждавшие путь, Тазюков продолжил двигаться в этом направлении. Через некоторое время под одной из лампад ему попалось несколько пыльных ящиков. Большинство из них были пусты, но в одном Евсей обнаружил шахтерский дыхательный комплект очень старой конструкции: с небольшим кислородным резервуаром ручной регулировки, дыхательным мешком и коробкой с натронной известью. Рядом с ним лежали зажим для носа и очки в резиновой оправе - тоже очень пыльные. Но когда он покрутил вентиль, послышалось обнадеживающее шипение, и, решив, что оставлен он был здесь не просто так, Тазюков забросил его за спину. И как оказалось - не зря...
   Потому что за поворотом забой и без того все время спускавшийся теперь пошел вниз совсем круто. А затем..., в его дальнем конце, в свете последней и как-то странное мерцавшей лампы Тазюков увидел лежащее тело.
   Тело там находилось давно, поскольку ветхая одежда его опала и странно топорщилась в области бедер, как будто на них уже не осталось мяса. Тазюков, вздохнув, кое-как очистил пыльный загубник, нацепил плотно прилегающие очки, зажим для носа и мужественно начал спускаться к неподвижно лежащей фигуре.
   Уже на половине пути стало ясно, что тело - давно истлевшая мумия. И судя по положению - смерть настигла свою жертву внезапно, и от нее она в течение пары минут скончалась в жестоких приступах удушья. Это, а также некоторые другие незначительные признаки, указывали на то, что причиной трагедии стал все тот же газ - невидимый Ужас подземелий. Хотя это был не метан, поскольку пламя лампады горело в нем еле-еле, а не разнесло пещеру могучим взрывом.
   Впрочем нет. Слабый цвет у газа все же был; и когда Тазюков поглядел назад, то увидел что свет, оставшейся далеко в вышине последней лампадки, окружен странным и несколько зеленоватым галло. Словно между ними пролегала плохо различимая в темноте дымка.
   Но, продолжая спускаться, он убедился, что странная дымка - не плод воображения, а существует на самом деле. Этому помог, как ни странно, свет, непонятно откуда взявшийся в этих глубинах. Дорога стала более пологой и обогнув очередной валун, торчащий в стене, Тазюков оказался в поразительном месте.
   Пещера вывела Евсея в удивительное зеленое царство:
   Во-первых, потолок и стены заметно разошлись в стороны, открыв пространство для обозрения. Во-вторых, весь этот простор был несильно, но все же освещен, и свет здесь проходил через вышеупомянутый зеленовато-желтый туман, стелющийся и заполняющий тут все пустоты. А в тумане мерцали мириады блесточек, как будто атмосфера пещеры была наполнена коллоидным золотом.
   Пещера на этом не кончалась. Она продолжала тянуться дальше.
   Тазюков, пораженный зрелищем, некоторое время стоял, не решаясь сделать шаг, но затем скинул это наваждение и углубился в удивительный мирок, до сих пор не известный на Земле.
   Впрочем, мирок оказался не так уж мал. Стены подземелья хоть и не особенно раздвинулись, но конца пещеры, по-прежнему не было видно.
   Зато Тазюков обнаружил здесь жизнь. И жизнь - необычную.
   Вначале он принял ее за один из сталагмитов. И только после того, как из каменной трубки стремительно вылетело нечто, чтобы тут же спрятаться, Евсей сообразил, что это или растение-хищник, или некий пещерный червь, обитающий - подобно морским собратьям - в трубчатой раковине.
   Но раз здесь есть хищная живность, значит должна быть и жизнь "травоядная". И эта жизнь не заставила себя долго ждать.
   У ближайшей стены оказалось стоящим удивительное растение (или тоже червь?) похожее на уличный фонарь, типа "хай гитлер". Высотой около двух метров, бурое и местами раздутое оно, подобно своим уличным сородичам, наклонялось у своей верхушки, где на конце его ровным светом светилась решетчатая камера. Именно эта камера и создавала тот сумрачный призрачный свет, что освещал все вокруг. А такой ровный и распространенный повсюду свет был, потому что туман и блестки в нем разносили его отражение в каждый уголок подземелья.
   Да... поистине это был уникальный биоценоз, причем живущий и дышащий в совершенно непригодной для остальных землян атмосфере.
   Тазюков продвигался дальше, и все новые чудеса открывались ему.
   То он видел большие минералы, выступающие из стен, то пятна каких-то бурых лишайников, то беловатую и подозрительно шевелящуюся "траву". И все же то, что он увидел в последствии, заставило его позабыть обо всем предыдущем.
   Стены пещеры очередной раз раздвинулись, и в результате образовался небольшой зал. Посреди него, в клубящихся испарениях, стояли развалины, вид которых без сомнения указывал на принадлежность к плодам рук человеческих.
   Не переставая удивляться, Тазюков осторожно начал спускаться в котловину, где стояли руины. Обойдя их по колено в странном клубящемся тумане в надежде найти лестницу, Евсей обнаружил пандус, который вывел его на каменную площадку, с торчащими по краям обломками стен. Архитектура здания указывала на его значительную древность, большую, чем можно было предположить вначале. Ведь строители его не знали арки, о чем свидетельствовал характер кладки.
   Но еще более странным оказалось то, что посреди этого запустения, на большом каменном постаменте Тазюков обнаружил относительно новую тетрадь, или блокнот, в толстом кожаном переплете. Когда он открыл его, то увидел не древние загадочные иероглифы, а обычные русские буквы, хотя и старого алфавита.
   Но сейчас Евсей не стал читать блокнот, поскольку его очки уже здорово запотели, а протереть изнутри он не решался, опасаясь влияния пещерного газа.
   Пора было двигаться дальше. Тазюков оставил древние руины, не известно кем и когда построенные, и продолжил свой путь по вновь сузившейся пещере.
   Компас показывал, что направление движения и направление пещеры совпадают, так что пока можно было не беспокоиться и продолжить исследования этого таинственного подземного мира. И все же в последнее время Евсея начал беспокоить звук поступающего из резервуара кислорода, в те моменты когда он откручивал вентиль, чтобы наполнить дыхательный мешок. Кажется, давление начало опасно снижаться.
   Тазюков вышел на развилку. С этого места в разные стороны отходило несколько тоннелей, а посреди самой развилки возвышались два конуса со срезанными верхушками по четыре метра каждый. Они напоминали закристаллизовавшиеся термитники, поскольку были полностью покрытые налетом из желто-зеленых многогранников. И это не удивительно, учитывая, что из их вершин постоянно поднимался тот самый зеленовато-желтый туман с золотистыми блестками.
   Стрелка компаса показала Тазюков на один из проходов, однако он решил воспользоваться другим, который шел наверх. Запас кислорода опасно подходил к концу.
   Евсей свернул в выбранный тоннель, и скоро только лучи подобранной шахтерской лампы освещали ему путь. Основная пещера осталась позади, и свет "живых" фонарей не доставал сюда. Несколько раз ход разветвлялся, и вообще пещера тут скорее напоминала сыр. А один раз фонарь высветил застывший в камне огромный скелет ископаемого ящера. Впрочем, это был местный ящер, так что, возможно, по земной классификации он ящером и не являлся вовсе. Во всяком случае, морда где-то не середине была словно раздроблена, излишне выпуклый череп имел три глазницы (две по бокам и одну прямо на темечке), а сам скелет вместо четырех лап, насчитывал шесть, причем одна пара странно походила на лапы рукокрылых. Оставшиеся лапы тоже были не лучше: ни один палец на них не походил по строению на соседний.
   Тазюков как раз рассматривал этот скелет, когда внезапно почувствовал, что из соседнего тоннеля начало дуть. Причем дуть по нарастающей, как дует перед прибытием поезда в недавно открытом знаменитом московском метрополитене.
   Вначале Евсей списал это на еще одну аномалию здешних мест, но когда вдалеке на стенах тоннеля начали появляться странные багровые отсветы, он забеспокоился. Карпатские горы - очень древние горы, и вулканической активности в них нет. Но тогда что же это могло быть? В нынешнем своем положении Тазюкову как-то не особенно улыбалось искушать судьбу, поэтому, подхватив фонарь, он снова заторопился наверх.
   А красный свет и ветер все нарастали. Теперь к ним прибавились какие-то странные звуки, похожие на стоны, клокотание, бульканье, и еще какие-то глубокие "трубные" завывания. Вот уже багровый свет освещал путь Тазюкову, а он, отчаянно боясь повернуть голову, чтобы не застыть окаменев от ужаса, как от взгляда Гаргоны, карабкался дальше.
   Внезапно Евсей обнаружил, что зеленоватой дымки больше нет, а вокруг снова обычный воздух. Только тогда он рискнул обернуться.
   Зловещий красный свет пульсировал внизу за ближайшим поворотом, не приближаясь, словно боясь пересечь границу тумана, но и не уходя. Тазюков решил не искушать судьбу и продолжил восхождение. Только спустя минут двадцать он, наконец, решился снять зажим с носа и, не вдыхая, помахал перед ним ладонью. Вроде обычный воздух. Тогда Евсей выплюнул ненавистный загубник и задышал полной грудью.
   Но для гарантии пройдя еще с полчаса, он только тогда сделал привал.
   Поистине, как писалось в книге с бардовым переплетом: Карпаты - это центр водоворота фантазии. И именно в недрах Карпатских гор зародились суеверные предания и легенды всего мира.
   Кстати, о легендах.... Тазюков достал из-за пояса найденную в странных развалинах тетрадь и стал ее перелистывать. В слабом неровном свете шахтерской лампы буквы зловещими чертиками прыгали у него перед глазами:
  "Нашедший эту рукопись - знай! Ты стоишь на руинах некогда великой, а теперь извратившейся и павшей до состояния худшего чем гибель, цивилизации альраунов. Если еще можешь - беги отсюда, потому что находишься в чрезвычайной опасности не только для тела, но тем паче для души. Злобные альрауны не ведают пощады, ибо давно уже отвернулись от сил добра и красоты. Теперь их мрачное божество только - Желтый дьявол.
   С давних пор бытует предание о том, что у золота есть собственный дух, порожденный той ролью, что люди отвели коварному металлу в своей жизни. И суть отношений между людьми выражает собою этот дух и его олицетворение - Желтый дьявол.
