Сегодня мы отметили сорокапятилетие Яны. На этом празднике мы были вдвоем: я и ее фотография. Фотография молоденькой девушки, чей возраст остановился двадцать три года назад.
Все мои несчастья начались с той ужасной ночи.
Да, прошло двадцать три года.
Никакие подсказки судьбы не помогли предотвратить череду испытаний, выпавших на мою долю. Одно яркое пятно за все годы - это встреча с Раечкой Комаровой.
Через год после первой поездки в поселок Большой Утриш я снова вернулся туда. Я догадывался, что Феона и Ленчик не особо обрадуются моему появлению, но останавливаться у них в мои планы не входило, просто хотелось повидаться с Раечкой и узнать о ее успехах в живописи. Но меня постигло разочарование: в их доме жили чужие люди. О прежних хозяевах они ничего не знали, только сказали, что те куда-то уехали и все. Я стал приставать к соседям. Одна шустрая пенсионерка вспомнила меня по прошлому приезду, пригласила в дом и напоила чаем с пирожками.
- Комаровы уехали еще в прошлом октябре, - поведала она мне.
- А я останавливался у них в начале сентября, и они не собирались никуда переезжать, - удивился я, позабыв о собственных настойчивых уговорах. - По крайней мере, до моего сведения не донесли.
- Я сама узнала в последний момент. Феона зашла ко мне попрощаться, а я поинтересовалась, почему, дескать, покидаете наш райский уголок?
- А она?
- Она говорит: "Вы же знаете, баба Фая, Раечке скоро в школу идти, нам нужно в город перебираться. И рисует она хорошо. Один человек сказал, что у нее талант". - Хозяйка зыркнула на меня. - Этот человек ты, что ли?
- Я. Но почему они так быстро уехали? Ведь, Рая должна пойти в школу только на следующий год?
- Не знаю, мил человек. Но могу сказать одно - перепуганная Феона была. Вот что! Я даже подумала, что они хотят спрятаться от кого-то... Свалились, как снег на голову, так и исчезли, ничего толком не объяснив.
- Что значит - свалились, как снег на голову?
- А как же, именно, как снег... Кто ж с таким малым дитем переезжает? Тем более с далекого Севера... Только я сомневаюсь...
- В смысле?
- В том смысле, что они с Севера приехали...
- Почему?
- Потому, что с двухмесячной девочкой на руках из такой дали переться не каждый решится. Если надумали переезжать, то надо было еще до родов здесь обосноваться. В Утрише бы и родила. Слышал, к нам роженицы приезжают из разных мест? - Я кивнул, вспомнив путеводитель, которым меня снабдила Варфоломея. - То-то! - Важно заявила баба Фая. - И потом... они приехали загорелые, а не бледно-синие, как все северяне... И говор у них местный. - Заключила наблюдательная бабуля.
- А вы не пытались узнать правду? - Я не знал: на чьей стороне эта правда: то ли баба Фая все придумала, чтобы разнообразить скучную однообразную пенсионную жизнь, то ли Комаровы зачем-то скрыли прежнее место проживания.
- Да, подъезжала к ней пару раз, но Феона, как бронежилет.
- Почему... бронежилет? - усмехнулся я такому сравнению.
- Потому что, ее ничем не пробьешь! - выдала хозяйка и хитро прищурилась. - Но я сама догадалась, вот как!
- И о чем же вы...
Не дослушав наводящих вопросов, соседка Комаровых поделилась своими соображениями.
- Я думаю, что Рая... - Она огляделась по сторонам, словно собралась мне выдать государственную тайну и боялась быть услышанной посторонними. У меня в груди перестало биться сердце, вот взяло и остановилось, замерло в ожидании... - Что Раечка им не родная дочь!
- А откуда... А где... А чья... - Я начинал задавать вопрос, и стопорился. Голос каждый раз срывался. Я прокашлялся, вытер испарину на лбу. Сердце не запустилось...
Догадливой бабе Фае мои вопросы были без надобности.
- Эта девочка - дочь их сына. Или дочери. В общем, она их внучка! - констатировала она.
- Почему вы так решили? - Сердце застучало часто-часто, а в моей душе поселилось разочарование: я сам не знал, что хотел услышать. Может, что Раечку взяли из дома малютки? Или еще что-то...
- Слушай, парень, ты сам подумай: кто рожает под пятьдесят лет?
- Ну... - протянул я, - Феона утверждала, что они всю жизнь хотели детей... Что же им от этого счастья отказываться, если оно пришло так поздно?
- Ерунда! - отмахнулась пожилая женщина. - Если в молодости детей не было, то в старости аист уже не принесет. Я же говорю: Рая - их внучка. Врать не буду, о родных детях Комаровых ничего не знаю. Но мало ли что с ними могло приключиться - умерли, погибли, или просто спились, а малютка осталась. Вот бабушка с дедушкой ее к себе и забрали. А чтобы никто из свидетелей не проболтался, они перебрались в наш поселок.
- А что здесь страшного: ну, не родители, а бабушка и дедушка? Все равно родные люди!
- А это подтверждает то, что настоящие родители Раечки были... Как бы помягче выразиться... В, общем, алкашами были, вот как! Их лишили родительских прав, и старшие Комаровы скрылись, чтобы они не стали терроризировать девочку, когда она подрастет. Может такое быть?
