Усталость и впечатления за день, сделали своё дело, лишь прикоснувшись головой к подушке, мгновенно провалился в темноту. А потом, в этом кромешном мраке, стали появляться, как на огромном, во всё моё сознание, чёрном осциллографе, маленькие, еле заметные, мерцающие точки.
Они сначала слабо пульсировали, с минуту - две, затем понемногу увеличиваясь в размерах, начали светится ярче, насыщенней, потом ещё более интенсивней, словно первые лучики солнца, пробиваясь через непроходимую чащу. Ты ещё пока не видишь всего светила в непроглядной тьме, но вот мелькнул, дребезжащий через листву свет, блеснул и пропал, а потом... Бах! Проблеск! Засветилось всё кругом, выразительно подчёркивая все контуры, до этого скрывавшиеся от глаз: листочков небольших кустов, листьев деревьев, травинок. Ты даже отчётливо видишь светящиеся капельки росинок на маленьких стебельках, листьях травы... И вдруг, через множество веток кустов малины, высоких ветвей елей, сосен, брызнули в глаза тысячи самых разных по размерам лучей. Ты от неожиданности, на миг, ослеплённый этим светом, прикрываешь глаза, чувствуя даже через закрытые, подрагивающие веки, сияние, тепло, но когда открываешь...
- Господи! Какая красота!... Будто не звезда - Солнце озарила маленькую планету, а вся - Вселенная!
Так и здесь: на гигантском экране, вспыхнул луч, озаряя все сознание ярчайшем светом. Мне даже показалось, я на мгновение зажмурил глаза. Какие глаза? Они что, внутри меня?!... Нет, я видел сознанием! Лишь на секунду, сознание отключилось. Но когда я посмотрел на экран... Я еле сдержался, чтобы не закричать... от испуга! Это был непередаваемый ужас!
Это был не луч!... На меня смотрела... внутри меня... На весь огромный сознание - экран... Лена!! Её лицо!
Она рыдала и душераздирающе кричала:
- Костик! Спаси меня! - Лена увидев кого-то вдали, бегущих к нам, выхватила у меня из рук, кажется книгу, и бросила в подбегавших, в их сторону. Вдруг она, точнее её лицо, начало стремительно уменьшаться в размерах. Я уже не видел: её морщинок на лбу, около глаз, не заметил даже слезу на щеке, до этого четко зримую, блестящую, похожую на уменьшенную игрушечную звезду, на верхушке новогодней ёлки, её искривленный от боли рот. Она стояла, размахивая руками, будто отгоняла от себя, незаметный мне рой, диких ос. А рядом с ней...
Я напряг зрение внутри себя. - "Не может быть"!... Рядом танцевал, подпрыгивая, делая нелепые па, хохоча и игриво закидывая голову назад... Обломов! Может Лена старалась оттолкнуть его от себя? Тот, извиваясь, точно толстый гадкий уж, увёртываясь от её рук, отчаянно жестикулировал мне! А может не мне? А слуге Захару? Где же он? Вдруг. - Бац!! - Экран погас. Видение исчезло. Полнейший мрак в сознании. И... опять слабый луч! Всё повторилось снова.
На этот раз, это был... Оракул! Точнее, мальчик с чёрным ликом! Его лицо было внутри моего существа, на весь объём! Я видел его с опалёнными черными, короткими волосами голову, закрытые с подгоревшими ресницами веки, его обезображенные гримасой ужаса губы, чёрные щёки. Я даже почувствовал запах... Запах горелого мяса!...
И он также внезапно, начал быстро уменьшаться. А сзади, на огромных волнах, возник... Это был худощавый старик, с седой бородой... Не на лодке! А на колоссальном в размерах, корабле! - "Это - Ной"! - догадался я. Он с сыновьями, бережно подняли тельце мальчишки и бережно опустили на палубу.
- Открой глаза! - шептал я мальчику. - Володя! Пожалуйста! - "А может, это шептал не я, а седой старик"? И... О, Чудо! У паренька задрожали тёмные веки и он чуть открыл глаза. Затем больше... всё больше. Мальчик непонимающе смотрел ввысь, часто моргал, но спустя некоторое время, его взгляд стал осмысленней, а потом его губы с трудом и тихо прошептали со стоном:
- Голубь! Земля!...
Дальше были приятные видения: лицо моей мамы, миловидное, бледное лицо с карими глазами - Наташи! Я прикасался своим сознанием к их лицам. Целовал их! Только чем? И затем они, тоже к величайшему сожалению, исчезли.
И вслед, неприятные картины: злобное лицо - Лаймы, ехидное - главврача отделения. Это был калейдоскоп лиц: Болика, Гжегоша, Евгения, моих студенческих друзей, декана факультета. В конце, а я точно помню, что это был последний образ... Образ? Я вначале, так подумал. А потом, когда мерцающая точка увеличилась... Я чётко увидел...
Задницу! Да-да! Голый зад! Я даже знал, чей!
Когда мы пошли с Болеславом курить, после моего общения с Оракулом, за нами увязался - Михась. Мы стояли на улице, слева от входа и тополя, около лавочки, вокруг которой сзади росли низкорослые кусты, наполовину с опавшими, маленькими листочками. Михась рассказывал какую-то смешную историю. Говорил по - русски, но с характерным акцентом. Болеслав, рассмеявшись, закашлялся от дыма. Я хоть и улыбался идиотской улыбкой, новенького почти не слушал. В голове крутились обрывки беседы, то с Наташей, то с Владимиром. Я не мог собраться с мыслями в голове. Весь день ходил как чумной. Мы уже покурили и собрались идти на ужин. Внезапно потемнело, очертания улицы за забором, тонули в глубине, изредка освещаемые фарами проносящихся мимо машин, спешащих домой водителей. Тополь вдали, уже не кивал приветливо кроной, не шептал: - Привет! Я тебя знаю, видел! - а нависал мрачно и пугающе, а может он застыл, всё ещё наблюдая в окне, за качающимся в вечности - Оракулом?
- Смотрите! - вдруг вскрикнул Михась, показывая куда-то рукой. Мы проследили за его движением и ... оторопели. В зарешеченном окне второго этажа стоял... Пятрас! Это был - он! Я уже хотел даже помахать ему рукой. Но Пятрас увидев нас, сделал злое лицо, что-то начал кричать, прислонив голову к стеклу и потом... высунул, и показал язык. Дальше произошло вовсе неожиданное. Он был одет в белую рубаху, которую обычно носят под пижамой. Правда многие здесь, носили свои домашние, спортивные майки. У меня была синяя, с большой надписью "adidas" - по середине. А может Пятрас был ещё в "смирительной" белой рубашке?
Он шустро вскочил на что-то, быстрее всего на табурет. Но точно, не на подоконник, потому что ноги его были видны не полностью. Всё произошло в доли секунды. Он повернулся к нам спиной и стянул пижамные штаны. Я невольно отпрянул назад, так, что чуть не завалился с Михасем. Тот тоже еле устоял на ногах, поддержав меня. У меня как-то зазвенело в ушах, слегка закружилась голова, поплыли круги перед глазами. Я не поверил, в реальность происходящего.
Спасло то, как на всё это среагировал Болик. Он присвистнул и сказал:
- Будем надеяться, он Это, не нам показал, а всему городу! А ещё лучше - правительству! - Михась заржал. Мы опять взглянули на второй этаж, на то окно. В нём уже горел яркий свет и двое санитаров оттаскивали кричащего Пятраса, вглубь палаты. Через мгновение, фигуры исчезли, мелькали лишь изломанные тени на стенах.
- Оппа! Вот вам и попа! - проговорил Болеслав и грустно вздохнул.
- Пошли ужинать!
После ужина, к которому я еле притронулся, съев только пару ложек каши и выпив пол кружки чая, я прилёг на кровать. Аппетита не было ни сколько. Глаза слипались.
После последнего наваждения, задницы Пятраса, которая также резко растаяла, как и появилась, я проснулся в холодном поту. Пару секунд я тяжело дышал. Стояла мёртвая тишина. Или как говорил Оракул, - это была иллюзия? Мне будто слышались, попутно с видениям, какие-то приглушенные голоса. Они звучали откуда-то издалека, словно как у меня дома, во сне, я слышу иногда бульканье воздуха в воде аквариума. - "Сколько сейчас времени"? - я замедленным движением, взял с тумбочки телефон. - "Двенадцать часов! Ещё вся ночь впереди!" - я вскочил и начал раздеваться, потому что уснул прямо в пижаме.
- Что приснились кошмары? - спросил в темноте, голос справа от меня. Я сразу узнал голос Болика.
- Да! Что-то странное. - промямлил я, забираясь под одеяло. Голос соседа звучал бодро, не заспанно.
- А мы здесь беседуем о разных необъяснимых вещах. Плавно разговор перешёл к нашей больнице, а точнее, - к Оракулу! - я ничего не ответил, зябко поёживаясь под одеялом. Вроде только лежал весь в поту, а сейчас бил озноб, никак не мог согреться. Болеслав тихо сказал: - Ты пять минут назад так застонал, что мы перепугались, не случилось ли чего с тобой во сне. Думали даже разбудить, а ты сам проснулся.
- А может Лайма приснилась в ночной рубашке? - раздался тихий голос слева. Гжегож захихикал.
- Тихо! - прервал его смех голос напротив, Евгения. - Расскажи Болеслав, что дальше было? Что тебе сказал Оракул? - снова наступила тишина, лишь слышно было, как сосед справа энергично что-то трёт. - "Наверное, свой большой нос? Точно"! - он прошептал, шмыгая носом: