Обои в разводах. Яркие цвета смешиваются, переходят один в другой, образую яркое и невообразимое море оттенков.
Она лежит на кровати. Лежит и не двигается. С улицы доносятся крики пьяной толпы, которая отмечает очередной громкий праздник. Сумасшедшие огни, дикая музыка, безумные люди - это праздник. А она лежит и не двигается.
Но она жива. Жива и здорова. Вот ее легкие наполнились воздухом - спина поднялась. Вот она выдыхает - спина опустилась. И дышит тихо-тихо. Почти бесшумно. Лишь иногда вырывается еле слышный, печальный вздох сожаления. Или вздох усталости. Или чего-то еще. Кто знает.
Ее глаза направлены в одну точку. Где-то в середине стены, между шкафом и дверью. Когда она моргает, маска ее лица сменяется живой, человеческой материей. Мелкие морщинки вокруг глаз то появляются, то пропадают. То появляются, то пропадают. Они создают обманчивое, робкое впечатление заинтересованности окружающим миром.
В голове пусто. Ни одна, даже самая маленькая, даже самая незначительная идея не возникает у нее в голове. Все безнадежно. Черные глаза бестолково смотрят в пространство, не передавая мозгу ни одного изображения. Уши не доносят до сознания громких звуков с улицы. Кожа не ощущает прикосновение жесткой, льняной простыни.
У нее затекло все тело. Но что ей до этого. Собственные ощущения больше ее не волнуют. Боль и неудобства не имеют к ней больше никакого отношения. Жизнь проходит мимо нее. Оставляя смутную горечь там, где раньше было сердце.
Все дни слились для нее в одно сплошное светлое пятно. Бесполезное пятно. Все ночи - в темную пропасть, которая не приносит ни боли, ни облегчения. Тихое течение жизни не затрагивает ее душу. Ее мир - это комната. Обои в неприятных для глаза разводах. Жесткая постель. Крики с улицы.
Но и этот мир для нее ничто. Лишь жалкие останки прошлой, живой жизни, где были яркие впечатления, беспокойные люди и, главное, глубокие чувства.
А сейчас ее душа погрузилась в вязкую, черную пропасть безразличия. И эта пропасть не имеет дна. С каждым часом, с каждой минутой и секундой ее затягивает все глубже. И если раньше была надежда зацепиться за кромку старого мира, то теперь нет даже надежды. Нет ничего.
За окном темнеет. Звуки праздника удаляются. Не слышно больше споров и ссор, бесед и песен. Тишина. Тишина и темнота. Совсем как у нее в душе. Остались только они, которые живут в добром соседстве. Помогают друг другу укреплять силы, способствуя увеличению и без того безграничной пропасти безразличия и невосприимчивости.
А она все лежит на своей неудобной кровати. Лежит и дышит. Веки все также механически опускаются на глаза и изменяют бездумное выражение молчаливой покорности судьбе и тому, что принято называть жизнью.
Но это не покорность. Это полное и бесповоротное безразличие ко всему, что существует в этом мире, и ко всем, кто живет на этой Земле.
Это можно было бы назвать покоем. Если бы не абсолютное отсутствие жизни в этом разуме. Безжизненность мыслей.
Безжизненность жизни. Звучит как парадокс, но для нее это извечное существование. Ее жизнь заперта в глубоком погребе тишины и темноты. В глубоком погребе безразличия. И ничто уже не способно изменить существующий порядок вещей. Во всяком случае для нее.
Для нее обстоятельства жизни сложились так, что она стала разбитой живой статуей, которой остается лишь ждать благословенного конца. И ждать его придется долго...
Утро она встретила в той же комнате, на той же постели. В том же положении. Душевном и физическом. Косые лучи свежего Солнца бесполезно освещали эту комнату, заполненную самым темным человеческим безразличием.