Мы, слесаря нашей бригады, в тот день, в обед, собрались в раздевалке. Католическая Пасха совпала с православной. В советское время, религиозные праздники особо отмечать не приветствовалось. Мы и не афишировали. Принесли из дома, с собой, нехитрую снедь, ещё до обеда "заслали гонца" в магазин, Ромку-Чандру, за горячительным. "Стукнулись" крашенными яйцами, неторопливо чистя от скорлупы, хвалили, кто своих жён, неженатые - матерей, а кто и сам себя. Для каждого казалось, что их рецепт крашение яиц - лучший и получилось красивее других.
Говорили ли мы тогда о религии, о Воскрешении? Конечно, нет! В советское время была работа, нуждающиеся люди, отработав с десяток лет, получали квартиры, росли, учились дети, была уверенность в завтрашнем дне. Знали, что и в последующие месяцы, будет получка, и аванс, а в старости получишь пенсию, платя за квартиру и услуги, сущий пустяк. И даже, если заболеешь, не пропадёшь, не будешь стоять с протянутой рукой, копаться в "мусорках!. Таких мыслей, вообще ни у кого не было!
Разве когда хорошо и спокойно живёшь, часто вспоминаешь о Боге? Это где-то далеко-далеко, высоко в небе! А ты живёшь, сейчас, здесь, на Земле! А может мне это казалось так тогда, потому что был молодым?
Мы все стояли с полными рюмками. Витька-Волк, оценивая возложенную на него миссию, с серьёзным лицом, торжественно произнёс.
- Chrystus zmartwychwstal! - на что Сашка Похилец повторил эти слова по-русски.
- Христос Воскрес! - все произнесли в ответ. - Воистину Воскрес! - поляки, это же, на своём. - Prawdziwie zmartwychwstal! - выпили и не спеша стали закусывать "освещёнными" яйцами и порезанными кусочками кулича. Я не подумав, без всякой мысли, спросил находившихся слесарей-литовцев. А как по-литовски. - Христос Воскрес? - Чандра, он же Ромка-Ромас пояснил:
- У нас так не говорят! Дословного перевода нет. Поздравляют друг друга с праздником, - Velykos! Пасхой - по вашему.
- По Вашему! - Волк произнёс эти слова с таким сарказмом, что я сразу пожалел, что "ляпнул", задав этот вопрос. Глаза у Витьки горели ненавистью.
Он всегда почему-то считал, что его далёкие предки, несправедливо дали христианство литовцам. Он мне когда-то рассказывал о том, что великий литовский князь Миндовг - Миндоугас приняв христианство, приносил по-прежнему жертвы языческим богам, а затем и вовсе, отказавшись от Веры, изгнал из страны всех христиан.
- Предатели! - орал он, излагая какую-то далёкую историю. - А литовский князь Ягайло, сын русской, тверской княжны Иулиании, целовал крест Дмитрию Московскому и уже хотел принять православие для себя и всей страны. Но предал и тех! А женился на нашей, польской королевне, Ядвиге, взяв себе и государству - христианство, испугавшись немчуры!
Мне, эти события из далёких ушедших времён, 13-14 -ых веков, казались какой-то былью, сказкой. И я не придавал этому большого значения. Тем более, друзья и даже родственники у меня были, и есть - литовцы.
Но Волк часто затрагивал эту "больную" для него тему. Он почему-то считал, что даже тогда в советское время, литовцы снисходительно, а порой пренебрежительно относятся к его нации.
- Вот увидишь - предадут! - не раз повторял он. Дескать, настанут времена и "гугеноты" (это его любимое слово!), будут унижать, притеснять права поляков. Хотя как показала история, об отношении к другим нациям, он в чём-то был прав. Но это делают политики, а не народ.
Единственно меня смущало тогда и сейчас, почему я не задал вопрос.
- Что было бы, если приёмные родители, забравшие его с детдома и усыновившие, оказались литовцами? - ведь уже тогда я понимал сердцем и умом, что о человеке надо судить не по национальности!
- Пьер, наливай! - рявкнул Витька.
- "Ну, всё"! - подумал я, глядя на покрасневшего от волнения, Волка. - "Сейчас нас ждёт экскурс в историю"! - "Чем бы его отвлечь? Надо рассказать какой-нибудь анекдот"!
И в это время дверь в раздевалку открылась и...нет, не ввалился, а вбежал - Сашка Маляков.
Он работал в нашем цеху, только в другом здании, на платах. Там основном работали девушки, монтажницы микросхем, сверловщицы и всего лишь пара парней. Мы их называли - химиками. Сашка с красным лицом, с всклокоченными волосами, белый халат, которого развеялся, как красный флаг на здании у проходной, задыхался от быстрого бега или волнения. Мы только-только успели выпить и поставить рюмки на стол. Я ещё подумал шутя. - "Может за ним гонится девчонка с паяльником"? - Сашка искал явно меня. - "Но зачем бежал - то"?
- Привет, Саня! Чего ты? Что случилось? - спросил я спокойно, жуя бутерброд. Сашка только открывал, закрывал рот и не мог произнести слово.
- Христос воскрес! - вдруг, объявил ему Волк. Все засмеялись. Маляков только громко простонал и громко, жалобно выдохнул.
- Дайте выпить! - я несказанно удивился.
Сашка тоже занимался спортом, культуризмом. Он ходил в другой клуб, на горе - Таурас, к тренеру Потапову. И если я, иногда нарушал режим, то Саня, вообще не пил. За пять лет общения с ним, я не припомню такого, даже на Новый год! Мы часто с ним общались и на работе и по дороге домой, на остановку. Говорили о системах в "каче", о питании, о знакомых, выступавших на соревнованиях, да мало ли о чём можно беседовать парням, увлечённых одним общим делом.
