- Додик Моисеевич, идите покушайте с нами семечек!
- Преогромно благодарен за то, что остановили, а то я очень спешу. И заметьте, я беру тремя пальцами только две семечки. Это о чём говорит? Что о чём бы о нас не судачили злые языки, у старого еврея, всё же совесть есть! А для меня есть надежда, что вы всё таки не заметили, сколько семечек у меня под двумя другими пальцами...
- Не смешите меня! Когда Моисей водил наш народ по пустыне сорок лет, то за такое замечание о природе ранним утром, могли и больно с усердием побить! Кстати, у вас на столе уже с утра чешское пиво, рульки, мидии и жаренные семечки и вы ещё жалуетесь на жизнь, а мои предки сорок лет каждый день в пустыне жевали только манну небесную, без рулек по - бургундски и одного глотка пива. Какой ещё народ так мечтал быть свободным? Кстати, вы заметили, что я тремя пальцами взял уже четыре семечки? Что свидетельствует не о ловкости моих пальцев, а о том, что они хорошо прожарены и Нинка - самогонщица, наконец - то не забыла их посолить во время жарки, предварительно размешав соль с растительным маслом.
- Додик Моисеевич, так почему вы не уезжаете на Родину?
- Молодой человек, я вас умоляю, вы думаете, там, где - нибудь в Ашдоте, я выйду ранним утром из дому и кто - нибудь предложит, сидя на лавочке в тени кипариса, отмахиваясь от медоносной пчелы, как это сделали вы сейчас, располагаясь под каштаном, отгоняя назойливого комара: - Додик Моисеевич, идите, покушайте с нами семечек? Как бы не так! Там сосед быстрее всего спросит: - Как Додик всё таки здоровье Миры Изральевны?
В надежде, что она наконец - то сдохла и не будет больше храпеть по ночам за стеной!
Кстати, вы заметили, моя Мира совсем не храпит в последнее время? Это всё потому, что я сказал ей как - то за завтраком, читая "Одесский вестник", что наши новые власти, надеясь окончательно обобрать нас до нитки, хотят вести налог для тех, кто громко храпит по ночам, включив это в плату за отопление, и моя Мира перестала тут же храпеть! Спасибо, конечно, за это нынешней власти, которая только и думает, как очистить наши карманы, но прямо обидно, зачем я столько лет мучился, надо было сразу, ещё в молодости, рассказать супруге, что ждёт нас в Одессе через пятьдесят лет. Но если бы вы слышали то, что услышал я однажды ночью в молодости, когда из Киева приехала погостить к нам моя тёща, Роза Абрамовна, простая заведующая модного мехового ателье столицы. Казалось, что нашу спальню внезапно навестил весь Одесский торговый флот, причём со всеми военными кораблями! Я не спал ночами всю неделю, отсыпаясь днём тогда под вон тем каштаном, который почти не разросся с тех пор, а всё из - за слесаря морского порта Иванько, в ту пору проживающему, как некоторые, наверное, помнят, в 8 - ой квартире. Утром и вечером он выгуливал своего пса, помесь дворняги с немецким пинчером, причём Остап, чтобы обидеть меня и весь мой древний род, специально при встречи напоминал, что у него чистокровный доберман и громко звал своего пса:
- Моня, идём пописаем под каштаном!
Поверьте, он не зря говорил так в множественном числе, потому что его криволапый карлик с такой благородной кличкой, делал это под деревом каждый день по два раза, в течении двух лет, пока его кто - то не отравил... - Додик Моисеевич чуть смущённо кашлянул в кулак, в котором было десять семечек, при этом не только их не выронив, но и не показав слушателям ни одной, взглянул в сторону старого каштана и вздохнув, продолжил:
- И сам слесарь Иванько, делал это постоянно по пятницам, возвращаясь пьяным из порта, я не раз замечал всё в подробностях из своего окна, слушая Якова Гершвина; а в день получки, Остап, каждый раз ещё под этим же каштаном и спал, не дойдя до квартиры всего пару метров. Но вы слышали про австралийский бумеранг? Оказывается он есть и у нас и в этой жизни он постоянно возвращается!
