- Что это ты за моду такую завела - посиделки во дворе по вечерам устраиваешь, пионерок от дел отвлекаешь! - сурово отчитывает меня мама моей подружки Наташи, тетя Вава.
- А это вовсе не я. Это мы все здесь гуляем - пытаюсь оправдаться я.
- Знаю я, что это значит "мы все"! - грозит мне пальцем тетя Вава.
И за что мне всегда одной достается?
По вечерам, мы, девчонки, собираемся на лавочке, но сейчас еще рано, еще никого нет и я, поелозив попой по скамейке и приподняв подол своего солнце-клеша, усаживаюсь в самом ее центре. Сегодня, я - королева из фильма про мушкетеров! Разглаживаю руками крепдешин и раскладываю его на скамейке с обеих сторон. "Ах, ваше высочество, Ох, Ваше высочество!" Красиво! Болтаю ногами и поглядываю на себя, как бы, со стороны: интересно, похожа я на киношную королеву, восседающую на троне или нет. Мое платье, хотя и с трудом, можно представить как королевское - не все же наряды у королев из парчи и бархата, бывают, наверное, и совсем скромненькие! По утрам, она может запросто испачкать роскошную одежду, например, когда ей приносят горячее какао - вот она и надевает что-нибудь попроще. А вот что сюда ни к селу, ни к городу - это моя обувь! Грубые коричневые сандалии-корабли. Я стараюсь на них не смотреть - зачем себе портить королевское настроение! А интересно, сидя на троне удобно болтать ногами? Приходят послы всякие, атташе, а я вот так сижу и болтаю ногами. Вот здорово! А послы, наверное, делают вид, что так и надо - ведь на то она и королева, чтобы болтать ногами!
Мое королевское высочество так задумалось, что не заметило как к скамейке, в обнимку, приближается уже почти что взрослая парочка - Алла с Галкой. На нашу девчоночью компанию эти барышни смотрят свысока - они гораздо старше и в последнее время изображают красавиц и называют себя Миледи и Констанция. Сама я "Мушкетеров" еще не читала, но все друзья моего брата посмеиваются над книгой и называют ее чушью собачьей. А фильм мне не понравился - слишком шумный, и зачем они там воюют я так и не поняла. Мне только оттуда понравились песенки и как ощипывают курицу и приговаривают "шлюп, шлюп". Так, наверное, по-французски называется бульон!
- Эй, шрапнелюшка, двигайся! - капризным голосом говорит мне Алла (Та, которая думает, что сильно похожа на Миледи!)
Скамейка длиннющая и всю ее занять, даже при всех своих солнце-клешах, я никак бы не могла.
- А ты что здесь одна? - цепляется Алла.
- Другие еще не вышли, - примирительно отвечаю я и стаскиваю со скамьи подол платья. Алка жутко вредная, разговаривает со всеми как с недоразвитыми и обязательно придумывает какую-нибудь гадость. А вот Галка добродушная и за глаза ее называют не Крюковой по фамилии, а Хрюковой - и это очень подходит к ее выражению лица.
На мое счастье, тут появились мои подружки - Лена с Наташей.
- Ну что, отличницы, все учитесь? - это уже включается Галка (Констанция).
(Сама она с учебой не совсем в ладу. Когда-то они жили в нашем доме и если кто-то ее спрашивал какую отметку получила в школе, она краснела и смущенно говорила: "колыця"!
- Учимся, - нестройно блеем мы втроем.
- Ленка, - приказывает Алла Лене, - с сегодняшнего дня ты будешь Миша Хой-Хой, а ты - и она тыкает в меня пальцем - ты теперь Тузик Мачавариани!
- Это почему это я долджна быть Тузиком? - возмущаюсь я. - Я не хочу! (Какой ужас - пять минут назад я была королевой, а тут - псина какая-то!)
- Она не хочет! - презрительно проговаривает Миледи. - А что ты хочешь?
- Не знаю, но Тузиком не хочу - я же не собака!
- И я не буду, - присоединяется Лена.
- Подумаешь, они уже и юмора не понимают! А вы знаете, потенциальные медалистки, на каких вопросах "режут" на коллоквиумах в институах?