- Пьер! Налей! - попросил Волк. Все заинтересованно смотрели на Малякова, высокого роста, атлетического сложения, парня. Весь цех его знал, как закоренелого трезвенника. Сашка схватил рюмку и залпом опрокинул её. Стояла тишина, всем не терпелось узнать, что с ним произошло. Саня постоял секунду, вдыхая воздух, пока взгляд его не упал на тарелку с бутербродами. Волк, заметив его взгляд, сказал:
- Садись! - и пододвинул ему стул. - Бери, закусывай!
Маляков плюхнулся на стул и схватил бутерброд. Для начала, он жуя, задал вопрос, быстрей всего сам себе.
- Как мне дальше жить? - проглотив за секунду бутерброд, снова посмотрел на тарелку. Все молчали, слушая его. Весь завод не понаслышке знал о его обжорстве. Витька, уже не выдержал.
- Так что случилось? Рассказывай - Сашка тяжело вздохнул.
- Я, как обычно в обед, взял в столовой: два первых, два вторых, стакан сметаны, компот - ... Он перечислял чуть не со слезами на глазах и опять пробежал глазами по закуске.
- Ну! - нетерпеливо выкрикнул Волк. Все и так знали, что он заказывает столько блюд, что хватило бы на всю бригаду. В первые дни, кто его не знал раньше, в столовой он производил фурор! Многие девчонки бегали специально в столовую, посмотреть на обедающего Малякова. Потом привыкли. Удивлённо вскидывали брови, только новенькие.
Сашка вздрогнул и продолжил:
- Сижу, кушаю не спеша, достаю ложечкой сметанку. Смотрю, девчонки зыркают в мою сторону и хихикают. Я не обращаю внимания, только за первое хотел взяться. Но что-то мне показалось не так. Вся уже очередь смотрят на меня, а некоторые, не скрывая хохочут. Я так не спеша хлебаю суп, думаю, - пусть смотрят! - на всякий случай обернулся. Может сзади меня, заметили что-то интересное? Нет, всё, как обычно! Дальше кушаю спокойно. Краем глаза вижу, что девчонки показывают подошедшим подружкам на меня пальцем и ржут. Даже не на меня, а куда-то вниз, под стол. Я незаметно отодвинулся, подношу ложку ко рту и посмотрел вниз, под стол. У меня так ложка и застыла в воздухе! Мать честная!...
У меня брюки лопнули по шву, а трусы зараза свободные, а из дырки брюк... торчит яйцо!
- Яичко! - поправил внимательно слушавший его Волк.
- Нет, яйцо! - вскричал Сашка. - Большое волосатое яйцо! Моё! Я даже не знал, что оно такое у меня огромное! Вздулось, что ли? Я как бросил ложку, вскочил, чуть не опрокинул стол. Побежал из столовой сломя голову, споткнулся, чуть не упал посередине зала. Бегу, а вдогонку гомерический хохот! Весь обед оставил на столе! - у Малякова на глазах выступили слёзы.
Он быстро схватил кусок ветчины с хлебом и уже с полным ртом спросил:
- Как мне в цеху показаться сейчас? Засмеют ведь! - вокруг и так смеялись все слесаря. Витька, который забыл о всякой религии, подавляя смех, проговорил:
- Подумаешь! Эка невидаль! Вот если, у тебя было бы золотое яичко...
- Яйцо! - перебил захмелевший от одной рюмки, Маляков.
- Или яйцо! - согласился улыбающийся Волк, - вдруг окрасилось бы в красный цвет... Вот это было бы чудо! А так? Тьфу!
- Не богохульствуй! - сказал строго ему Александр Похилец, но все не обратили на это внимание или не поняли смысл сказанного.
- Может у кого есть иголка с ниткой? - спросил заплетающим языком "химик".
Саня больше не пил. Я не видел до этого, чтобы так быстро пьянели люди. За это время, что Маляков зашивал себе дырку, он десять раз, чертыхаясь, уколол себя иглой в палец, при этом умудрившись съесть пяток бутербродов, пока Пьер не отодвинул тарелку подальше от него. И я ещё пойму, почему у него иногда скатывалась слеза, которую он вытирал брюками, но совершено не понимал, чему он смеётся, закидывая назад голову и трясясь от смеха всем телом.
Все уже не обращали внимания на него. Слесаря пили, вспоминая забавные случаи из жизни. Кто-то вспоминал про рыбалку, кто-то гневно рассказывал о мастере цеха, который неправильно закрыл наряд. Обычные разговоры, подвыпивших работяг. И только когда Сашка, пошатываясь, выходил из раздевалки, Волк ему крикнул вслед:
- Маляков! Не бери в голову! Иди и тряси яйцами, пока молодой! Вон, Пьер, уже старый, стоит потряхивает ногами. Потому что у него яички, прилипают к ляжкам!
Этот случай вскоре забыли. Но может кто-то вспоминал, посмеётся и всё. Только иногда, выходя из автобуса, я встречал по дороге на работу, двух закадычных друзей-соседей: Витьку и Пьера. И если, нам попадался в поле зрения Маляков, идущий к проходной, Пьер наклонялся ко мне и шептал:
- Спроси у Сашки, каким упражнением он "качает" яйцо?
- Яичко! - поправлял его Волк. А сам мне шептал:
- Скажи ему, что у меня, если что, есть шёлковые нити! - и видя моё недоуменное лицо, пояснял: