- Дядь Слава, это вы? Но мы с Леной сейчас не можем.... А что случилось?
- Приезжай, я не могу по телефону.
- Дядь Слава, мы, правда, очень заняты, я не уверен, что сможем...
- Если я скажу, - ты мигом примчишься.
- И все-таки...
- У тебя погибли отец и мать.
Папа прибежал счастливый.
- Алла, быстро документы. Кажется, нам квартиру дают.
Трехкомнатная квартира в "шахтерском" доме - новый этап в нашей жизни. После комнаты в коммуналке три комнаты казались настоящим замком. Между залом и одной из комнат была дверь, одновременно эти две комнаты соединял и коридор. Для нас - детей - лучшего подарка было сложно придумать. Мы носились кругами друг за другом как угорелые. Со скоростью, доступной только детям, придумывали все новые и новые игры, позволявшие нам на все сто использовать преимущества новой квартиры.
Наше новое жилье было на втором этаже пятиэтажного дома.
В 40-тысячном городе Нелидово выше зданий не строят. Торф и болота делают невозможным строить высокие здания. Сваи можно вбивать и вбивать до бесконечности, но они так и не найдут опоры. Есть одно единственное 9-этажное здание с одним единственным на весь город лифтом. Детьми мы любили приходить туда и кататься, кататься, кататься...
На пятом этаже в том же подъезде получили квартиру наши самые близкие родственники - дядя Гена и тетя Надя. Мы с моей младшей сестрой Викой получили большой подарок в виде двоюродных Наташи и Алеши, которые и были основными компаньонами в освоении наших жилищ.
И мог ли я тогда подумать, что когда-то мы навсегда потеряем наш дом...
Мы с Леной ожидали рождения сына. На следующий день - в понедельник - я должен был отвезти жену в роддом, беременность проходила нелегко и ее клали немного раньше.
Тетя Наташа встретила нас в коридоре, на ее глазах были слезы. У них уже была Вика. Сегодня она не улетит на юг. Надо сдавать билеты.
Сорок девять лет - это слишком рано! Я понимаю - шестьдесят, даже пятьдесят, но сорок девять?... Хотя, какая разница? Наверное, каждому тяжело, сколько бы лет не было его близким. Но все-таки сорок девять - это слишком рано...
Звонки. Целый год страшных звонков.
- Вика в реанимации...
Мы с Леной приезжаем в Нелидово и, слава Богу, с сестрой все нормально, ее даже успели выписать. И только позже мы узнаем, что дело было не в отравлении таблетками.
- Олег, мне нужна твоя помощь...
- Конечно, Вик, говори.
- Я принимаю наркотики.... Помоги.
Снимаем двухкомнатную квартиру. Приезжает Вика. Я звоню друзьям - бывшим "героинщикам", которые теперь помогают слезть с иглы таким же запутавшимся. Гепатит. Капельница. На венах нет живого места, но мы раз за разом терпеливо ищем, куда воткнуть живительную иглу с лекарствами. Идет очищение. Хронический гепатит остался, но самое трудное уже позади. Три года героина не забрали у меня мою сестру. Наркотик не забрал у меня мою единственную сестренку.
Водка разрушила семью.
- Отец был в коме. Парализован, - тетя Надя почти ничего не знала. Врачи слишком долго не могли понять, что проломан череп, думали просто пьяный... Операция на мозг... - Он никого не узнает, ничего не говорит.
И опять дорога.
Я папу почти не узнал. Куда подевался сильный молодой мужчина - шахтер, проходчик, которого еще и в тридцать лет не пускали в ресторан, думая, что ему еще нет 18-ти?
Чуть шевелится левая рука, чуть левая нога, видит только один глаз. И почти ничего не может сказать.
Мы много говорили. Лена сидела рядом.
Она во второй раз видела моего папу. Он не смог приехать на свадьбу, а когда мы приезжали, он как-то то пил, то был в отъезде. Лишь раз догнал нас уже по дороге на вокзал, решительно взял мою сумку и шел с нами. Я был рад папе. Жаль, что он опять был пьян.
