Из ладоней моих просыпается в ночь песок. 

Я пою, и рождается тысяча голосов. 

Из ладоней моих проливается вниз вода, 
и ко мне обращаются, просят ее отдать, 
но она вытекает из сотен открытых ран, 
и рождаются реки, и небо - моя дыра, 
чтобы я не остался на этой чужой земле, 
чтобы я ни за что не остался и не истлел,
чтобы звезды не сыпались, будто песок, туда, 
где ко мне обращаются, просят его отдать, 

потому что на деле хранитель - не я, а ты, 
ты глядишь на меня и вдыхаешь тяжелый дым, 
и улыбка твоя - это словно запретный плод, 
кто попробует взять - неизбежно потом умрет. 

И с твоих-то ладоней не сыпется ничего, 
разве только дожди проливаются вниз стеной, 
и бывает - огонь пожирает дома людей, 
где не место моей одинокой седой воде. 

Из ладоней моих просыпается в ночь песок, 
покрывает листву бесконечных густых лесов, 
а за ним - я роняю перо, и оно летит, 
и оно начинает любому из нас светить, 
и оно не угаснет решительно никогда, 
даже если опять убежит от меня вода, 
даже если песок перепачкает, словно пыль - 
ведь мое-то перо не научено быть простым. 

И с ладоней моих просыпаются времена, 
ты добавишь огонь - и опять загремит война, 
и перо воссияет багровым, роняя свет 
на того, у кого и души-то от века нет - 
он поднимет глаза и растопчет мою ковыль, 
громко скажет, что Бог, вероятно, совсем забыл 
о своих же созданиях, гибнущих каждый день 
и теряющих души в оскаленной темноте. 

Мы с тобой отмахнемся - какой, интересно, Бог? - 
и закроем ворота в небесный родной Чертог. 

Но твои-то огни на земле до сих пор горят, 
силясь тихо напомнить, что Бог - это ты 
и я.