После высказанного Тузикевичем сомнения в правдивости слов бывшей супруги о смерти ее жениха, она подхватилась с места, резко отбросив от себя стул. Склонилась над Эдуардом и прошипела ему прямо в лицо:
- Догадывалась, что ты сволочь, теперь в этом убедилась.
- Остынь, - осадил ее экссупруг и схватил за локоть.
- Мне больно, отпусти.
- Перестань орать и дергаться, как припадочная.
- Да, я припадочная. И все благодаря тебе, добрый хороший... плейбой.
- Женя, разве плейбой может быть добрым и хорошим? - спросил он у няня, застывшего в позе ребенка, в присутствии которого бранятся родители: он боялся напомнить о себе неловким движением, а так хотелось поднырнуть под стол.
Нянь не ожил, только свернул на бок рот, как Винни-пух, парящий в вышине среди пчел, и сказал.
- Вы не правы.
- Значит, может, - сделал свой вывод Тузикевич, не выпуская Дину, которая перестала рыпаться. Хотела упасть на стул от изнеможения, но стул беззастенчиво валялся на плиточном покрытии. Официант угадал ее мысли на расстоянии, подоспел и подсунул под мягкое место жесткий стул. Ее локоть Эдик так и не выпустил.
Чтобы последнее слово в перебранке осталось за ней, проговорила:
- Дрянная натура из тебя так и прет.
- Как капуста в огороде в дождливую пору.
- Мое терпение закончилось, - заявила женщина, но с места не сдвинулась, намекнув, кому надо уйти из кафе "Зеленая горка".
- Эдуард Маркович, что вы, в самом деле, - упрекнул его нянь, проникшийся сочувствием к несчастной женщине. Он часто проникался сочувствием к людям, которые этого не заслуживали.
- Дина, ты не будешь возражать, если я позвоню в клинику? - спросил Эдуард, выпуская ее руку из захвата. Заметив отпечатки своих пальцев, он потер по руке, словно собрался их стереть. И он, и она сначала глазели на руку с красными отпечатками, после чего уставились друг на друга.
- В каком бы неуравновешенном состоянии я не была, я удалила следы своего пребывания в квартире Федора. Сам знаешь, сколько детективов я прочла за свою жизнь, - некстати сообщила она, упустив из вида вопрос, который ей адресовался.
- Сама можешь писать детективы.
- Я уложусь в одну страницу, не могу тянуть кота за хвост, - задумчиво обозревая пространство, обронила она. Опомнилась и предложила, - если хочешь, можешь позвонить звонить в клинику. Только не пойму, что ты хочешь узнать. Я заранее знаю, что тебе ответят. Федор Осипович взял отпуск на две недели.
- Вы собирались в свадебное путешествие? - мечтательно протянул Тимофеев, как будто он сам собрался в свадебное путешествие с молодой женой.
- Разве Федор оставит свою клинику без надзора! Собирались пожить в деревне, в ста километрах от города. Федору дом достался от двоюродной тетки. Вот и все свадебное путешествие. Но я не роптала, мне с ним и в шалаше было бы хорошо. - Слезы быстро закапали на поверхность стола.
- Отпуск взял, а о счастливом грядущем событии умолчал? - не поверил Эдик, дав понять напарнику, что о бракосочетании никто не знал.
- А как же свидетели? - подхватился тот. - Без свидетелей на росписи никак.
- Прошлый век, - обронил Эдуард. - Сейчас присутствие свидетелей формально.
- Я не знал...
- Надумаешь жениться, узнаешь.
- Может, и надумаю! - с вызовом сказал Евгений и под нос пробубнил, - вас не спрошу.
Тузикевич показательно достал смартфон из нагрудного кармана льняной рубахи и стал выискивать в перечне абонентов номер медсестры Милы, с которой у него сложились... доверительные отношения. Это она называла Жанну Германовну генералом, а главрач Запрягайло - Жанночкой Германовной.
Мила была предобрейшим человеком, к ней все коллеги обращались за советом. Она держала чужие проблемы в тайне, несмотря на то, что была ими переполнена, как задраенная бочка дрожжевым тестом. "Бочка" как-то справлялась с переполнением, никогда не сплетничала. Не любопытствовала, но всегда обо всех все знала. Как-то сама поделилась с Эдиком непониманием: почему все люди плачутся ей в жилетку? Она молода, жизни не видела. Наверное, ты умеешь слушать, как никто, - сказал тогда он.
Теперь он наделся, что любопытный человек, между делом, посплетничал с Милой относительно Запрягайло и его пассии. Не может такого быть, чтобы никто ничего не знал. Не бывает!
Но расскажет ли Мила - женщина-получатель информации, но не передатчик информации не по назначению? Искать подтверждение смерти Федора Осиповича Тузикевич не собирался: подобными вещами не шутят, как любит говорить Тимофеев. Сам не мог понять, почему набрасывается на Дину. Неужели мстит за другой выбор? Пусть и несостоявшийся.
Для разговора с Милой он удалился на значительное расстояние, выехал за территорию кафешной зоны, оставив Тимофеева наедине с несчастной женщиной, нуждающейся в успокоении. Осуждать вслух хозяина он не станет, в этом нет сомнений.
Мила откликнулась сразу и нисколько не удивилась звонку пациента, так и не ставшего бывшим. Время от времени Эдуард появлялся в клинике, чтобы успокоить маменьку. Поприветствовал девушку и сказал:
- Мила, я никак не могу связаться с Федором Осиповичем, а мне очень нужен его квалифицированный совет.
- Федор Осипович ушел в отпуск. Но странно, что вы не можете ему дозвониться, он всегда " на связи", где бы ни был.
- Надолго он ушел в отпуск?
- На две недели. Если у вас что-то срочное, то обратитесь к...
- Нет, мне нужен Запрягайло, - перебил ее Тузикевич.
- Если время терпит, то ждите его возвращения.
- Не знаешь, он остался в городе или уехал?
- Это тайна покрытая мраком. Федор Осипович никогда не делится своими планами. Но не думаю, что он уехал за тридевять земель. В экстренном случае, он будет в клинике через час, максимум через два. Значит, отдыхает в области, в каком-нибудь пансионате на реке.
- Планами не делится, чего уж говорить о личной жизнью, - задумчиво протянул Эдик.
- Вы уж не расстраивайтесь так, - загадочно успокоила его Мила. - Сами говорили, что не хотите видеться с бывшей женой, тем более жить с ней под одной крышей. Хотя... мужчины часто так говорят, чтобы сделать вид, будто сами ушли от жен, а не они от них.
- Так у нее, правда, был роман с Запрягайло? - спросил Эдик "упавшим" голосом.
- А вы хотите ее вернуть? Хотите поговорить с ним об этом?
- Так у них роман или не роман? - продолжал настаивать "брошенный" муж. Мила могла легко представить его налитые крови глаза, сверкающие бешенством, но не могла предположить, в какой расслабленной позе он пребывает. Только в глазах затаилась жалость к безвременно ушедшему хорошему человеку. И ушел он из жизни по милости Дины, которая трясется от страха за свою шкуру. И будет ли потом убиваться по Федору? Не так по Федору, как по своей несчастной женской доле. Все распланировала, будущее с обеспеченным супругом, что немало важно - любящим ее, казалось ей безоблачным, стабильным, ярким. И спокойным. Не таким, как с плейбоем Тузикевичем.
