Всю свою жизнь Капитолина Сафроновна Ложкина прожила в небольшом старинном городе Лапки на берегу реки Липучей. Почему так назвали реку, имелось множество легенд, но все они были настолько неправдоподобными, что редкие гости только диву давались и быстрехонько создавали негативное мнение о коренных жителях Лапок. Причины наименования города никого не интересовали, Лапки и Лапки, подумаешь. Никому не пришло в голову, что здесь живут одни лапочки - милейшие люди. Скорее всего, в старые времена здесь не существовало более-менее нормальных дорог, в весенне-осеннюю пору было ни пройти, ни проехать, народ увязал в грязи и оставлял глубокие следы - отметины от своих лапок, лаптей, значит. Хотя... В лаптях в весенне-осеннюю пору в старину не ходили, только летом. Но так поступали нормальные люди, не... лапники. Местные жители не переставали поправлять приезжих, величающих их лапниками, весьма созвучными с гопниками. Просто - жители города Лапки. На крайний случай - лапотники. Скажешь "лапотники" и тотчас понимаешь, откуда родилось название города - жители плели лапти. Но это было не так. Даже в местном музее - основной достопримечательности города - ни о каких лаптях не упоминалось, экземпляры привычной в то время обуви не выставлялись, как и портреты мастеров. Но были иные подтверждения - город основан в пятнадцатом веке. Первые упоминания в летописях о городе Лапки относятся именно к тому периоду времени. Были Лапки торгово-ремесленным центром, стали незаметным городишком, не включенным ни в какие "кольца" России, потому и финансирование составляет ноль целых пять десятых: дорог нет, здания давно не реставрированы, туристы такие же редкие гости, как миллионер в трущобах. Но никто из местных жителей не роптал-не сетовал. Привык народ. Кого что-то не устраивало, покидал родные места без сожаления. А потом все-таки возвращался. Потому как тянуло назад, здесь и воздух слаще, и народ приятный, отзывчивый. Простой народец, без тараканов в голове. А какие тыквы выращивает этот народец! Нигде таких нет! Небывалых размеров эти тыквы.
Именно тыквами славились Лапки. По осени на главной площади города устраивались выставки. Победителю, вырастившему самую крупную тыкву, вручалось денежное вознаграждение, по меркам Лапок немалое. Но труженики тяпки и лопаты за деньгами не гнались, спортивный азарт был в приоритете. И, естественно, желание прославиться - о победителе писала местная газета, о нем говорили на каждом углу, обсуждали прошедший конкурс целый год, до следующей осени, когда будет выявлен новый победитель. Два раза подряд никому не удавалось удержать пальму первенства.
Капитолина Сафроновна, как и основная часть жителей, никогда не помышляла надолго уехать из Лапок. Небольшие, так сказать, отлучки были, но по уважительной причине. Об этом после.
Как можно покинуть город с такой необыкновенной старинной архитектурой! Где еще будешь чувствовать себя не в двадцать первом веке, а, допустим, в девятнадцатом. Если бы не автомобили, переваливающиеся по булыжной мостовой, не современные одежды жителей, не рекламные растяжки, как без этого, можно было с легкостью очутиться в прошлом без всякой машины времени. Тут тебе и булыжная мостовая, тут тебе и богатые дома из обожженного кирпича квадратной формы или естественного камня, причем почти все дома с дымоходами, тут тебе и лавки, в смысле магазинчики. Да-да, лавки: галантерейная, текстильная, хлебобулочная. Имелись и рюмочная, и пирожковая, и закусочная, и кулинария. Не сравняться со всякими фаст-фудами, всё из натурпродукта, вкусно и качественно.
Все дома в городе давно перешли на централизованное отопление, а трубы на крышах старинных зданий остались в качестве декоративного элемента. И не только: дымоход можно использовать опять же для вентиляции. В последнее время мода на дымоходы вернулась, местная элита - владельцы предприятий, лавок, трактиров и различных развлекательно-спортивных миникомплексов, а также "рукастые" и дальновидные хозяева частных домов стали использовать их для установки газоотводящих труб новых отопительных приборов. Проще - каминов. Это не только предмет интерьера, но и дополнительный обогреватель. Сильные холода в городе случались, пусть и редко. Редко, но метко. Прошедшая зима "порадовала" морозами за тридцать, в феврале дело было. К морозам прибавился порывистый ветер и, как часто бывает, авария на теплотрассе. Горячую воду и отопление временно "забрали", вернули через сутки, но народ чуть дуба не дал от холода. Повезло местной элите и "рукастым"-дальновидным, у них к тому времени уже имелись камины. Остальной люд обогревался электронагревателями, благо электричество "не забрали", но в их домах по старинным дымоходам гулял февральский ветер, создавая дополнительные неудобства. В связи с чем, замерзшие обитатели старинных строений, нерукастые и недальновидные, запоздало решили избавиться от дымоходов по весне. Раз нет каминов, зачем дымоход. Однако теплотрассу отремонтировали, неожиданно скоро. Потом потеплело, и ветер одумался, а потом и весна, ожидаемая всем народом, наконец-то пришла. О дымоходах - красе города Лапки все благополучно забыли. И как можно избавиться от этакой красотищи, это все равно, что состричь завидную гриву волос "под корешок". Может, у кого и череп неповторимой красоты, но лучше не экспериментировать.
Дымоход - это не просто украшение, это еще и тайна. Какая старина без тайны! Тайны, которая ждет своего часа, своего человека, которому можно довериться.
И Капитолина к этой тайне случайно прикоснулась, стала ее доверенным лицом, когда решила самостоятельно прочистить дымоход, не дождавшись запойного мастера, обещавшего ей "все сделать в лучшем виде" еще две недели назад. А вызвала она мастера по причине плохой тяги. Избавляться от одной из главных частей жилого строения и не помышляла.
Дом у Ложкиных большой, двухэтажный. С камином опять же. Камин красовался в большой кухне-столовой на первом этаже. Проживали в доме десять душ. Сама Капа, ее престарелые родители, ее старшая сестра Владислава с мужем Геннадием, их дочь Зоя с зятем Петром и внуком Вовкой и две тетки, двоюродные сестры отца Капы и Влады - тетушка Сима и тетушка Липа. Старые девы. Куда их денешь, не в дом престарелых сдавать при живых родственниках. Так и жили. Мирно, без эксцессов. Потому как дом большой, лбами не сталкивались, и все, исключая стариков, работали от зари до зари. Капитолина меньше других, она "била баклуши" в своей библиотеке. Библиотекарем работала. Одинокая к тому же, чем ей еще заниматься, если не угождать старикам и работягам.
Мать с отцом, сестра с мужем, племянница с зятем и тетушки входили в коалицию, были одним целым. Одна из тетушек. Олимпиада Игнатьевна, имела половинчатый голос в коалиции. Как и ее младшая племянница, тетушка, в прежние годы, считалась белоручкой - была музейным работником. Она не сильно страдала от своей половинчатости, по большей части помалкивала, всегда была замкнутой, тихой, незаметной. Божий одуванчик, мечта занятых родственников. "Мечта" никогда не высказывала претензий, не досаждала родственникам, пыталась быть привидением старого дома: будто бы есть, будто бы нет. Глядя на нее, и ее родная сестра Серафима Игнатьевна со временем перестала капризничать и раздражаться. Ее прежние капризы и раздражения были направлены на племянницу Капитолину, белоручку-библиотекаршу. Позабыла тетка Сима, что сама не гнула спину от зари до зари, прохлаждалась всю жизнь в киоске "Союзпечать", сообщая жителям города новости посредством продажи местных и общесоюзных печатных изданий, не забывая к ним присоединять сплетни из своих уст.
Таким образом, в доме существовала коалиция и один индивид в лице Капитолины Ложкиной, обязанной отрабатывать трудовую повинность. Раз на работе "баклуши бьет".
Пусть дымоходом займется. К примеру.
Так всегда. Капитолина крайняя. Потому что безответная. Мягкая, как глина скульптора, что хочешь, то и лепи. Вот сестра Влада зубастая, ей палец в рот не клади. Как сама о себе говорит: "Вот на той деревни бабы, еле от семерых отгавкалась". В том смысле, что способна переговорить семерку себе подобных. Муж Генка ей в рот заглядывает, худого слова не скажет. Любит потому что. Но и побаивается, рука у супруги тяжелая. Странно, что выбрал Владу, не Капу. Геннадий ровесник Капитолины, вместе в школе учились. Он за Капой ухаживал, потом перекинулся на старшую сестру, неказистую и горластую. А Капе, умнице и красавице, дал отставку. Вот и, пойди, разберись, какими качествами нужно обладать, чтобы быть счастливой. Иной раз на женщину без слез не глянешь - "красоты неписанной", а рядом с ней вышагивает мужчина "невозможно глаз отвесть". И смотрит он на нее с искренним обожанием. А все вокруг завидуют. Все, но не Капа, зависть не ее черта характера. Ее черта характера - робость. От робости неудачи в личной жизни. Так считает мать, постоянно возмущается: "И в кого ты такая уродилась!" Можно подумать, она чучело гороховое, или напичкана под макушку вредными привычками. Не пьет, не курит, все домашнее хозяйство на себе тянет, всем угождает, пресмыкается перед всеми. Даже перед зятем Петькой, новым человеком в коалиции. И это несмотря на то, что одна в семье получила высшее образование. Будто бы должна стоять на ступень выше, к ней должны все прислушиваться. Но чтобы прислушивались, надо иной раз повысить голос, или стукнуть кулаком по столу. А она говорит полушепотом умные и правильные слова, но ее не слышат. И никто из родственников ею не гордится. "Подумаешь, образованная", - между собой говорят они, обсуждая Капитолину, - "из образования каши не сваришь". Уважение, по их мнению, заслуживают люди физического труда, их труд заметен, ощущаем. А что такого существенного делают люди умственного труда? О разных изобретателях речь не идет. Речь, в данном случае, идет о библиотекарях. О библиотекаре, который живет рядом с ними. Будет рядом жить изобретатель, тогда перейдут к его обсуждению. Еще не понятно, что он изобрел, вдруг чепуху ненужную, а возгордился, нос задрал.
Уважение надо заслужить.
Вот Капитолина и изощряется, заслуживает. Вымаливает. И что слышит в ответ? Ничего! Слова доброго никак дождаться не может.
Запил трубочист, некому чистить дымоход, пусть этот библиотекарь хотя бы дома настоящим делом займется, во благо трудового народа.
Капа попыталась было возразить, дескать, понятия не имеет, как чистить дымоход, все-таки, не трубочист, а человек интеллектуального труда. Опять же - высшее образование. И позабыла женщина, что высшее образование у ее родственников выступает в качестве раздражителя. Не желают они ею гордиться, можно подумать у них по пять высших образований. Что такое одно - тьфу. Плюнуть и растереть. Так что давай-ка, библиотекарша, засучивай рукава и приступай к физической работе, повышай свой уровень.
Капитолина промучилась несколько часов, пока на свет Божий не была извлечена мумия голубя. Женщина с отвращением взяла мумию рукой в перчатке и уже хотела бросить в пластиковый пакет, куда до голубя попал всякий мусор, извлеченный из дымохода, но неожиданно заметила своим острым зрением НЕЧТО на лапке некогда живой птицы. Предположение Капы - почтовый голубь пролежал в трубе немало лет, оправдалось, когда она прочла датированное послание. И не просто немало лет, а более семидесяти. Гораздо больше, чем она живет на свете.
Ее первым порывом было показать послание старожилам дома - родителям. Другие старожилы, родители родителей, их деды и прадеды, давно похоронены на местном кладбище. Пораскинув мозгами, Капитолина Сафроновна решила никого не посвящать в свою тайну, себе же спокойнее. А то начнут кудахтать, фантазировать, мешать работе мысли.
А Капе нужно хорошенечко подумать. Осмыслить находку. Нет, она не собирается присваивать себе клад, обязательно поделится с родственниками...
Если на схематической карте, кстати, отлично сохранившейся, обозначен крестом не клад, то что?!
Дата... Третье сентября сорок второго года. Из истории города Лапки Капе доподлинно известно, что в тот же месяц, в тот же год, фашисты были выбиты из города. Один из них, допустим некий Фриц, запрятал в тайнике награбленные сокровища. Несокрушимая сила Советской Армии заставила его усомниться в том, что он вернется домой живым и здоровым, расскажет о кладе своим детям, которые возьмут на себя возвращение награбленного на родину. Фриц решил подстраховаться.
Надо было круглым идиотом, чтобы додуматься до того, будто почтовый голубь способен пролететь расстояние от Лапок до Германии. Это Капа о себе, не о Фрице. У Фрица были еще какие-то задумки.
А если с "пересадкой"? - наивно подумала Капа. Ей очень хотелось, чтобы на карте указывалось место нахождения клада. Желание разбогатеть не стояло на первом месте. Наивная и робкая девочка Капа, достигшая уважаемого возраста, неожиданно поняла, как монотонна, скучна и одноообразна ее жизнь. Захотелось встряхнуться, заняться чем-то новым, вдохнуть в свою жизнь новые ощущения. Возможно, пощекотать нервишки. Пощекочешь, а там и робость куда денется, жизнь перевернется с ног на голову, забудешь о грустном, настроишься на мажорный лад.
Об улучшении своего материального состояния она тоже мечтала, что ж скрывать. Надоело носить дрянные вещи. В детстве всё донашивала за старшей сестрой. Потом, слава Богу, Капитолина перестала дотягивать до габаритов Владиславы. Та и ростом была выше и раза в три шире. Талия напрочь отсутствовала. Но Геннадий до сих пор смотрел на супругу с восхищением и томным вожделением. Называл ее куколкой и крошкой. Особенно в те дни, когда "принимал на грудь". Не сказать, что был в этом деле профи, но большим любителем это да. Если бы не тяжелая супружеская рука, может быть, и стал профи.
Истинную куколку и крошку, милую миниатюрную Капитолину, куколкой и крошкой никто не называл. С надеждой найти человека, который станет о ней заботиться, восхищаться, нарекать ласковыми прозвищами, Ложкина давно рассталась. И что значит - найти?! Бегать по городу с высунутым языком и вглядываться в лица? Вдруг кто-то взглянет на нее заинтересовано, влюбиться с первого взгляда. И это кто-то не будет связан узами брака, будет свободен, будет немолод и не стар, будет способен на Поступки. И не побоится сменить свой статус закоренелого холостяка на статус женатого мужчины, верного, позабывшего свои привычки, впившиеся глубоко, как противный клещ.
Никого искать-бегать Ложкина не собирается, пусть "под лежачий камень вода не течет", она с места не сдвинется. И без того растеряла чувство собственного достоинства. Будет ждать милости от судьбы. Надежды на встречу со своим избранником не теряет. Судьба должна отблагодарить ее за терпение. Нет, слово "должна" здесь не подходит. Судьба когда-нибудь смилостивиться. Капа достойна.
Терпению Капитолину мог позавидовать терпеливый из терпеливых. Взять сестру Владиславу, которая увела у нее из-под носа жениха. Пусть Капитолина больших планов относительно поклонника не строила, мысли были заняты выпускными экзаменами, поступлением в институт, но всё равно обидно. Особенно, если это сделала твоя сестра. У нее, видите ли, это был последний шанс. Генка Шахворостов - последний шанс. Раз последний, то поступай наглым образом? Для Влады родственные отношения ничего не значат. Никогда не повинилась. Считает себя правой. И вся родня так считает. Никто не подумал, что по вине старшей сестры младшая осталась в девках. Но младшая ни разу не укорила, их счастью не завидует. Только оставьте ее в покое. Так нет, Влада не упускает случая, чтобы ее не уколоть. С ехидцей благодарит сестру за "сводничество", при этом ласково улыбается. Дескать, младшая сестра их свела. Не свела, а лишь познакомила. Без задней мысли. Кто мог подумать, что по уши влюбленный в Капитолину Генка, хвостом ходивший за ней много лет, перекинется на старшую сестру, с которой сто лет знакомы. И вдруг у него глаза открылись. Раньше был слепой, стал зрячий. У Генки снесло крышу.
Правильно в народе говорят: не родись красивой, а родись счастливой.
А еще говорят: что Бог не дает, всё к лучшему. Если к другой ушел жених, еще неизвестно, кому повезло. Капитолина точно не страдала, что у Генки глаза открылись, он увидел ту, которую видел миллион раз. Да, обидно. Но обида давно бы ушла, если бы не так называемая благодарность Владиславы. Своего рода напоминание, что младшая образованная сестра - пустое место. Никто и звать ее никак.
Чем дальше, тем сложнее Капитолине что-то в себе менять. Не борец, не боец. Годы берут свое. Годы... Девяностолетний старец осудит: тоже мне, годы - пятьдесят стукнуло. И вспомнит, как он в пятьдесят получал удовольствие от жизни, о возрасте думать не думал. Потому и дожил до таких лет.
Ложкина тоже не думала. Старалась не думать. В душе чувствовала себя молодой девушкой, лет на двадцать пять. На тридцать. Но в душе... Свое отражение в зеркале видела каждый день, находила новые морщинки, не сказать, чтобы сильно убивалась, знала, что выглядит моложе своих сверстниц, но расстраивалась. Каждая новая морщинка забивала новый гвоздь в гроб ее личного счастья.
В сторону старушек мужчины не смотрят. Даже старики.
С морщинками можно бороться, можно на них легкомысленно не концентрироваться, но вот что делать с подгребающим пенсионным возрастом. Есть ли жизнь после пятидесяти пяти? Капитолине казалось, что нет. И как ужасно звучит - пенсия по старости. Какое "счастье" - о тебе государство позаботилось, теперь можно ничего не делать и деньги получать. Кого волнует, что в паспорт закралась ошибка. Это документ. Документам надо верить. Ах, ты молод душой? На здоровье. Душой молодись, но не забывай, что у тебя имеется пенсионное удостоверение. Ты пенсионер. Старый, беспомощный человек. Трухлявый пень.
Как бы не хотелось остановить время, ничего не выйдет. Все там будем. В смысле, окажемся по ту сторону жизни. У кого-то жизнь закончится, у кого-то продолжится без особых изменений, у кого-то, вообще, начнется новый отсчет времени. Да, пять лет пролетит незаметно, и Капитолина Ложкина, с виду молодая женщина, станет пенсионеркой. Трухлявым пнем. Кому нужен трухлявый пень? Никому.
Надежда на личное счастье способна просуществовать еще пять лет. Всего пять лет. Десятая часть прожитого.
Что можно сделать за эти ничтожные пять лет? Всё, что угодно! Построить дом, посадить дерево. Жаль, третью составляющую жизненного плана уже не осуществить: детей Ложкиной рожать поздно. Дом, дерево... И вторая половина. За пять лет всё что угодно может произойти.
Но Капа не будет рыскать по всему городу...
И объявления расклеивать на столбах не будет: одинокая женщина желает познакомиться с одиноким мужчиной без вредных привычек, у которого... есть свой угол.