   Могучая злая воля направлена на погибель человека. Жуткий дух определяет и выражает стремление золота к концентрации. Желтый дьявол творит свою волю среди людей посредством альраунов - злобных существ, живших на Земле до людей, а теперь подчиняющихся и подчиняющих этому чудовищу. Покоренные ими люди мечтают лишь об одном: копить золото во славу его страшного духа - и ради этого готовы совершать любые злодеяния.
   Люди, порабощенные альраунами, губят других и гибнут сами; альрауны же, получив горы золота, также встречают свой конец, притянутые к нему узами испепеляющей страсти.
   Но не только альрауны, почти потерявшие свой первоначальный облик, дожили до наших времен. Предание упоминает об огнедышащих подручных альраунов - драконах, которых они провели за собой через пропасть времен. Их альрауны используют для поиска сокровищ и в качестве средств для полета. С летящих драконов альрауны разбрасывают свои споры. И горе человеку, вдохнувшему незаметно для себя споры альрауна. Чудовище поработит его и неминуемо погубит. Древнее предание говорит о ужасной участи людей, лишенных альраунами свободы воли и принуждённых стать рабами Желтого дьявола..."
   Дальше страницы были вырваны.
   Так, стало быть, Тазюков совсем недавно побывал в месте обитания этих самых альраунов? Евсей почесал затылок. Уж не ветвь ли это тех самых людей-драконов, о которых ему давеча рассказывал граф Колоб? И кто тогда гнался за ним совсем недавно? Решив пока что не забивать такими мыслями мозги, он поднялся, сунул тетрадь в карман и потопал вверх по галерее.
   Спустя довольно продолжительное время, когда ноги начали уставать, Евсей, наконец, добрался до очередного зала. И был вынужден притушить лампу, поскольку практически одновременно с этим услышал голоса:
  - Здесь где-то должны быть вагонетки. Тоннели с рельсами проходят практически под всей горой.
  - Зер гут.
  - Заканчиваются они как раз под стволом старой шахты, которая ведет как раз туда, куда мельник подтягивает свои люльки. Здешний мельник, говорят, не просто мелет муку на своей водяной мельнице, а еще при помощи нее поднимает на вершину горы люльки на которых можно добраться до Замка.
  - Барона Ференци?
  - У нас его еще называют Дракула. Алэ пан Цисельман, старые шахтари говорят, что в этих местах ходить опасно. Раньше тут тоже гору разрабатывали, та людей выгнала и пожрала какая-то жуткая зараза. С тех пор сюда никто не суется.
  - Воруртайл.
  - И вовсе не предрассудки. А князь, что в горах живет, тоже не к ночи помянут будет, говорят из галичан кровь пье! И австрияками с немцами тоже не брезгует.
  - "Нечистый сила", Ха!
   Медленно и осторожно, чтобы не хрустеть мелкими камушками, Тазюков начал пробираться вперед, поскольку в неровных отблесках фонарей уже успел заметить вагонетки, о которых говорили галичане.
  - Говорят, что князь Дракула давным-давно принял обет защищать Православную церковь в этих краях, - тем временем продолжал говорить галичанин. - Но из-за того, что согласно канонам этой москальской церкви, воин, который ее защищает с оружием в руках, не может иметь потомство, ему, каким-то образом, была дарована жизнь вечная на Земле.
  - Ортодоксишен кирхе.
  - Вот и мы говорим: дурная эта Церковь Православная. С Великой матерью католической церковью и не сравниться!
  - Бейде думхет.
  - Они в Бога не веруют. У них учение этого... Гербигера о Вечном Льде, - пояснил один галичанин другому.
  - Ком шнеляр, - прервал их диалог майор, и судя по приближающимся бликам фонарей, компания двинулась к вагонеткам.
   К этому времени, Евсей уже снял тормоз с одной из них, и теперь, прячась за ее стальным боком, старался разогнать ее по уходящим под откос рельсам. С трудом вагонетка начала двигаться.
  - Дывысь, вон одна йидэ..., - раздалось уже совсем недалеко.
  - Хальт!
  - Чапай йийи!
   Но было поздно. Вагонетка уже набрала скорость, и Тазюков, схватившись за ее борт, вскочил в нее.
  - Фая!!
  - Так то ж москаль! Бий кацапа!!!
   Евсей оглянулся назад и увидел своих "давних друзей": двух гуцулов в шляпах и альпиниста-майора из клуба "Эдельвейс".
   Чудом Тазюков успел пригнуться, когда в вагонетку два раза ударило с огромной силой. Но выстрелы только придали ей ускорение, и теперь она уже не ехала, а неслась. А Евсей лежал на ее дне и молился, чтобы рельсы впереди были в порядке. Ведь, если подумать, только сантиметровые реборды отделяли его сейчас от крушения.
   Потихоньку Евсей снова решил высунуться, и тут же в лицо ему ударил сильнейший поток "черного" ветра. Ведь сейчас вагонетка неслась в непроглядном мраке.
   Пытаясь хоть что-нибудь рассмотреть, Тазюков вывесил впереди фонарь, и теперь его скудный луч освещал надвигающиеся с головокружительной скоростью угрюмые бурые стены тоннеля.
   Как это часто бывает в стрессовых ситуациях Евсею ни к селу ни к городу вспомнился анекдот про националистов:
   "Один националист спрашивает другого:
  - Що там чорние вдали. Цэ мабуть москали?
  - Ни - цэ рояль.
  - А що то билие на рояли? Цэ мабуть москали?
  - Ни - цэ костьяни клавиши.
  - З кисток москалив?
  - Ни - з кисток слона!
  - У-у, кляти москали, слоненятко замучили!"
   Толи показалось, толи и в самом деле, но впереди забрезжил свет. И действительно, стены внезапно остались далеко позади, а вагонетка уже неслась по заснеженой равнине, а над головой Тазюкова мерцали яркие звезды. Их отражения лежали в раскинувшихся по сторонам и еще не затянутых льдом заводях, из которых торчали кривые и унылые голые болотные деревья.
   Евсей хотел было затормозить, однако, когда он глянул вниз, то увидел, что тормоз перекосило, а из под колес вагонетки от такой ужасной скорости только искры летели.
   Пока он решал, что же делать, надвинулась следующая гора, и вот уже снова он несется в непроглядном мраке.
   Становилось страшно. Не известно, через сколько минут или секунд вагонетка с чудовищным грохотом врежется в невидимую каменную стену. И Тазюков решил прыгать.
   Помня из школы НКВД о том, что с быстро едущих объектов следует прыгать, быстро перебирая ногами, дабы постепенно снизить свою скорость, Евсей начал забираться на ее задний край.
   Он не увидел, а только почувствовал, как в миллиметре от его волос пронеслась балка шахтерской крепи. И почти сразу же прыгнул.
  
   Глава 7
  
   Чудом..., чудом он не проосязал носом несколько шпал. Вагонетка в ореоле света искр стремительно уносилась дальше и скоро исчезла. А потом через секунду впереди послышался грохот.
   Кое-как отдышавшись и восстановив душевное равновесие, Тазюков тоже двинулся за безвременно ушедшим средством передвижения, и скоро оказался в довольно странном помещении. Тут же валялась, разбившаяся о стену, вагонетка. И это было единственным свидетельством того, что на дворе стоит 20 век. Ведь само помещение явно построили не одну сотню лет назад. Византийский, романский стиль архитектуры с многочисленными витыми змиями вдоль стен не оставлял в этом ни малейшего сомнения.
   Меж змиями, образовывающими арки, проглядывали давно не реставрированные фрески. И хотя краски поблекли, а местами облупились, тем не менее, остатков вполне хватило, чтобы удивить Евсея своими сюжетами. Кроме классических изображений Святого Георгия, пронзающего копием змия, из разверстой пасти коего торчало сразу несколько языков, здесь был, например, такой сюжет, как некая рука торчащая из облаков и секущая кнутом странно знакомый блин с домиками и деревцами, стоящий на трех китах. Или - странные, состоящие из веточек существа с пузырчатыми головами, по-видимому, лешие, дерущиеся с крылатыми людьми. А вот - гигантская угольно-черная летучая мышь, словно сошедшая с картин Гойи, восседала на зубчатой башне горного замка. Человекообразные фигуры с вытянутыми "волчьими" мордами, кровожадно рыщут в окрестных лесах. И полчища мертвецов в тусклых доспехах, восстают из-под земли в конце времен.
   А над всем этим, под куполом подземелья, неверный свет фонаря, чудом захваченного перед прыжком с вагонетки, играл тенями в разверстых пастях химерических существ: толи свиней, толи волков, толи змиев. Гладких и противных.
   Кстати, поглядев туда, Тазюков обнаружил деревянную клеть лифтовой шахты с лифтом, стоящим на земле. И самое удивительное - лифт был в порядке, словно им регулярно пользовались.
   Евсей вошел в него, задвинул дверь и стал дергать за рычаги, что торчали здесь из пола. Лифт дернулся, протяжно заскрипел, словно сосна на ветру, и туго поехал вверх. Последнее, что успел увидеть Тазюков в этом странном зале, было, как ему показалось, появление светящихся бликов от чьих-то фонарей. А потом, только неровные пласты горной породы и перекрещивающиеся деревянные балки замелькали перед его глазами.
   Подъем был удивительно долгим. Странно было вообще ожидать в такой глуши и такого высотного лифта. И тем неожиданнее стал для Тазюкова заливший все вокруг утренний свет и ветер, начавший трепать его волосы. Лучи рассвета падали на снежные шапки гор и, отразившись от них, многократно усиливались. Потому что Евсей оказался на вершине самой высокой горы.
   Рядом с ним, на фоне стремительно наливающегося утренним предрассветным "молоком" неба, стояла короткая решетчатая чугунная ферма, от которой в туманную даль, как и тогда... раньше... уносились несколько канатов. А на одном из канатов висела знакомая люлька.
   Тазюков как раз подходил к ней, чтобы осмотреть, когда услышал за спиной "деревянное" поскрипывание. Он обернулся и успел увидеть, как крыша лифта скрывается в темном зеве шахты. Стало быть, "фрицы" идут за ним по пятам и уже дышат в затылок....
   За секунды все тщательно взвесив, Евсей забрался в люльку и дернул за тормоз. Теперь эти нацисты могут подниматься в лифте сколько угодно, им его уже не достать.
