В девять утра он сворачивает с Ришельевской на Большую Арнаутскую и стреляет. Из винтовки. Скажем, в форточку квартиры месье Ричарда Зонштейна, концертмейстера виолочели городской оперы. Потому что гад и буржуй, и потому, во-вторых, что фальшивит. Между прочим, Лева Якобсон, до еще того как бросил консерваторию, вызывал его на дуэль и даже купил рэвольвэр. А потом с этим рэвольвэром бросил консерваторию и ушел на вольные воды, как шептались, аж до Папы Сатыроса. Сема смотрел на такой разговор немножко грустно: где Лева и где Папа Сатырос, это же понимать надо. Вот кстати, думает Сема, в девять пятнадцать я уже на Портофранковской, на пяти углах кофейня, туда тоже надо зайти и выстрелить из винтовки. За кофе. Гранату нельзя, Додик Эпштейн запретил: нельзя, говорит, гранату - ни за просто так, ни за шо буржуй, ни за кофе, даже если это не кофе вовсе. Из винтовки. И стекла лучше там не бить, потому что Эсфирь Самуиловна обязательно придет к додиковой маме и устроит Ермолову на полчаса за то, шо Додик шлимазл и немножко идиёт. Додик один раз сказал, шо он не шлимазл, а комиссар... Один раз. В-общем, не надо гранату, а из винтовки можно. За кофе - можно, той кофе, это два раза не Фанкони, ну вы понимаете. Хотя вряд ли. Вот месье Зонштейн, тот понимает за кофе, даром что буржуй и фальшивит. И Додик Эпштейн тоже понимает за кофе, хотя пьет чай и уже нарзан, у него комиссариат и нервы. Да что там. Значит, два раза с винтовки и обратно. В девять тридцать на Старом базаре, в десять без четверти - на углу Екатерининской, в десять у театра. На углу Ланжероновской, у Фанкони, зайти и выстрелить наконец из винтовки. Из принципа. Шоб они таки увидели, что уже нет Семена Лазаревича Бронштейна, уездного архитектора, - есть Сема, революционный матрос. И вот этот самый матрос хочет, скажем так, нормального кофе. Леве Якобсону можно нормальный кофе, потому что он из Чека, и вообще сын Абрама Марковича, который таможня. Сонечке Фишман можно, потому что из хорошей семьи и с револьвером системы Кольта. Доктору Либману можно, потому что... гинеколог потому что. А на Сему, революционного матроса, значит, не напасешься. Ну и ладно, не дадут кофе, пойдет Сема в театр, зайдет в ресторан и выстрелит из винтовки. Рюмка водки для революционного матроса - самое то.
Особенно, когда цветут каштаны.
2.
Беня пришел на площадь в десять двадцать четыре.
В девять двадцать шесть менеджер второго разряда Когельбройм Борис Абрамович ударил Беню в ухо. С того началась настоящая история Бенциона Сергеевича Савойского, сына профессора по кафедре и раздолбая по жизни. Борис Абрамович Когельбройм, в свою очередь, продолжил выступление.
- Сограждане, чтоб я вам имел сказать, так вы и без моих пяти копеек все знаете, только шо главное, вы таки, я вам скажу, шо любовь - она не война, и вообще главное чтоб все были здоровы, но негодяев надо примерно наказать! Верно?
- Верно, - поддержали отдельные голоса.
- Правильно?
- Правильно, правильно.
- Шо-т я плохо слышу. Так наказать их?
- Моня, он плохо слышит, - отозвалась толпа.
- На какое ухо?
- На левое.
- Ну?
- Я тебе говорю. Ты же мене слышишь?
- Ну.
- А он не слышит.
- Ну это не вопрос, - мужчина залез в карман брюк, вытащил в горсти и прикрыл горсть другой рукой, сложив лодочкой.
- Боря, ты слышишь, как звенят мои деньги? - возгласил, громыхая мелочью.
- Моня, это ты называешь деньги? - отозвался оратор.
- Все он хорошо слышит, - объявил Моня. - Когельбройм, слезай и освободи платформу. Здесь есть кому поговорить за любовь.
И тут Беня не выдержал. Ухватил Когельбройма Бориса Абрамовича за сюртук и стащил с возвышения, после чего залез туда сам.
- Люди! Он мене в ухо вдарил, - объявил Беня.
- О как, - заинтересовались в толпе.
- А за что? Вот за что? Я раздолбай, - объявил Беня. - Вот скажите мине, есть такой закон, шоб обыкновенного, простого раздолбая, вот таз за просто за так в ухо?
- Ну, - заинтересовалась толпа.
- Вот и я говорю: ну. И шо мы тут стоим? И где депутаты Государственной думы?
- ..., - отозвались в толпе.
- Правильно!! - возликовал Беня. - И нету таких законов, шоб честного раздолбая запростотак в ухо!
- Беня, - вопросил голос с толпы, - ты хочешь в депутаты?
- Ида Марковна, - взвился Беня, - я вам десять раз каждый день говорю: ни в какие депутаты я не пойду!