Что такое коллоквиум - мы все знаем. Школьные медалисты поступают в институты без экзаменов, и они должны пройти только этот злосчастный коллоквиум. Вот на нем и "режут" направо и налево! А поступление в институт - это главная цель всех наших дворовых ребят.
- Ну например. Задают тебе такой вопрос - сколько в СССР ручек у дверей?
- И сколько же? - холодея спрашиваю я, как будто медаль у меня уже в кармане и для меня это главный жизненный вопрос.
- А столько, - победно выпаливает Констанция, - сколько самих дверей!
- А кто же их считал? - теряюсь я.
- Вот ОНИ пусть сами и считают! - хохочет Миледи.
- А если они не захотят? - неуверенно спрашивает Лена.
- А это уже их проблема! Главное - это ответить на вопрос. Усекли, малявки?
Меня этот ответ совсем не убеждает. Так можно спросить "сколько кранов" или "сколько улиц".
- Ладно вам напрягаться! К фестивалю приготовились? Лотерейные билеты упили? - не унимается Миледи.
- Купили, - вяло включается Наташа. - Но ничего не выиграли.
- Вы не выиграли, а Осколковы - поездку на фестиваль! Видали? Деньги к деньгам!
Я просто застываю! Какое же это счастье нужно иметь, чтобы вот так вот взять - и выиграть!
Фестивальная лотерея - это в моей жизни совсем новое. Мама говорит, что лотереи уже когда-то были и "на ее еврейское" счастье она умеет только проигрывать, и глупое это занятие рассчитывать на выигрыш, нужно работать самому. А мне все равно кажется, что есть у некоторых особое счастье - купить всего лишь один-единственный билетик и на него взять и выиграть.
Фестивальный лотерейный билет с картинкой - с левой стороны спортсмен с копьем, а справа - народный ансамбль, -и еще по нему можно выиграть вовсе не деньги, как по облигациям, а прекрасные ВЕЩИ!
Конечно, я видела уже как разыгрывается лотерея - в папином клубе проводилась на Новый Год, называлсь беспроигрышная, но призы там были совершенно неинтересные и только для взрослых: одеколон "Гвардейский", пудра "Лебедь" - это в такой смешной треугольной картонной коробочке с зеленовато-белым лебедем на крышечке, карандаши "Тактика" или "Радуга", блокноты, почтовые наборы и еще какая-то ерунда. А здесь - столько интересных редких вещей, даже автомобили, но по-моему самый интересный приз - это поездка в Москву на фестиваль.
Мое хныканье и просьбы купить билетов побольше получили решительный отказ. Вот у нас и было их только четыре - на каждого члена семьи. И я даже была согласна на любой выигрыш настолько это интересно - взять газету и с забившимся сердцем проверять номера - а вдруг повезло?
Мама что-то готовит на кухне и я с максимальным шумом плюхаюсь в углу на стул и сердито молчу.
- Федул, что губы надул? - шутливо спрашивает мама.
- Вот ты все говоришь, что нужно хорошо учиться, а люди вот берут и выигрывают в лотерею, без всякой учебы!
- Ох уж эти лотереи! - вздыхает мама. - Было у меня когда-то золотое колечко, единственное наследство от твоей бабушки и пришлось сдать его в торгсин. И дали мне за него беретик и лотерейный билет.
- И правильно сделали! Мам, ну зачем тебе золотое кольцо? Ты что - махала бы перед всеми рукой, чтобы кто-то увидел? А беретик - это красиво и вещь нужная. А что с лотереей?
- А вот никак! Как и в любой лотерее.
- Но попытаться ведь всегда нужно! - отчаянно говорю я. - Говорят же - попытка не пытка. Вон Вовка Осколков в Москву едет - на фестиваль. Представляешь? По лотерее выиграл!
- Ну едет, - спокойно парирует мама. - И вы с Вовой поедете.
- Да уж, поедем! - безнадежно констатирую я. (Шутит она, что ли - это на чем мы с братом поедем? Верхом на метле?)
- В Москву поедете, к бабушке на дачу, в Серебряный Бор. А мы с папой в дом отдыха, в Сестрорецк.
Сказать я ничего не могу, только ловлю ртом воздух и пытаюсь понять что происходит.
