"Видели ли вы, Как бежит по степям, В туманах озерных кроясь, Железной ноздрей храпя, На лапах чугунных поезд? А за ним По большой траве, Как на празднике отчаянных гонок, Тонкие ноги закидывая к голове, Скачет красногривый жеребенок? Милый, милый, смешной дуралей, Ну куда он, куда он гонится? Неужель он не знает, что живых коней Победила стальная конница? Неужель он не знает, что в полях бессиянных Той поры не вернет его бег, Когда пару красивых степных россиянок Отдавал за коня печенег?"
Сергей Есенин "Сорокоуст" (А.Мариенгофу)
Я люблю лошадей. Неизмеримо сильнее другой милой живности. Лошади... Лошади... Удивительные животные. А почему, собственно, лошади? Не хомячки, собаки, кошки и не впечатлившие меня уже во взрослой инженерской жизни кричащие по ночам тропические ящерицы-"Машки" или грязные марокканские ослы, управляемые тощими коленями муэдзина? Лошади. В минуты радости и грусти мне хочется думать о вас, а при слове "красота" в запылённом каждодневными заботами сознании возникает гордый изгиб шеи, раздувающиеся терпкие ноздри, и воздух словно наполняется топотом стройных и мощных ног, несущих ваши статные, невероятные тела по миру бесконечных дорог?
Все это - из раннего, раннего детства. Из детства, когда едва научившаяся ходить маленькая девочка с необъяснимым упорством терзала старые сестринские буквари. И неизвестно, что больше привлекало ее - печатные буковки, которые постепенно, шаг за шагом, превращались в понятные звуки, незнакомые пока ещё крикозяблинки для письменных упражнений или милые картинки, нарисованные для малышей доброй рукой художника. И тогда маленькие пальчики находили в книжке и гладили, гладили нарисованные гривы, холки, хвосты. И детское тельце мечтало прижаться когда-нибудь к теплому лошадиному боку, обнять за шею, заглянуть в глубокие глаза, полные таинственного смысла.
А еще - было лето, и неосмотрительное обещание родителей, хотя и далеко до дня рождения, ибо девочка родилась в октябрьский, но тёплый день, когда небо бездумно голубело, и легко одетые мамочки толкали перед собой коляски, и никакого намека на первый снег, хотя был - Покров. Нет, далеко еще было до подарков, а мечта была невероятной и несбыточной. Но маленькой девочке казалось тогда, что нет ничего невозможного в этой жизни: и мама с папой, и сестра будут рядом всегда, и каждые выходные - теплые семейные походы в березовую рощу и на берег ледяной Уфимки, и все будут любить ее крепко-крепко и никогда не умрут. И ведь были же в квартире - балкон, а еще и лоджия со стороны тоскливого серого подъезда. И вот там-то, думала девочка, будет жить Она, неописуемо прекрасная, а девочка будет носить ей травку, хлеб и чесать, и гладить длинную рыжеватую гриву. И девочка очень много думала об этом, когда была одна, а она часто гуляла совсем одна, и очень далеко от дома. Ей не разрешали уходить далеко, но она не слушалась и все шла и шла в сторону речки, к заброшенным садам, ела одичавшую малину и надкусывала зеленые, никогда не вызревающие яблочки, мечтая о Своей Лошади.
Мысли об этом прекрасном звере были как молитва для крошечного детского сердечка, потому что казалось тогда ребенку, что в этом созданном то ли природой, то ли высшими силами существе сосредоточены великая тайна и нескончаемое счастье, и радость вся, какая только есть на белом свете.
А лошадку купили в Детском Мире - маленькую, рыженькую, пластмассовую. Она была по-своему грациозна, и ее хотелось рисовать.
И рисунков было - множество. Это потом девочка научилась рисовать так, чтобы яблоко было похоже на яблоко, дом - на дом, да ведь и солнышко раньше было - Солнышко, с глазами и ясной улыбкой. Тогда же лошадки, выскакивавшие друг за дружкой из-под неумелого карандаша, походили на собачек и кошечек одновременно, зато их было - невероятно много, так много, что рисунки лежали на полу, на столе, были развешаны на стенах детской комнаты. Разные лошади, зеленые, синие и просто серые, в крошках чертежного карандаша. Иногда и папа садился рисовать с девочкой, у него это получалось гораздо лучше, и тогда комната наполнялась неслышным горячим стуком: маленького трепетного сердечка ребёнка и большого взрослого сердца немолодого уже мужчины, такого нежного в своей поздней отцовской любви. И все вокруг становилось похоже на Счастье.