Правильнее сказать - говорил один я. Но папа слушал, он пытался ответить, пытался мне что-то сказать. А я вспоминал.
Помнишь, как ты гонялся за коршуном? Мы были в гостях у бабушки, в Латвии, шли по дороге и вдруг увидели огромную птицу. Я стоял у обочины и завороженный, смотрел, как ты пытаешься ее поймать. А коршун все дальше уводил тебя в лес, подальше от своего упавшего птенца. Мы поздно это поняли, но это было не важно. Эта картина - папа, прыгающий через коряги за коршуном навсегда теперь со мной.
Папа, я очень тебя люблю. Мы с Леной молимся за тебя. Ты обязательно поправишься. Ты сильный. Ты шахтер. Ты главное не спеши, не торопись сейчас вставать, ладно? Тебе необходимо набраться сил.
Ты меня узнаешь, папа?...
Вечер. Звонок в квартиру. К нам пришли друзья. Им все известно. Не знают, что сказать, не знают, как смотреть в глаза. Они просто обнимают, и это сейчас самое лучшее.
У нас трудно с деньгами. Ребята это знали. Помогли.
А вот и дядя подъехал.
Обнимаю жену, она плачет. Не может ехать со мной, - завтра в роддом. Мы никогда с ней не расставались ни на одну ночь - за все пять лет. И только больницам удавалось нас разлучить. Но мы все равно виделись каждый день. Я знаю, ей тяжело сейчас оставаться одной, она хочет быть со мной рядом. Ей будет тяжелее, чем мне, ведь она даже проститься не может поехать. А я....
Дядя Слава, тетя Наташа с новорожденной Анечкой, Вика и я садимся во взятую у знакомых "Волгу", мчимся по МКАД к шоссе Москва-Рига.
Козырев Вилис Жаннович и Козырева Алина Витальевна - так звали папу и маму. Я почему-то стеснялся папиного латышского имени. В школе вообще любую непохожесть быстро обсмеивали, почему лишний раз не говорил, что я Вилисович. Папу все звали Вилис, Виля. А маму - Алла. Я сам часто путался, ведь в паспорте у нее было имя Алина, а вот повелось как-то Алла, Аллочка. Мама.
Мы шли с мамой с кладбища, с нашего удивительно красивого городского кладбища со старыми соснами и молодыми березками, буйной зеленью, заросшими могилками и ухоженными памятниками.
Мама просила после смерти на могилке сделать что-нибудь попроще, чтобы не нужно было приезжать к ней часто, чтоб не зарастало все. А я говорил ей, что мы с Леной мечтаем снять для них с папой квартиру в Москве, чтоб они жили рядом с нами. Мне хотелось думать о другом будущем.
Почему она заговорила тогда о могилке?
Чувствовала?
Помню первые, оставшиеся в моей памяти похороны.
Дедушка, напившись, то ли хотел ударить бабушку, то ли еще что... Она побежала. Канава. Оголенный бесхозный провод. Бабушка погибла. Дедушка за неумышленное убийство.... Позже он приедет к нам, будет жить в нашей трехкомнатной квартире, очень одинокий. За шесть лет его дом продали и ему просто некуда было пойти. А папа не мог ему отказать. Дедушка так и не успел устроиться. Ехал на велосипеде, остановилось сердце. ГАИ забрало велосипед, так и не вернув его. Похороны дедушки не помню совсем. Кажется, мало кто плакал.
Так вот, о первых похоронах.
Бабушку Машу я очень любил, но был еще слишком маленький, чтоб осознать потерю. Никак не мог понять, что ее больше нет, что не к кому будет прибегать за печеньем, не у кого будет лазить по яблоне, не у кого будет загорать на крыше бани...
Город небольшой, поэтому похороны проходили традиционно. Машина с гробом, впереди оркестр играл знакомую всему Нелидово мелодию. За машиной шли все мы - и первыми - дети. Я ничего не понимал. С двоюродной сестрой Наташей мы играли, - старались ногами попадать в тень идущей перед нами машины.