- Может, почему, нет, - вздохнул я. - И аист может ребенка принести в пятьдесят лет. Сейчас и позже рожают.
- Искусственным путем! - выказала свое глубокое познание баба Фая. - Аисты в такое семьи не залетают.
- Аисты не знаю, а вот чайки... - еле слышно промямлил я и сам удивился вырвавшейся фразе. Боже мой, неужели и здесь приложила руку турчанка Марты? Забрала ребенка у плохих неблагополучных родителей и отдала в хорошие руки? Нет, не может быть!
- Что ты сказал, милок? - отвлекла меня от размышлений хозяйка.
- Да, так, мысли вслух...
- А я тебя вспомнила! Я видела, как вы с Раечкой мимо моего двора проходили. И не один раз! - Она произнесла это с таким видом, словно я нарушил чужие границы. - Я еще подумала, что ты сын Комаровых. Уж, больно вы с девочкой похожи... На алкаша ты совсем не похож, - успокоила она меня и "ударила" по голове новым заявлением, - решила, что ты... из тюрьмы вернулся!
- Вы даете, баба Фая! - обалдел я. - Значит, на алкоголика я не тяну, а на человека, осужденного за преступные деяния, вполне...
- Мало ли за что люди срок получают, - здраво рассудила женщина. - Да, ты не обижайся, это моя версия.
- Да, воображение у вас развито.
- И не только воображение.
- Что же еще?
- Любопытная очень! Некоторые считает это недостатком, а зря. Я в меру любопытная. Было бы меньше безразличия в людях, преступления легче бы раскрывались.
- А что, в вашем поселке сложная криминальная обстановка?
- Не-е-е, у нас все нормально. Тихо, спокойно... Потому Комаровы сюда и завернули! - снова переключилась она на главную тему. Я хотел послушать рассуждения любопытной в меру соседки, но она перескочила на другое. - Страсть, как люблю детективы про мисс Марпл! - Неожиданно призналась она, озорно взглянула на меня и восхитилась, - вот, тетка дает! Я тоже так хочу! А что? По возрасту, мы почти одногодки, она в деревне живет, я тоже, она - наблюдательная, а я... пуще нее!
После этого заявления хозяйки моя душа успокоилась: я понял, что женщина заигралась в детективов. Все ее предположения относительно Раечки - выдумка для собственного развлечения.
Вот так я потерял из вида маленькую художницу Раю Комарову. Но с другой стороны, я был рад, что родители послушали меня и решили вплотную заняться развитием ее способностей...
- Янка, я не люблю август. Я его ненавижу! - Я сидел перед портретом моей жены и вглядывался в любимые черты. - Именно, в августе я потерял тебя и Роберту, а через восемь лет после этой потери последовала еще одна...
Поздно вечером я вернулся домой, в квартиру, в которой мы жили с Леной. Её нам подарили родители моей жены. Моей второй жены.
Это была крохотная квартирка на Малой Полянке, недалеко от Ленинского проспекта. Дом был старый, еще дореволюционный. Но мы были рады такому щедрому подарку. На ремонт пока денег не было, но мы не обращали внимания на неустроенный быт, каждый занимался творчеством и был выше всего земного.
Со временем я стал неплохо зарабатывать на своих картинах, и предложил жене купить более приличную квартиру.
- Никогда! - резко отказалась всегда покладистая Лена. - Разве можно уехать из этого тихого района?! Тем более, мы живем почти в центре!
В итоге пришли к консенсусу, как любила говорить моя вторая жена: решили сделать ремонт, но все трудности я взвалил на её хрупкие плечи, а сам умотал в Берлин.
Лена ничуть не расстроилась и взялась за дело. Быстро нашла умельцев, которые за сумасшедшие деньги сделали великолепный ремонт в короткие сроки.
К тому времени квартиры в нашем старом доме стали выкупать состоятельные люди, и скоро трехэтажный облезлый домишко превратился в роскошный особняк. Со временем новые русские, живущие в нашем доме стали пропадать, но им на смену приходили другие. Лена была в курсе дел нашего дома, и вечерами выкладывала мне новости, похожие на криминальную сводку.
- Откуда такая осведомленность? - удивлялся я.
- Наша соседка Валентина Павловна раньше служила в органах, - сообщила жена приглушенным голосом, будто эта самая соседка стояла за стенкой, приложив к ней полулитровую банку в качестве подслушивающего устройства. - Теперь она на пенсии, но считает своим долгом стоят на страже Родины. Это она так говорит.
- Я ты ее доверенное лицо? - улыбнулся я.
- Она считает меня единственным порядочным человеком в доме, остальные все бандиты! - Я поднял брови в знак протеста. - Нет, ты тоже... ничего, но чрезмерно заносчив. Это я повторяю слова Валентины Павловны. И ты... иностранец.
- Она и это знает?
- Хм, она знает все!
- И докладывает тебе?
- Ей же надо с кем-то поделиться собранной информацией, а то она лопнет, - хихикнула Лена.
После нашего разговора прошло два дня и произошло ЧП: на пороге нашего дома был застрелен бритоголовый парень со второго этажа. Наша квартира располагалась как раз над ним. Надо сказать, что сосед, имея бандитскую внешность, нас не беспокоил, всегда вежливо здоровался, а бывшую сотрудницу органов даже побаивался.