   Вначале люлька не хотела ехать, так что даже пришлось помогать ей руками, но затем, потихоньку, она стала набирать скорость, и Тазюков сам не заметил, как оказался висящим над пропастью, а вершина все быстрее и быстрее стала отдаляться от него.
   Скоро люлька неслась вперед в бело-розовых лучах рассвета. Облака проплывали внизу, а из них вверх торчали грозные и величественные вершины. Внезапно, лучи солнца брызнули в глаза Тазюкову, и вместе с набегающим горным воздухом стали омывать его лицо. Люлька летела вперед, навстречу утру. И скоро в туманной дали начали вырисовываться контуры знакомой горы, где на ее вершине примостился пока еще небольшой, но с каждой секундой все увеличивающийся Замок.
   Его громада стремительно надвигалась, и Тазюков спохватившись, начал тянуть за рукоятку тормоза, на заднем ролике. Теперь уже стены замка нависли над ним и стало видно, что на его стороне, обращенной к пропасти, выбиты две загадочные статуи полу-человека полу-зверя, сидящие на корточках. Но тут сила инерции потянула люльку по слегка провисшему канату вверх, статуи ушли вниз, а Евсея здорово тряхануло, когда люлька ударилась о решетчатую ферму. Путешествие закончилось там, откуда совсем недавно началось. Хотя Тазюкову показалось, что с тех пор прошло по меньшей мере нескольких суток. Время странно течет в земных глубинах.
   Кряхтя и охая, он выбрался из люльки и начал звать Колоба. Однако, лишь завывания горного ветра была ему ответом. Поэтому, так и не дождавшись хозяина, Евсей начал спускаться с башни, по ее скрипучим древним ступеням, местами увитым паутиной. Солнце, скрытое горами, еще не освещало замок, и он был как всегда угрюм, в чем Евсей смог убедиться, оказавшись на крепостной стене.
   Со стены ему был виден двор замка, и Тазюкову сразу бросилось в глаза, странное, неуловимое изменение, произошедшее там. Словно одна могила - приоткрыта, и в ней лежит человек....
   Уж не добрались ли до графа еще какие-нибудь немцы?
   Опасно скрипя ступенями, Евсей поспешил вниз.
   Выйдя во двор, он оказался перед настоящим кладбищем. Много же родственников, похоронил Колоб или его предки.... Впрочем, бредя между обветренными могильными плитами, Евсей внезапно наткнулся и на него самого. Граф Колоб лежал в могиле, в которой не было и следов гроба, только сухая земля, и остекленевшими глазами глядел в небо. Тазюков хотел было наклониться, чтобы узнать жив ли он, как вдруг почувствовал, что за спиной у него стоит опасность. Причем, смертельная.
   Стараясь не делать резких движений, он обернулся и встретился глазами с двумя матерыми волчищами, которые, подняв загривки и ощерив пасти, медленно надвигались на него.
   В который раз Евсей пожалел о забытом в гостинице маузере. Волки явно, не смотря на страх перед человеком, собирались им подзакусить....
  - Фу! - раздался голос за спиной.
   Тазюков оглянулся и увидел князя, стоящего у края могилы, как ни в чем не бывало.
  - Эти мои слуги - охраняют меня, пока я лежу, задумавшись, - сообщил князь, - идите! - последняя фраза была обращена к волкам.
   Также бесшумно, как и появились, волки исчезли за анфиладой колон, что подпирали террасу у стен.
  - Ну что, как съездили? - самым непринужденным тоном осведомился князь.
  "Из огня, да в это... как его в этой украинской пословице, никогда правильно это слово сказать не мог, ... тоже, в общем, в нехорошее место...попал" - подумал Тазюков.
   Немного сбиваясь, он рассказал про путешествие в город, а Колоб, не перебивая, только иногда сочувственно кивал головой.
   Впрочем, когда Евсей рассказывал ему о том, что библиотекарь в разговоре назвал русских не славянами, фино-угорской народностью, граф возмущенно воскликнул:
  - Но ведь это измышление всего-навсего одного единственного человека - преподавателя Уманьского лицея Франтишика Духинского, которое не подтверждает ни один здравомыслящий историк! Впрочем, и поляки и местные нацисты из года в год не устают повторять эти высосанные из пальца домыслы.
   Узнав, что Дворка появлялась в комнате у Евсея незадолго до убийства одного из немцев, Колоб сказал:
  - Дворка - очень старая ведьма и придворный маг нашего двора. Но она слишком много себе позволяет, думая, что не заменима. Я с ней поговорю..., когда она прибудет.... Итак вы как раз рассказывали, что бежали, после того как белобрысый немец сдох...?
   А вот то, что из двух немцев умер именно белобрысый, Евсей графу как раз не рассказывал.... Кстати, теперь, когда солнце снова осветило двор замка, выглянув из-за горы, Тазюков заметил, что краски на лице Колоба стали вроде как ярче, по сравнению с тем, что он видел накануне.
   Больше граф ничего не комментировал; ни бегство через штольню, ни описание мест обитания альраунов, ни странное помещение с фресками на стенах. Только когда Евсей окончил рассказ, Колоб задумчиво проговорил:
  - Стало быть, именно я понадобился этим немецким нацистам...? Неужели германские псы снова, в который раз, готовят какую-то гадость? И хотели заранее со мной разделаться? Ну-ну, мы на это еще посмотрим..., идемте!