Привести одинокого мужчину в семью Капитолина не желает. Устала от большого количества людей, пусть и родных? Устала, но причина в другом. Нет, она не боится, что на ее мужчину станет посягать неотразимая Владислава или молоденькая бойкая племянница Зоя, явно несчастливая в теперешнем браке. Причина в отношении к ней родственников. Она для них никто, пустое место. Она себя не уважает, потому ее не уважают все жители двухэтажного старинного особнячка. И в кого она уродилась?! Все Ложкины всегда умели за себя постоять. Капа не умеет. И ее потенциальный избранник, ставший членом семьи, быстро поймет свою ошибку. Ретируется. И это лучший выход для Капы. Или присоединится к угнетающей коалиции. И это будет полным ужасом для нее. И очередным разочарованием...
Но сейчас надо думать не о личной жизни. Такая удача привалила - сюрпризик в камине!
Допустим, на карте, которую куда-то... доставлял почтовый голубь, указано место клада. Неглупая женщина, а Капа таковой себя считает, способна отыскать клад, передать клад государству и получить положенную ей часть. Когда на руках окажутся некие денежные средства, она приобретет для себя любимой жилье. Или, вообще, уедет из города Лапки, порядком ей осточертевшего, и начнет новую жизнь на новом месте. Вот даже как! Впервые такое желание вспыхнуло пионерским костром в груди.
Способна ли она всё бросить, пойти наперекор коалиции? Попытается. Знает одно - будет решать вопросы по мере их поступления. Пока рано делить шкуру неубитого медведя.
Пусть это пока "дележка шкуры неубитого медведя", но помечтать-то можно? И мысленно поблагодарить родственников-узурпаторов, приказавших чистить дымоход. Премного вам благодарны...
Теперь можно строить планы в три этажа, а то и двенадцать, ее никто не остановит. И не назовет мечты несбыточными. Основа положена. Судьба начала разворачиваться в ее сторону. Уже виден фас...
Судьба ей незаметно подмигнула. Дерзай, библиотекарша! Собственное счастье в твоих руках.
С завтрашнего утра Капитолина Ложкина займется важным делом, тайным делом. Без помощников. Она докажет в первую очередь себе, что способна на многое. А не только угождать и выслушивать укоры.
Для начала необходимо скопировать карту, - подумала Ложкина. - У меня должен быть дубликат. Мало ли что. Потом... Потом надо найти информацию о почтовых голубях.
Некстати или кстати приперся долгожданный чистильщик дымоходов, трезвый, но с сильным перегаром. Ему досталась самая черновая работа - удалить вековую сажу...
Утром за завтраком родственники были взволнованы рассеянностью всегда ответственной Капитолины. Она поставила на стол перед тетушкой Симой яичницу с беконом - любимое лакомство Геннадия, а перед тетушкой Липой - манную кашу, приготовленную для малютки Вовочки, внучка Влады. Тетушки предпочитали на завтрак овсяную кашку, сваренную на воде. В их возрасте употребление молока в любом виде вредно. Приступая к утренней трапезе, они постоянно напоминали ли всем присутствующим о вреде молока. Естественно, напоминала тетя Сима, тетя Липа привычно помалкивала, но уважительно поглядывала на сестру, которая произносила свой монолог с придыханием, будто наслаждалась тайной, известной только ей. Родственники сдержанно помалкивали, никто не обрывал короткий монолог, порядком всем надоевший.
Сегодня случилось страшное - две тарелки с овсяной кашей перекочевали соответственно к Генке и его тестю Сафрону Ефимовичу Ложкину. Вовочка с кривой усмешкой и необъяснимым восторгом изучал жареную вареную колбасу - два вывернутых кружочка, и два румяных куска жареного хлеба, так обожаемых любителем холестерина прадедушкой Сафроном, восьмидесятилетним бравым стариком, которого с огромной натяжкой можно назвать стариком. Искрящиеся глаза выдавали мужчину в самом расцвете лет, в любую минуту готового приударить за слабым полом. Отец Капы слегка остепенился с годами, интерес к слабому полу поубавил, а раньше о его похождениях знал весь город. Кроме супруги Феклы Мироновны, утверждавшей, что люди всё наговаривают, из зависти. Хотелось ей вести страусиную политику, пусть ведет. Ее право. Возможно, хотела сохранить семью. Последние годы прошли без судачеств завистливых людей касательно Сафрона Ефимовича Ложкина, нашлись другие кандидатуры для жарких обсуждений, но это не значит, что отец, дед и прадед в одном лице сдал, потерял смысл жизни. Его походы налево стали редкими, но все-таки они случались. Капка недавно стала невольной свидетельницей прощания отца со своей возлюбленной. Он стоял под ее окнами, а она томно помахивала ручкой из окна, а в заключении послала смачный воздушный поцелуй. Естественно, он не наносил визит вежливости женщине, ровеснице его дочери: выдали блудливые глаза и бурное желание обсудить с дочерью, случайной свидетельницей, ее обувку, которая "никуда не годится". Зубы заговаривал. Капитолина и без "заговора" ничего бы не сказала, не осудила. Прежняя обида за мать, страх потерять отца, забылись, ушли. Им на смену пришла уверенность, что отец был, есть и всегда будет рядом. Надо было что-то ответить, чтобы отец не выглядел виноватым. Капа развела руками и констатировала: "Сапожник всегда без сапог". Сафрон Ефимович всю жизнь чинил в первую очередь чужую обувь, оставляя на потом обувь супруги и дочерей.
Отец единственных из всех домочадцев не допекал дочь перевоспитанием. Часто вставал на ее защиту, но, имея главный голос в коалиции, все же не мог изменить устоявшиеся отношения в семье. Наверное, его тоже устраивало наличие в доме безмолвного и ответственного человека, последнюю инстанцию, способную безмолвно принять все пожелания, замечания и не переадресовать их, например, главе семейства, не готового идти наперекор своим желаниям.
Сегодня любитель холестерина поглядывал на младшую дочь с озорством, чего не скажешь о других родственниках. Даже всегда спокойный Вовочка, налюбовавшись кружками колбасы, начал хныкать, выражая протест и жаркое желание возврата нелюбимой манной каши. Из вредности хныкал, чтобы не отрываться от коллектива, выражающего общее негодование. У коллектива, по непонятной причине, парализовало передние конечности, элементарные действия по передвиганию тарелок вызвали затруднения. Парализация компенсировалась выдающимися голосовыми звуками. Вовка пытался разразиться звуковым пением в виде вселенского плача в связи с утерей манной каши, но пробиться своим неокрепшим голосом в потоке взрослой ноты возмущения не смог.
Поначалу рабыня по имени Капа взирала на всех с непониманием, слишком была погружена в свои думы, оставленные на покой во время сна. На удивление "женщина с тайной" крепко проспала без ярких сновидений всё положенное ей время. Встала спозаранку, привела себя в порядок и отправилась на кухню готовить завтрак. Тут-то и подобрались радостно-возбужденные думы. Готовила она автоматически, но с подачей блюд вышла незадача.
Капа молчала, не суетилась, не извинялась. Поза, взгляд, голос не выдавали привычного желания услужить, угодить, чтобы получить взамен редкое ласковое слово, сдержанную благодарность с ноткой неудовольствия. Поначалу, действительно, укрепилось непонимание, затем непонимание сменилось революционной непокорностью.
- Молчать! - негромко, но доходчиво рявкнула библиотекарша, лодырь интеллектуального труда. Когда наступила тревожная пауза, едко-нравоучительно добавила, - если кого-то что-то не устраивает, я снимаю с себя полномочия не только утреннего повара, но и обслуживающего персонала.
Приготовлением обедов и ужинов в будние дни занималась мать Капы, Фекла Мироновна. На младшую дочь была возложена обязанность накормить всех домочадцев завтраком, потому что она была жаворонком, вставала раньше всех, и исполнять все работы по дому, потому что была "электровеником". Так характеризовала тетку племянница Зоя, томная особа, предпочитавшая обдумать предстоящую работу несколько часов, прежде чем к ней приступить. Капитолина проводила эксперимент не один раз, и сделала вывод - лучше сделать всё самой, чтобы не ждать и не переделывать.
Зойкин муж Петя всегда поддерживал супругу кивком головы, при этом задерживал голову в согнутом положении, будто собирался с ней бодаться. И сегодня привычно кивнул и боднул. Право голоса в коалиции Петр постепенно утрачивал, потому что любым сказанным словом попадал впросак. Сначала это веселило, затем его вставки оставались без реакции, в последнее время вызывали раздражение. Поэтому на него сразу цыкали. В основном цыкала Зоя: ее муж, пусть сама с ним разбирается.