Валентина Павловна сразу вмешалась в расследование, давала советы и... была доставлена до своей квартиры заботливым участковым.
- Васенька! - раздавался в подъезде ее зычный голос, обращенный к притихшему участковому, - я могу быть полезна следствию!
- Будете, - бормотал Васенька и услужливо придерживал пожилую женщину под локоток. Когда за ней захлопнулась дверь ее квартиры, участковый громко выдохнул и побежал вниз. Все соседи слышали его страдания, так как прильнули к своим дверям, желая узнать последние новости.
Потом была еще парочка краж квартир зажиточных граждан нашего веселого дома. Со временем появление вереницы милицейских автомобилей не вызывало удивления у жителей...
Как-то вечером мы опять поссорились с Леной. Причина была все та же: она хотела родить ребенка, а я был категорически против.
- Почему? - в сто первый раз спрашивала она, и в сто первый раз не получала ответа.
Я не знал, как ей объяснить, что больше не смогу... пережить потерю. Почему с ребенком должно что-то случиться, я не знал. Просто вбил в свою голову и все, уперся и стою на своем. Я разглядывал рисунок на обоях и молчал. Лена ходила туда-сюда, что-то говорила, но я не слушал. Пока не вырвал из ее речи одну фразу: "...если погибла твоя дочь"... Продолжения я услышать не пожелал, быстро ретировался, громко хлопнув дверью.
Я бродил по улицам вечерней Москвы, засунув руки в карманы, и вызывающе посвистывал, создавая иллюзию абсолютного счастья. Счастья, которого нет и быть не может. Как не старался себя уговорить несколько лет назад, что брак может быть основан на единомыслии, подтверждения не получил. Возможно, это было основной причиной нежелания иметь детей. Я давно для себя решил, что дети должны рождаться в счастливой семье, в которой родители любят друг друга, а не создают иллюзию. Только в том случае рождаются здоровые, красивые и талантливые дети. Многие посчитают мое мнение бредом, но это мое мнение и я его менять не собираюсь.
Марты уверяла, что моя работа будет успешной при наличии счастливой семьи. Я пытался, я, правда, пытался полюбить Лену, но... я еще раз убедился, что всегда буду однолюбом.
Женившись на Лене, я, действительно, постиг тральфреализм. И теперь уже не сойду с этого пути, никто не сможет мне помешать. Моя работа приносит мне моральное удовлетворение. И материальное тоже. Скоро, я надеюсь, мы с Францем Шуттлером откроем артклинику. Сбудется моя мечта! Люди, совершившие преступление, стараются загладить свою вину, жертвуя деньги на благотворительность, а я создам клинику, где людей будут лечить моими картинами. Я стараюсь, я пытаюсь замолить свой грех... Да, я виновен в смерти моих девочек.
То, что я постиг тральфреализм, еще не значит, что Лену можно выбросить, как отработанный материал. Она всегда будет моей женой, я ее уважаю и понимаю ее желание иметь детей, ведь годы идут... Но...
Почему она не может понять меня? Лена считает меня эгоистом, но это не так... Я не могу стать отцом... Вернее могу, но не хочу...
Итак... Поздно вечером я вернулся домой, в квартиру, которую нам подарили родители моей второй жены, с которой у меня произошла очередная ссора...
Я все отлично помню, будто трагедия произошла вчера.
Вот я захожу во двор и снова вижу автомобили с мигалками.
- Вы в этом доме живете? - спрашивает у меня молоденький сержант.
- Да, - киваю я. - Я могу пройти в свою квартиру? - Меня не интересует очередная кража, я хочу лечь в кровать и уснуть...
- Вы в какой квартире живете? - не унимается страж порядка.
- В девятой, - тихо отвечаю я, а внутри появляется холод. Парень странно смотрит на меня и подзывает старшего по званию.
- Этот мужчина... из девятой квартиры? - докладывает он уставшему человеку в штатском.
- А Елене Викторовне Зепп вы кем приходитесь? - начинает допрос "усталый".
- Пройдемте! - Он указывает на мой подъезд, словно я не догадываюсь, куда мне идти, и я беспрекословно следую за ним в мою собственную квартиру. Там расположились люди в погонах, которые ведут себя по-хозяйски. Я окидываю взглядом помещение в поисках собственной жены и утыкаюсь взглядом... в Валентину Павловну.
- Что произошло? - спрашиваю я почему-то у нее.
- Лену... убили. - Она прикладывает платочек к глазам, но при этом успевает пронзить меня взглядом, проверяя произведенный эффект от этой новости.
Я опускаюсь на стул, потом вскакиваю и проверяю все помещения, не доверяя словам "представительницы органов". "Усталый" следует за мной, как привязанный. Я снова возвращаюсь на стул...
- Мне нужно задать вам несколько вопросов, - без эмоций заявляет он.
- Вы... кто? - Этот вопрос я считаю очень важным в данный момент. Где моя жена и что с ней произошло - я отодвигаю на второй план. Я не хочу слышать этого!
- Майор Гвоздиков. - представляется он и усаживается на соседний стул.
- Гвоздиков от слова гвоздь или от слова гвоздика? - выдаю я. Все люди замирают и с интересом разглядывают меня.
- Художник! - презрительно сообщает соседка.