   Вдвоем они последовали к одной из башен и, войдя в арку входа у ее основания, стали спускаться по винтовой лестнице. Почти сразу Тазюкова окружил непроглядная мрак, и если бы не поддерживающая рука князя, он давно бы загремел вниз костями. Наконец, они достигли горизонтальной площадки и некоторое время шли прямо. Странное металлическое позвякивание совпало с их остановкой. Но еще более странным оказались два небольших источника света, похожих на блестящие медные монетки, что виднелись неподалеку.
  - Ты пойдешь по канату, найдешь трех человек, и разделаешься с ними, - раздался во тьме голос графа. - Гуцул можешь сожрать, но тело немца, он одет в серое, притащи сюда нетронутым.
   Что-то забулькало, и под желтыми круглыми огоньками внезапно появился рот, полный фосфоресцирующих призрачно-белых зубов. Евсей мог поклясться, что рот улыбнулся! Но граф уже тащил его прочь, и скоро они вновь оказались во дворе замка.
  - Вы идите пока в библиотеку, я там приготовил для вас небольшую подборку книг по истории нашего края, - сказал Колоб, - а я пойду, приготовлю кое-что на случай непредвиденного визита еще каких-нибудь "гостей - в горле костей". Будет от них самих скоро только маленькая кучка костей!
  - Может быть я могу вам помочь? Я неплохо стреляю. У вас есть оружие? - спросил Тазюков.
  - Оружие? - засмеялся князь. - Нет, оно нам не понадобиться... в привычном смысле этого слова. Больше пользы будет, если вы сейчас пойдете, почитаете или отдохнете, ведь, как я понял, вы всю ночь не спали.
   Возражать было бессмысленно, и Тазюков потопал вверх. Но в тот момент, когда он проходил вдоль гребня стены к своей башне, ему показалось, что нечто темное быстро-быстро движется по канату прочь от замка. Евсей попытался разглядеть это, но плывущие облака скрыли странный предмет от его взгляда.
  Вздремнув в своей комнатке всего пару часиков, поскольку спать днем он не привык, Евсей решил последовать приглашению хозяина замка, тем более, что он надеялся найти в библиотеке хотя бы некое подобие завтрака.
   И он оказался прав, тем более, что на столе в библиотеке кроме холодного, но обильного, завтрака, вниманию Тазюкова были предложены красочно иллюстрированные рукописные и печатные книги этого края, изданные за последние 11 веков.
   Интересная картина открывалась перед ним по мере прочтения.
   Оказывается, после того как германские племена в 4 - 6 веках уничтожили Римскую Империю, затем они под девизом Drang nach Osten двинулись на славян, вытесняя их из Центральной Европы в более восточные ее районы. С тех пор, кстати, отношение немцев к славянам остается неизменными. Видоизменяется только внешняя форма этой экспансии. Против славян организовывались как военные операции - Крестовые походы и рыцарские Ордена; так и мирная колонизация славянских земель.
   В войнах немцы, как правило, побеждали славян. Этому помогало единое пространство расселения, меньшая удельная раздробленность и единая католическая религия.
   Славяне же обитали в трех географически обособленных регионах: Альпийском, Судетском и Полабско-Вислянском. В этих условиях образовать общее государство было практически невозможно. Этому же способствовала племенная раздробленность и религиозная рознь - исповедовалась христианская, поганско-христианская (униатская) и католическая вера.
   Кроме того, среди славян поселились болгары (пришедшие с Урала) и венгры (пропутешествовавшие из района Кольского полуострова на Урал, а оттуда на Запад), что тоже не могло способствовать объединению славян.
   Постепенно немцы вытеснили славян далеко за Вислу и Неман, потеснили вниз по Дунаю, загнали далеко в Альпы и Судеты. А немецкие колонисты освоили славянские земли, вплоть до Поволжья.
   Исторические успехи немцев закрепились в их мировоззрении чертами доминирования (у славян же все было с точностью "до наоборот"). Это немецкое доминирование проявилось в социальном плане - немцы доминировали в смешанном обществе, оставляя славянам всю грязную и неквалифицированную работу, будь то в мирной жизни или во время войн. Это же доминирование проявилось и в культурных отличиях немцев от славян.
   Немецкая экспансия на Восток осуществлялась двумя потоками - Северным и Южным. С севера двигались Пруссы, вытесняя полабских славян все далее на Восток. На Юге это была Австрия, в которой главенствующей нацией также были немцы. Эти два потока со временем глубоко вклинились на славянские земли. (До сих пор, многие города на территории Германии имеют отчетливо русские названия. Заметив это, Гитлер даже издал приказ всем им прибавить окончания "бург".)
   Там, где немцы соприкасались с другими нациями, они сначала занимали верхние слои общества, затем вместе с одной его частью подавляли другую, а потом уже и вовсе вытесняли аборигенов с занимаемой территории. Немцы покровительствовали мадьярам, хорватам, немецким евреям.
   Постепенно Польша потеряла Западное Поморье, Одер, Гданьское и Восточное Поморье. Столицу Польши перенесли из Кракова в Познань. Само существование Польши начинает висеть на волоске, так как дальше полякам на Восток двигаться уже некуда - впереди находилась Киевская Русь. Еще несколько десятилетий и Польше наступил бы полный капут.