Петр Шлома был простым деревенским парнем с семью классами образования. Приехал из деревни на центральный рынок, чтобы обменять продукты своего крестьянского труда на денежные знаки, и познакомился с миловидной покупательницей по имени Зоя. Она показалась ему заоблачно умной. Зоя, и на самом деле, была девушкой неглупой, но ленивой и заторможенной. В связи с чем казалась туповатой, что ее нисколько не обижало. Пусть думают, что хотят, она знает о себе гораздо больше. Иной раз ошибочное мнение может сыграть на ее стороне. Петька покорил Зою бешеной любовью. Она дала согласие выйти за него замуж. Петр оказался хорошим мужем, а потом хорошим отцом для Вовочки. Но угодить вздорной супруге не мог. Пришел к выводу, что в его родной деревне их отношения кардинально изменятся, и приступил к осаде. Крепость Зоя выстояла, и пригрозила Петьке разводом, если он не успокоится. Петька успокоился. Жизнь потекла далее, время от времени натыкаясь на неожиданные преграды, находящиеся в прямой зависимости от настроения Зои. Петька по-прежнему трудился трактористом в лапкинском "Водоканале", и ждал милости от супруги, не баловавшей его своим вниманием. Чтобы супруга обратила на него внимание, после трудового дня выражал крайнюю усталость. Не мог выразить словами, что вся слаженная работа акционерного общества "Водоканал" зависит от него, тракториста, но научился изображать из себя важную фигуру с неограниченными полномочиями. На вопрос Зои "что-то произошло?", в ответ охал, вздыхал, покачивал головой с осуждением, поминал недобрым словом руководство. Недобрым словом и ограничивался. Поохав-повздыхав, добавлял протяжно "если бы не я..." и цокал языком - якобы восхищался своими трактористскими способностями, самыми способными способностями в мире. Зойке импонировало его "если бы не я" - значит, не зря вышла за него замуж. Тракторист - это звучит гордо, и все в подобном духе. Поначалу на время оживала, щебетала, прижималась к надежному плечу мужа. Потом привыкла к его значимой особенности, хмурилась, иногда цыкала. Но чаще старалась не замечать.
Петька не делился событиями прошедшего дня. И чем там было делиться. Одно и то же: когда случаются порывы на трубопроводе холодной воды, он самозабвенно выкапывает котлован в указанном месте, а потом, так же самозабвенно, закапывает котлован. Всё остальное время так же самозабвенно наблюдает за работой своих коллег. Петр безумно скучает по земле, по крестьянскому труду, но хватает ума не подавать вида. А то упакуют его вещички и отправят назад, в деревню. Зоя за него не очень-то держится. Петр хотя и тугодум, и образования не хватает, но давно понял, что супруга им не дорожит. Ждет, когда подвернется подходящая замена. Но просто так он не сдастся. С заменой, если та подвернется, сойдется на кулаках. Еще неизвестно, кто кого. Победитель турнира всегда получал желаемое...
Сегодня Зоя была особенно несчастна. Источником своего несчастья считала мужа. Искала повод к нему прицепиться, а тут вмешалась тетка со своей рассеянностью. Зойка выражала возмущение громче других, ее муж усердно бодался.
На жесткое заявление тетки Капитолины, пригрозившей самоотводом с поста утреннего повара и "вообще...", жители двухэтажного особнячка отреагировали по-разному. Большая часть населения промолчала, и начала переставлять тарелки "по адресу", что снова не устроило капризного Вовочку, нелюбителя манной каши. Он принялся жалостливо хныкать, бабушка Владислава бросилась его успокаивать и одновременно указывать человеку интеллектуального труда его место. На что Капа отреагировала быстро:
- В выходные будет всем дружным коллективом мыть окна. К старикам и детям это не относится.
- С какого перепуга! - выдала племянница Зоя, резко негативно отреагировав на мытье окон в выходные дни. При этом автоматически засунула полную ложку каши в рот своему сыну. Вовка поперхнулся и закашлялся.
- Все из-за тебя, - зло бросила сестра Влада и едва не выбила со стула четырехлетнего внука ударом по спине - самое что ни на есть оказание помощи. Но слегка переусердствовала.
- Я могу и уйти. Навсегда, - объявила Капитолина, в сердцах. И тотчас сникла. В тайне понадеялась, что родственники начнут дружно извиняться, каяться, соглашаться. Только бы она никуда не уходила. Как без нее?! Без нее: сердобольной, заботливой, ответственной, любящей, преданной. Как без "электровеника", который исполняет любые желание, даже не озвученные, - понимает родных с полувзгляда.
- И куда ты пойдешь? - ехидно спросила мать. В сторону младшей дочери не взглянула, будто обращалась не к ней, а к правнуку, мигом замолчавшему после угрозы любимой Капитолины, уделявшей ему больше всех внимания. Рядом с ней малыш привычно не нудил, не хныкал, потому что с ней было интересно. - Зоя, корми ребенка! - приказала внучке бабушка, желая переключить настрой Капы на другую волну. Сейчас она схватит ложку и приступит к кормлению Вовки, не отличающегося завидным аппетитом, тем более по утрам.
Но Капитолина по-прежнему стояла поодаль с вызывающе вздернутым подбородком. Мать искоса поглядывала на нее, чтобы успеть сказать что-то нужное, правильное. Не уходит из столовой, и то ладно. Следовательно, обида не дошла до критической отметки, терпение не зашкаливает. На усталость нечего пенять: в библиотеке не наламывается, дома семеро по лавкам не скачут. В свое время Фекле Мироновне доставалось сполна. И муж с непростым характером, и детей двое, о свекре со свекровью вообще вспоминать не хочется. Жила при них хуже бедной родственницы. Хорошо, куском хлеба не попрекали. Своими замечаниями-придирками довели до неврастении. Невестку начинал бил озноб при виде поджатых губ свекрови или сведенных бровей свекра. Грешно говорить, но их уход в мир иной стал для Феклы освобождением от рабства, праздником души. Наконец, превратилась в полновластную хозяйку. Самостоятельно вела домашнее хозяйство, девчонок не загружала. Придет время, наработаются еще. Со временем собственное унижение забылось, комплексы молодости полезли наружу, захотелось встать на место свекрови. На роль рабыни выбрала младшую дочь, беззубую. На Владиславе сильно не поедешь, на Капитолине - сколько угодно, запрягай и езжай, вытащит, вытянет. Опять же грустные мысли не посещают, голова другим занята.
- Неужели нашла себе мужика? - вставила сестра, прижимая в себе внука с измазанным в каше личиком. На приказ бабушки Зоя никак не отреагировала. Так и сидела с ложкой в руках, сурово взирая на тетку.
- Да, нашла, - вырвалось у тетки Капитолины.
- Молодец, дочка! - возрадовался отец. - Когда приведешь его в наш дом?
- Зачем? - не поняла дочка.
- Как это, зачем? Познакомимся, туда-сюда... А потом станем вместе жить.
- С какой стати я буду здесь жить с муж... мужчиной?! - Капа хотела сказать "с мужем", потом выразилась пространно, тем самым намекнув, что в отношениях с мужчиной пока не разобралась, решила пожить без регистрации, на стороне. Возразила она спокойно, отругав себя на несдержанность и заранее приготовившись к сложному разговору.
- Испокон веку все Ложкины жили в ЭТОМ доме! - мстительно напомнила мать и выразительно-заботливо поправила воротник клетчатой рубашки мужа. В это время муж собрался откушать жареный хлеб, склонился над тарелкой, а ворот рубашки впился в горло. Ему повезло - верхняя пуговица держалась "на честном слове" и легко оторвалась, отлетев к ногам Капитолины. Кому же еще пришивать оторванную пуговицу, как не ей. По адресу отлетела.
- Мать, ну ты даешь, - с хрипотцой в голосе заметил Сафрон Ефимович. Покряхтел и вернулся к колбасе и хлебу.
- И не Ложкины тоже здесь жили, - с недовольством добавила Владислава, в девичестве Ложкина, по мужу Шахворостова.
Вовка снова оказался на своем месте. Насупился, но быстро передумал. Даже взялся за ложку, которую его мать аккуратно положила в тарелку. Мальчуган начал черпать манную кашу, высоко поднимать ложку и наблюдать, как каша возвращается в тарелку. Это была вовсе не каша, а тягучий водопад. Черп, плюх, черп, плюх...
Игры в водопад Вовке вскоре надоели. Еще больше надоели разговоры взрослых. Он понял одно - любимая Капочка может уйти из дома навсегда. Поэтому ему захотелось всплакнуть. Тогда Капочка поймет, что ему без нее будет очень-очень плохо. И передумает уходить навсегда.
Но Капочка в его сторону не смотрела, плакать расхотелось. А мать придвинула к нему ближе тарелку с ненавистной манной кашей - дала понять, что он всё съел. Спорить было опасно.
Придвинув к сыну тарелку, Зоя Шлома высказалась в поддержку матери и бабушки относительно совместного проживания Ложкиных и не Ложкиных в одном доме.
- Я тоже могла уехать в деревню, но не уехала же.
Петька вскинул брови, мать и бабушка Зои посмотрели на дочь и внучку с неудовольствием: обсуждение территориального единства давно прекратилось, они перешли на другую тему, пусть и близкую предыдущей, потому что она касалась того же действующего лица, уставшего от угнетения. Влада прямо не сказала, что согласна мыть окна в выходные, но подчеркнула, что это не абы как сложно. Ее мать, Фекла Мироновна, обидчиво заметила, чтобы ее не списывали со счетов. Она готова выйти на субботник. Тетка Сима неопределенно качнула головой - то ли тоже готова, то ли подтвердила свое отношение к "старикам и детям".
Если Зоя начинала говорить, ее не остановят ни угрозы, ни удивления.
- Все знают, как мне не хотелось менять фамилию.
- Чистая правда, - поддержал дочь Геннадий Шахворостов.
- Причем здесь фамилия... - начала бабушка Фекла, - мы говорим...
- А я говорю, что мне не хотелось менять фамилию! Но я ее поменяла. Потому что это тра-ди-ци-я. И существует еще одна традиция - всем жить вместе. В этом самом доме! - Зоя Шлома указала пальцем на пол.
- Да! - в очередной раз поддержал ее отец. Чем вдохновил дочь на продолжение, довольно резкое.
- Почему мы должны жить здесь, а ты - в другом месте?! Или нашла себе прЫнца? У него дворец? Наш дом - не дворец, уж извините.
- Не дворец, - кивнул Генка, но вовремя сориентировался под предупреждающим взглядом супруги. - Не дворец, то получше всяких дворцов. Много лет стоит, и еще простоит.