- Тетя Миля вам уже разных билетов накупила, - продолжает мама. - А мы на обратном пути заедем в Москву и вас заберем.
Ни спать, ни есть совершенно невозможно - нужно собираться в Москву. Мы едем вдвоем со старшим братом. Меня сдают под его опеку. Ужас!
*****
"На московском, на фестивале, мы хороших людей повстречали" - мурлыкаю я.
Весь летний день я кручусь во дворе и как бы, между прочим, небрежно сообщаю:
- А я скоро поеду на фестиваль в Москву!
Скамейка воспринимает мое сообщение довольно спокойно кроме подружки Гали - это сообщение подкосило ее напрочь!
- Ты что, серьезно едешь? - недоверчиво спрашивает Галя.
- Серьезней не бывает! - горделиво и многозначительно изрекаю я. - И увижу там ВСЕ!
- А какое ВСЕ там можно увидеть?
- Да обыкновенное! - зажигаюсь я с полуоборота. - Там всякие концерты будут и мероприятия разные. А на улицах - просто тучи людей! Ты, например, живого негра видела? А японца? Да я и не говорю о японце - хотя бы настоящего француза, а?
- Француза? Я слышала, что у нашей учительницы Веры Андреевны мать была француженка. Ну и что в этом особенного?
- Да разве такая она француженка! Я говорою про НАСТОЯЩЕГО француза, который говорит только по-французски!
- Ну интересно, - ехидно щурится Галя, - и как ты с ним собираешься разговаривать?
- А, это уже ерунда! - небрежно машу рукой - Мир, дружба - это во всем мире по-русски знают.
- И из-за этой чухни, чтобы услышать как француз говорит "мир-дружба" ты поедешь в Москву?
- Ну не только, - сдаюсь я. - У меня же там бабушка и две тети. И я буду жить там на даче. Читала "Мишкину кашу"? Вот на такую дачу я и поеду.
- Ну да, и ты будешь там кашу варить как Мишка - не скрывая издевки говорит Галя.
- Не знаю уж кто и что будет варить, а тебя просто завидки берут, что ты никуда не едешь! - с обидой говорю я и гордо отворачиваюсь от нее.
- Ну, интересно, и кто же тут на фестиваль собрался? - в обнимку с "Колыцей" подходит дылда Алка. - Неужели ты? - словно не веря своим глазам, что вот ТАКИЕ могут туда ехать!
- Я! С Вовой еду! - отвечаю я и потихоньку ползу к краю скамейки - понимаю, что ничего хорошего от нее ждать не приходится.
- Нечего твоему брату делать! - притвороно сочувственно вздыхает Алла. - Ехал бы сам, зачем ему довесок?
- Сама ты довесок, - чуть не плача бурчу себе под нос и, наконец, осторожно слезаю со скамьи.
- Подожди, подожди, не уходи - хватает меня Алла за подол платья.
Хряяяяcь! Крепдешин рвется легко и беспечно, даже без намека на сопротивление. "По долевой" - спокойно отмечается где-то в мозгу и вот уже вся орава, хихикая, разглядывает мои белые, в мелкий цветочек, ситцевые трусы.
- Дура ты, дубина стоеросовая! - рыдая кричу я Алке и бегу домой.
До дома не дохожу, а сажусь на ступеньку в парадном и тихонько плачу. Плачу от пережитого унижения и стыда, что ВСЕ увидели мои трусы - а что может быть страшней? Разглядываю порванный подол и удовлетворенно отмечаю, что починить его НЕЛЬЗЯ! Конечно, мама поругает, скажет, что нечего ко всем лезть, но я ведь сама и не лезла! Так получилось.
Зато платье мне не жалко совсем, я даже рада, что оно исчезнет - с первого дня я его ненавидела лютой ненавистью. Мама мне его перешила из платья своей сестры, Беллы, и с первой минуты, когда я только увидела купленную тетей ткань, я захохотала как сумасшедшая.
- Ой, что такое тут нарисовали! На оранжевом фоне - ржаные хлебцы!
- Что ты понимаешь! Это вовсе не хлебцы, а сыр! - с видом знатока разъяснила мне тетя.