А потом были начальная школа и маленький синий томик золотоголового поэта. И странное слово - Мариенгоф, катающееся на языке, слово, напоминающее витиеватый, но законченный узор, так похожее на название парусника или космического корабля, и была тайная, непонятная обида на "Посвящение" в начале - словно лишь один на свете человек с такой непонятной фамилией мог читать эти чудные и горькие строки... И возникало сильное желание написать так же красиво и грустно...
Я стала смешной, одинокой и сильной, Но вижу коней, обреченно летящих Красиво и смело над пропастью пыльной, Еще не живых, но уже настоящих. И мир потрясенный затих на пригорке. Он правда дрожал, прогибаясь немножко. Со мною заплакал тихонько и горько Крылатый малыш, обнимающий кошку. "Я вас обожаю, я вам удивляюсь, Я вам отдаю свое сердце и имя. Я с вами летаю, земли не касаясь! Я вашею стала, вы стали моими!" И в облике этих прекрасных созданий Летит надо мною с ликующим стоном Мое пониманье, мое мирозданье, Мое вознесенье над миром бездонным. "Они разобьются!" - предчувствует сердце. Они пронеслись по-над краем провала. "Мои дорогие, прошу вас, поверьте, Я вас обретала, я вас обнимала!" Но в пропасть сорвутся - легко и красиво, И стихнут удары подковок звенящих. И ветер растреплет мятежные гривы Уже не живых, но еще настоящих.
1989 г.
Но время шло, и в детские сказки вплетался реальностью окружающий мир.
И когда через много лет наконец вполовину сбылась моя детская мечта - я сидела верхом на добром, но упрямом меринке, который не слушался меня и все тянулся в свою конюшню, где тепло, знакомый запах и такие спокойные сны - в эти минуты что-то оставило меня. Какое-то неосязаемое волшебство ушло, словно разрешилась наконец моя Лошадиная Тайна. Я не разочаровалась в Них, нет. Есть - сны, и есть - реальный мир. В их тесном переплетении и проходит наша жизнь, это так. Они были детским чудом - а стали живыми, дышащими существами, такими же, как я и те, кого я любила. И так же, как и все существа в мире, были нежны, уязвимы и просили защиты.
A еще спустя несколько лет у меня появился железный конь. Я полюбила и его, как живое существо, и с удовольствием холила и лелеяла, мыла его железные бока и берегла, как умела. Он был послушным, и никогда не упрямился в дороге, всегда довозил до места, даже если изнемогал от боли или от голода. Кормила я его на хороших заправках, заливала самое лучшее масло, и, кажется, мы с ним оба были довольны друг другом вполне.
И вот как-то раз мы мчались по делам по раздолбанной в очередной послезимний период Минке, не подозревая, чья растерзанная красота ждет нас в нескольких километрах впереди, на обеих обочинах трассы.
...Первую я увидела справа от себя, по ходу движения. Мое сердце несколько раз трепыхнулось и остановилось на несколько секунд. Оскаленная застывшая морда не оставляла сомнения в том, что она мертва. Было что-то величественное в этом лошадином теле, даже мертвом. Как безжалостно сорванный цветок, лежала она, окостеневшая, в пыли дорог, там, где ей совсем не место быть.Это была суббота. Назавтра было воскресенье, и, возвращаясь обратно, я увидела вторую на противоположной обочине шоссе. Их было две, и за эти двадцать четыре часа никто не удосужился убрать с дороги их тела.
Но они не были, не были безобразны даже в своей смерти.
...Лошади, лошади на обочине, С автотрассы сюда перекоченные. Как цветы полевые, скошенные, С мордами перекошенными...
Обе уже как лошадки пластмассовые.
Мясо...
Здесь засилье старых и новых, Четырех- и восьмицилиндровых. Пахнут маслом, металлом и нефтью, Вашею лошадиною смертью.
... Вы мне снились когда-то, гнедой и каурый С рыжею, невероятною шевелюрой. Я была папиной девочкой-крошкой. Детское сердце - не больше горошка.
Я рисовала и рисовала, Карандаши переломала. В комнате, пахнущей апельсинами, Летали гнедые ...зеленые, синие...
Даже такие - вы очень красивые!
Гривы.
Гладить морду, холку и круп. Детские руки - у лошадиных губ.
...Каждая - труп.
И теперь каждый день вас предаю я. Свое авто одной ногой разгоняя, Отдаюсь во власть ветра, огня и силы. Я мечтаю быть такой же, как вы, красивой. Я хочу быть такой же, как вы, хорошей! Я думаю, что я - Лошадь!..
Бедные лошади, лошади...
Брошенные.
P.S. Я так и узнала, как их звали, хотя про них даже писали в какой-то местной газете. P.P.S. А пластмассовая лошадка до сих пор цела. С ней играет теперь мой голубоглазый светловолосый малыш.