В трудные времена для всего народа, в эти беспокойные 90 - е годы... - Додик Моисеевич смущённо посмотрел себе под ноги, словно застеснялся, что бросил туда шелуху, по которой можно было на глаз определить, что им во время короткого повествования было съедено уже не один десяток семечек - Иванько, потеряв работу в порту, устроился моряком на рыболовецкое судно и с первом же рейса, и не вернулся. Поговаривают, что корабль захватили сомалийские пираты, но по моим скудным сведением - Додик Моисеевич снова слегка кашлянул уже в пустой на минуту кулак - его продал на металлолом сам же капитан судна, он же и хозяин, бывший парторг порта, Йоська Морештейн, уже при заходе в первый же порт Франции. Куда делся экипаж ( ? ), одному Богу известно, но я не исключаю, что Иванько до сих пор постригает траву где - нибудь на Елисейских полях. Очень любил Остап природу! А я вас спрашиваю, как может любить человек природу, с 8 - летним образованием, который не отличает помесь дворняги с немецким пинчером от добермана?
Додик Моисеевич, взяв уже жменю семечек, которых было и самому не подсчитать, задумчиво проговорил, вздохнув, словно прощаясь навсегда с бывшим жильцом из 8 - ой квартиры:
- Пожалуй Нинка их опять чуть пережарила, прервав помешивание на сковороде, потому что надо было менять посуду под самогонным аппаратом...
Положив в рот очередную семечку, он слегка наморщил лоб.
- На чём я остановился?... Ах, да! Как храпела Роза Абрамовна! Ох, молодость! Я считаю, что молодость прошла, когда в груди перестала звучать скрипка дядя Изи! Мне пришлось тогда отсыпаться под вон тем каштаном, делая вид, что разбираю партии между Михаилом Ботвинником и Давидом Бронштейном за звание чемпиона мира. Еврейская любовь к шахматам в очередной раз спасла!
Додик Моисеевич, лузгая семечки, внезапно вспомнил голос Розы Абрамовны и даже через столько лет волнительная дрожь прошла через всё тело, начиная от макушки головы и заканчивая лёгким покалыванием словно швейными иголками жены, уже в пальцах ног.
Он хотел было уже глубоко вздохнуть при мысли, что уже давно нет в живых тёщи, которая требовала называть её мамой и никак иначе, но неожиданно семечка встала поперёк горла.
Никто из присутствующих и не заметил, что старый рассказчик внезапно покраснел, хватая ртом воздух, выпучив глаза. Да, замолчал. Но Додик Моисеевич часто любил долгие паузы размышлений, всё к этому давно уже привыкли.
Что наша жизнь? Мы не помним, как приходим в этом мир, и поверьте, не запомним, как и уйдём.
Вот казалось, вышел ты ясным летним утром из подъезда в приподнятом настроении, потому что идёшь один на рынок за продуктами, без жены, она ещё спит, насмотревшись до часу ночи каких - то любовных сериалов, и даже хочешь улыбнуться коту, который смотрит на тебя злыми глазёнками и может думает своими кошачьими мозгами:
- "Как вы меня все достали, придурки на двух ногах! Быстрее бы сдохнуть где - нибудь в кустах"!
Ох, уже это казалось...
Но тут ты случайно бросаешь взгляд на балкон старой Розалии, где её правнучка, Сосанна, эта шестнадцатилетняя кобылка с большими грудями, развесила на бельевой верёвке для просушки свои трусики - бикини, лифы, купальники и всё это такое заманчиво - миниатюрно - весёлое, что ты неожиданно с резко застучавшим сердцем, оступаешься, неосторожно становишься на край бордюра, где большая чёрная галка оставила кусочек арбузной корки, как ни странно, своему другу, коту со злыми глазёнками и ты уже летишь вниз головой с тротуара, проклиная дворника таджика Чуяна, который уже с неделю запил и не выходит на работу, узнав, что после трёх дочек у него наконец - то жена на родине родила ему сына. Проклинаешь, потому что внезапно обидно и больно за Чуяна, который работая дворником здесь уже второй год, никак, даже чисто теоретически, не мог участвовать в деторождении потомка.