Она работала в ресторане калькулятором и во всем, что касалось "отрасли общественного питания" считала себя большим специалистом.
- А почему тогда они коричневые? - не унималась я. - Сыр не бывает такого коричневого цвета.
- Ну просто профессор кислых щей! - иронизирует тетя. - Это такой особый копченый сыр! - и презрительно крутанувшись на каблуках, тетя Белла идет в свою квартиру - на второй этаж.
- А копченый сыр с дырками не бывает! - уже вдогонку кричу я. ( Я так думаю, но совсем не уверена. Зато последнее слово осталось за мной! ).
И уже высунувшись в коридор докрикиваю: - А вы спросите папу - он вам скажет, что такого сыра не бывает! (Папа непререкаемый авторитет во всех областях).
А потом тетя сшила себе платье у портнихи, ей как всегда "напортачили" (так она говорит) и так ни разу не надетым это оранжевое безобразие с сыро-хлебцами было торжественно отдано на перекройку. Я немножко поныла, что НИКОГДА этот ужас не надену, но папа меня "взял" крепдешином:
- Учти, - сказла папа значительно, - это хорошая дорогая ткань. И не каждой девочке могут купить такую материю на платье.
И тогда я уступила. Не смогла устоять против довода "не каждой девочке".
Но зато теперь этого платья больше нет и не будет - тю-тю!
- Вот, - говорю я сама себе голосом умудренного жизнью старца и совершенно успокоившись,- в каждом деле есть минусы и плюсы! - и в эту минуту, где-то внутри, потихоньку поднялась радостная и теплая волна и уже сейчас все эти Алки и Колыци - это полнейшая ерунда по сравнению с тем огромным, всепоглощающим счастьем, которое ждет меня впереди!
Москва встретила нас унылым дождем, но это не повлияло на мое радостное настроение.
- В Серебряный Бор! - командует моя тетя Миля таксисту. Машина ныряет в переулки и узкие улочки, и тетя многозначительно поясняет:
- Не по всем улицам сейчас разрешено движение - и при этом кивает головой, как китайский болванчик - мол, мы-то с вами понимаем ПОЧЕМУ это необходимо.
Но я ничего не понимаю. Моего мужественного молчания хватает только до длиннющей темно-зеленой аллеи, где роль деревьев выполняет неприступный темно-зеленый забор.
- Тетя Миля, а куда мы едем? (как будто я не знаю, что на дачу! Но спросить прямо "а скоро ли мы приедем", мне почему-то представляется верхом невоспитанности).
- Как куда? - удивляется Миля. - На ведомственную дачу.
Ух, как это солидно - ведомственную!
Справа на заборе мелькают какие-то номера и, наконец, останавливаемся у закрытых ворот. После каких-то переговоров тети Мили с охранником, ворота бесшумно распахиваются и мы въезжаем на ТЕРРИТОРИЮ. Раньше, когда я представляла себе "у бабушки на даче", то мне рисовалась яркая веселая открытка с небольшим домиком, с маленьким садиком с огородиком и чтобы из аккуратненьких грядок непременно торчали морковные хвосты. Во дворе, с умильной улыбкой на морде и сияющими от счастья глазами, виляет хвостом какой-нибудь Шарик или Тузик, а из окна дома укоризненно смотрит мордаха серого, с белыми подпалинами кота по имени Фома (имя Васька казалось слишком затертым, а в имени Фома есть важность и достоинство!). То есть, дача - это что-то похожее на украинскую деревню, где мы когда-то летом жили.
А это действительно, территория - никакого тебе домика с садиком и веселого Тузика и уж тем более огородика. Скорее, это похоже на пионерский лагерь - пораскидано много небольших деревянных домиков, но в центре, гордо, как корабль, возвышается большое строение похожее на папин клуб. Репродуктор на высоченном столбе мягко и трогательно напевает мне:
- "Если б знали вы, как мне дороги, подмосковные вечера!"
- Ой, какая песня красивая! - отмечаю я про себя, но папа не дает мне дослушать про речку, которая то ли движется, то ли нет....
- Ты помнишь, о чем мы с тобой договаривались? - строго спрашивает меня папа.