- Эдуард Маркович, вы же знаете, я не люблю перемывать кости своим коллегам. Мало ли кто что болтает, - пошла на попятный медсестричка, запоздало сообразив, что Эдуард не вполне уверен в существовании связи бывшей супруги с его лечащим доктором.
- Но кто-то что-то сболтнул, и на это у него были основания.
- Часто люди видят то, чего нет, и то, что хотят видеть.
- Логично. Но я интересуюсь не из праздного любопытства.
- Если у вас с женой не сложилось, это не значит, что у нее не сложится с другим мужчиной, - продолжала философствовать Мила, уклоняясь от прямого ответа.
- Буду только рад. Но хочу быть уверенным, что их связь - не ее пустые слова.
- Кое-кто видел, как она вошла в его кабинет, и пробыла там достаточно долго. Но это было всего один раз.
- Разве это дает основание делать выводы об их любовной связи?
- Кое-кто сказал, что они громко смеялись, а когда женщина ушла, на его щеке осталась губная помада. И Федор Осипович выглядел не так, как обычно. В последнее время он, вообще, изменился.
- Что это значит? Был безмерно счастлив?
- Совсем нет. Задумчивым и сосредоточенным. Как человек, стоящий перед сложным решением.
- Это все?
- Этого мало? Запрягайло никогда не хохотал так громко, он всегда сдержан в эмоциях. Тем более, не пачкался в губной помаде. Он, вообще, препятствует выражению благодарности таким тривиальным способом. Шарахается от любых женских проявлений чувств.
В трубке послышался какой-то шум.
- Мила, что у вас там происходит?
- Минутку...
Минутка затянулась на более длительное время, но Эдуард терпеливо ждал.
Теперь привычный мягкий голос девушки превратился в заторможенно-непонимающий. Но плаксивости не было, видимо, не осознала страшную новость.
- Эдуард Маркович, сейчас позвонили в клинику и сказали, что... что Федора Осиповича убили.
- Как убили! Этого не может быть!
- Сказали, что он залил соседей снизу, они стали звонит в квартиру, им никто не открыл. Перекрыть воду в подвале почему-то не смогли, вызвали спасателей. Те вскрыли квартиру и... Как же так?! Как у этого изверга рука поднялась на такого человека! - Не договорив, она отключилась.
Тузикевич вернулся к своему столику.
- Полиция нашла тело Запрягайло. Дина, это ты устроила потоп в его квартире?
Женщина побледнела. Она судорожно сжимала правую руку в кулак и разжимала, словно орудовала невидимым эспандером. Эдик подумал, что правая рука у нее занемела. Левая рука безвольно лежала на столе.
- А что я должна была сделать? - отрешенно спросила она. - Инкогнито звонить в полицейский участок и заявлять об убийстве? Меня бы вычислили в два счета. А если бы я не устроила потоп, то бросились искать Федора через две недели, когда вышел срок отпуска. А бандиты успели бы со мной расправиться и укатить. Теперь у меня есть надежда, что их найдут раньше, чем они доберутся до меня.
- Если ты постоянно крутилась возле дома Запрягайло, и тебя никто не видел, то едва ли кто-то заметил убийц... Почему ты говоришь о них во множественном числе? Запрягайло был тщедушным мужчиной, справиться с ним не составило никакого труда.
- Не знаю, вырвалось. Мне показалось, что в одиночку на такие дела не ходят... Нет, он мне сказал: "Ты отдашь нам..., и мы тебя пальцем не тронем". Вот почему я сказала "бандиты".
- Что отдашь? Перестань говорить догадками.
- Этот человек мне позвонил, - делая паузы между словами начала Дина. - Он позвонил с телефона Федора. Представь себе, я стою у его растерзанного тела, и в этот момент у меня в кармане начинает вибрировать телефон. Я чуть не потеряла сознание. Взяла в руки телефон и что я вижу! Мне звонит... покойник. Я...ответила.
- Убийцы прихватили телефон жертвы, а потом вам с него позвонили, - нараспев проговорил догадливый Тимофеев.
- Скорее всего, так они и было, - согласилась женщина.
- Они сказали, что я должна им вернуть ту вещь, которую мне прислал Лео.
- Теперь я горю желанием узнать, кто такой Лео?
- Странно, что ты забыл, кто такой Лео! Лео Чернокнижников.
- А-а-а, это первый муж твоей матери, - вспомнил Эдик. - Я знал, что он Чернокнижников, но не знал, что он Лео.
- Его все называли Лео, ему так нравилось. Вообще-то, его звали Леонид Федосеевич. Он безумно любил мою мать вплоть до ее смерти. А скончалась она от злокачественной опухоли головного мозга, как ты знаешь, когда мне было шестнадцать лет. До этого они уже не жили вместе семнадцать лет, но сохранили высокие отношения. На расстоянии. Лео сразу покинул город, когда мать влюбилась в моего отца и подала на развод. Сначала их развели, а потом он уехал. Так все и было. Я видела Лео всего два раза, первый раз - на похоронах, второй, спустя полтора года. Совершенно его не помню, помню только окладистую бороду и слезы, бегущие по морщинистому лицу и застревающие в этой бороде.
- Это ты сообщила ему о смерти матери?
- Я, мама об этом просила. Говорила, пусть попрощается со мной. Может, простит напоследок. После похорон мамы Лео мне часто писал письма, интересовался моей жизнью. Я ему отвечала, меня трогала забота совершенно чужого человека. Отцу до меня не было никакого дела. Он занимался отбором невест. Страшно говорить, но я рада, что он не привел в наш дом мачеху. Женщины приходили, но долго не задерживались. А потом он погиб. Глупо погиб. На даче свалился с лестницы, когда собирал черешню, ударился головой и через неделю скончался, не приходя в сознание. Надо же было угодить головой на единственный камень.
- Вас не отдали в детский дом? - поинтересовался Евгений.
- Лео оформил надо мной опеку, до восемнадцати лет оставалось всего полгода. Но я сразу заявила, что жить с ним не буду. Мы будто бы отправились в город, где он обитал после расставания с моей матерью. На самом деле, он отправился один, а я перебралась в этот город сразу после окончания школы. Лео мне материально помогал, я поступила в институт. Познакомилась с будущим мужем... Дальше ничего интересного...
- Вся жизнь со мной - сплошной кошмар, - вздохнул Тузикевич.
- Ладно вам, - хмуро осадил бывших супругов Тимофеев, не сомневаясь, что они вновь вернуться к "милым" воспоминаниям. - Вернемся к посылке от Лео Чернокнижникова. Когда он ее прислал?
- Это была не посылка, бандероль. Я ее получила месяц-два назад. Точно уже не помню.
- Что в ней было? - спросил Тузикевич.
- Платье.
- Платье? - удивился Женя. - Он вам подарил платье?
- В бандероль было вложено письмо, в котором он писал о проблемах с сердцем. Ему, дескать, предлагают сделать коронарное шунтирование, но никаких благоприятных прогнозов не дают. Он чувствует скорый уход, поэтому передает мне платье моей матери, которое он хранил все эти годы. Пусть теперь это платье храниться у меня.
- Что ты с ним сделала?
- Подарила!
- Как ты могла, Дина! Это же память о твоей матери?! - возмутился Эдик, несмотря на то, что никогда не чах над семейными реликвиями. В доме маменьки хранились кое-какие вещи бабушки, но он подчеркнуто делал вид, что не замечает их. А что на самом деле? На самом деле, в душе что-то сжималось, как меха в баяне...
- Какая там к черту память! Лео умом двинулся на старости лет. Моя мать всегда была худенькой, как тростиночка, а он мне прислал платье шестидесятого размера. И моя мать всегда была модницей, а это была полная безвкусица. Еще и пуговица кугутская приляпана.
- Что за пуговица? - заинтересовался Тимофеев.
- Стекляшка в форме сливы, и такого же цвета, как созревшая слива. Вставлена в желтый металл на ножке, слегка покрытый коррозией. Говорю же, увидишь, умрешь от восторга!
- Какой драгоценный камень имеет бордовый цвет? - задумался Евгений.
- Никакой! Вы не один такой умный, я тоже поначалу решила, что меня облагодетельствовали напоследок. Думала, уж не гранат ли это. Естественно, к ювелиру не пошла, чтобы не стать всеобщим посмешищем. Представляю, что обо мне могли подумать! Им никто и никогда не приносил пуговицы для спектрального анализа или анализа с помощью химических реагентов.
- Как ты убедилась, что это стекляшка?
- У меня есть одна знакомая, судебный пристав, я к ней обратилась.
- Почему к ней? - удивился Женька.
- У них имеет хитрый приборчик, она мне о нем рассказывала. С помощью этого приборчика можно легко установить подделка это или драгоценный камень.
- Что ты ей сказала? - полюбопытствовал Эдик.
- Сказала, что один добрый родственник оставил в наследство платье. Принимая во внимание наши сложные отношения при его жизни, все же хочу убедиться в его порядочности. Она проверила и сказала, что это стекло, покрытое какой-то там краской.
- Если это стекло, то камень должен быть легким. Ты пуговицу в руки брала?
- Я не отрезала ее от платья. А платье само по себе было сшито из тяжелой ткани.
- Так с платьем и ходила в федеральную службу приставов?
- Так и ходила, что такого.
- То, что это не стекляшка, теперь ясно - за стекляшкой никто бы не охотился. И не убивал человека, - мрачно проговорил Тузикевич. - Кто еще знал о бандероли Лео?
- Никто. Только моя знакомая.
- Надо идти к ней и доискиваться до правды.
- Тузикевич! Я не хочу никуда идти! Я хочу найти это дурацкое платье и отдать его этим страшным людям! Пусть эта пуговица стоит целое состояние, мне...
- Экая ты бескорыстна, я не мог это предположить, - грубо перебил ее Эдик.
- Собственная жизнь дороже, - вздохнула Дина, не реагируя на колкость. - И отдам им камень, пусть катятся на все четыре стороны.
- Почему ты решила, что они оставят тебя в живых? - не сдержался он. Женщина посмотрела на него так, как смотрят на мартышку, заговорившую человеческим голосом. Подобного в мире не случалось, потому и взгляд был ошаренно-сумасшедшим. Пока она искала достойный ответ джентльмену, оказавшемуся совсем не джентльменом, потому как наотрез отказался взять ее под свое попечительское крыло, по обыкновению влез Тимофеев, решивший поделиться своими мыслями.
- Дина, вы сказали, что с момента получения бандероли прошел месяц или два? Если это так, почему они так долго ждали? Почему сразу не вырвали из рук платье, пока оно было у вас?
- Откуда я знаю, - бросила она гневно. - Возможно, искали человека, которому попало платье с пуговицей.
- Вот! Это я хотел услышать! Ваша знакомая не при чем! Это действуют родственники Лео. Они знали о существовании драгоценного камня размером со сливу, ждали, когда старик окочуриться. И он окочурился, но камня и след простыл. - Евгений развел руками, показывая, что в них ничего нет, как это делают фокусники.
- Как они узнали, что он у меня?
- Квитанция! У него сохранилась квитанция об отправлении бандероли. Дедуля никому ничего не отправлял сто тысяч лет, а тут вдруг расщедрился. Могу предположить, что вместо него отправкой занимался кто-то из близких.
- Он был одинок, хочу вам об этом напомнить.
- Тогда поучаствовали соседи. Или кто-то еще.
- Дина, я не понимаю, как можно отдать камень убийцам твоего жениха! - возмутился доселе молчавший Эдуард. - Они обязаны понести заслуженное наказание.
- Они прицепят паровозом меня.
- С какого перепуга?
- Скажут, что это я впустила их в квартиру, сами бы они ни за что не преодолели сложную преграду.
- Медвежатник высокого класса вскроет любую дверь. Те же спасатели без труда вскрыли бронированную дверь.
- Ага, с помощью кувалды и какой-то матери, - хмыкнула женщина, - небось, грохот разлетался на всю округу.
- А то среди них нет бывших медвежатников, - выдал Тимофеев. - Они не станут колотить по замку кувалдой, как вскрывали сейф в кинофильме "Приключения титулованной особы" с Олегом Далем в главной роли. Кстати, там тоже был камень. Алмаз. "Око света" назывался. Не волнуйтесь, Дина, вас никто не заподозрит в соучастии.
- Мне легче отдать им камень, - упрямо заявила она.
- А он лежит у тебя в кармане? - язвительно произнес Эдуард.
- Нет, не лежит, но я уже сегодня могу за ним поехать. Вместе с тобой.
- И со мной, - напомнил о себе Евгений Борисович.
- К кому мы направимся, кто обладательница великолепного платья с мудреной пуговицей? Только не начинай со слов "ты не поверишь!"
- Какая разница, с чего начинать, был бы толк от поездки...
Прежде чем покинуть кафе "Зеленая горка" путешественники решили хорошенько подкрепиться. Дина уверяла, что она не может смотреть на еду, перед глазами стоит окровавленное тело Федора, но в итоге с удовольствием умяла котлету по-киевки и картофель фри. Эдик предпочел кусок телятины с овощным салатом, а его лысый нянь - плов с бараниной, чтобы сравнить "столовский" плов со своим фирменным. Он изображал из себя великого дегустатора, морщился, задумчиво глядел на небо, причмокивал. Пока он изображал, Тузикевичи вычистили свои тарелки и с неудовольствием поглядывали на него.
- Эту гадость есть просто невозможно! - наконец, признался он, когда на краю тарелки остался малюсенький островок из риса, мяса, моркови и специй.
- Закажи что-нибудь другое.
- Не хочу. Давайте выпьем морс, рассчитаемся и покинем эту совдеповскую забегаловку.
Чтобы ускорить процесс получения морса, пришлось Женьке подменить официанта, куда-то исчезнувшего. Ветер, и без того шаливший всю половину дня, разошелся еще пуще, решил повеселиться со шляпой Дины, которая все это время лежала на свободном стуле. Шляпа взлетела вверх, потом снизила высоту полета, но приземляться не думала, направилась к выходу из летнего кафе. Евгений устремился за ней, а Эдик и Дина стали придирчиво за ним наблюдать. Счастливый охотник за шляпами вскоре вернулся с трофеем, вручил трофей даме, чем заслужил её благодарность. Стоя осушил стакан с морсом и заявил, что готов отправляться в путь...
Дина призналась, что подарила платье бывшей домработнице, которая проработала в их в доме немало лет. Она была приходящей. Недавно у нее родился внук, она попросила у Дины расчет. Та не стала уговаривать, щедро ее отблагодарила и вручила платье с камнем-пуговицей. Дочь домработницы, у которой родился сын, проживала в городке на берегу Азовского моря, в восьмидесяти километрах отсюда. Дина знала фамилию дочери, поэтому рассчитывала без труда ее отыскать в небольшом приморском городке.
Они еще не добрались до выезда из города, как водитель позеленел и скрючился от боли в животе.
- Мне надо... в кустики, - признался он страдальческим голосом.
- Вечно ты суешь в рот разную гадость, - пожурил его Эдуард.
- Это не гадость, это был нормальный плов. Просто я цену себе набивал... Где же здесь туалет, - смотря прямо перед собой, на блестящее под лучами солнца шоссе, стонал Тимофеев, будто туалет обязан находиться на проезжей части под специальным люком, выполненным "под асфальт".
- Вон биотуалет, - осчастливила его Дина, указывая в нужном направлении.
Женька свернул на обочину и исчез.
Он не появлялся довольно долго. Люди в машине начали волноваться. А когда вышел, особой радости на лице не было. Не сделав и пары шагов, он снова испарился в той же кабинке.
- Тузикевич, мы не можем откладывать поездку из-за пищевого отравления твоего помощника, - не выдержала Дина. - Давай я сяду за руль.
- Мы не можем его бросить одного, - парировал тот, сделав нажим на слове "не можем". - Надо заехать в аптеку и купить лекарство.
- Лекарство сразу не подействует, а нам дорого время. Охотники за чужими ценностями мне позвонят, а я не знаю, что им сказать. Неизвестно, что они еще придумают. Нельзя переводить стрелки на нашу домработницу, которая не виновата, что я всучила ей это платье.
- Что ты предлагаешь?
- Отправить Евгения на такси домой, уверена, что у него найдутся необходимые средства для... успокоения процесса в организме. Если снова прихватит живот, сделает остановку.
- Хорошо. Я вызываю Женьке такси...
Евгений Тимофеев, позеленевший почти, как крокодил, отправился домой на такси, а Дина и Эдуард начали выбираться из города, постоянно замирая в "пробках" - в пятничный вечер народ валил из города в таком неимоверном количестве, будто объявили эвакуацию. Эдуарда неотвратимо тянуло в сон. Чтобы как-то отвлечься, он достал из нагрудного кармана рубашки смартфон и, не отдавая себе отчета, начал его мять пальцами, как мнут кожу в районе нарыва, не желающего выйти наружу без чужого участия.
- Что ты делаешь? - скосив глаза в его сторону, спросила Дина. Ее голос донесся до мужчины издалека. Казалось, что она успела выйти из машины и пытается до него докричаться через наглухо закрытое окно.
- Тузикевич, ты, что выпил? - с непониманием спросила женщина. Откуда взяться пониманию, если Эдик постоянно был на глазах, ничего не употреблял, кроме морса в кафе "Зеленая горка".
- Н...нет, - замотал тяжелой головой Эдуард. Ему показалось, что в голове что-то перекатывается. Мелкое, дребезжащее, как разнокалиберные гвозди. Ко всему эти гвозди кололись и пытались вылезти наружу через уши всем скопом. В итоге застряли в ушах, уши заложило. Поэтому слух почти пропал. - Меня в сон потянуло, - стараясь держать себя в руках, признался он.
- Вдруг у тебя инсульт. Микроинсульт. От переживаний. - пояснила Дина, забрасывая его обрывочными фразами.
Эдику казалось, что она чем-то бьет его по голове. Он пытался закрыться руками, но руки были ватными. Телефон выпал из ватных рук куда-то под ноги. Тяжелые веки опускались, как сломанные жалюзи. Мужчина боролся со сном так ожесточенно, словно знал: если уснет, больше никогда не проснется. Только бодрствование поможет ему уцепиться за жизнь. Несмотря на полубессознательное состояние, он криво ухмыльнулся.
- Я не ошиблась, у тебя инсульт. Вот и рот перекосило.
- Дура ты, Дина, - с трудом произнес короткую фразу Тузикевич. - Я здоров, как... Я буду жить долго и... - Голова упала на грудь. Тузикевич ровно задышал.
- Будешь, милый, будешь, - пообещала ему бывшая супруга. - Но недолго... Всем хочется жить долго и счастливо, но не у всех это получается. И у меня со счастьем ничего не вышло. А все ты... - Она задохнулась от возмущения. Щеки стали свекольными, губы нервически подрагивали. С трудом совладав с эмоциями, она продолжила. - Я привыкла быть пустым местом. Смирилась. Надеялась, что ты изменишься, поймешь, что лучше меня нет. Побегаешь по бабам, никто из которых со мной не сравнится, однажды придешь и скажешь: "Динка, я тебя люблю". И заживем мы... Всем на зависть заживем... Знаешь, о чем я мечтала? О простом женском счастье, конечно. Но больше всего мне хотелось, чтобы ты заболел какой-то ужасной болезнью. Излечимой, но долгоиграющей. А я бы тебя выхаживала. И в благодарность за заботу и внимание, ты бы безумно меня полюбил. Безумно-прибезумно... Я совсем сбрендила на почве твоих бесконечных измен. А когда ты ушел к этой смазливой безмозглой дебилке, я хотела ее убить. Порезать на лоскуты. Я придумала для нее сто тысяч видом смерти. Пока выбирала, она ушла. Была новая жена и вся вышла. Пшик. Зачем ей муж-инвалид?! Скажи мне, Тузикевич, что ты в ней нашел? Попа с ногами и стеклянные глаза!.. Тузикевич, как ты мог! - Дина с трудом отдышалась. - Это ты виноват в том, что я сотворила. Ты и только ты!.. И мамаша твоя!.. Мне хотелось блицкрига, но пришлось ждать, когда она укатит. Ее присутствие помешало бы моему плану. С ней труднее, чем с тобой. Она умная женщина, надо это признать. После аварии не поверила в мое глубокое участие в твоей несчастной судьбе, - посюсюкала она, театрально смахнув невидимую слезу. Вернула руку на руль и с ядом в голосе пропела, - спи, мой бэби, сладко, сладко. Когда проснешься, получишь сюрпри-и-из. - Женщина растянула рот. Потом сложила губы в трубочку, будто собралась поцеловать спящего мертвецким сном пассажира. - Уси-пуси, какие мы миленькие, тихенькие, спокойненькие. Совсем не злимся на свою любимую Диночку. Правда, Эдичка? Ты же любишь свою Диночку? Конечно, любишь. Ради тебя Диночка убила двух мужиков! - похвалилась она и ткнула локтем в размякшее мужское тело. - Твой Женечка скоро встретится с Федечкой. Да, Федора Осиповича Запрягайло убила я. Представляешь, воткнула ему в грудь кухонный нож. Нож зашел, как в масло. Вот только кровью запачкала себе кофточку. Не беда, новую куплю. Благодаря тебе, денег у меня предостаточно. Я успела продать квартиру. Выгодная сделка получилась. На руках билеты... Не скажу, куда. И какая тебе разница? Обоснуюсь на новом месте с новыми документами. Видишь, какая я предприимчивая... Заболталась с тобой, забыла, что мне надо ехать в другую сторону. Зачем мне на Азовское море, если я могу себе позволить окунуться в океан? Правда, милый?.. Когда ты называл меня милой, мне хотелось тебя задушить. Ты бы видел свою физиономию в этом момент! Будто рядом стою не я, в мерзкое создание, дурно пахнущее... А я женщина вполне себе ничего! Жаль, Федор Осипович не запал на мои прелести. Думаю, у него в молодости... были определенные проблемы с женским полом, вот он и закрылся в себе. И чем себя утешал в тиши дома-крепости? Нет, не подумай ничего плохого. Наш Федя, хирург экстракласса, увлекался коллекционированием! Что он коллекционировал? Ты не поверишь - зубы! Человеческие зубы! Полный отпад! У него были очень интересные экземпляры. Сама видела. Естественно, об этой своей... дурости он никому не рассказывал. Думаю, понимал, что попахивает гебелеьсицизмом. Не уверена, но могу предположить, что Гебельс мог собирать человеческие зубы. Как думаешь? Впрочем, это не важно. Без сомнения, Федя считал свое коллекционирование стыдным, но забросить свою коллекцию к чертовой бабушке не нашел в себе сил. Наверное, будоражила не так сама странная коллекция, как тайна. Мужики любят тайны не хуже баб. Если нечего утаивать, то надо что-то придумать. Вот он и придумал, за неимением личной жизни. Так сказать, компенсировал. Работа это не то, о работе всем всё известно, результаты труда на лицо. Все тебя любят-уважают-ценят, а домой придешь и начинаешь выть от одиночества. Как я. Запрягайло спасала коллекция. Коллекция меня с ним и свела... Когда ты оставил меня одну, я тоже вспомнила о своей коллекции пластмассовых пупсиков... Видишь, Тузикевич, ты даже об этом не знаешь, - с осуждением протянула Дина. - Столько лет вместе прожили, а ты обо мне, вообще, ничего не знаешь. Милый мой, - язвительно добавила она и провела ладонью по щеке пассажира, которому адресовался длинный монолог. - Щетина отросла. Колючка!.. Дорогая моя колючка! - пропела она, подражая мотиву песни о Москве, не преминув продолжить, - золотая моя, колючка-а-а, - затянула, сделав ударение на последнем слоге для складности. - Все равно я тебя люблю. И ненавижу. Всё одновременно. Думаешь, это невозможно? У меня все возможно... Я не отвлекаюсь, слушай, что было дальше. Дальше всё самое интересное. В общем, вспомнила я о своей коллекции пластмассовых пупсов, нашла сайт коллекционеров, чтобы влиться в их ряды. Делиться наболевшим, а не только с гордостью рассказывать о своих новых приобретениях или предлагать всевозможные обмены. Зарегистрировалась под ником Кука. Однажды натолкнулась на одного человека с ником Ося. Он с восторгом писал о своей коллекции, от которой меня начало мутить. Тут еще зуб мудрости ныл уже два дня, хотела я ему написать что-то "добро-подбадривающее", и тут меня как громом ударила догадка: я поняла, кто такой Ося! Как догадалась? Очень просто! Вспомни его излюбленную фразу - "несись излюбленным аллюром". Я не так часто с ним сталкивалась в клинике, но всякий раз он употреблял эту фразу в разговоре с медперсоналом. Согласись, это не "блин горелый" или "елки-палки", или что-то там еще из нормативно-ненормативной лексики. Не избитая фразенка, ты прав. И благодаря ей я догадалась, кто скрывается под ником Ося - Федор Осипович Запрягайло. Ося - очередное тому подтверждение. Пока я не знала, куда мне приложить свое открытие в области коллекционных познаний... Как не оттягивала "счастливый" момент посещения стоматолога, пришлось идти на прием. Зуб извел меня, ныл круглосуточно, а по ночам доводил до бешенства. Когда решилась на визит, то услышала неприятный приговор - зуб не спасти, его надо удалять. Одно успокаивало - это зуб мудрости, можно прожить и без него, протезирование не потребуется. Удаление прошло без эксцессов. А после удаления хирург стал удивляться и всем показывать мой бедный зуб мудрости. Будто это был не зуб, а ценная реликвия. Поначалу я расстроилась, что лишилась этакой невидали, а потом в голове мигом созрел план. Прям, в один момент, как у ученого рождается гениальная идея. Я пришла к Запрягайло в кабинет и предложила новый экземпляр для его коллекции. Он сделал вид, что ничего не понимает, я процитировала наизусть несколько его пространных рассуждений из социальной сети, он смутился, я сказала, что тоже кое-что коллекционирую, и мне сложно в этом признаться. Федор предложил мне нанести ему дружеский визит. Я заявила, что пока у меня нет на руках нового экспоната, но очень скоро будет... Когда твоя дорогая маменька уедет на юга. Я была хорошо осведомлена о ее планах. Мы с ней часто перезванивались, я очень волновалась за тебя, милый. Я не сомневалась, что ты откажешься к ней присоединиться. Одним словом, сделала я первый шаг к реализации своего плана и стала терпеливо ждать. И вот мой день настал. Я позвонила Федору по телефону... Ой, забыла рассказать об отпечатке губной помады на его щеке. Я женщина наблюдательная, без труда заметила, что он шарахается от всех дам, как от чумы. Перед визитом к нему испачкала пальцы в губной помаде. Когда "заметила" у него на щеке... непорядок, решила стереть этот непорядок. И оставила след от помады, который должен был заметить особо досужий медперсонал после моего ухода. Федор был так впечатлен моим обещанием, что не успел отреагировать на мой резкий выпад. Так на его щеке остался след от "поцелуя". Чтобы придать нашей встрече в рабочем кабинете некую таинственную пикантность, я рассказала Федору анекдот о сумасшедшем коллекционере. Анекдот вызывал у него приступ громкого смеха. Мой расчет удался - медперсонал клиники заподозрил нас в любовной связи, что мне и требовалось. Ты мог не поверить моим словам, позвонить в клинику. И ты позвонил, подозрительный мой! А Федор должен быть мне благодарен: о нем ходили легенды одна другой круче, а оказалось, что он не имеет отклонений сексуального характера... Всё прошло "на ура"... Прошло бы, если бы не одно "но" - я не рассчитывала, что в его квартире прорвет трубу. Федора хватились бы через две недели. Когда у него закончится отпуск. Но мне слишком фартило, поэтому казус обязан был случиться... Когда ты меня спросил, оставила ли я включенным кран, я сразу всё поняла. Пришлось "признаться". Все следующие события прошли как по нотам. Ты выпил вкусного морса с лошадиной дозой снотворного. Тимофеев выпил вкусного морса с ядом длительного действия, внешне похожим на обычное отравление. Но обычное отравление не заканчивается летальным исходом. Скоро твой любимый нянь отбросит копыта. Если уже не отбросил. Уверена, что до дома он успеет добраться. Я знаю, что он живет один. Сын служит, жена бросила. И не мудрено - кто станет жить с таким уродом в дешевых сандалетах и вещах-обносках?! Так что никто бедненькому Женечке не поможет, - вновь засюсюкала Дина. - И никому-то он ничего не расскажет! И ты, Тузикевич, никому ничего не расскажешь. Но умирать ты будешь долго и мучительно. Не дождешься от меня жалости! Я от тебя не дождалась, и ты не дождешься от меня... Черт, будто бы всё продумала, но одно не учла: как я буду тебя перетаскивать из одной машины в другую? Для следующего этапа у меня заготовлена тележка из супермаркета на колесиках. Но она пригодится, когда доберемся до места... Что же делать, что же делать? - пробормотала женщина. - Будто бы всё продумала до мелочей... Но ничего, что-нибудь придумаем. Мир не без добрых людей... Конечно, можно добраться на твоем автомобиле, но лучше, чтобы на выезде из города нас не зафиксировала камера наблюдения. Сейчас переберемся в невзрачную "Ниву"... А вот и она! Нас дожидается. Не правда ли, хорошая машинка? Я ее у одного забулдыги в гаражах за ящик водки купила. Не переплатила, как думаешь? - хихикнула она и запела, - "Жигули" вы, мои "жигули", до чего вы меня довели... Извините, ошибочка вышла: не "Жигули", а тот гад ползучий! - Женщина больно дернула мужчину за мочку уха, но он никак не отреагировал.
Жигули "Нива" мирно стояли на парковке у обычного жилого дома и ждали своего часа. Их час настал. Осталось только перегрузить спящего Эдуарда из сверкающего импортного внедорожника в отечественный автомобиль, прошедший Крым, Рим и медные трубы.
Двор был пуст, словно его обработали вредными веществами, убивающими всё живо-ползущее, заранее предупредив о санобработке всех жильцов. Дина озадаченно повертела головой, стоя у раскрытой двери с пассажирской стороны. Эдик безмятежно спал, пуская слюни и вызывая у нее звериное презрение.
- Вот же тварь, - пробубнила себе под нос бывшая супруга, - спит и в ус не дует. И мне голову ломай - как его перетащить из одной машины в другую? Столько сил потрачено, а застопорилась на элементарной перегрузке.. Что же делать? Люди, ау-у-у! Где вы-ы-ы? - От нахлынувшей ярости снова дернула Эдуарда на другую мочку уха. - Спит он! Я из-за него отправила на тот свет двух людей, а он спит себе!.. Спит и не знает, что его тихая бессловесная Дина расправилась с двумя мужиками! Какие жертвы! И все ради тебя, милый. Думаешь, я буду жалеть о содеянном? Не буду! Мне их нисколечко не жаль: один вернул тебя к жизни, другой выхаживал. Туда им и дорога!
Вдруг послышались гулкие мужские голоса. Пока сами мужчины не появились в поле зрения разгневанной донельзя женщины, но их возбужденные голоса слышались все отчетливее. Дина решила, что они вынырнут из-за угла, а они выскочили из подъезда, как пробки из бутылки. Мужчины очень торопились. О конечной цели их спешного хода ясно говорили испитые лица и судорожный пересчет наличности. Явное недовольство относилось к нехватке монет.
- Эй, мужики! - обратилась к ним сердобольная симпатичная блондинка, замершая возле джипа, - могу подкинуть деньжат.
- Просто так? - хмуро поинтересовался мужик в брезентовых бриджах с живописным пятном ржавого цвета на колене, футболке с надписью "Я люблю Россию!" и шлепанцах на два размера больше. Видимо, впопыхах сунул ноги в чужое "ходовое" имущество. Его сотоварищ был облачен во все белое, пусть и слегка отдающее серым налетом, намекая, что у него сегодня праздник, впрочем, как и всегда, когда "есть за что, и, как следствие, есть что".
- Не просто! Подойдите сюда, не бойтесь.
- Вот еще, - взбрыкнул белоснежный с налетом, огласил окрестности писклявым голосом, больше подходящим капризной девице.
Сотоварищ взглянул на него с грубым осуждением и потопал к джипу. Белоснежному ничего не оставалось делать, как присоединиться.
- Че надо? - еще не дойдя до места, спросил любитель России, он же держатель денежных вкладов, крепко зажимая их в руке, чтобы впопыхах не лишиться.
- Мужики, помогите приятеля перетащить в мою машину. Он немного перебрал, отказывается возвращаться домой в таком виде. Отоспится у меня, потом отправлю его к жене. Она у него еще та грымза.
- Что, хуже моей? - оскалился любитель России и обратился к писклявому. - Давай, Леха, поможем барышне и ее приятелю.
- Что нам за это будет?
- Тысчонка устроит?
- Тысчонка? - не поверил белоснежный другим голосом - окрепшим от нахлынувших чувств. - Всего лишь за перенос тела?
- И за молчание. Его грымза ничего не должна знать.
- Так мы ее того... не знаем, - задумчиво изрек он.
- Она неподалеку живет. Вдруг заметит автомобиль мужа и начнет всех расспрашивать, так вы уж...
- Могила! - заверил ее патриот.
Мужчины быстро перетащили "подвыпившего" мужика в "жигуль", по-швейцарски услужливо захлопнули дверцу, получили честно заработанные деньги и поспешили по своим важным делам.
Счастливая Дина, справившаяся с небольшим недоразумением, покатила к выезду из города, занявшему не более пятнадцати минут. У нее было всё рассчитано.
Но разве можно все предугадать?..
Тимофеев плохо помнил, как добрался до дома. Всю дорогу он держался за живот, который собирался вот-вот лопнуть. Его больше не тянуло сбегать в кустики, но боль не отпускала. Напротив, живот болел так, что он время от времени терял сознание. Молодой водила не обращал на него никакого внимания, был погружен в себя, изредка бубня под нос: "Эх, Катя, Катя". Из чего можно было заключить, что Катя поступила с ним жестоко.
Но Женьке не было дела ни до водилы такси, ни до его Кати. Его то бросало в жар, то начинал бить озноб. Он плохо соображал, куда они едут, забыл, сказал ли, где живет. Понадеялся на Тузикевича, который отчетливо пожелал держаться, заявил, что поездку он оплатил, и обещал перезвонить.
Жене хотелось, чтобы Эдуард позвонил прямо сейчас. Он услышит его уверенный голос, вселяющий успокоение, и сразу боль утихнет. Так всегда случалось в далеком детстве, когда он сильно болел. Мать сидела рядом, держала ледяную руку на его горячем любу и что-то тихо приговаривала. Будто читала заклинание. Предлагала положить холодный компресс, но он наотрез отказывался - ее ладонь его устраивала больше, она была не просто охладителем, а в купе с голосом служила проводником к быстрому выздоровлению.
Мысль позвонить матери и пожаловаться на недомогание, к которому привела собственная оплошность, не появилась в его голове. О близких людях он не думал, почему-то мысли вращались вокруг Эдуарда Марковича, который за несколько месяцев стал для него всем - и другом, и наставником, и подопечным, и родным человеком. Почти, как мать, отец и Кешка. Еще Гришка. О Надежде он старался не вспоминать. Как и о Марье.
Евгений с трудом выбрался из такси, словно сильно опьянел за время поездки. Погрязший в личных проблемах водитель, стартовал с места, оставил позади клубы дыма. Земля уходила из-под ног Тимофеева. Он сфокусировал свой взгляд на подъездной двери, и двинулся в нужном направлении. Странно, но за короткий период его отсутствия входная дверь сильно "прибавила в весе", открыть ее стало проблематично. Женька долго с ней боролся, пальма первенства перемешалась от неодушевленного предмета к полуодушевленному, внутри которого выросли десятки колючих кактусов. Наполовину одолев сопротивление потяжелевшей двери, мужчина некоторое время пораскачивался, ухватившись за дверную ручку, потом впихнул себя в подъезд. В отместку дверь отвесила его тычок под мягкое место. Сознание отключилось на несколько минут, которые он провел сидя на цементном полу. После чего, хватаясь за стену, поднялся на ноги, преодолел несколько степеней и ввалился в лифт, опередив незнакомца, желающего его покинуть. Незнакомец брезгливо на него покосился, обозвал пьянчужкой подзаборной и заявил, что его ноги в этом доме больше не будет, будто приходил к Тимофееву - подзаборной пьянчужке, не принявшем его со всеми почестями. Выместив на нем зло, появившееся после общения с дочерью, которая предпочла жить с парнем, неподходящим по всем показателям, незнакомец гордо удалился, громко хлопнув дверью, которая волшебным образом избавилась от лишних килограммов.
В это время Тимофеев вытирал спиной стены лифта и непонимающе изучал цифры на панели, которые плясали у него перед глазами. Ткнул в одну из них пальцем и промазал. Прищурился, повторил попытку, лифт скрыл его от всех глаз и потащил наверх. Женька снова отключился и стек вниз. Когда двери лифта разъехались, он выпал на площадку своего этажа. Больно ударился плечом, и это привело его в чувство. Сумка, с которой он никогда не расставался, грохнулась рядом с ним и издала перезвон, докладывая, что таит в своих недрах ключи от замка. Прежде чем подняться на ноги, Женя покопался в сумке, выудил ключи и, пошатываясь, побрел к своей родной двери, за которой обязательно случится чудо исцеления.
Ему показалось, что он вскрывал замки несколько часов, настолько он устал. Руки дрожали, как в алкоголика, который провел в успокоительном запое не менее недели. Почему-то после вскрытия замков дверь не распахнулась. Женька сообразил своим отключающимся умом, что надо надавить на ручку, что он и запоздало сделал.
Наконец, оказался в спасительной прихожей. Аккуратно прикрыл за собой дверь, непонимающе оценил туман, в которой погрузилась прихожая, дернул головой, не удержался на ногах и рухнул на пол...
Прошло совсем немного времени, как в дверь робко позвонили. Выдержали интеллигентную паузу, потом неинтеллигентно надавили на кнопку дверного звонка и удержали дольше прежнего. После чего дерзко заскреблись в дверь.
Чего уж совсем не ожидал от себя Гришка, так это того, что начнет нагло ломиться в чужой дом, который постепенно становился его домом тоже. Этим он и объяснил свое поведение. Дверь открылась, но открылась лишь на острый угол. Но он позволил себе просунуть голову, некогда обросшую космами, а теперь мастерски остриженную.
- Дядя Женя, - вежливо протянул Ширяев, еще не осознав, чьи ноги попали в поле зрения. Когда осознал, сумел просунуть свое тельце, пусть и худосочное, в узкую щель, через которую никогда бы не протиснулся, если бы не чрезвычайные обстоятельства. Поначалу он остолбенел, вспомнил свою бесчувственную мать, потом решил привычно заголосить, но быстро передумал. Бросился на колени, и приложил ухо в спине Тимофеева, распластавшегося на полу прихожей. Краем глаза Гришка охватил ограниченное пространство вокруг лежащего тела. Отсутствие лужи крови его успокоило: поначалу он решил, что кто-то жестоко расправился с близким ему человеком. Раз крови нет, то все закончится хорошо, - по-детски подумал он, пытаясь уловить своим хорошим слухом слабое биение сердца. Он боялся перевернуть Евгения на спину, чтобы что-то не испортить. Забыл, где следует слушать сердечный ритм. Но он очень хотел услышать и услышал.
Схватился за телефон и позвонил в "скорую". Кричал, что жизнь его отца весит на волоске, что если врач не приедет через три минуты, он выбросится из окна. И пусть смерть двух людей будет на их совести! Он кричал и кричал, не замечая, что в трубке давно идут гудки. Он держал ладонь на влажной спине Тимофеева, пытаясь вытянуть всю хворь с ее помощью. А то, что на рубашке расползлось пятно от пота, его успокаивало: значит, жив, значит, совсем недавно потерял сознание и есть надежда на спасение. Свои установки он начал озвучивать отцу, когда осознал, что его на том конце провода никто не слушает. Но был уверен, что его услышали и уже едут...
Он контролировал каждое движение приехавших медиков. В машине скорой помощи все время пытался ухватить Евгения за руку, мешая действиям врачей. В итоге на него прикрикнули, и он угомонился. Издали следил за первоочередными мероприятиями и тихо приговаривал:
- Батя, мы вместе... Батя, мы вместе...
Откуда появилось обращение батя, он сам не знал. Но точно знал, что они вместе с батей, с Кешкой, который через год к ним вернется, заживут в гармонии и понимании.
Раз они вместе, то у них всё получится...
Всего лишь в тридцати пяти километрах от города находились заброшенные военные склады, которые прятались в большой роще. За рощей притаилось огороженное кирпичным забором трехэтажное строение. Поговаривали, что в здании жили военные, обслуживающие склады. Со складов давным-давно, еще в годы строительства коммунизма, было вывезено все имущество, военные куда-то перебазировались, о складах все благополучно забыли, забор из сетки-рабицы, окружавший склад, растащили предприимчивые граждане, заодно прихватили то, что случайно "завалилось". Ребятня на развалинах не резвились: до ближайшего населенного пункта - села Бабичево - было около шестнадцати километров. Для любителей игр в запутанных лабиринтах - пустяк, но подобная игра у нынешней детворы не в фаворе. Им бы в соцсетях потусоваться или в компьютерные игры поиграть.
Отреставрированную казарму давно превратили в дом-интернат для престарелых и инвалидов. Его обитателям не разрешалось бродить по роще. Кто-то прислушивался к указаниям, кто-то не мог долго ходить, потому ограничивался прогулкой по саду, а кто-то презирал чужие указы. Но и презирающим было нечего делать на развалинах, того и гляди, можно угодить в яму и сломать себе шейку бедра. Именно, шейку бедра, ничего другого. Другие переломы были не так страшны, как перелом шейки бедра, после которого уже никогда не оправишься. Особо просвещенные в медицине, улавливали некую связь между сломанной шейкой бедра, умственной активностью и быстрым угасанием. Презирающий чужие наказы народ ограничивался пешими прогулками по тропинке в роще, не углубляясь в дебри...
Дина знала и о военном складе, и о доме-интернате. Она гостила летом у бабушки, которая жила в селе Бибичево. У бабушки была уйма дел в огороде, поэтому накормив с раннего утра внучку, она о ней забывала. Собрав урожай овощей и фруктов, бабушка отправлялась на трассу, где создавался импровизированный рынок. Мимо мчались к югу автомобили. На покупательский спрос автолюбителей и надеялись деревенские жители. Вспоминала бабушка о внучке, когда возвращалась домой на закате. Поэтому Динка знала, что на закате надо быть дома. Остальное время она была предоставлена самой себе.
Все ребята называли склады катакомбами, чтобы было страшнее. Сочиняли разные истории о страшных боях за город. Якобы здесь, в катакомбах, прятались немногочисленные защитники города, чудом оставшиеся в живых после жаркой схватки. Они создали партизанский отряд и продолжили борьбу с фашистскими захватчиками. Ребятня усиленно искала подтверждение своим словам, желая обнаружит пробитую осколком снаряда каску или шинель. Или того похлеще - скелет с зажатым в костлявой руке посланием к потомкам. Однажды поисковая экспедиция затянулась дольше обычного. Когда они возвращались по длинному подземному лабиринту, который уже выучили и могли двигаться без привычных фонариков в руках, вслепую, Динка подвернула ногу и автоматически ухватилась на стену. Стена оказалась холодной и влажной, как туловище змеи. Так она заявила приятелям, когда те вернулись назад, призванные ее испуганным вскриком. Динка сразу забыла о подвернутой ноге, когда луч фонаря обнаружил металлическую дверь со здоровенной замочной прорезью.
- Это каких же размеров должен быть ключ от этой двери? - задумчиво вопросил один из приятелей, услышав историю о змее, которую ни раз гладила бесстрашная девочка Дина. Приятеля звали Митей. Сначала он засунул в отверстие палец, словно хотел что-то нащупать в замочной скважине. Затем присел на корточки и попытался рассмотреть, что находится внутри. Подсветить фонариком и подсмотреть никак не удавалось.
- Не меньше золотого ключа Буратино, - выдала всезнающая городская жительница.
Друзья уважительно на нее посмотрели. И раз она знает ответы на все вопросы, поинтересовались:
- А что там, за дверью?
- Да, что там за дверью? - замогильным голосом спросил подсматривающий мальчик, поднимаясь на ноги. Подставил фонарик себе под подбородок, чтобы напугать всезнайку и сбить с нее спесь.
- Золото рейха, - бросила с умным видом девочка, не купившись на избитый способ устрашения. - Награбили, а вывезти не успели. Спрятали здесь, в нашем подземелье. - Повертела головой, и сказала, понизив голос, - но они обязательно за ним вернуться.
Ее уверенное заявление понравилось не всем. Можно сказать, никому не понравилось. Стать жертвами потомков безжалостных фашистов никому не хотелось. Да, и сама Дина решила отойти от двери подальше, будто потомки успели обосноваться в тайном помещении, где набивают огромные баулы награбленным их предками золотом. Вскоре они должны выйти, загрузить баулы на верблюдов, и тайными тропами вернуться домой. Но прежде избавятся от свидетелей. Об этом и еще о многом другом, бешено-пугающем, начала вещать Дина, но закончить свой сбивчивый рассказ не успела.
Кто-то из ребятни крикнул: "Бежим!", и они рванули с места, преодолев за две секунды расстояние в два десятка детских шагов.
Отдышавшись, Динка сказала:
- Странно, что мы раньше эту дверь никогда не замечали.
- И правда, - выдохнула еще одна девочка в команде по имени Муся - все остальные члены поисковой экспедиции были мальчиками. - Почему мы ее не замечали? - обиженно сведя белесые брови, задала она вопрос. Вопрос, естественно, был адресован всезнайке.
- Дверь была замурована. Пряталась под бетонной плитой. При нажатии на спрятанную кнопку стена отъехала в сторону, и... - Она округлила глаза и затаила дыхание.
- И что? - дрожащим от волнения голосом спросила Муся. Мальчишки упорно молчали, чтобы не выдать страха, который им неведом. Должен быть неведом, а там как пойдет.
- И по чужому велению появилась дверь! - устрашающе заявила городская жительница, больше всех прочитавшая книг о кладах и прочей муре. На последнем слове голос повысился до омерзительных высот, вызвав панику среди искателей. Не сговариваясь, они пустились наутек, извилисто преодолевая деревья, образовавшие рощу. На кромке рощи передохнули, посмеялись и потопали домой.
Уже расставаясь, чтобы показать свой догадливый ум и презрение к страхам, Динка заявила:
- За золотом уже пришли. Они успели отодвинуть плиту, зайти внутрь, но не успели покинуть помещение. Мы им помешали. Теперь они затаятся. Уверена - сразу не выскочат, вдруг их поджидают. И куда им спешить? Провианта и воды взяли впрок, отсидятся, потом двинут на родину... - Хотела снова упомянуть о верблюдах, но передумала - где бы они спрятали двугорбых? Желая перехватить пальму первенства у Мити, деловито поинтересовалась, - может быть, устроим засаду?
Устраивать засаду и вылавливать потомков фашистских гадов никому не хотелось. Не хотелось и Динке, но она сделала вид, что обиделась, передернула плечиками и бросила на ходу:
- Ну, если вы не хотите.
О продолжении можно было догадываться...
Выстраивая планы мести бывшему супругу, Дина вспомнила о двери в подземном лабиринте. И отправилась в рощу, особо не надеясь, что все сохранилось в том виде, в каком она видела дверь в первый и последний раз.
Она отыскала ее без труда, потому что дверь была приоткрыта. По всей видимости, кому-то она не давала покоя. Кто-то тоже решил, что за дверью находятся сокровища. Из сокровищ в небольшой комнатке были только стеллажи без полок. Полки очень понадобились хозяйственным людям. По неизвестной причине на стеллажи никто не позарился. Видимо, хотели найти им применение в этих стесненных условиях, но пока не нашли. Или сначала нашли, потом необходимость отпала. Уходя, прихватили и несколько стеллажей, отчего образовалась брешь среди оставшихся стоек. К железной двери были приварены скобы, что косвенно подтверждало версию о существовании самодеятельного склада. Или замок был ненадежный и из "склада" всё вынесли другие граждане, или устраивать здесь склад было бессмысленно по причине небольшого пространства и бездорожья - близко к катакомбам на автомобиле не подберешься, но в настоящий момент тайная комната была пуста.
Куда поместить уснувшего пока не вечным сном Тузикевича, теперь было ясно. Оставалось купить надежный навесной замок. И лелеять надежду, что визитеры в лабиринт наведываются крайне редко. Но если кто-нибудь и наведается сюда, то с трудом обнаружит дверь в кромешной тьме. Обычно фонарем освящают путь, редко изучают стены: здесь не жилище древних людей, которые развлекали себя настенными рисунками.
Дина доставит сюда Тузикевича на тележке из супермаркета, сгрузив его из машины. Пусть он сложится пополам, сломается-переломается, ей все равно. Она перекатит тележку с содержимым в тайную комнату со стеллажами, и оставит там под замком. Он никогда не выберется оттуда. Никогда! И пусть колотит в дверь кулаками, разбивая руки в кровь, пусть ползает на брюхе и завывает... Пусть помучается, как она всю жизнь мучилась с ним.
Когда Эдик был благополучно спроважен на новое место недолгого жительства, Дина забросала вход ветками. Теперь никто не мог догадаться, что за ветками спрятан тайный проход в лабиринт. А знающим людям в лабиринте делать нечего - все давно изучено, все давно вынесено.
Она бойко потрусила к автомобилю, приткнувшегося правым боком в лесному массиву, в очередной раз порадовавшись, что на тележку на колесиках никто не позарился. Она доставила ее сюда на фольксвагене "Амарок", умыкнув со стоянки у супермаркета. Тележка была здоровенная, супермаркет привечал оптовых покупателей. Доставив ее к роще, она тоже забросала ее ветками, подумав, что таким способом прячут своих жертв маньяки-убийцы. То, что тележка дождалась ее, подтверждает ее надежду на отсутствие в роще праздношатающихся личностей...
Дина не могла подумать, что все время за ней наблюдает пара настороженных глаз...