- И пусть себе стоит, - успокоила отца Зоя. - Но мы - люди не гордые, можем и во дворец переехать. Надеюсь, мы вам не помешаем. Как думаешь, мам, не переехать ли нам во дворец прЫнца? - голосом, полным драматизма, вопросила она.
Мать Зои промолчала, выразительно посмотрела на мужа, который, увы, прЫнцом не являлся, дворец от отца-короля по наследству не получил. Капке всегда везет. Она и красива, и умна. Опять же мужика богатого отхватила. Влада всегда мечтала разбогатеть. Надеялась отыскать клад в их старинном доме - хранителе тайн, но так и не нашла. И есть ли он, клад, вот вопрос. Чем старше становилась Влада, тем ближе подбиралось понимание того, что она невезучая, просто так ей в руки золотая рыбка не приплывет, сколько не закидывай невод. Надо иметь волшебную наживку. Еще бы узнать, что она из себя представляет.
Да, никто из Ложкиных - не Ложкиных никогда не находил в старом доме посланий от предков, богатого наследства, которое нельзя было выставлять напоказ в тяжелое для страны время. И Влада, и Капа, и Зоя, наверное, и их предки, рыскали каждый в свое время по подвалу, по чердаку в поисках кладов. Вдохновленный выдумками Зои Петр обстучал все стены на предмет пустот, где обязаны прятаться кувшины со старинными золотыми монетами и драгоценностями, но все безуспешно. На чердаке хранился старый сундук, где лежало подвенечное платье бабушки Сафрона Ефимовича, ее пожелтевшие от времени туфли, давно потерявшие форму и цвет, костюм-тройка деда, его же сапоги, потрескавшиеся от времени, и без надобности пылилась стопка коммунистических газет, доставшихся по наследству от отца Сафрона, фанатичного коммуниста, занимавшего высокий пост в городе Лапки. Благодаря фанатичному коммунисту дворянский особняк у Ложкиных в свое время не отобрали. В период демократии, гласности и приватизации они доказали документально, что дом всегда принадлежал им и вступили в полноправное владение.
Газеты лежали на дне сундука, к ним никто не притрагивался. А вещи каждый год зачем-то проветривались, потом возвращались на место. Отец и мать считали их семейной реликвией. Если других реликвий нет, то пусть хотя бы платье с костюмом-тройкой будут служить намеком, что дом хранит еще много тайн. Придет время, и эти тайны сами дадут о себе знать. Так уверял отец, мало веривший в это. Мать девочек, напротив, была уверена, что не надо сидеть сложа руки, а надо заняться серьезными поисками с помощью металлоискателя. На заявления мужа всегда реагировала одинаково:
- Ага, сами отыщутся, когда дом рухнет.
- Этот дом переживет правнуков Вовки, - парировал отец. - Это не нынешние дома - того и гляди сложатся, наш дом строили на века.
За разговорами о дворце прЫнца и о родовом гнезде Ложкиных Капитолине вспомнились домашние пересуды о спрятанном золотишке, о тайнах, которые когда-нибудь дадут о себе знать. Она поняла, что почтовый голубь это... первая ласточка. Хм... голубь - первая ласточка. Умно сказано...
В настоящий момент родственников интересовали не клады, а будущее Капитолины Сафроновны, женщины пятидесяти лет отроду, потерявшей надежду на создание семьи. Они наперебой начали атаковать ее вопросами, а она пристроилась за столом и приступила к чаепитию. Взгляд был устремлен вдаль, вопросы остались без ответов. Никто из домочадцев не подумал об обмане, напротив, они уверились в существовании кавалера, ради которого всегда тихая и исполнительная Капа изменила себе.
- Я сразу понял, что с дочкой что-то не так, - высказался сообразительный Сафрон Ложкин, смакуя чай с молоком. - Мне и дополнительные объяснения не понадобились.
- Что ты понял? - первой обратилась к нему с вопросом супруга.
- Что у нашей Капы грядут изменения в личной жизни! - с восторгом ответил он. - Я очень рад за тебя, дочка. А вы чего притихли? Что-то не устраивает? Знаю, что - не хотите терять Золушку. Это ясно. А ведь я постоянно твердил, что вы лишаете ее личной жизни. Капа сделай то, Капа сделай се. Никуда не ходи, тебе нельзя никуда ходить, кто за тебя всю работу по дому переделает?! Я тоже хорош, - осуждающе покачал он головой. - Давно пора обязанности распределить. Но вас-то всё устраивало. И меня тоже. Не люблю грызню среди своих.
Домочадцы потупились, потом приступили к остывшему завтраку, но исподтишка наблюдали за Капитолиной. Она допила чай и отставила чашку. Взгляд по-прежнему был устремлен вдаль, говорил о мечтах, в скором времени обещавших воплотиться в жизнь. Народ за столом приуныл. Один Сафрон светился счастьем, озорно и с вызовом поглядывал на приунывший народ.
В это время Вовочка, вдохновленный безразличием к себе взрослых, съехал со стула вместе с тарелкой каши и, как у писателя Драгунского, вытряхнул кашу в окно, предварительно приложив немало усилий по его открытию. Даже пришлось встать на подоконник, при этом чуть не выронить тарелку из рук. Манипуляций маленького забияки с кашей никто не заметил. Забияка был начеку, постоянно вертел головой, в связи с чем чуть не свалился со стула, хорошо, не вывалился из окна. Хотя, кухня-столовая и находилась на первом этаже, но без травм дело бы не обошлось. Тем более, высота была немалая, окна не стелились по земле, прохожие даже при желании не смогли заинтересоваться, что твориться в старинном особнячке. Надо обладать завидным ростом или иметь при себе лестницу.
Когда малыш освобождал тарелку от каши, он улицу не разглядывал. Оставалось надеяться, что никому на голову каша не попадет, пострадавший не появится в доме с жалобой на безответственное поведение. Как у писателя Драгунского. Книжку с веселыми рассказами Вовке читала Капитолина.
Когда малыш вернулся с пустой тарелкой за стол, Капитолина оторвала свой мечтательный взгляд от стены, где висела картина-мазня неизвестного художника, опомнилась, схватила свою чашку, отошла с чашкой к раковине и протянула руку к вентилю на кране. Но тотчас отдернула руку, словно вентиль был нагрет до ста градусов. Показательно отвернулась от мойки, где сиротливо стояла грязная посуда и ее чашка. Наблюдавшие за ее действиями родственники сразу уткнулись в тарелки, а отец показал большой палец - знак похвалы. Уголок рта дочери вздрогнул, но рот в улыбке не растянулся. Походкой манекенщицы она покинула столовую, позабыв о своих обязанностях - мыть посуду после завтрака тоже вменялось ей. Никто из домочадцев не обронил ни одного слова, ни ласкового, ни осудительного. Когда Капитолина вышла из большой кухни, за длинным прямоугольным столом возобновились разговоры.
- Точно, влюбилась, - озабоченно прошептала Влада. Шепот вышел так себе - говорить шепотом она не умела. Испугалась, что сестра с революционными наклонностями ее услышит и наговорит резкостей. А она не найдет подходящих слов для ее усмирения и потеряет свои лидирующие позиции.
Конечно, неизменным лидером в семье был и остается Сафрон Ложкин, но в нападках на Капитолину Владислава преуспела. И старший Ложкин не мог найти на нее управу.
- Сомневаюсь я, что Капа влюбилась, - заметил Геннадий Шахворостов, непроизвольно поглядывая на дверной проем, который минуту назад миновала упомянутая Капа.
- Это почему же? - с угрозой в голосе поинтересовалась его жена, положив тяжелую ладонь ему на плечо. Плечевое коромысло перекосилось в ее сторону. - Неужели думаешь, что Капка до сих пор сохнет по тебе? Или ты подкидываешь дровишек в ее костер?
- В какой костер, что ты мелешь, - тихо возмутился Гена. - Мы с тобой двадцать четыре года вместе, скоро серебряную свадьбу будем отмечать. И если бы ты меня не мурыжила, а сразу согласилась выйти за меня замуж, то прожили бы уже тридцать лет, детей бы больше народили. А то заявила, что тебе поздно детей рожать, что годы не те и все такое.
- Мне и одной неплохо, - вбросила свою кость единственная дочь.
- Эгоистка, - пробурчал отец.
- У нас хорошая внучка, заботливая, - заступилась за Зою бабушка Фекла и обратилась к мужу, - скажи, Сафрон?
- Очень хорошая внучка, и правнук, - согласился Сафрон, выдержав паузу. После ухода Капитолины он погрузился в свои думы. Какого характера были думы, понять никто не мог. Супруга заволновалась, потому и обратилась к нему с ничего не значимым вопросом.
Зять перевел на него взгляд, удивленно вскинул брови, будто тесть сказал несуразицу или появился ниоткуда, только сейчас, а не успел с аппетитом съесть свою жареную колбасу с жареными ломтями хлеба. После чего зять ехидно хмыкнул и пробормотал себе под нос:
- Яблоня от яблони... А некоторые еще имеют наглость делать намеки. - Рассчитывал, что его никто не услышит. А зря.
- Та-а-ак, - грозно протянула "некоторая, имеющая наглость делать намеки", она же крупногабаритная супруга болтуна. Владислава и Геннадий были в одной весовой категории, но это обстоятельство никогда не умиряло ее пыл скандалиста. После протяжного "так", она чувствительно огрела его по затылку. Муж с трудом удержал свое лицо от падения в тарелку. - Еще одно слово, еще один подобный намек, и ты... вылетишь ракетой через окно... Кто открыл окно?! - Опомнилась Влада. - Ребенка простудите!
Ребенок, самовольно открывший окно и опорожнивший тарелку, показательно закашлялся - показал, что уже простыл и не может иди в детский сад. Его дедушка Гена вскочил со стула и поспешил закрыл окно. Якобы покаялся за неосторожно оброненное слово. Или испугался ракетного полета через это самое окно.
Влада быстро загоралась и быстро успокаивалась, потом сама же просила прощения. Она могла простить наскоки на себя, но никогда не прощала тех, кто обижал ее родителей, особенно отца. Теперешний намек мужа касался "яблони".
- Вот что я тебе скажу, Гена, - имя мужа она пропитала смертельным ядом, - не придется нам справлять серебряную свадьбу, потому что завтра я подаю на развод!
- Что ты несешь, - заскулил Генка, присаживаясь рядом.
- Несет меня течение сквозь запахи осенние, - без намека на лирику ляпнула супруга. По звучанию фраза бы подошла признательным показаниям.
- Влада, что-то я не понял...
- Где уж тебе понять. Был бы немного умнее, давно бы... В общем, устала я... Устала от твоих...
- От чего? - услужливо вставил Гена, чья совесть была чиста. Раз "рыльце не в пушку", то можно и распоясаться, поставить жену в тупик. Думала, он начнет лобызаться, сюсюкать, заискивать, чем выдаст себя. А он поставил вопрос ребром. Мужик.
- От того! - нахмурилась Влада, идя на попятный. - Не хочу... выяснять отношения... при свидетелях, - потупив взор в пустую тарелку, сбивчиво проговорила она.
- Здесь все свои, - разведя руки в стороны, словно собирался разом обнять своих, радостно произнес муж со стажем. - Не стесняйся, говори, как есть. Расскажи, в чем я был замечен.
- Ни в чем, чего привязался, - прощебетала жена, еще и рукой махнула. Кокетливо так махнула, будто заигрывала.
- Раз нечем крыть, но не надо было затеваться с угрозами. А то, разведусь, - наморщив нос, проговорил муж.
- Да, весело день начался, - констатировал Петр и запихнул в себя кусок хлеба с маслом.
- Ты бы помолчал, - нахмурилась Зоя, - вижу, как ты на мою тетку посматриваешь. Конечно, я после родов никак в форму не приду, а у нашей Капочки фигура загляденье. Сзади, ну, точно двадцатилетняя девица. И стрижка у нее короткая, тоже годы уменьшает.
- Зоя, ты сбрендила что ли? - чуть не поперхнулся Петечка, как давеча его сын Вова. Тяжелая рука тещи едва не опустилась и ему на спину, но он вовремя поставил блок - сказалось спортивное прошлое, теща скривилась от боли и потерла ушибленное место.
- Еще и мать мою ударил, - скрежеща зубами, пошла в атаку молодая жена, а Вовочка громко заревел - дабы погасить скандал, и нечаянно разбил свою тарелку.
- А ну, цыц! - гаркнул глава семьи Сафрон Ефимович. - Вы что все сегодня, белены объелись?! Были нормальные люди, стали полоумные.
- Хорошо, не мы одни полоумные, - прочирикала тетушка Сима, тетушка Липа пребывала в прострации.
- Я сказал, цыц! Всем цыц! Это что же получается, дорогие родственнички, что никому из вас ни в радость, что Капитолина нашла себе жениха?! - укоризненно, на повышенных тонах вопросил Сафрон. - Так выходит?
- Пап, всё не так, - заспешила ответить дочь Владислава, которую так назвали в честь деда-коммуниста. - Мы все рады за Капитолину. И с распростертыми объятиями примем ее избранника. Ты не нервничай, в твоем возрасте так нельзя реагировать на...
- В каком это возрасте?! - окончательно взбесился Сафрон Ефимович. - Чего ты мне все про возраст толкуешь?! Я вас всех переживу!
- На здоровье, - басом произнес бывший крестьянин, а ныне работник "Водоканала".
Все домочадцы с большим удовольствием отыгрались бы на нем, на последней инстанции, на последнем новом члене их семьи, но вовремя одумались.
- И правда, что это с нами сегодня, - покачала головой супруга главы семьи.
- Полнолуние, - нашла объяснение тетушка Липа, молчунья и затворница, и поправила брошку на белоснежной блузе с жабо. Брошка была ровесницей Зои. Липа обожала брошку. Зою тоже обожала. Она всех обожала, но сдержанно. Чтобы никому не мешать своим обожанием. Вот сейчас сказала про полнолуние и испугалась своей болтливости.
- Причем здесь полнолуние, - заспорила с ней сестра Сима. - Тем более, полнолуние будет только будущей ночью.
- А мне показалось, - прошептала Липа.
- Кажется, надо креститься, - хмыкнула Фекла, не особо жалующая двух сестер мужа, с которыми он "сильно роднился". Был очень дружен с сестрами в молодые годы, сохранил привязанность до нынешних времен. Его родной дядька, отец Липы и Симы, погиб, когда они были малолетними детьми. Вскоре скончалась и мать девочек. Девочек взял к себе в дом отец Сафрона, фанатичный коммунист, расходившийся во взглядах с братом. После гибели брата все недоразумения-разногласия были забыты, девочки оказались в доме дяди, где их любили не меньше сына Сафрона. Олимпиада и Серафима выросли, упорхнули из дома, вернулись, когда состарились.
- Завтрак закончен, - объявил глава семьи и хлопнул ладонями по столешнице. Все послушно поднялись со своих мест, и гуськом потянулись из столовой. Фекла Мироновна принялась за грязную посуду, ей принялась помогать Серафима Игнатьевна. Ее сестра отстраненно смотрела в окно...
Дверь в кухню-столовую была нараспашку, поэтому Капитолина краем уха слышала перепалку родственников со своего второго этажа, где находилась ее комната. Слышала, но в смысл не вникала. Знала, какую новость они обсуждают. Чтобы не возникло желание полюбопытствовать, принялась напевать мелодию, сочиненную на ходу. Мелодия получилась трагически-похоронной, еще и добавила в заключении "та-та-та-там", словно последний гвоздь заколотила в крышку гроба. В избытке чувств грохнула дверью, выместив на ней свое зло, заодно дав понять родственникам, что ее лучше не трогать. А то еще пойдут ходоки с уговорами, вразумлениями, допытываниями.
Капитолина была очень зла. В первую очередь, на себя. Во вторую очередь, на мать, которая опередила всех и сказала совсем не то, что рассчитывала услышать младшая дочь. В третью очередь, на сестру. Она удивилась, что Капа нашла себе мужика! Она что, прокаженная? Или страшилище несусветное? Или дикообразина? Вполне симпатичная женщина... Просто с личной жизнью как-то не сложилось. Ни у нее одной. Но так вышло. По крайней мере, совесть чиста: чужих мужиков не уводила, как некоторые.
Капитолина покачала туда-сюда дверью шкафа, прислушалась к размеренному скрипу, вызывающему зубную боль, - решила проверить уровень расшатанности нервной системы. Ей не захотелось сломать дверь или побежать за смазкой, значит, не всё так плохо. Еще немного поскрипев, пытаясь попасть в ритм классического произведения Людвига ван Бетховена "Сурок", пропела в ля-миноре "и мой сурок со мною..." и окончательно загрустила. На внутренней поверхности шкафа висело зеркало. Старое, как и шкаф, и слегка замутненное. Даже лучше, что замутненное - не рассмотришь себя с придирчивостью, не заметишь новых возрастных отметин. Конкретизировать, каких отметин, не хотелось. Капитолина сильно растянула рот, якобы улыбнулась своему отражению.
- Ой, как я рада, ой, как я рада, видеть вас, милейшая Капитолина Сафроновна. Что-то произошло за час с небольшим? Да, что-то произошло, я так и поняла, потому что как-то вдруг вы изменились, подурнели. Так что же случилось?.. Все хорошо? Странно, странно, выглядите, как человек, попавший в сложную ситуацию. Сами себя загнали? Не расстраивайтесь, всё образуется. Выпутаетесь. Сейчас не знаете, как, потом узнаете. До вечера еще уйма времени... Что вы говорите? Дни проходят однообразно? Вы лукавите! Позабыли, что произошло накануне?
- Что это я разнюнилась?! - возмутилась она. Призадумалась, потом затянула бодрую песню о молодом Ленине, у которого в авангарде юный октябрь. Параллельно она облачалась в узкие черные брюки и черную водолазку. Оценила себя в зеркале и спросила у своего отражения:
- У нас кто-то умер?
Поплевала через левое плечо, после чего решила добавить к комплекту серый драповый жилет с самодельным цветком. Для веселья. Цветок не портил некогда купленную вместе с юбкой вещь, напротив, придавал сдержанной торжественности. Юбку надевать не хотелось, на улице промозгло, зябко. Махнув расческой-щеткой по своим коротко стриженым волосам, и подправив макияж, наложенный ранним утром, Капа спустилась вниз в тот момент, когда народ вытекал из кухни. Все дружно пожелали ей хорошего дня, чего отродясь не бывало, она поблагодарила, натянула куртку на рыбьем меху - почти весна, со старой шубой можно распрощаться. Возможно, навсегда. Обула ботинки на низком ходу, так ею обожаемые, набросила капюшон, и выскочила на важную улицу, где главенствовал пожирающий остатки снега туман.