- Защитная реакция организма, - ставит диагноз майор. - Скажите, вы сегодня сорились со своей женой? - Он раскладывает на столе бумаги.
- Меня зовут Роберт Владимирович Зепп, - говорю я, потому что так положено, а этот Гвоздиков забыл об этом.
- Очень хорошо, - нерадостно произносит майор и внимательно смотрит на меня. - Так вы ссорились?
- Небольшая семейная размолвка, - вздыхаю я.
- Он детей не хочет, а Лена настаивает! - бойким голосом доложила бывшая сотрудница органов и поправилась, - настаивала.
- Это... так? - не удивился Гвоздиков. Он, наверное, уже ничему не удивлялся. Скорее бы закрыть дело и завалиться спать. Сейчас повесит на меня убийство собственной жены...
Но мне тоже все равно... Должен я когда-то ответить за все...
- Это так? - уже громче спросил он. Я кивнул.
- Потом он вышел и хлопнул дверью, - снова вмешалась Валентина Павловна. У меня даже зонтик в прихожей с полки упал. Взяли моду дверями хлопать! - Возмутилась она. - Но я, хоть, и не люблю шпионов...
- А кто шпион? - очнулся Гвоздиков.
- Этот, - она мотнула головой в мою сторону.
- Вы же только что заявили, что он художник, - усмехнулся майор.
- А что, художник не может быть шпионом? Художник - это профессия, а шпион - призвание! - проницательно глядя на меня, изрекла она.
- Так, гражданка...
- Товарищ, - перебила его соседка.
- Товарищ Кривошеева, давайте по существу! - призвал Гвоздиков.
- Я по существу! - сурово заявила она. - Роберт Зепп - немецкий шпион.
- У меня два гражданства, - встрял я, устав от этого бреда. Сходил за паспортами и протянул оба майору.
Тот долго изучал мои документы, а местная стукачка подглядывала через плечо.
- Там не написано, что я шпион, - хмыкнул я.
- Все равно...
- Хватит! - прервал нашу перепалку Гвоздиков. - Гражданка, тьфу, товарищ Кривошеева, у вас есть, что сообщить следствию?
- Я и говорю, - начала присмиревшая Валентина Павловна, - Роберт хлопнул дверью и ушел. Через пару минут из квартиры вышла Лена, она посмотрела вниз и что-то сказала...
- Может, она назвала кого-то по имени? - поинтересовался милиционер. Соседка задумалась.
- Кажется, она сказала: "Роберт, вернись, я больше не буду говорить на эту тему"... Что-то в этом роде.
- А он что, внизу стоял?
- Нет, он вышел из подъезда сразу после того, как хлопнул дверью!
- Сдалась вам эта дверь, - не выдержал майор.
- А как же... - начала Кривошеева.
- Стоп! Только по существу! - настроил ее на нужную волну Гвоздиков. - Роберт Зепп точно ушел и больше не возвращался?
- Точно! Я видела, как он покинул наш двор, а в это время снова открылась... дверь их квартиры, и вышла Лена. Тогда она и сказала...
- Получается, что она перепутала собственного мужа... с убийцей? Но у вас в парадном горит свет, - засомневался он.
- Лампочка освещает центр, - соседка очертила рукой круг, - если стоять сбоку, то видно, что кто-то стоит, а лица не разобрать... Она, наверное, подумала, что муж вышел на лестничную клетку, спустился вниз, сейчас остынет немного и вернется...
- Что было дальше?
- Лена не услышала ответа и сама пошла по лестнице вниз, а я подошла к окну, чтобы посмотреть, куда она направится.
- Так и метались от двери к окну?
- Работа такая, - развела раками бывшая сотрудница органов. Майор не стал уходить от темы.
- Погибшая вышла из подъезда?
- В том-то все и дело, что не вышла. Я ждала, ждала, а ее нет и нет. Я разволновалась и вышла на лестничную клетку, посмотрела вниз и вижу... кто- то лежит... Я спустилась, а там... там Лена с ножом в груди. - Кривошеева прижала руки к своей груди и тяжело вздохнула.
Так я узнал, как погибла моя вторая жена. Благодаря бдительности соседки, меня не посадили.
Убийцу нашли через месяц. Им оказался молодой отморозок, наркоман, который за дозу родную мать отправит на тот свет. Я был на суде. Он уверял, что заказчицами убийства Лены были две женщины.
- Они очень похожи друг на друга, - рассказывал он. - Только одна все время молчала, а другая говорила с сильным акцентом. - Когда он описал этих дамочек, я сразу понял, о ком идет речь...
Обиженные сестры Айгнер решили мне отомстить через мою жену? Или убрать с дороги жену, чтобы добиться моего внимания? Неужели они на это рассчитывали? Думали, что я быстро забуду Лену, найду утешение на груди Ильзе Айгнер? Они сошли с ума! И я вместе с ними.
И еще я уверен в том, что НИКОГДА больше не женюсь.
Я не создан для брака с любой женщиной Земного шара.
Роберт Зепп всегда есть и будет единым целым с Яной Лейкиной. Эту пару временно разделили, с кровью разорвав на две части. И теперь какой-то посторонний, выдающий себя за подсказчика судьбы, старается найти ему другую половину, совпадающую по отрезанной части, бывшей когда-то Яной. Не выйдет!