В ответ я быстро киваю головой и отвожу взгляд. В прошлый раз я наговорила бабушке совершенно недопустимые вещи. Бабушка сказала мне с грустью, что когда я уеду, то она будет очень скучать, на что я ей ответила "найми духовой оркестр!". Мне это казалось очень смешным, а вовсе не обидным или глупым. У нас на кухне все так говорили.
- Пап, я же тогда еще совсем маленькая была! - покаянно говорю я. - Сейчас я уже ТАКОГО не скажу.
Бабушку свою я видела всего лишь несколько раз и хотя я ЗНАЮ, что бабушку надо любить по-особому - мне это очень трудно. Я не понимаю как можно сказать себе - "обязательно люби" или "не люби ни в коем случае!". Но я четко знаю, что надо стараться и тогда все выйдет!
- Ой, да какие они большие! - всплескивает руками бабушка целуя нас с братом.
Шум стоит невообразимый! Говорят все сразу - родители, тети, я тоже что-то верещу.
- Идите, посмотрите на Москва-реку, это вам не море! - командует тетя Миля и мы с братом
идем смотреть на это "не море".
А бабушка не может отвести от папы глаз - все разглядывает его парадную форму с навешанными на ней орденами, медалями и разными красивыми штуковинами. По новому уставу, парадную форму теперь полагается украсить множеством всяких блестящих "золотых" прибамбасов. Весь китель обвешан эмблемками, "птичками", уголочками и все это блестит, как пуговицы, начищенные асидолом.
- Папа, а как ты думаешь - они всегда так будут блестеть? - осторожно справляюсь я.
- Всегда? Ну что ты, вечного ничего на свете не бывает!
А бабушка от папиной формы в полном восторге!
- Ах Левочка, - всплескивает она руками, - какой же ты солидный, нарядный!
Долго слушает папины рассказы, а потом, немножко стесняясь, спрашивает шепотом:
- Скажи мне, детка, а тебе денег хватает?
(Ну бабушка! Какой же папа "детка"?)
Папа смеется.
- А ты видела таких людей которым бы хватало?
Бабушка в ответ качает головой и говорит:
- А вот над нами живет военный - у него тоже четыре звездочки на погоне как и у тебя - ему хватает!
И назидательно добавляет:
- Очень даже хватает!
- Значит он молодец, раз ему хватает!
И уже перед самым своим отъездом с мамой в Сестрорецк, папа спрашивает у моей тети:
- Миля, а кто этот военный, с четырьмя звездочками, что над вами живет?
- Звездочками? Эти у него не звездочки, а звёзды! Генерал армии Штеменко у нас живет.
И они оба - и папа и тетя Миля почему-то хохочут.
*****
-Так, - решительно объявляет брат. - На марках и значках экономить не будем!
(Почти таким же голосом, как маршал в кино: "теперь рассмотрим дислокацию наших войск на этом фланге"!)
- Есть, товарищ генерал! Конечно, не будем! - радостно подхватываю я. - Но осторожно осведомляюсь: - А как мороженое?
- Ну не будешь же ты есть по 10 мороженых в день!
- А почему нет? Я очень даже могу!
(Это я говорю чисто из вредности - до десяти мороженных я уж точно не дотяну!)
- Это мы посмотрим по обстановке, - миролюбиво остужает мой пыл Вова, - а сегодня мы едем в Москву и едем до самого Охотного ряда!
Ура! В Москву - это значит мы едем от одной конечной остановки до другой, целых 50 минут - без суеты, спешки троллейбус катит по улицам, а я глазею по сторонам.
- А на какой объект? - деловито осведомляюсь я.
- Марки будем покупать!
От восторга и радости я просто задыхаюсь! Я готова бежать тут же, сию секунду!
- Куда? - останавливает мой энтузиазм Вова и у него это звучит как "тпру!" - А завтракать?
- А нужен нам этот завтрак? - вяло блею я. - И без него можем сегодня обойтись. (Завтрак отменить невозможно, но почему бы не попытаться? А вдруг....)
- Не начинай! - грозно обрывает брат. - И давай, дуй в магазин!