Я посмотрел в сторону и увидел глаза своего друга, жившего в нашем дворе. Он стоял на обочине и смотрел на меня. Когда я увидел его глаза, то подумал о себе, о себе, который больше никогда не увидит бабушку. И я заплакал. Мне вдруг стало ясно, что случилось. Слезы все лились и лились из моих глаз...
Почему я плакал? Кого мне было жалко - бабушку, или себя? Не знаю... Я был еще маленький.... Но жаль, если мне было жалко себя.
В армии есть только одна причина, по которой тебя могут отпустить домой - смерть близких.
Я получил письмо от Вики, в котором она сказала, что наши родители хотят разводиться... мама хочет. Я был тогда уже младшим сержантом, пришел к политруку - отпрашиваться.
Мне сказали, что развод не может быть веской причиной. Я не понимал, почему развод тех, кого ты любишь не может быть причиной того, чтоб ты был рядом с ними в эту трудную пору? В части ко мне относились хорошо, поэтому меня все же отпустили.
Я успел как раз, к суду. Отговорил маму. Она забрала заявление.
Я ехал назад счастливый.
Позже они все же развелись...
Нет ни одного ребенка, которому хотелось бы, чтоб его родители развелись.... Но так много детей проходит через это. Бывало, еще раньше, в ссоре мама или папа спрашивали нас, с кем вы останетесь? А что мы могли сказать? Когда папа пил - хотелось быть с мамой. Когда не пил - с ним. Но выбирать, выбирать не хотелось!!!
Мы с папой шли по ночному городу, я сидел на его плечах, и мы на всю улицу распевали "Где ты? Мне теперь все равно...". Я гордился своим папой. Мы были счастливы.
Папа успел пожить у нас меньше месяца. Он быстро восстановился, стал что-то делать по дому, никак не мог смириться с тем, что ему надо меньше двигаться. Следы былого паралича исчезли.
Почти каждый вечер мы выходили вместе гулять, много говорили. По вечерам папа читал детские книжки, - другие книги ему пока давались с трудом.
Недалеко от дома, где мы снимали квартиру, росли березы. Папа никак не мог вспомнить, как они называются.
- Папа, ты помнишь, как называется это дерево?
Папа улыбался, пытался вспомнить, но так ни разу у него это и не получилось. Каждый день мы ходили мимо этих берез, которые никак не могли сжалиться над ним.
И все-таки он быстро восстанавливался. Казалось, что еще немного и наша мечта сбудется. Вот бы маму еще привезти.
Отцу надо было оформлять инвалидность, поэтому пришлось увезти его из Москвы. В субботу я отвез его в Нелидово.
Перед сном, отвернувшись к стенке, плакал. Сорок девять лет, им было всего сорок девять лет....
Мама с папой выключили свет и начали показывать, почему, когда я смотрю на Луну, вижу только тоненький серп. Они держали мячик, светили на него фонарем, и мне все становилось понятным.
Мы часто играли вместе. Расстилали огромную карту Советского Союза и играли в города. Кто-нибудь загадывал город, а остальные искали его. Кто раньше найдет, - тот и загадывает следующий населенный пункт.
Но я лото больше любил. Мы набирали целую гору мелочи и играли на копейки. Я был первым ребенком, чувствовал, что меня любят.
Ни у кого не было такой машины, как у меня. У всех с педалями, а у меня была с электромотором, двигалась сама. Я сидел в ней такой важный, что все во дворе мне завидовали. Потом я подрос. И я уже завидовал их велосипедам.
А вот Вика попала под жернова развода....
Мальчишками мы любили ловить тритонов. Однажды я повел Вику и маму показывать, как мы это делаем.
Тритоны водились в глубоких канавах дорожных обочин. В этих канавах практически круглый год стояла вода, в которой и кипела жизнь.
