Эти машины-птицы сейчас совсем не те, что прежде. Самолеты сейчас строят из самых прочных сплавов, а самое главное - в них целая пропасть электронных "мозгов", которые держат под контролем состояние всех важных самолетных систем. Чуть что - и они начинают мигать, или берут управление самолетом в свои "руки". Но я знаю, что в твоем самолете ничего не мигает. Современные самолеты - это гордость авиации, не то, что самолеты чкаловских времен, когда слово "гордость" относилось к героизму пилотов, отважившихся летать на машинах тех времен.
Поэтому я за тебя не беспокоюсь.
Я сажусь за свой письменный стол, беру ручку и один за другим вырываю семь листиков из тонкой ученической тетради. Нет, мне не надо исписывать их интегралами и решать на этих листиках уравнения, не надо уменьшать количество этажей в дробях-небоскребах. Я не собираюсь рисовать замысловатые фигуры и доказывать их подобие друг другу. Нет, задача моя проста.
Мне надо написать рассказ.
Сегодня в пять часов я должен явиться в редакцию, пройти два зала с прозрачными стенами, где куча заваленных бумагами столов, а воздух наполнен запахом крепкого кофе и большими газетными заголовками, потом свернуть в узкий коридор, пройти по ковровой дорожке, кивнуть секретарше с толстым слоем пудры на щеках, и зайдя в кабинет редактора, положить на стол очередной рассказ. Следующий из той серии, что выходит у них по пятницам, на третьей полосе в нижней колонке.
Он может быть про пиратов или политиканов, быть юмористическим или грустным, фантазийным или с сюжетом из реальной жизни. Его главное предназначение - заполнить клочок места внизу третьей полосы и кусочек пространства в голове уставшего от работы пятничного читателя.
Твой самолет летит в вышине.
Я почувствовал, когда он взлетел. Когда ты мне вчера позвонила, я записал рейс и время на клочке бумаги. Но тот клочок мне не понадобился - когда подошло время, громадные турбины сами заревели внутри меня. Пока самолет маневрировал на взлетно-посадочной, шум турбин то ослабевал, то усиливался, а потом он вдруг стал таким звонким, что я понял - ты летишь.
К счастью самолеты сейчас так надежны, что я за тебя совсем не беспокоюсь. Ты пролетишь половину страны, пока я буду писать рассказ. Все-таки хорошо, что ты летишь не на одном из тех старых самолетов чкаловских времен, у которых винт обледеневал в арктических широтах и экипаж которых состоял из одних героев. Тогда бы я за тебя беспокоился. Но не теперь. Ты летишь на юг, и под крыльями - бесконечные степи и цветные лоскутки полей. Жаль, что сейчас ты летишь не ко мне, но ведь и это когда-нибудь произойдет. И я буду встречать тебя в аэропорту и буду часто поглядывать на часы, бродя по шумному залу ожидания. А сейчас я собираюсь написать рассказ.
Я уже почти придумал сюжет. Пятничный читатель надорвется от смеха - рассказ будет юмористическим. Он будет про одного юношу, который страшно стеснялся пригласить девушку в кино, с билетом в последний ряд и поэтому пригласил ее на футбольный матч. К счастью, она оказалась ярой болельщицей его любимой команды, и у них все получилось. Они целовались, когда их команда победила. Все вокруг стояли и смотрели не на них, а на поле и поэтому было даже куда удобнее, чем на последнем ряду в кино. А может быть, все произошло позже, я пока не определился. Главное - хорошо изобразить стеснительного юношу.
Помнишь, каким был я, когда мы познакомились? Я ведь тоже был стеснительным. Нет, я не стеснялся тебя куда-нибудь пригласить, и мы много гуляли вместе, но я долго не решался сделать тебя своей - ты для меня всегда была маленькой принцессой. Ты и сейчас принцесса, но с одним существенным отличием - теперь ты моя принцесса. А раньше я стеснялся даже коснуться твоей руки, и мечтал о внеземном счастье - узнать вкус твоих губ.
Твой самолет летит в вышине.
Интересно, что ты там сейчас делаешь? Смотришь на облака? Спишь, откинувшись в кресле и повернув голову к иллюминатору? А может быть, ты сосредоточенно щелкаешь по клавишам ноутбука или читаешь журнал?
Я пытаюсь придумать фабулу рассказа. Как все это будет происходить? Какими словами это описывать? Как будет выглядеть картина впечатлений, которую я нарисую для читателя?
Итак, вступление, экспозиция рассказа - говорим о знакомстве юноши и девушки, в нескольких словах описываем их внешность - иначе не хватит пятничного кусочка третьей полосы. Вскользь касаемся современной распущенности нравов, которая к нашему рассказу не имеет никакого отношения и вводится с тем же умыслом, с которым женщины накладывают тени на веки - чтобы создать контраст. Не забываем напустить немного поэтического тумана...
Твой самолет на высоте семи тысяч метров над землей.
Надеюсь, что у тебя там нет никакого тумана. С утра я узнал сводку погоды - на всем пути ясно, осадков, участков повышенной облачности не ожидается. Гроз и молний не будет - так что я совсем за тебя не беспокоюсь. Я пишу рассказ, вот видишь - передо мной вторая страница. Всего семь. Семь - это даже много для пятничного рассказа, но ведь я пишу ручкой, и потом еще буду корректировать, и исправлять, и заниматься пристрастной самокритикой.