В зависимости от ситуации, я в магазин хожу, летаю, чешу, дую, ползу по-пластунски, шурую, продвигаюсь мелкими перебежками и в каждом виде передвижения есть своя игра. Сегодня все просто и ясно - в магазин я дую. Значит надо максимально быстро, потому что даже если я "лечу" - то сначала я "набираю высоту" - бегаю по комнате и громко жужжу.
Покупки в магазине - это моя обязанность. С утра там толпятся дачные тетечки всех возрастов и цветов, и трещат - обсуждают дачные новости и, как говорит моя тетя Полина, "набираются заряда бодрости на весь день".
Когда я там появляюсь, шепоток на минуту стихает, и все взгляды прилипают ко мне. А то, что именно "прилипают" - я это хорошо чувствую. О нашей семье они все давным-давно знают, а что и не знали, я им честно сообщила. Пусть порадуются.
- Ну что, Лилечка, уехали родители? А вы остались бабушку развлекать? - умильненько пропевает продавщица Нюся.
- Уехали, у них уже путевки начинаются.
- Везет же людям, - также сладенько продолжает она, обращаясь к тетечкам, - Детей к бабушке, а сами на курорт. И на все хватает! А тут корячишься, корячишься, а все без толку.
И она огорченно всплескивает руками.
Я на нее не обижаюсь, хотя мне очень не нравится КАК она говорит - мне ее жаль. Вся ее семья крутится тут, в магазине, целыми днями - тихий, очень даже симпатичный, молчаливый муж в неизменном черном берете, и маленький сын. У него парализованы ноги, и его походка похожа на движения тюленя - он не переставляет ноги, а как бы подтягивает одну к другой. А сама продавщица беременная и вся сильно оплывшая.
- А тебе, как обычно? Что у тебя сегодня?
Обычно я чередую: 50г докторской колбасы себе и 50 г любительской Вове.
- Приятного аппетита! - говорит мне на прощанье Нюся.
- До свидания, - вежливо отвечаю я.
Сегодня мне все нипочем - я еду покупать МАРКИ!
Витрины в филателистическом магазине почему-то очень высокие и разглядывать их содержимое можно только сбоку. Мой нос елозит по стеклу, оставляя влажную дорожку и я, опасливо оглядываясь по сторонам, пытаюсь оттереть его ладошкой.
На витрине выставлена куча маленьких целофановых пакетиков с номерами, и тут же разложены марки из этих пакетиков. Мол, пожалуйста, разглядывай и покупай! А какие марки! Я завистливо вздыхаю - будь я богатой, я бы их скупила все подряд!
- Девочка! Не пачкай витрину руками! И лучше всего - отойди отсюда подальше!
Я глупо хихикаю и поднимаю голову, - оказываается, продавец говорит это мне. Молодой парень с неприступными оловянными глазами. Он, видно, не понимает, что я не просто пришла поглазеть, я и есть настоящий покупатель!
- А можно мне посмотреть номер 34? - наконец, решаюсь я.
Народу в магазине много, все перешептываются, что-то обсуждают, но покупают мало. Продавец небрежно рассыпает передо мной содержимое пакетика.
- Это полная серия? - спрашивает рядом со мной офицер-моряк, в такой красивой форме и с таким солидным голосом, что я замираю! И вдобавок сбоку у него висит желто-золотой кортик! И сам он - как из кино!
- А вот и нет! - выпаливаю я. - Здесь только восемь марок, а должно быть десять! Вам лучше купить серию отдельно, а не в наборе! Наборы, обычно дети покупают.
Продавец на минуту замирает, потом начинает разглядывать пакетики, что-то в них сверять, рассматривать на свет.
И тут я доверительно говорю моряку(как я разглядела по звездочкам - капитану первого ранга!):
- В журнале "Пионер" все новые марки печатают и интересно о них рассказывают.
- А знаешь каких марок тут не хватает? - моряк явно надо мной посмеивается, но смотрит с любопытством: продавец не знает, а эта питюлька умничает.
- Я точно не помню, - уже отступаю я. - Но мне кажется, что Моцарта и Тоё Ода, - и глубоко вздохнув добавляю - Сессю.
- Кого-кого?
- Тоё Ода Сессю. Это такой японский художник был. Вы думаете я выдумываю?
