Я живу в одном из дворов-колодцев на Сенной площади. После тяжелой рабочей недели у нас с Никифоровичем наступают выходные, но я знаю, что скоро объявится его внучок, тот еще типчик. Права на меня выпросил у Никифоровича, сказал ухаживать будет, тот и не устоял. Эх, мой доверчивый дед. Я засыпаю ровно в восемь вечера, на пару часиков. Точно знаю, что позже молодой хозяин придет и мы поедем возить по городу всех юных дамочек, кто будет руку нам на встречу поднимать. Перед вечерним сном люблю посмотреть на уголок петербургского неба - только это видно мне из арки, в которой Никифорович ставит меня. Здесь не так холодно, как на проспекте, где он раньше меня оставлял. Арка с недавних пор закрывается на замок, и я надежно скрыта от любопытных глаз прохожих, которые раньше часто смеялись надо мной, а то и пинали по колесам. Другие машины в нашем дворе почему-то не трогают, а меня так при любом удобном случае то толкнут, то заденут, и никаких извинений не дождешься от этих молодых отполированных выскочек! Я часто сквозь сон слышу, как они шепчутся, что у "этой старой рыжей шестерки" самое козырное место во дворе. Так ведь положено старших уважать! Но им не понять, ну и плевать, очень спать хочется.
Промозглым вечером я дремала, стоя в обшарпанной арке, и тут почувствовала, что в левом боку ковыряют острым ключом. Уже явился. Со скрипом открываюсь. "Поехали, родная, кататься", - говорит. Трезвый вроде. Даже жаль. Можно было бы обосновано не трогаться с места. Загонял меня уже, ни минуты от него покоя. Вот во времена Никифоровича не было такого безобразия, я всю ночь отдыхала, набиралась сил, и не была насквозь пропитана городской пылью.
Покряхтела, покашляла, но завелась, конечно. Это я специально, чтоб понервничал внучок - может в сервис съездим. Там я искупаюсь в масле, натрусь им как следует, а потом может меня и помоют. Эх, мечты, мечты! А пока что передо мной только мокрый асфальт, освещенный равнодушными фонарями, а внутри дешевый бензин.
Так, началось. На обочине стоит мадама нарядная, мокнет под дождем. Внук Никифоровича мимо таких не проезжает, уж я то знаю. Что ж давай знакомиться - я ей весело моргнула глазами, остановилась, а она стоит как вкопанная, с презрением смотрит, щурится. Но вроде решилась - садится. Удушающий запах духов издалека чувствуется. Безвкусица. Брезгливо дверь закрывает, нос морщит, губы противно выгибает, что-то в приказном тоне лепечет моему сегодняшнему водителю. Тот послушно кивает, растерялся парнишка, на панели у меня музыку помоднее ищет, а она торопит его и старается ни к чему не прикасаться в салоне. И, знаете, так обидно мне что-то стало. Тяжело вздохнув, фыркнула пару раз и встала как вкопанная посредине дороги. Сзади побибикали. Ну-ну поможет тебе это, объезжай, давай, не развалишься, чай не 85 года рождения как я. Хозяин покраснел, побледнел, заискивающе смотрит на благоухающую мадам, выбежал, капот открыл, разглядывает что-то, даже ударил пару раз. Вот молодежь пошла! Она что-то резко кричит, на часы пальцем с отполированным ногтем тыкает, выбежала тоже, роется в сумке, телефон достала, а он как выскользнет из рук, подмигнул мне, о правое крыло ударился, в сторону отскочил и разлетелся вдребезги. Гордячка в слезы, топнула ногой, даже плюнула на меня. Этого я так не ставлю! Вижу мадама злобно захлопнуть за собой дверь решила. Ну, давай! Я готова - уже захватила кусок нарядного платья. А она бежит за пролетающей мимо Маздой, рукой машет. Блестящая иномарка захватила ее и они умчались в одном им известном направлении. А у меня остался кусок дорого шелка. Буду как трофей хранить. Стою аварийкой радостно мигаю.
Ну, внук Никифоровича, чего на улице стоишь, руками разводишь? Жива еще твоя старушка. Уж и пошутить нельзя! Капот закрывай-то, вон воды сколько натекло. Давай во внутрь ныряй. Заводи уже, сейчас печечку включим, погрею хоть тебя, а то промок, бедный. И не смей Никифоровичу жаловаться! Лучше в сервис поехали, я может подобрею...