Мои мысли снова вернулись к Лене.
Лена Приставка. Еще одна моя жертва...
Убийцу моей второй жены приговорили к пятнадцати годам лишения свободы. Заказчиц не нашли. Я не стал говорить суду о моих догадках, решив разобраться с сестрами Айгнер самостоятельно. Как? Пока не знаю...
Для начала я решил поехать в Берлин и посмотреть им в глаза...
По обычаю в аэропорту меня встречала Эля. Издали я заметил ее мечущийся взгляд и изогнутые дугой вниз губы. Сестра пыталась не расплакаться. Я соскучился по ней. Они с Францем приезжали на похороны Лены, и с тех пор мы не виделись. Франц часто мне звонил, я понимал, его интересует, как продвигается моя работа, но спрашивать он не решался, а я о застопоренном творчестве не вспоминал. На душе было снова черно...
- Плохо выглядишь! - заявила сестра, забыв поздороваться.
- Спасибо, - поблагодарил я за "хорошие" слова в мой адрес.
- Не обижайся, - она расцеловала меня в обе щеки. - Как майне муттер унд фаттер?
- У родителей все хорошо, - монотонно ответил я.
- Смотрят на собственного сына и радуются, - съязвила она. - Как у них может быть все хорошо?! - Последние слова она произнесла так же монотонно-безучастно, как это сделал я. - Почему ты на меня так смотришь?
- И, правда, почему я так на тебя смотрю?! На тебе цветы не растут, пауки не ползают, огромные бабочки на голову не садятся.
- Очень смешно! Прям, умру сейчас от смеха. - Она махнула рукой. - Роб, заканчивай!
- С чем?
- Пора быстро преодолеть полосу самобичевания и самоуничтожения! Займись делом!
- Легко сказать...
- Ладно, поехали к нам, там поговорим...
Франц был на работе. Элька накрыла на стол, мы перекусили, думая каждый о своем, изредка перебрасываясь ничего не значащими фразами. Она не знала, как ко мне подступить, я, вообще, не хотел ни о чем разговаривать.
Потом сестра забралась с ногами на диван и позвала меня присоединиться к ней.
- У меня две новости! - призналась она, еле сдерживая эмоции. - Одна хорошая, а другая... плохая. С чего начать?
- С плохой, - безразлично предложил я.
- Сестры Айгнер разбились на автомобиле, - тихо произнесла она и внимательно проследила за моей реакцией. - Это для тебя... плохая новость?
- Неужели ты думаешь, что я буду радоваться чей- то смерти? - удивился я.
- Но ты же намекал по телефону, что они виноваты... - Она замолчала, не решившись закончить фразу.
- Пока это мои предположения...
- А почему ты не сказал об этом в полиции?
- В милиции, - автоматически поправил я.
- Один черт! Надо было заявить на них, милиция стала бы их искать через Интерпол. Привезли бы сестер в Россию, устроили очную ставку с наркоманом-убийцей и упрятали бы их в тюрьму.
- Их бог наказал, - изрек я, посмотрев вдаль. Эля пожала плечами.
Мы немного помолчали. При всей моей заторможенности я не мог не заметить, что мою сестру переполняет желание поделиться еще одной новостью.
- Ты забыла поделиться хорошей новостью, - "вспомнил" я и догадался, что только этого она и ждала.
- Роберт! Я беременна! - радостно сообщила сестра.
- Точно? - вкрадчиво поинтересовался я.
- Нет, это выдумка для поднятия твоего настроения! - взвилась Эля.
- Я очень рад! - встрепенулся я, но особой радости не проявил. Судя по нахмурившемуся лицу, она обиделась. А что я должен был делать? Прыгать до потолка? Надо - буду прыгать, но после того, как мой племянник или племянница появится на свет.
- Роб, давай я отвезу тебя домой! - предложила Эля и погладила меня по руке. Не обиделась.
- Тебе надо меньше гонять на автомобиле! - позаботился я о будущей матери. - Подумай о ребенке. Ложись и отдыхай! Я сам доберусь. - Я поднялся и направился к двери.
- Подожди, я с тобой! - Эля быстро сунула ноги в туфли и последовала за мной...
Упрямство - главная черта в наших с Элькой несахарных характерах.
Да, характер у меня не сахар. Я не от рождения упрям, сколько себя помню, ненавижу слово "должен", не принимаю к сведению чужие советы, напротив, делаю все наоборот, злюсь без всякого повода, сам лезу с советами, когда меня об этом не просят, а в последнее время стал какой-то бронированный. Не знаю, к каким качествам - положительным или отрицательным - это отнести? Баба Фая, соседка Комаровых, назвала Феону Карповну "упакованной в бронежилет". Это к тому, что из нее слова не вытянешь. Я всегда был таким человеком, но теперь закрылся от всех броней, через которую ко мне не достучишься.
Вспомнив бабу Фаю, я подумал о Раечке. Интересно, сохранила ли она мой адрес? Вернее, адрес моих родителей? Или наблюдательная Феона попыталась избавиться от альбома? Рае уже пошел девятый год. Какой она стала? Добилась ли успехов?
В тот приезд в поселок Большой Утриш после бабы Фаи я заглянул еще к одной соседке. Эта женщина оказалась неболтливой и неприветливой, но я ее разговорил. Она предположила, что Комаровы могли перебраться или в Анапу, или в Новороссийск...