   Но в последний момент Польшу спасает татаро-монгольское нашествие на Киевскую Русь. После развала и дезорганизации земель Западной Руси, Польша, начиная с Казимира Великого, капитально обзавелась русскими землями.
   Если бы не татары то немцы, захватив остатки Великой Польши, затем оккупировали бы и Малую; Киевская Русь возродилась бы в виде централизованной Империи, а Польша, зажатая между немцами и русскими, перестала бы существовать еще в 13 веке. Но благодаря разоренной татарами Киевской Руси поляки продлили свое существование до конца 18 века, когда их земли и были разделены немцами и русскими.
   Несмотря на уступки Казимира Великого, немцы натиск на Польшу и Литву не ослабили, чем вынудили поляков и литовцев в 1385 году заключить унию, и, используя ресурсы малорусских земель продержаться в виде независимого государства до конца 18 века.
   После этого пруссаки и австрияки отобрали остатки польских земель и часть земель малорусских и белорусских - по Збруч, Буг и Неман.
   Поэтому фактически никакого раздела Польши не было, была полная аннексия польских земель немцами.
   Что же касается Российской Империи, то она возвращала себе отобранное. И в ознаменование воссоединения с Россией отобранных от Польши русских земель императрица Екатерина Великая повелела отчеканить медаль с надписью: "Отторженная возвратих". Ни одной пяди чужой земли Россия более не взяла. Правда, это не помешало полякам с тех пор с ненавистью относиться к России вообще, и к Екатерине II в частности. Что не удивительно, учитывая странное психологическое сродство польских и немецких народов в целом и их просветительского "мессианства" по отношению к Руси.
   И у русских есть все основания ненавидеть поляков. Польская оккупация Малой России была одними из тяжелейших периодов в истории Руси - несравнимо более тяжелыми, чем иго татарское. В отличие от поляков, татары только взымали с русских дань и не занимались их "отатариванием".
   Очередной раз экспансия немцев на восток усиливается в конце 18, начале 19 века - в это время немцы вышли на рубежи Збруча, Буга и Немана. Для славян опять наступают тяжелые времена. Но в это время славянам неожиданно помог Наполеон, ударив по немцам сзади. Хотя потом и русским изрядно крови попортил. Но если бы не Наполеон, то русским пришлось бы выдерживать натиск немцев, не ослабленных войной. Иными словами, искони на наши земли зарились то одни, то другие "западные друзья" наши.
   Теперь становится понятным значение Галиции для австрияк (то бишь немцев) в последней четверти 18 века после раздела Польши. Она стала самым восточным регионом Южного потока немецкой экспансии. И здесь немцы начали готовить плацдарм для дальнейшего наступления на Восток (с выходом на Припять, Днепр и Черное море). Что и было реализовано ими во время Первой Мировой Войны.
   Именно присоединение Галиции к Австро-Венгрии стало трагедией для русинов и ключевым моментом в истории создания "национально свидомых" янычар.
   Ведь, в отличие от ныне широко распространенного мнения, самыми страшными в этих краях оказались вовсе не турецкие солдаты, не смотря на то, что слово "янычары" происходит от турецкого "иени чери", что значит "новые отряды".
   Просто, выражение это пошло от того, что во время своей экспансии на балканских славян, турки захватывали в плен сербских и болгарских детей; обращали их в мусульманство и бросали в бой против своих же братьев-славян. А это и является сутью янычарства - отрыв части единого этноса, воспитание из него "нового" народа и стравливание этих частей между собой в кровавой братоубийственной бойне.
   Эту же проверенную методику австрияки использовали и в Галиции. Из галицких русинов они начали выращивать "национально свидомых" янычар - украинцев. И все для тех же целей: очистки от славян славянских же территорий и дальнейшего Drang nach Osten.
   Поэтому не удивительно, что в 1877 году канцлер Германии Бисмарк (кстати, выросший на русских хлебах и получивший в России звание генерала) одобрил слово "Украина" для внедрения в качестве средства расчленения России, сказав: "Нам нужно создать сильную Украину за счет передачи ей максимального количества русских земель".
   Мощная пропаганда украинизации началась накануне первой мировой войны. Германия израсходовала на подрывную деятельность против России 6 миллиардов марок - на 20 % больше, чем за 15 лет строительства своего военного флота! Но немцы с лихвой вернули свои затраты после того, как в 1917 - 1918 годах, когда в Киеве к власти пришли Скоропадский с Грушевским, которые погнали в Германию руду, уголь, металл, хлеб, масло, живой скот....
   "А мы еще украинизацию под руководством Грушевского и Кагановича проводили. Ух, стало быть не зря ходил слух, что некоторые большевики - немецкие шпионы!" - хватался несколько раз за голову во время чтения Тазюков. - "Во дураки! Получается, русские сами себя на два народа продолжают делить, причем абсолютно безосновательно".
   От всего прочитанного Евсей, в конце концов, впал в такую хандру, что был вынужден бросить книги и выйти прогуляться на свежий воздух.