По мере удаления от дома, ее шаг то убыстрялся, то замедлялся, как у человека нерешительного, пока не сообразившего, в какую сторону ему двигать, и, вообще, нужно ли ему идти вперед, не лучше ли вернуться назад. Иной раз она останавливалась, как вкопанная. В эту минуту в голове рождалась новая идея по поиску клада. Все идеи были неумными, почти безумными. Но одна - найти карту города и сравнить ее с найденной картой сорок второго года в уменьшенном масштабе - была недурной, но родилась некстати, при переходе через проезжую часть. Не всегда разумные идеи приходят в нужный момент. Так случилось и с Ложкиной. Ее осенило на пешеходном переходе.
Капка опомнилась, когда что-то чувствительно пнуло ее в бедро. Повернула голову и увидела бампер здоровенного автомобиля, приткнувшегося к ней. Надвинутый капюшон закрывал обзор. Она не успела его сдвинуть, когда услышала возмущенный глас водителя:
- Эй, парень, ты совсем рехнулся?! Чего встал посреди дороги, как изваяние?! Это я такой спокойный и осторожный, только прикоснулся к тебе, а другой может и сбить. Или морду набить.
- Извините, - проговорила Капитолина, непроизвольно потирая ладонью в перчатке место прикосновения бампера.
- Ох, так ты женщина, - догадался водитель. - Прости... простите. Может, вас подвезти? - миролюбиво предложил он, но из машины не вышел, в ее сторону не засеменил с заботой на лице.
Женщина успела сделать несколько шагов по проезжей части, но вновь остановилась, чтобы рассмотреть услужливого водителя. Благо, на светофоре вновь загорелся запрещенный сигнал. В поле зрения попал Петя Шлома, который вывернул из тумана и готовился переходить улицу. Немногочисленные пешеходы, замершие впереди, не помешали ему заметить родную тетку жены, выступившую за завтраком с неожиданным заявлением.
Сообразительная Капа решила сыграть на публику, тем более, подвернулся удачный случай с участием непрофессионального актера с автомобилем.
- Привет, - томно протянула она, обращаясь к водителю, выглядывающему из окошка. - Представляешь, задумалась и не заметила тебя.
Она заспешила к опешившему мужчине. У Петра выражение лица было похлеще, чем у водителя. Но удивление от увиденной сцены не помешало по достоинству оценить иномарку незнакомца. А также определить регион по номеру. Московский.
Капа с важным видом заняла место рядом с водителем. Петр заметил, как тетка поцеловала мужика прямо в губы, перекрыв ему обзор. Поцелуй затянулся, чему поспособствовал водитель, обхвативший ее двумя крепкими руками. Тетка отстранилась только благодаря требованию застрявших автомобилей, и что-то прощебетала. Выражения ее лица Петя не разглядел, больше интересовался водителем, иначе бы понял, что возмущению тетки нет предела, будто не она была инициатором поцелуя. Лицо водителя хорошо просматривалась, на лице явно читалось удовлетворение с примесью затаенной хитрости. Водитель тронул свое авто, едва не зацепил наблюдателя, застывшего на "зебре".
- Ни фига себе, - протянул наблюдатель и взялся за свой телефон. Надо было сообщить об увиденном жене Зое...
- Что это было? - поинтересовался водитель иномарки, когда они отъехали от места соприкосновения бампера с женским бедром. - Показательное выступление для мужа, который вас разлюбил, а вы решили разбудить его чувства с моей помощью?.. Нет, не разлюбил, - запротиворечил он себе, - если бы разлюбил, то не ходил за вами по пятам. Это вы его разлюбили и со всей ответственностью объявили ему об этом сегодня утром. Потому он начал вести слежку - надеется вычислить соперника, чтобы поговорить с ним по-мужски. Можете на меня положиться, ежели что... Если мое первое предположение верно, то могу еще раз стать разжигателем былых чувств. Всегда к вашим услугам.
- Не тарахтите, у меня от вас голова разболелась, - недовольно пробормотала Капитолина.
- Я не трактор, чтобы тарахтеть, - без обиды определил себя мужчина и прибавил скорость.
- Всего лишь невинный поцелуй, так сказать, знак благодарности за то, не сбили меня своим бронетранспортером, - сообщила Капитолина, решив замять свою резкость. В голове у нее, действительно, шумело, как при повышенном давлении. Но все дело в поцелуе. Она забыла, когда по-настоящему целовалась с мужчинами. Легкие чмоканья с друзьями и супругом своей подруги не в счет.
Ложкина посчитала нужным объясниться, но пока не нашла веских доводов. Знак благодарности это, естественно, объяснение для трактористов, а не для владельцев таких тачек. Вот идиотка! Сначала наболтала всякую чушь о женихе своим родственникам, потом выперлась на проезжую часть и застряла там, как упертый ишак, а потом увидела Петьку и... полезла с поцелуями к незнакомому мужику, к "жениху". Еще хорошо, что не выбросил из машины. То-то смеху было: Петька, тугодум и косноязычный типчик, нашел бы краски для описания картины, представшей его глазам... Мужик тоже хорош, так к себе притянул, что чуть ребра не сломал. Получается, подыграл, "раскусил" ее, не побоялся мужа. Респект ему за это. И за то, что позволил почувствовать себя желанной женщиной, в самом соку. Забыть о страшной цифре "пятьдесят", забыть, забыть.
Капа старалась о возрасте не вспоминать, мало ли, что в паспорте написано. Ошибка закралась. Такую установку она ставит себе под руководством подруги Юлии, заведующей библиотекой. Кстати, ее ровесницей. В этой же библиотеке служит охранником муж Юльки, Денис Бизонов. Еще он подрабатывает охранником на автостоянке, в свободные от основной работы дни. Когда он подрабатывает по ночам, Капа часто ночует у подруги. Всю ночь они болтают и не могут наговориться, словно не виделись много лет. Видятся ежедневно, знают друг друга с младых лет. "Сидели на горшках по соседству", - часто вспоминает Юлька, женщина бойкая, не то, что подруга-тихоня, не способная отстоять свои права в кругу многочисленного семейства. Капа всё о себе знает: неудачница, рохля, мямля, бесхарактерная. Никогда не может за себя постоять, никогда не отстоит свою точку зрения. Бесхребетная. Кажется, всё перечислила, ничего не забыла. Ну, может, еще надо вспомнить, что не дурна собой. Хорошо слажена - фигурка отпад, как говорит племянница Зоя. А Юлька утверждает, что подруге тридцать пять, не больше.
Капа представила, как расскажет Юлии об утреннем революционном выпаде против угнетающих масс, как получит от нее похвалу, как они будут придумывать, где взять "жениха", и немного успокоилась. Переключение мыслей всегда способствует избавлению от нервозности.
- Ничего страшного, что в воспитательных целях поставили мне синяк на бедре. Премного благодарны, что не переехали своим бронетранспортером, - при этом улыбнулась и вежливо кивнула. Будто бы всё правильно сказала. Кажется, он мужик понятливый, с чувством юмора, так что разберется, что она из себя представляет.
- У меня не бронетранспортер, а обычный внедорожник, немец, - поправил ее водитель без всяких эмоций на лице.
Погруженная все последние часы в размышления о фашистах, использующих почтовых голубей для связи с родственниками, немцами, живущими в Германии, Капитолина Сафроновна Ложкина при словах незнакомца подобралась, как хорошо натасканная собака в ожидании приказа. Водитель краем глаза заметил ее строго-задумчиво-собранный вид и вкрадчиво поинтересовался:
- Что-то случилось? Или заметили за нами "хвост"? - Он переключился на изучение немногочисленных автомобилей, следующих за ними, видимо, не заметил в зеркале заднего обзора ничего заслуживающего внимания, но деловито напомнил, - если пожелаете повторить показательное выступление, то я всегда, пожалуйста.
- Размечтался, - хмыкнула женщина, нервно поворачивая голову то в одну сторону, то в другую, незаметно смахнула со лба испарину, от волнения, возмущенно посопела и, наконец, опомнилась, - куда вы меня везете?
- Прямо, - разумно ответил мужчина. - Можете называть меня Вальтером?
- А на самом деле?
- И на самом деле меня зовут Вальтер... А вас?!
Мысли в голове Капы метались, как потревоженный рой пчел. Он немец! На автомобиле немецкого производства! Прибыл прямиком из-за бугра, чтобы отыскать клад деда! Все-таки, фашист остался жив, вернулся на родину, но тайну до поры-до времени оставил при себе, делиться ни с кем не пожелал. На закате лет, перед самой смертью, решился рассказать обо всем любимому внуку. Может быть, у внука случились материальные затруднения, кризис не только у нас, но и в Европе.
В отличие от Петра, Ложкина не обратила внимания на номер автомобиля немецкого производства. Не сказать, что в городе Лапки все автолюбители перемещались на машинах российского производства, но иномарок было не так много. Тем более, таких бронетранспортеров. Автомобилями премиум-класса владели обеспеченные горожане, но и те предпочитали рассекать по Лапкам на более экономичных автомобилях, на выпендрежных выезжали в областной центр или в столицу, до которой было полдня пути.
- Я вас чем-то шокировал? - продолжал допытываться Вальтер, чье имя произносилось с ударением на первом слоге. Но Капа мысленно стала называть его ВальтЕр, с ударением на втором слоге, так ей было спокойнее. Почему-то.
- Странное у вас имя, - прервала она свое затянувшееся молчание. - Похоже на немецкий пистолет.
Поначалу хотела потребовать остановиться, чтобы выйти из машины подозрительного типа, но потом уговорила себя задержаться. А вдруг он каким-то образом прознал о ее вчерашней находке, специально выслеживал и нашел повод для знакомства... Быть такого не может, - мысленно успокоила себя женщина, волею запойного трубочиста временно перенявшая его профессию. - Скрытых камер в нашем доме никто не ставил.
- Обычное немецкое имя, в переводе с древнегерманского означает "полководец".