Я побывал в справочных бюро этих двух городов. Комаровы - фамилия распространенная, даже был один полный тезка Леонида Ивановича, но годился ему в сыновья...
Берлинская квартира сохранила следы пребывания Лены, хотя, сестра постаралась убрать все ее вещи.
Мой портрет работы художницы Елены Зепп висел на стене и взирал на меня с немым укором... Рядом висела еще одна картина - на квадратном полотне размером метр на метр была изображена огромная красная роза, сотканная из маленьких лепестков. Когда она моя жена закончила эту картину и показала мне, я сразу вспомнил слова Франца Шуттлера о воздействии красного цвета на репродуктивные органы. Но Лена не присутствовала при нашем разговоре. Может, прочла где-то сама. Или вложила в свою работу совершенно иной смысл. Красная роза - эмблема любви... Она хотела красным цветом, огромной красной розой, пробудить во мне чувство любви к ней, к автору этой картины...
- У Лены ничего не вышло, - очень тихо сказал я и погладил Яну по щеке. Ее умные глаза с пониманием и доверием смотрели с фотографии на меня. Она знала, что я люблю только ее. - Янка, я приношу.... женщинам несчастье. Не всем... Только тем, которые мне близки...
- Завтра приезжает Роберт, и я должна навести порядок в его квартире! - заявила Эльза Шуттлер своему мужу.
- Найми кого-нибудь, - рассеянно предложил Франц, перебирая бумаги на своем столе.
Жена не ответила, она была занята трудной работой - застегивала сапоги на отекших ногах.
- Ох, нелегкая это работа быть беременной женщиной! - Она поднялась и придирчиво осмотрела себя со всех сторон, хотя, проделала эту процедуру полчаса назад. - Мне кажется, или мой живот вырос?
- У тебя половина срока! - усмехнулся Франц. - Твой живот заметен только вооруженным взглядом.
- Да, ну тебя, - отмахнулась Эля. - Одни насмешки! - Она взяла в руки пальто, - в нашем доме есть джентльмены? Или мне самой одеваться?
Муж вскочил с места и выхватил из ее рук пальто.
- Ты куда? - опомнился он.
- Я тебе пять минут назад сказала: Еду к Роберту! А ты еще посоветовал, нанять кого-нибудь...
- Зачем? - нахмурился Франц.
- Доктор Шуттлер, вам необходимо больше внимания уделять беременной жене, а не думать только о своих больных!
- Виноват, - покаялся Франц, потом осмысленным взглядом посмотрел на Эльзу. - Но тебе же нельзя выходить на улицу! Лечащий врач сказал соблюдать постельный режим! Или ты остаешься дома, или я кладу тебя в клинику! - Грозным голосом заявил он.
- Отстань! Я должна сделать брату сюрприз!
- Не нужно сюрпризов! - произнес он по-русски, и тут же перешел на немецкий. - Ты хочешь провести ревизию содержимого его шкафов, посмотреть картины и поискать еще кое - что...
- Да, меня интересует его коллекция! - фыркнула Эля.
- Неужели ты думаешь, что он хранит ВСЁ дома? Твой брат не дурак! - Последнюю фразу он тоже произнес по-русски.
- Выучила на свою голову, - скривилась супруга.
- Эльза, прошу тебя, останься дома!
Но она не удостоила его ответом...
Наконец, зима отступила. Весело щебетали немецкие воробьи, очень похожие на русских. Элька улыбнулась воспоминанию... Это заметил отец в их первый день новой жизни - жизни в Германии. Тогда тоже был март. Они чувствовали себя чужими и боялись всех и вся. Ходили по улицам и с опаской поглядывали на людей, на дома, на полные полки магазинов. В СССР в те времена ничего не было. Тогда он и произнес эту фразу, чтобы разрядить обстановку...
Эля решила не садиться за руль, а прогуляться по улице, надышаться мартовским воздухом, пока муж не закрыл ее в доме, как в тюрьме. Она не стала шататься по магазинам, просто шла по улице и улыбалась. Улыбалась своим воспоминаниям, хорошей погоде, своему пока не родившемуся ребенку. Она мысленно разговаривала с ним, пересказывали последние милые и глупые новости, рассказывала о дяде, который должен скоро вернуться.
- Мы с тобой посмотрим марки. Если найдем, конечно, - мысленно обращалась она к сыну. У нее будет сын! - Твой дядя совсем с ума сошел! Все денежки вкладывает в хобби! Однако, дорогое хобби... Он сказал твоему папе по секрету, что недавно купил одну марку за... Нет, я не хочу пугать тебя, малыш! Лучше бы домик купил за эти деньги! Я ему предлагала подыскать приличный вариант, недалеко от нас, но он не желает! "Зачем мне дом? - возмутился он. - В Германии я бываю набегами, могу, вообще, останавливаться в гостинице". Я, конечно, возмутилась. Говорю, у тебя есть сестра, если ты не забыл, а у нее просторный дом, где любимому братцу всегда найдется место. Но он в своем репертуаре - начал плести про личное пространство. Кто посягает на его личное пространство, тот долго не живет! - Последняя фраза выстрелила из нее! Эльза остановилась и приложила руку к губам, словно боялась еще одного нехорошего высказывания в адрес брата. - Ты не слушай меня, малыш! Я не со зла... - Извинилась она почему-то перед ребенком. Он толкнул ножкой, выказывая свое недовольство. - Да, каюсь...