И вот ты лежишь на краю дороги, смотришь на засохший птичий помёт, на скрюченные, желтые окурки сигарет и последние мысли на этой грешной земле, ни о рынке, ни о нижнем белье Сосанны, ни прости Господи, о жене, которая скоро проснётся от резкого звонка в дверь, хотя, наверное, во сне, попивая неторопливо своё кофе, ждёт тебя на кухне со свежим творогом с рынка, поминутно чертыхаясь и поглядывая в окно, шепча в летнее голубое пространство: - Где тебя носит, старый чёрт!
А тебя уже не носит! Потому что тебя уже унесли, увезли, не ведая никто на Земле, что последние мысли в твоей проломленной о край бордюра башке, были: - "Где же ты, Чуян"?
Так произошло и с Додиком Моисеевичем. Пока он задыхаясь, схватился за горло, будто стараясь протолкнуть злополучную семечку то ли вверх, то ли вниз, как получится, мысли понеслись с невероятной скоростью. Он вспомнил, что пару лет назад он также задохнулся, поперхнувшись костью фаршированного карпа на кухне. Но тогда рядом за столом сидела жена, которая зорко следила, чтобы Додик, этот лысый, старый проказник, не съел рыбы больше неё. Он только хотел отвлечь её внимание, чтобы взять очередной кусок, с набитым ртом с трудом проговорив:
- Кости какие - то твердоватые! - и на тебе, получай! Кость, обидевшись враз вместе с женой, тут же и отомстила, попав в "другое" горло. Но рядом была внимательная Мира, которая прошла "огонь и воду", работая всю жизнь зубным врачом. Уж она этих горл и трепещущих от страха гланд насмотрелась! Резво подскочив, она привычным движением открыла обеими руками ему рот, наклонив чуть вниз голову и неожиданно сильным ударом, коленом, врезала ему сзади в область спины. Додику Моисеевичу показалось тогда, что вместе с застрявшей было костью, остатками пищи, у него сразу выскочили из орбит очи, упав на большую тарелку с фаршированным карпом, который вдруг завилял хвостом, видать от радости, что вернулись его рыбьи глаза.
А ещё у Додика Моисеевича мелькнуло в мозгах мгновенное видение, случай, который произошёл с ним в молодости. Опять они сидели с Мирой на кухне ( а где им проводить время вдвоем, чтобы было тепло и сытно? ), смотрели по телевизору Жванецкого, уплетая купленные, только появившиеся на рынке, маслята... Или это были мидии? Нет, всё же маслята. Да, вспомнил он отчётливо, молодые маслята, небольшие, один к одному. Мира быстро отварила их, пожарила молодой картошки с лучком. Додик ел не спеша, внимательно слушая выступление любимого артиста, к тому же земляка, а уж про национальность и говорить нечего. Сами знаете кто, самые знаменитые артисты, великие писатели, талантливые шахматисты и так далее! Про бизнес умалчиваю. Всем всё понятно давно!
Додик сначала пропустил мимо ушей фразу жены: - Я это выступление уже смотрела раньше! - у него только пронеслось в голове: - "Когда? Ведь всё же смотрим вместе"?
Краем глаза он всё же заметил спустя минуту, что Мира работает вилкой чрезвычайно быстро. Я вас умоляю, разве еврея обманешь, когда он голодный тянется к творчеству? Заглянув в общую тарелку с грибами, он чуть оторопел. Половины маслят уже не было! Юмор Жванецкого тут же отошёл на второй план!
Подумав секунду, Додик сообразил. А был жаркий день и сидел он на кухне в семейных трусах. Чрезвычайно потели ноги. Незаметно сплюнув один маслёнок в руку, скользкий, больше похожий на огромную пиявку, он вдруг, внезапно вскочил, громко закашлявшись, будто смеясь от номера артиста, задохнулся, дескать, гриб попал в дыхательные пути. Жена на миг остолбенела!
Тут Додик, нагнувшись над столом, специально вращая белками глаз, полез с маслёнком в руке себе сзади в трусы и громко крикнув: - Ааа!!! - будто родил таки первым мужчиной в мире ( а кому не рожать, как не им? ), вытащив быстро руку из трусов, со слезами на глазах, раскрыл руку!
Жена побледнев, смотрела на сморщенный гриб на ладони... Додик, словно находясь ещё в шоке, якобы не соображая полностью, что произошло, мгновенно бросил маслёнок себе в рот и тут же проглотил.
Мира чуть не свалилась, едва удержавшись на табуретке. Её тошнило и грибами, и картошкой с лучком! Сколько потом Додик не уговаривал жену, она не притронулась больше к грибам. Всю оставшуюся жизнь, Мира ненавидела грибы, а особенно, маслята. Готовить их, не было и речи! Додик ел грибной суп только в ресторане или приезжая к родственникам в гости в Житомир. Особенно странно, что Мира потом не всегда смеялась и шуткам Жванецкого, иногда почему - то морщась, закрывала глаза, а затем вскочив, убегала шустро в туалет, закрыв рот рукой. Да, и с тех пор, они больше не целовались!
И последнее, что промелькнуло у Додика Моисеевича, он вспомнил как говорил ему его отец, Моисей Ааронович, когда пожалев денег на трамвай, они наконец - то пришли в гости к дяде Йоське, чтобы отметить Песах, аж на другой конец города, пешком. Эти слова врезались, в память маленькому Додику на всю жизнь.
- Ну что, обрезанные концы, вот мы и пришли!
Потом, вспоминая этот случай в компании друзей; часовщика Леви и портного Шарона, находясь в подпитии по случаю какого - то праздника, Леви клятвенно затем уверял, что это были последние слова Моисея, когда они наконец - то вышли из пустыни через 40 лет скитаний по пескам. Причём сказав это, Моисей тут же упал замертво, так и не вступив ногой на землю обетованную.
Только сейчас, а прошло всего лишь две минуты молчания Додика, а ему показались вечностью, сосед Егор, водитель городского автобуса, из 25 - ой квартиры, заподозрив что - то неладное, потянул его за карман брюк. При мысли, что там в кошельке не только мелочь на творог, а и деньги на Смарт - телевизор, Додик Моисеевич хотел сделать сюрприз жене, у которой через три дня день рождения, Додик наклонившись вперёд, громко отрыгнув, выдохнул, при этом изо рта со словами выскочили сразу две семечки с шелухой;
- У Нинки, прости господи, всё таки подгорели семки!
Вытерев глаза, Додик Моисеевич, отдышавшись ещё с минуту, молча повернулся и пошёл медленным шагом на рынок.
- Додик Моисеевич, вы куда? А поговорить за жизнь? А поесть семечек?
Старик с лысой головой, по бокам которой ещё росли редкие, седые волосы, не оборачиваясь, не произнеся ни звука, махнул прощально всем рукой.
- Ну хоть скажите! - громко крикнул вдогонку сосед Егор. - Ваши прогнозы, что произойдёт в нашей стране в ближайшем будущем?
И вот тут, Додика Моисеевича, словно пронзило током! Это же из - за Розы Абрамовны, он мог только что умереть! Странно, он её сейчас вовсе не боялся, даже по большому счёту, по - своему любил. Не как мать, конечно, но всё равно уважал. Ведь она всё сделала для них с Мирой счастью и благополучию.
Додик Моисеевич, сам не зная почему, быстро обернулся.
- Что произойдёт в нашей стране?
Он словно был ретранслятор, в голове слышался голос Розы Абрамовны. Как она это делала с неба, он не знал.
- А что может быть хорошего в нашей стране, если мы всё проср-ли? У нас же как, если революция, то всё надо сразу ломать! Убить попов? Давайте! Потом будут другие крайности. Отстраивать Церкви, чтобы всех потом разъединить! Это у нас получается лучше всего! Потом мы начинаем искать врагов! Да вот же они, живущие века с нами бок о бок! Да они же говорят на другом языке! Ату их! Только когда мы вываляемся в грязи, в крови, запутываемся окончательно во лжи, наступает прозрение! Оказывается новый правитель хуже прежнего! И раньше мы жили вроде бы ещё терпимо! А ещё раньше даже хорошо! А теперь нам не верят собственные же дети и внуки, которые будут ненавидеть нас в нашей старости или им будут безразличны наши болезни и страдания, потому что мы хотели построить им и себе счастье, на унижении и страдании других.
Додик Моисеевич на секунду замолчал и посмотрев куда - в небеса, потом продолжил, смотря на всех грустным взглядом.
- Хотите правду? Слушайте! Мне эту притчу поведал отец, а ему когда его, мой дед - Аарон. Я вам расскажу её быстро и своими словами.
Жил когда - то давно один богач. Правдами и неправдами он скопил немыслимые богатства. И вот умирая, он позвал пятерых своих сыновей. Самому младшему он сказал:
- Тебе я завещаю часть своих денег, чтобы ты руководил людьми с самого начала их рождения. А что надо с рождения ребёнку? Правильно, питание и лекарства! Бери всё в свои руки и займи главенствующее место в мире! Лекарства и питание надо человеку всю жизнь!
Второму, следующему за ним по возрасту, сказал:
- Человеку всю жизнь нужна одежда и другие прихоти. Займись этим, чтобы народ платил за все свои нужды и развлечения.
Среднему сыну сказал:
- Чтобы охранять спокойствие в мире и свои богатства, нужна армия и собственная охрана, возглавь это! Когда народам понадобится крови и зрелища, организовывай войны, да побольше жертв. Рабов нам всегда хватит! Остальные людишки потом успокаиваются и безропотно работают.
Четвёртому сыну сказал:
- Людям нужна работа, чтобы с рождения оплачивать питание, лекарства, одежду и другие развлечения. Сделай так, чтобы они платили вам и за своё рождение и за свою смерть, дай им работу!
- А пятому сказал:
- А ты возглавь самый главный банк в мире, куда в конце концов будут стекаться все деньги в мире от всех людей. Скупай всё золото в мире и другие богатства земли, не забывай и про саму землю. Этим несчастным людишкам хватит места на Земле, чтобы работать на вас. А чтобы они платили и за тот свет, дайте им Веру! В того кого не существует, но обязательно придёт! Пусть платят и за Веру в загробный мир!
Додик Моисеевич еле слышно прошептал:
- Надеюсь вы всё поняли! - затем повернулся и пошёл.
В замке, на острове, где - то в Индийском океане в наши дни.
Чёрный стоял у окна и мрачно смотря на уходящее за горизонт солнце, думал:
- "Вот и всё! Скоро закончится для всего человечества эта Игра! Жаль их? Разве можно жалеть насекомых? Тем более они сами с удовольствием уничтожают свою планету, всё что на ней произрастает и живёт. И не только животных, птиц и тех же насекомых, с особым удовольствием они убивают себе подобных.
Остаётся придумать какую - нибудь болезнь, мировую эпидемию, чтобы они сидели по домам, не шастали, не путались под ногами. Скоро они, а это самое главное условие Вселенной, сами отдадут "добровольно" своё золото, запустив много спутников в Космос! А там, мы всё заберём! И пусть тогда поубивают друг друга, мы прилетим сюда через тысячелетия за новой партией нужных нам всегда ископаемых. Надеюсь, этих зверей уже не будет"!
Внезапное какое - волнение возникло у него за спиной. В дверь негромко постучали.
- Войдите! - глухо прорычал Чёрный, отчего заколыхались все шторы на окнах в большом зале. В дверях стоял Мрачный.
- Предводитель!... - прошептал помощник.
- Говори! - Сверкая глазами, рявкнул Чёрный, при этом опять потух свет в замке, не выдержало напряжение.
Мрачный замялся.
- Говори! - шёпотом приказал Командир.
- Он жив!
- Кто? - тихо спросил Чёрный, сверля помощника взглядом в темноте. Мрачный задрожал от боли. И тут Чёрный догадался о ком идёт речь.
- Получен сигнал!... - промямлил заместитель.
- Не может быть! - прошептали его искривленные губы, будто прошипели в один миг миллион змей.
- Аа!! - закричал Чёрный в полном мраке, отчего задрожали толстые стенки старинного замка, а в океане поднялась большая волна.