- Командовать любите? - без всякого интереса спросила Ложкина, чтобы разговор поддержать.
- Мать любила романы Вальтера Скотта, вот и назвала меня в его честь. Знакомы с его творчеством?
- Я работаю в библиотеке, - коротко, но доходчиво, ответила Капитолина Сафроновна. - Обожаю и его "Айвенго, и "Черного карлика", и "Антиквара".
- Приятно иметь дело с читающей личностью. Сейчас мало кто читает книги, больше заняты смс-перепиской.
- А вы немец по национальности?
- В некотором роде: у меня дедушка был чистокровным немцем, его дочь, моя мать, уже было немкой наполовину, ну а я - на четверть.
- Значит, ваш дед был чистокровным немцем, - обреченно произнесла Капа. - И вы так спокойно об этом говорите?
- А что здесь такого? - не сообразил Вальтер, - мало в России проживает немцев? Конечно, за последние два десятилетия многие перебрались в Германию, но многие остались.
- Например, как вы, чтобы...
- Чтобы, что? - поинтересовался водитель, когда его пассажирка смолкла на полуслове.
- Чтобы жить здесь, - нашлась она. - Как в гостях не хорошо, а дома лучше.
Вальтер ничего не добавил, только передернул плечами - понимай, как хочешь.
Далее они ехали молча. Ложкина опомнилась, когда они выбрались на окраину городу, впереди маячил пост ДПС.
- Куда вы меня везете?! Я сейчас закричу!
- Господи, чего ж вы так всполошились. Вы мне так и не сказали, куда вас отвезти, я посчитал бестактным вторично вас об этом спрашивать, могли подумать, что я мечтаю от вас избавиться?
- А вы не мечтаете... избавиться?
- Нет, потому что вы очень... занятная особа, с вами приятно... пообщаться.
- Можете высадить меня прямо здесь, я доберусь до работы на автобусе, - робко попросила занятная особа, потупив взор. Поскребла ноготком по невидимому пятнышку на брюках, оставив борозду на черной ткани.
- Нет уж, я довезу вас до места, но при условии - вы, наконец, скажите, куда вас везти. И откроете одну тайну, - загадочным голосом добавил он, при этом пронзил ее взглядом-лазером. Хорошо, что мимолетно, побоялся отрываться от дороги. Но и от такого мимолетно-лазерного взгляда, у нее все мозги стали перемещаться, как в одной известной игре, когда надо выставить квадратики с цифрами в правильном порядке, перемещая их в замкнутом контуре. Мозги правильно укладываться не желали, потому что их обладателя накрывала волна истерии. Где уж тут нормально мыслить.
- К... какую тайну, - спросила Ложкина блеющим голосом. В подобные ситуации она никогда не попадала, поэтому не знала, как правильно себя вести. Кажется, надо "заговорить зубы" злоумышленнику. Пока она подбирала нужные слова для "заговора", водитель уверенно вел свой автомобиль и бубнил себе под нос "тайна, тайна, это не тайна".
Заклинание, - решила Капитолина и едва не лишилась чувств. - Я не должна молчать, я должна что-то говорить... Что говорить?
- Один мой знакомый видел, как я села к вам в машину, - заявила она таким радостно-возбужденным голосом, что любой мог принять ее проникновение в чужой автотранспорт за победу на Олимпиаде.
- Знакомый? Хм... Кто он вам? - спросил Вальтер. Появление свидетеля его нисколько не тронуло. Хотел выяснить, когда он был прав: в первом случае, когда говорил о муже с остывшими чувствами, или во втором, когда семье грозил разрыв, возможно, с последующей "заменой одного из игроков".
- Э-э-э, - обалдело протянула Ложкина. К такому вопросу она была не готова. Собралась, и решила не выкладывать правду. - Просто знакомый, - с ноткой несвойственного ей кокетства произнесла она.
- Просто знакомый, - как эхо, повторил мужчина. - Хорошо... И ничего хорошего... - Рассуждал он вслух, пугая пассажирку, которая тискала свою сумку. То прикрывала грудь, как щитом, то колени. - И что же мне делать? Играть в угадайку? - спросил он у себя и расстегнул молнию на куртке.
Капа прижалась в пассажирской двери автомобиля. Она не решилась кричать во все горло и привлекать к себе внимание немногочисленных прохожих. Тем более, от прохожих было мало толку: по тротуару шествовали только старушки и молодые мамы с малолетними детишками.
- ВальтЕр... Вальтер, расскажите еще что-нибудь о себе, - предложила Ложкина, стараясь говорить спокойно, но голос все-таки выдавал ее с головой.
- Да, занятная вы особа, - кося глазом, вторично выдал он. Капитолине показалось - с угрозой.
- Занятная... для чего? - глупо скалясь, поинтересовалась она, мысленно прощаясь с жизнь, которую еще утром считала несчастной.
- Для общения, - быстро нашелся с ответом Вальтер. - Готов вам рассказать о себе, но при одном условии...
- Я не такая, - вставила занятная особа и зачем-то набросила на голову капюшон. Получилось у нее не сразу, капюшон запутался между нею и дверцей, с которой она успела сродниться, словно она могла ее защитить. Пришлось оторваться от дверцы, приблизиться к водителю. Водитель при ее приближении глубоко вдохнул, неожиданно замлел и подтвердил свое мление фразой:
- Ах, какая женщина, мне б такую.
Женщину-мечту в капюшоне бросило от таких признаний в жар. Молния на куртке поехала вниз.
- У меня тоже так бывает - тело горит, а ноги зябнут, - признался нечистокровный немец.
- Ничего у меня не... зябнет, - честно призналась Капитолина, заплутавшая в чужих признаниях.
- Зачем капюшон натянули? Голова замерзла?
- А, это, - обрадовалась "догадливая" женщина, прихватывая пальчиками обеих рук капюшон. Оттянула пальчиками капюшон в стороны, закрыв лоб до бровей, опомнилась и смахнула капюшон с головы. - С самого утра день не задался, - призналась она. - Нервничаю без причины...
- Наверное, причина все же есть, - загадочно пробубнил водитель, поднимая с пола женскую сумку, съехавшую с колен во время манипуляций с капюшоном.
- Спасибо, - поблагодарила Капитолина. - Нет у меня причины нервничать. Жизнь удалась. Любящий муж, дети... И внук. Владимиром назвали.
- Владимир - это хорошо. Звучное имя, - безрадостно вынес вердикт Вальтер. Можно было подумать, что его заветная мечта не сбылась: а ведь как просил, как уговаривал, назвать внука Вальтером.
- Хорошее, - поддержала Ложкина чрезвычайно вдохновенно, будто высказала впечатление о прочитанном автором стихотворении. "Автора" ее положительное мнение оставило равнодушным. И не просто равнодушным, а вбило кривую настроения в землю - похоронило бывший бравурный настрой. Женщина хотела что-то добавить, но не нашла пространных выражений для поддержания незатейливой беседы.
- Что вы еще забыли мне рассказать? - вкрадчиво поинтересовался водитель. В сторону обомлевшей от такого вопроса пассажирки он не взглянул. И зачем ему на нее коситься, если он и так все знает.
Когда же успел установить в доме камеру слежения? - лихорадочно подумала Ложкина. - Кто-то обязательно в доме есть... Тетка Липа почти не выходит, ноги болят... Но он мог прикинуться... водопроводчиком. Или еще кем-то. Тетка занималась своими делами, а он... установил камеру... Или тетка с ним заодно? Пенсия у нее мизерная, желаний много, вот и решила подзаработать... Но если он все знает, все слышал, то понял - я ему наврала и про мужа, и про детей. Как бы узнать правду...
- Неужели не в чем мне больше признаться? - повторился Вальтер, когда не дождался ответа.
Вот привязался! - возмутилась про себя Капитолина. - Это у него такая игра, что ли? Сначала игра, потом... завезет в лесополосу и прощай, жизнь-жестянка... Э, нет, так просто я ему не дамся. И не жила почти. Пятьдесят лет пролетело, как один миг. Ничего-то в жизни не видела... И что такое пятьдесят? Тьфу! Всего половина, может, чуть меньше. У нас в роду все долгожители. И я... собираюсь прожить не менее девяноста... Если получится...
- Загадками говорите, - сдерживая рвущееся из груди беспокойство, сказала Ложкина и непроизвольно вновь набросила на голову капюшон - отгородилась. Теперь без задержки, вышло легко, театрально-показательно.
- Это вы загадками говорите. Что с головой?
- У меня? У меня с головой все в порядке. Работает, как... часы. Как калькулятор, - поправилась она. Лучше бы не поправлялась.
- Так вы бухгалтером в библиотеке работаете?
- Почему бухгалтером, библиотекарем. Старшим.
- Вот даже как, - покачал головой Вальтер, сложив по-жабьи губы - выказал удивление.
- Что здесь такого, - передернула плечами Ложкина.
- Действительно, что здесь такого. Мне, в принципе, без разницы, чем вы занимаетесь. Меня беспокоит не ваша профессия. Не могу понять - почему вы не хотите сказать правду, ходите кругами, изворачиваетесь.
- Я ничего не знаю! - отрапортовала старшая библиотекарша. Решила не рассказывать о почтовом голубе под страхом смерти. Вдруг камера слежения не всё показала. Он недопонял, теперь пытается дополнить половинчатую информацию.
Мужчина пренебрег дорогой, уставился на нее и изрек:
- Впервые встречаю такую...
- Жертву, - досказала Капитолина. - Но учтите - не на ту напали!
- Я еще не нападал, - "успокоил" Вальтер. - У нас все еще впереди.