Покаяние не принесло успокоения. Эля больше не замечала чистого весеннего солнышка, радостного щебетания птиц, она шла по улице с опущенной головой и сожалела об оброненной фразе. Она вылетела и унесла с собой хорошее настроение.
Роб, я так не думаю! - мысленно повинилась сестра теперь перед братом. - Я дура, а на дур, как известно, не обижаются! - Перед глазами стояло лицо Роберта. Он не был огорчен, он был удивлен, застыл с кривой усмешкой на устах, словно неожиданно получил удар в спину от человека, от которого этого никак не ожидал...
Эля хотела повернуть назад, но любопытство взяло верх: желание увидеть коллекцию марок взяло верх. Франц утверждает, что ее там нет, а она считает, что есть! Пусть не вся, хотя бы, часть...
Фрау Шуттлер открыла дверь своим ключом и переступила порог. Необъяснимая тревога закралась в ее сердце. Ей вдруг показалось, что в квартире брата кто-то есть. Она осторожно прошла в одну комнату, потом в другую. Нежилое помещение встретило ее затхлым запахом краски и слоем пыли. Она не была здесь со дня отъезда Роберта.
- Все нормально! - громко сказала Эля, пытаясь себя успокоить. - Никого! Я здесь одна, ни грабителей, ни привидений. - В знак протеста против последнего высказывания... со скрипом открылась дверца старенького шкафа. Женщина вздрогнула и повертела головой. С портрета неприветливо поглядывал Роберт, будто сестра пришла не ко времени. - Я... прибраться, - дрожащим голосом доложила она. Брат недоверчиво пронзил прищуренным взором.
Эля ретировалась в кухню.
- Сейчас выпью кофейку. Ты не будешь возражать? - снова обратилась она к малышу. - А твой папа запрещает мне, он утверждает, что у меня повышается давление и, вообще, беременным женщинам кофе и шоколад противопоказаны. - Эльза проверила шкафы, отыскала небольшую плитку шоколада и умяла ее за пять секунд. - Сладкое помогает бороться со стрессом, - успокоено произнесла она, облизывая губы.
Потом налила себе кофе, расположилась в уголке, блуждая взглядом по кухне, и предалась размышлениям: где брат может хранить свою коллекцию? Сейфа в его квартире нет, разных потайных местечек, кажется, тоже нет. Хотя, с уверенностью это утверждать нельзя: Роберт - скрытный человек, если и делится секретами, то с Францем, а не с родной сестрой. Мужчины уединяются в кабинете и долго беседуют, у нее начинает болеть спина от длительного напряженного выстаивания в неудобной позе. Да, она подслушивает! И подглядывает, если есть такая возможность. И что в этом плохого? Сестра должна все знать о жизни брата. Франц рассказывает о работе клиники, о поступивших больных. Роберт внимательно слушает, что-то фиксирует в блокноте, ему необходима эта информация для создания новых картин-лекарей, как он их называет. Зепп работает не один, он сплотил вокруг себя целую группу художников-тральфреалистов. Элька никого из них не видела, кроме однокашника Роберта - Валеру Фокина. Парень он... необычный, напоминает хиппи, его хочется посадить в ванну и долго драить мочалкой. Нет, он не замурзанный, но какой-то неухоженный, без женской заботы и... ласки. При воспоминании о Фокине щеки Эли залились румянцем: ей нравился этот парень, который был полной противоположностью ее мужа. Франц рассчитывал каждый шаг, был сдержан и... не страстен, а Валера... А что она, собственно, знает об этом мужчине, ровеснике ее брата? Фокин моложе ее, ну и что? Может, ее материнская забота поможет сменить нездоровый блеск стальных глаз на страстный взгляд влюбленного мужчины... И тогда...
- Стоп! - призвала себя к порядку фрау Шуттлер. - Я замужем! И я беременна! - Она приложила руки к горящим щекам. - Не о том думаешь, будущая мать! - Эля хмыкнула, вспомнив "материнскую заботу". - Кого я пытаюсь обмануть?
Эльза резко поднялась, покинула кухню - место, где она предалась греховным мыслям, и окинула хозяйским взглядом небольшой холл.
- Странные люди эти немцы! Эту малюсенькую прихожую они называют холлом!
Она поймала себя на мысли, что не отождествляет себя с ними, несмотря на то, что живет в Германии ровно десять лет! Эля пронзила лазерным взглядом высокий компактный шкафчик, стоящий в холле и решила начать поиски марок с него. Потерла от удовольствия руки, словно собиралась не рыскать по мебели в квартире братца, а слопать еще пару плиток обожаемого шоколада. Проведя ревизию всех полок, кроме двух верхних, она не нашла ничего заслуживающего внимания.
Она спрятала бы коллекцию на самой верхней полке, чтобы некоторые любопытные особы-маломерки до этой полки не дотянулись даже на стуле. И что же делать? - задумалась беременная женщина, которая себя маломеркой не считала, но стоя на стуле до верхней полки все же не доставала. И вспомнила, что у брата есть стремянка.
Поставила стремянку в прихожей возле шкафа и стала осторожно подниматься по перекладинам.