Если кто не в курсе, кто такие тритоны - представьте себе саламандру, или ящерицу, но только плавающую в воде - вот это и будет тритон. Тритоны обычно висели в толще воды, расставив свои лапки в разные стороны (и как только им удавалось держаться там - в воде, совсем не шевелясь?). Мама с Викой с любопытством наблюдали за моими приготовлениями. Я взял кусок проволоки, загнул самый ее конец, - получился крючок. Теперь оставалось увидеть тритона. Увидели. Я опустил проволоку под воду и осторожно подвел крючок под тритона так, чтоб тритон буквально лег на проволоку (не на кончик крючка, а именно на проволоку, чтоб он не поранился). А теперь - дело техники.
Рывок. И тритон уже лежит на земле. Я его в банку.
В тот день выловленных тритонов мы отпустили обратно. Так в принципе все всегда и делали. Постоят тритоны немного в банке дома, а потом их все отпускали.
Я был рад, что мама вместе со мной пошла ловить тритонов...
Самое тяжелое.
Плачут знакомые и незнакомые люди. Выносят гробы. Дорога на кладбище.
Я взял фотоаппарат. Я не мог не взять. Но фотографировать - не было сил. Заставил сделать себя три снимка.
Они лежат отдельно от всех наших фотографий.
Город, в котором еще недавно не было ни храма, ни мечети, ни церкви, ни секты. Город, который рос по законам атеизма.
И вот сейчас мои папа и мама лежат рядом, скоро закроют крышками гробы.... Мне надо хоть что-то сказать.... Я знал, что мне надо будет это сделать, поэтому взял с собой Библию.
Почти не мог говорить, но все-таки прочитал.
Псалом 22.
Господь - Пастырь мой; я ни в чем не буду нуждаться: Он покоит меня на злачных пажитях и водит меня к водам тихим, подкрепляет душу мою, направляет меня на стези правды ради имени Своего. Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мной; Твой жезл и Твой посох - они успокаивают меня. Ты приготовил предо мною трапезу ввиду врагов моих; умаслил елеем голову мою; чаша моя преисполнена. Так, благость и милость да сопровождают меня во все дни жизни моей, и я пребуду в доме Господнем многие дни.
Какая-то бабулька, которую никто из нас не знал, одергивала и говорила: "Не так кладете!".
Как будто это что-то изменит. Как было бы просто - правильно положи, правильно сделай ритуал - и человек в вечной жизни, а не в вечной смерти. Эх... если бы все было так просто....
"Они жили долго и счастливо и умерли в один день" - фраза из сказки, сказки, в которую каждый из нас хочет попасть.
Мама и папа умерли в один день. Но они не жили долго, да и со счастьем было тяжело....
Плохая вытяжка. Газовая плита работала, - они ничего не заметили. Продукты горения - без цвета, без запаха - сон и....
Что завтра разрушит нашу жизнь? Может быть, нечто тоже без цвета, без запаха? Однажды захочется уснуть, закрыть на все глаза. И жизнь больше никогда не вернется.
Папа был почетным донором СССР и часто вспоминал один случай. К нему всегда обращались городские врачи, когда нужна была кровь. Ночью к нему приехала бригада скорой и попросили приехать в больницу. Прямое переливание крови для роженицы.
Папа никогда больше не видел этой женщины и ребенка, которому он помог выжить. Он часто вспоминал этот момент своей жизни....
Мы помним хорошее.
Папе трудно довелось. Бабушка сдала его в интернат, и он воспитывался тетей. Рос самостоятельно. В школе встретился с мамой. У мамы тоже было не все легко. Семья с тремя детьми, дедушка выпивал.
Но и мама и папа дали нам с Викой жизнь, дали нам все, что они только могли, все, на что они были способны.
Жалко, что на себя у них не хватило сил.
Обратная дорога пролетела быстро.
Родился Ярослав. Он очень похож на своего дедушку....
Помните близких, пока они рядом с вами. Не забывайте их любить!
Последний комок земли упал на могилу.... Облако заплакало ненадолго теплым дождем, и поплыло дальше, утешать еще чью-то боль.
Солнце выглянуло и прикоснулось неизменно теплыми лучами.