- Нет-нет, что ты! Такое имя нарочно не придумаешь! - смеется капитан.
А ты-то сама почему сериями не покупаешь?
- А их обычно "чистыми" продают. Они дорогущие. Поэтому я только "гашенку" собираю. И только советскую.
- А это еще почему? Так ведь неинтересно - мир-то большой.
- Большой,- соглашаюсь я. - Мне нравится читать, что на марках написано.
- Ну, успеха тебе, коллега - говорит моряк. - Спасибо за информацию.
Что проплывает за окнами троллейбуса, я не замечаю. Мысленно я еще в магазине, вспоминаю марки, перебираю свой разговор с красавцем-моряком и улыбаюсь.
- Ты чего? - спрашивает Вова.
- Какой нам моряк попался хороший и так с ним было интересно разговаривать - осторожно говорю я.
- Не знаю, по мне моряк как моряк.
- Ой, а ты заметил как мне продавец сказал: отойди от витрины? И знаешь почему я засмеялась?
Я вспомнила, как тетя Люба рассказывала армянский анекдот:
- Су-у-урик, не крути папе нос. И вообще, отойди от гроба!
- Глупый анекдот, - говорит укоризненно брат.
- Глупый, - соглашаюсь я. - Но ведь сюда подходит!
От троллейбуса до нашей дачи я не иду, а почти что бегу! Мне не терпится похвастать своим сокровищем.
- Здравствуйте, - стучу я в дачную дверь, - Тамара дома?
- Нету, она с отцом на Москва-реке!
И я мчусь на речку. Почему-то все дачники так и говорят: Москва-река. Где-то есть и другие речки, но здесь-то всего одна! Представляю как я говорю: "Пойду, посмотрю на Черное море!"
Глупо....
- Тамарка, - кричу я, - я тебе сейчас ТАКОЕ покажу!
Тамара - дочь коменданта дачи, есть тут такая должность. Она не выговаривает букву Л и некоторые слова у нее звучат очень смешно. Вся она основательная, степенная и говорит настолько медленно, что я ее даже подгоняю. Иногда мне кажется, что она уже давно старушка, хотя Тамара старше меня всего лишь на год. И еще, я завидую ей, какая она красивая и какие у нее длинные косы!
На нашей стороне реки пляжа нет - берег нависает над самой водой и как говорят дачники: "там глубокая вода". В реку врезается длиннющий причал, с привязанными к нему лодками.
Но в одном месте, на берегу, затаилась маленькая песочная лысинка и там-то иногда купаются.
Тамара вылезает на берег, папа-комендант тщательно вытирает ее полотенцем и, какой ужас! Тамара спокойно снимает мокрые трусы, и с папиной помощью, также неспеша, надевает сухие. Я стыдливо отворачиваюсь - такого я не понимаю! Чтобы при папе натягивать трусы?
- Ты чего это смущаешься? - спрашивает комендант. - Разве папу можно стесняться?
Я пожимаю плечами и молчу. Лично мне это неприятно. Вот и все.
- Смотри, Тамара, на эту марку - говорю я голосом опытного экскурсовода, - это художник Рембрандт. Он был великим голландским художником! - торжественно добавляю я.
- Какая у него странная одежда! - бормочет Тамара. - Если бы не усы, решила бы, что это тетка.
- Как ты можешь говорить "тетка"! - задыхаюсь я от возмущения. - Это же Рембрандт! Просто раньше люди по-другому одевались. А вот это - Гейне, великий немецкий поэт.
- Фашист? - пугается Тамара.
- Что ты выдумала? Какой еще такой фашист! Вова, - окликаю я брата, - Ты слышишь, что она говорит? Что Гейне был фашистом! Скажи, что не был!
- Нет, Гейне не был фашистом - скорее наоборот, - с непонятной усмешкой говорит брат.
- Наоборот - это коммунистом? - уже не выдерживаю я.
Вова выразительно крутит пальцем у виска.
- Ты на годы жизни посмотри, тогда и поймешь каким он был коммунистом! Евреем он был, поняла?
- Почему это - евреем? Тут написано - великий немецкий поэт!
- На каком языке писал - таким поэтом или писателем и был. Усекла?
- А если бы у тебя были все 10 марок серии, что-нибудь бы изменилось? - спокойно сложив руки на животе, спрашивает Тамара.
Я огорошенно молчу. Наверное, ничего бы не изменилось. Но мне хочется, чтобы были все 10.
- Я не понимаю, зачем тебе эти марки, - продолжает Тамара. - Было бы платье - еще понятно, а это - ни надеть, ни съесть.
И точно - ни надеть, ни съесть. Но я понимаю, что существует еще что-то, совсем другое.
- Знаешь, - говорю я, как можно более, уверенным голосом. - Мне просто ИНТЕРЕСНО! Вот я беру марку, а на ней, например, написано: 200 лет со дня рождения Салавата Юлаева. Ты знаешь, кто такой был Салават Юлаев?
- Ну не знаю, - спокойно говорит Тамара, - а в школьной программе он есть?
- Понятия не имею! - ошарашенно замолкаю я.
- Ну, вот видишь, - говорит Тамара. - Если бы мне это было нужно, то в школьной программе про СаВавта ЮВаева мне бы об этом рассказали.
- Да просто интересно! Понимаешь? ИН-ТЕ-РЕС-НО!
- Да что ты так кричишь? Интересно тебе - и хорошо! Собирай себе, трать деньги, - на здоровье!
Если бы Тамара начала кричать, ругаться, то мы скорее всего, поссорились бы. А она такая приветливая, хорошая, добрая. Ну что делать - не нужны ей сто лет эти марки!
- Лучше посВушай, что я тебе про Ляльку расскажу, - доверительно шепчет мне Тамара.
Во мне борятся два чувства - мне страшно интересно что там стряслось с нашей дачной подружкой Лялькой, но мне обидно, что мою радость от марок она так и не поняла.
- Завтра, - говорю я, - я сегодня устала. - и тихонько бреду в нашу комнату.
- Вова! А давай завтра опять в Москву поедем, а?
- Не давай, - остужает мой пыл брат. - Первое - днем нужно заказать в столовой обеды на всю неделю, второе - вечером, я с тетей Милей еду на открытие фестиваля. И третье - не мешало бы нам и побыть с бабушкой, согласна? Зато послезавтра у нас с тобой цирковая кавалькада.
Ну что ж. Кавалькада так кавалькада. Доживем до послезавтра
*****
Песни ко мне липнут, как сок дикого инжира! Того инжира, который растет в нашем сухумском дворе над крышей общественного сортира, и который давным-давно превратился в дичок. Хотя моя мама и утверждает, что рядом с ароматами туалета ни один инжир не полезет в рот, наша компания регулярно лазит на "сбор урожая". Только одно неприятно - на руках остается плотная пленка, которую не берет ни одно мыло и соскребывать эту пленку с рук и лица довольно больно.
А сейчас, по радио, певец Бернес настолько убедительно уговаривает меня: "парни, парни, это в наших силах...", что эти слова въелись в меня почище инжирового сока! И если бы хоть вся песня прокручивалась, а то на "парнях" так и заело!
И вдруг, неожиданно, "парни" исчезают и прорезается другое - "кавалькада, наша кавалькада, это цирковой аттракцион. Клоуны, артисты или аферисты, шаривари шар!"
- Вова, - с затаенной гордостью говорю я брату. - А я маленькую песенку придумала.
И проникновенно пою свое произведение.
И зачем это было мне нужно? Лучше бы Тамарке спела - она всегда ценит, потому что кроме "Я тяжеВый, Ыжий шмель, подо мною гнется ель!" ничего не знает.
- Сама сочинила или кто подсказал? - спрашивает брат с такой усмешкой, что я понимаю всю глубину своей бездарности. - Особенно тебе удалась последняя строчка, - не унимается он - "шаривари шар!"
- А что особенного? - отбрыкиваюсь я - Здесь все по делу - цирковая терминология!
- Терминология? - и брат довольно ржет.
- Бе-бе-бе! - показываю ему со злостью язык. - Сам бы попробовал - тогда бы и говорил!
То, что брат пробовал и у него получилось получше моего - это я знаю! Из "Пионерской правды" ему как-то раз даже хвалебное письмо прислали.