- Только там, на са-а-амой верхней полке Роберт хранит все ценные вещи! - уговаривала она себя. - Чтобы не попались на глаза посторонним людям. Если я не найду коллекцию, то новые работы, уж, точно оценю первая. Может, творения брата излечат меня от недуга, про который я не знаю. - Эля тяжело вздохнула. - Ну, боюсь я высоты! С детства боюсь! Спрашивается, зачем мне лезть на такую верхотуру?.. И ни верхотура это вовсе, ни Эверест, а всего лишь антресоль...
Она поднялась на нужную высоту, оторвала одну руку от стремянки, открыла дверцу и потянулась. Стремянка пришла в движение, словно началось землетрясение. Эля испугалась, вцепилась в лестницу двумя руками и одновременно стала зачем-то приседать. Стремянка потеряла равновесие и стала заваливаться, подминая под себя беременную женщину...
Эля, потерявшая сознание на короткое время, пришла в себя, с трудом отбросила от себя стремянку, оперлась обеими руками о пол, желая принять сидячее положение, и тут же громко вскрикнула, когда руки погрузились в теплую влагу. Она все-таки села, сообразила, что находится в центре кровавой лужи, но волю эмоциям не дала. Попыталась мысленно себя успокоить. Превозмогая боль, доползла до телефона. Ей показалось, что прошла вечность.
Каждый длинный гудок забирал последние силы.
- Франц возьми трубку! - молила она. Наконец, это случилось. Она произнесла несколько слов. Муж даже не дослушал, он все понял.
Надо открыть дверь, пока я снова не отключилась, - мысленно приказала себе женщина. - Я должна это сделать, у Франца нет ключей, пока вскроют дверь, уже будет поздно. А сейчас еще есть надежда...
Шуттлер застал жену в бессознательном состоянии на пороге квартиры Роберта...
- Янка, сестра винит во всем меня. Прошло четырнадцать лет, а она каждый раз упрекает... Ладно, я виноват, пусть! Но не понимаю, в чем... Я не просил ее приезжать в мою квартиру и делать в ней генеральную уборку. И зачем было лезть беременной женщине на такую высоту? Ты думаешь, что из любопытства? Я с тобой солидарен. Но Элька все отрицает... Мне ее очень жаль... Это был последний шанс стать матерью. Врачи удивлялись, что она, вообще, забеременела. Я так хотел стать дядей. Особенно меня порадовала новость, что это будет мальчик. Я не хотел девочку... Девочка у нас одна. Берточка, маленькая куколка с голубыми глазами... Представляешь, у них с Робертой была... бы разница в десять лет. Наша девочка ходила... бы уже в четвертый класс. Все уверяли, что она похожа на меня, а я представляю ее твоей копией... Да, я забыл о наставлениях Спирина! Горбатого могила исправит... Роберта ходила бы уже в четвертый класс! - с вызовом повторил я. - Янка, помнишь, у тебя есть фотография вашего класса перед окончанием начальной школы. У всех такие радостные лица, одна ты смотришь в объектив с ироничной улыбкой, едва тронувшей твои пухлые губки. Все девочки в формах и белых фартучках, с белыми бантами на голове, у тебя тоже бант, но не белый и сидит на твоей головке как-то игриво, то ли сам съехал в сторону, то ли специально так завязали... Ты всегда любила выделяться из толпы... Твой отец шутил, что ты родилась не в то время... Да, кстати, забыл о нем рассказать...
Борис Лейкин ушел не только от жены, но и уволился с работы. Лицезреть каждый день Жанну - было выше его сил. Его пугали изменения в жизни, но отступать он был не намерен.
Лейкин снял квартиру подальше от бывшей супруги и устроился на работу, что называется - по месту жительства. НИИ, куда его взяли руководителем конструкторского бюро, находилось на соседней улице. Должность была выше, а зарплата ниже, но его это не смущало. Часть денег уходила на оплату квартиры, часть он отдавал Жанне. Алименты на усыновленного ребенка Борис платил исправно. Оставалась совсем небольшая сумма на личные нужды, но свободный мужчина не обращал на такие мелочи внимания.
Через пару месяцев он заметил, что нужно проделать в ремне дополнительные отверстия - объем талии значительно уменьшился, а без ремня брюки, вообще, соскальзывают вниз. Изучив свое отражение в зеркале, Боря сделал вывод, что по ту сторону зеркала живет незнакомый осунувшийся мужик с трехдневной щетиной на щеках.
- Что это я так распустился! - возмутился он, - жизнь, несмотря ни на что, продолжается. - С этими словами он выудил из тумбочки электрическую бритву и начал усердно водить ею по подбородку. Потом внимательно оценил свое новое отражение и успокоил сам себя: А мясо нарастет, как говорит моя мать... Но с сухомяткой надо завязывать...
На следующий день новый начальник явился на работу "при параде": коричневый костюм, хоть, и болтался на нем, но был тщательно отутюжен, бежевая рубашка и галстук в тон освежали смуглое лицо.
- Верунь, ты бы откормила шефа, а то без женской заботы совсем отощал, - усмехнулась Светлана Ивановна, обращаясь к сидящей за соседним кульманом Верочке Райской. Девушка уткнулась в чертеж и сделала вид, что слова старшей коллеги к ней не относятся.