Помнишь, как чудно было той ночью, когда мы, взявшись за руки,
быстро бежали по улице просто потому, что очень хотелось бежать? И все светилось вокруг нас - витрины магазинов, гирлянды лампочек над дорогой, уличные фонари, красные "М" на входах в метро; все то, что почти незаметно днем, ночью становилось нашим миром. Запыхавшись от быстрого бега, мы пили ледяную воду, и твоя помада оставалась на светлом бутылочном стекле.
Интересно, как быстро мы тогда бежали? Надеюсь, что самолет летит намного быстрее... Самолеты должны летать очень быстро, иначе они падают. Но с твоим самолетом этого не произойдет. Приборы светятся ясно, ничто не мигает тревожно, ты сидишь в своем кресле в вышине, а я пишу рассказ.
Теперь мне надо описать юношу. В его характере - соль произведения, его стеснительность - основа сюжета. Надо сделать описание смешным, но не жалким. Забывая о том, что придумал этого юношу несколько минут назад, я уже боюсь обидеть его. В моей голове проносятся образы, но это все не то, потому что я представляю других, а следует представить себя. Главного героя легче всего сделать из себя, утрировав одну из черт своего характера. Можно сделать главного героя и из любимого человека, но не из тебя, ведь это всего лишь пятничный рассказ, а не книга моей жизни.
Я беру третий листик.
Твой самолет летит в вышине.
Я совсем не беспокоюсь за тебя и смотрю на часы только для того, чтобы узнать, когда я услышу, как внутри меня затихают турбины, а значит, твой самолет уже бежит по взлетно-посадочной и останавливается. И тогда между нами снова не будет расстояния по вертикали - только несколько тысяч коротких горизонтальных километров.
Рассказ подвигается - я уже придумываю те предложения, в которых говорится про билеты в кино и про стадион. Может сюжет и не слишком удачен, но ведь это всего лишь газетный рассказ для развлечения читателей, которые уверены, что половина полезности газеты кроется в возможности ею что-нибудь обернуть. Если бы я был сатириком, я бы сказал, что другая половина ее полезности заключается в возможности ее подо что-нибудь подложить. Но я не сатирик, а автор рассказов на третьей полосе, которые бывают и грустными и веселыми, и поэтому надеюсь, что кто-то эту газету все же читает.
Чтение - хорошее занятие, куда более приятное, чем написание рассказов, когда надо находить на белом листе то, чего там нет. Впрочем, бывают случаи, когда процесс чтения превращается в физическое мучение. Вот когда мы с тобой прогуливали все лекции на набережной, или в парках, а потом читали кипы бледных копий толстенных конспектов - это было настоящее мучение. Но зато когда слова из этих бледных копий, пройдя своим положенным путем до экзамена, выветривались из нас легким летним бризом, когда слова лекторов, так и не научившихся говорить на родном языке, таяли в теплом вечернем воздухе, а мы, прижавшись друг к другу, напрочь забывали не только о конспектах, но и обо всем окружающем - это было настоящее чудо...
У меня остается совсем мало чистых листков, и я продолжаю развивать фабулу рассказа. Они уже на матче, и читатели уже успели посмеяться над стеснительностью юноши, который хотел пригласить девушку в кино, но вместо этого пригласил на футбольный матч. Теперь надо хорошенько раскрыть образ девушки, как заядлой болельщицы и написать красивый финал, вызывающий у пятничного читателя чувство умиления.
Твой самолет совсем скоро должен приземлиться.
Скоро я почувствую затихающий гул турбин внутри себя. Скоро ты спустишься по трапу и, пройдя через стеклянное здание аэропорта, сядешь в желтое такси и назовешь адрес гостиницы. Но пока все те же семь тысяч высоты, и иллюминаторы вместо окон. Я совсем за тебя не беспокоюсь, наливаю себе кофе и продолжаю писать рассказ. Кофе очень вкусный.
Я пишу о матче, о том, как внимательно эти двое следят за происходящим на поле, как невзначай берутся за руки, как сжимаются эти руки, когда враги оказываются у ворот. Как он гладит ее пальцы, когда форвард их команды бьет гол...
Как мне хочется гладить твои пальцы и целовать твои щеки! Самолет уже должен приземлиться. Я пока не слышу гула турбин, но не беспокоюсь - современные самолеты очень надежные.
У меня почти не осталось свободного места на бумаге.
Десять минут спустя, раздается телефонный звонок. Не дожидаясь повтора, я хватаю трубку, роняю ее, быстро поднимаю за провод, волнуясь, прикладываю ее к уху, и кричу:
- Да, да! Я слушаю!
- Это я, милый, - говорит твой далекий голос, - все нормально, долетела хорошо, сейчас звоню с автомата в аэропорту.
- Да, да! - кричу я, - я за тебя и не волновался! Приземление прошло удачно?
Ты отвечаешь. Я спрашиваю. Ты смеешься. Я тоже. Ты признаешься. Я говорю ласковые слова.
Потом ложу трубку и подпрыгиваю от счастья, что у меня есть ты. Замечаю, что совсем изгрыз ручку, пока ты летела. Смотрю на листики своего рассказа. Придется писать заново.
На всех листиках одни и те же слова, записанные сверху донизу в несколько столбиков: "как же я тебя люблю".