   Глядя с крепостной стены на внутренний двор, он вдруг заметил, что там твориться нечто не совсем ладное. Уже смеркалось, и двор утопал в вечерней тени. И в этих сумерках среди могил и гробовых плит, плохо..., но, тем не менее, все же угадывались две фигуры. Одна из них без сомнения принадлежала графу, судя по его долгополому плащу и шляпе, а вот второй был совершенно неизвестный человек одетый более современно: в серое драповое пальто и серую же обыкновенную фетровую шляпу. Этот прозаичный образ нарушала лишь видневшаяся из-под шляпы темная курчавая борода, кажется даже с синеватым отливом.
  - ... Нефреу-Ка най Хадот, передаю тебе... - с такого расстояния трудно было понять, о чем они говорили, поэтому особенно удивительным оказалось то, что низкий бас бородача долетал до Тазюкова, даже сквозь свист горного ветра.
  - ... кто ...? - вроде прозвучал вопрос Колоба.
  - ..., Бен ... от Иосифа... - голос Бородача.
  - НЕЕЕТ! - внезапно воздух разорвал вопль Колоб.
   А затем произошло нечто настолько невероятное, что Евсей, уже привыкший в этих местах ко всякого рода неожиданностям, выпучил глаза. С них словно внезапно упала пелена. И замок предстал совсем в ином свете.
   В тех местах, где Тазюков даже и не подозревал, в мрачную вышину неба взвились огромные тонкие металлические "готические" шпили. Оказалось, что из стен вокруг повсюду торчат окаменевшие останки каких-то человекообразных, с отвратительными лицами, скрюченными конечностями и длинными ужасными зубами. Весь двор замка оказался занят вовсе не тихими, смиренными, обретшими вечный покой, могилами, а железными, непрестанно сотрясающимися саркофагами овальной формы, выступающими из под земли и много раз опутанными толстенными цепями. И не смотря на толщину, эти цепи вокруг них периодически натягивались, словно изнутри на крышки оказывалось ужасающее давление. И тот свист ветра, который Тазюков постоянно слышал в Замке, теперь, после того как пелена упала с его разума, оказался ужасающими стонами и воем, раздававшимися из под этих железных крышек.
   Но что это! И облик разговаривающих тоже переменился! Теперь, вместо скромного благообразного бородача, стоял такой страшный урод, что кровь стыла в жилах. Квазимодо, человек-слон и самый ужасный вырожденец рода человеческого с трудом мог сравниться с этим.... Эти ужасные бородавки и папиломы, украшающие лицо и бока жуткого горбуна с невообразимо деформированным черепом....
   Теперь он, одетый только в какую-то древнеегипетскую повязку, тянул вперед свои скрюченные руки с черными бугристыми когтями и читал нараспев, низким и гнусавым голосом:
  - ... ДИЕС МИЕС... - направив свой взгляд на то место, где еще секунду назад стоял князь Колоб.
   Стоял, потому что теперь и он исчез, как будто его и не было вовсе. Исчез, поскольку не виднелись ни плащ, ни широкополая шляпа среди содрогающихся, в предчувствии скорого освобождения, могил. На его месте стоял.... Нет точнее стояло..., оно напоминало длинное и худое огородное пугало на котором болтаясь на горном ветру висели обрывки некогда пышной, не иначе как королевской, бордовой мантии. А эта распухшая, как у больного водянкой, голова.... Бледная, лысая с выпученными огромными глазами, посреди она распахивалась широченным от уха до уха ртом, полным длинных и тонких словно иглы, зубов!
  - Огтрод аи`ф геб`л...! - послышалось темноты этой ужасной пасти, но в этот момент первый монстр произнес леденящее кровь заключительное слово: "ЭНТИМОС" - и фраза оборвалась, а весь замок СОДРОГНУЛСЯ.
   Из стен вверх, в вечереющее закатное небо, медленно начал подниматься красный туман, и замок содрогнулся опять, а в голове у Тазюкова пронеслась лишь одна мысль: "БЕГИ!".
   По запутанным коридорам, в стенах которых уже начали шевелиться раздирающие их, адские отродья, Евсей устремился к воротам.
   Последнее, что он смог увидеть, несясь прочь из Замка по ветхому подвесному мосту, была ОГРОМНАЯ красная, сотканная из тумана, голова,... глумливая и чем-то неуловимо похожая на баранью. А затем "АХ!" - страшный, целенаправленный акустический удар обрушился на замок, сминая его и вдавливая стены внутрь, как будто они были из пластилина.
   Только это и спасло Тазюкова, который вцепившись в столб уже на другой стороне ущелья, изо всех сил старался, чтобы его не сдул в пропасть поднявшийся ужасающий ураган.
   А потом он всю ночь бежал, спасаясь от жутких зеленоватых лучей, которыми еще долго адская барано-козлино-ослиная ГОЛОВА, обшаривала скалы и окрестности. Уже потом в деревне, Евсей, обессилено лежа на топчане в хате, вспомнил, что голова вовсе не была ни ослиной, ни бараньей, но ассоциации, что родил его мозг, наделили это "Нечто", чертами вышеперечисленных сельскохозяйственных тварей. Видимо виной тому было некое запредельное выражение, которое возникает, когда ты глядишь в совершенно неземной глаз этих животных с двумя зрачками и перемычкой между ними. Напоминающий знак Бесконечности!
  
   Примечание: Согласно одной из теорий, вся жизнь на Землю пришла из Космоса.
  
   Конец первой части.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"