- А куда пойдешь? - заинтересовались в толпе.
- А хорошо излагает, - задумчивый бас слева.
- Ф-фак...
- Шо?!
- Ф-фак..культет поддерживает!
- Бенциона на царство!
- Какое царство, вы с ума сошли!
- В депутаты.
- Правильно.
- Что правильно? Вот вы мине скажите, что правильно?!
- Все правильно.
- Моня! У него погоны! Он же мент!
- Мента на царство!!
- Тьфу ты, пропасть, шлимазл...
- Ой, он крестится, вы только посмотрите...
- Правильно! - заорал Беня, - У кого погоны, того на царство!
- У нас полковник!
- И у нас полковник!
- Вы-бо-ры! - возопил Беня с трибуны. - Выбираем царя!!
- Вы-бо-ры! Вы-бо-ры!
- Да наш полковник...
- Да шоб вы понимали в орденах!
- Не, ты кого сукой обозвал?!
- Кошелек срезали!!
- Вы-бо-ры!!
- Тикаем! Милиция!!!
* * *
Еще через пятнадцать суток весь город знал Бенциона как автора самой популярной в городе политической инициативы и без пяти минут кандидата в депутаты.
А сирень на бульварах цвела себе и цвела.
3.
Рабиновича поперли из Чека после того, как он пристрелил девятого зомби.
Отобрали маузер, мандат и шапку-ушанку. Сказали пару ласковых. Не помогло. Пригрозили психиатрической, после чего отобрали шапку-ушанку, мандат и маузер.
В пять с четвертью пополудни пятого февраля это было даже несколько чересчур, но Рабинович все понимал правильно. Это не навсегда. Вот придет март, и такое полезет из чухонских болот, что мама не горюй. Вспомнят они тогда специального агента Рабиновича, да поздно будет. Поздно, потому что поступит Рабинович в Окро, нет, в Наркомюст, получит под роспись мандат и маузер...
Брр. Еще и метель... По Гороховой до Семеновских казарм топать с полчаса, но по такой погоде - без малого час, ну да ничего, на углу Казанской есть один заветный подвал, на углу Садовой - другой, они же не знают, что Рабиновича выперли из Чека и отобрали ша... значит, так. Делаем крючок. В почтамтских дворах мало кто ходит, но ходит всегда, там и финны, и в шапках-ушанках, и эти, как бишь их...
- Молодой человек! Прекрасная погода, не правда ли? И представьте себе, черемуха зацвела. Не верите? Вот.
Так, бегом, бегом. Как же метет у Исакия, шинелька дохлая и еще вот, пуговица. Черная. И впрямь черная. Все серые, она одна черная. Бегом-бегом, бегом, арш! чуток направо, там на углу Конногвардейской свет горит.
- Милейший, рюмку водки и чаю!
- Водки нет-с...
- Тогда чаю. Много. Горячего.
А сахар у меня свой, не успели отобрать. Мандат отобрали, а сахар нет.
Хорошо-то как. Тепло.
- Простите, могу я к вам обратиться?
Вьюнош. Из студентов. Не контра, так, кокаин, коньяк, возможно, сифилис. А там еще трое. Университет, приват-доценты. Как бишь их, Вольфила. Шпионы.
- Вот вы плохо себе представляете, как это, и был мертв, и жив во веки веков. Представляете, имею ключи ада и смерти, это же ужас, ужас!
- Ключи, значит.
- Да, представляете?!
- Таки да, представляю...
А все-таки глаз у него малость того. Неправильный. Стоячий зрак. Нет, не зомби, точно. И не упырь. Вот черт его знает что такое, придется терпеть...
- Представляете? Сам Троцкий! В Елабуге.
- Чего?! А ну стоять, контра!! Вот так. Шапку сюда положил. Вот, правильно. Пшел отсюда...
Вот и славно. Маленький крючок получился. И шапка есть, великовата только, умный, мать его, профессор. Так. Теперь, значит, на Казанскую, и до Семеновских, там у этого эсера, как бишь его, черт... маузер. Ма-у-зер. Теперь первым делом маузер.
- Молодой человек? Вы так быстро убежали, а я...
Чтоб тебя!
- Извините, спешу-с.
Бегом!.. Дьявол, на Казанской закрыто, даже заколочено, как некстати!
Ну ничего, ничего, есть еще Садовая, всегда есть... Бегом!!
...Уфф.
- Сема, коньяк остался? Давай, лей.
- Изя? Господи, ты что, убегал от кого? Спасался, да? Так я тебе скажу, правильно спасался. Сема Аронсон на доверии спасает всех. Дорого. Но тебе, как постоянному клиенту...
Тьфу пропасть, мертвяка заболтает. Но коньяк божественный. Из царских погребов. Верю.
- Шапочка у тебя, Изя, дивная. С кого снял?
- Сема, не морочь свою умную голову, ты таки хочешь это знать?
- Десять рублей.
- Тебе или мне?
- Шутник. Хорошо, восемь и кроличий треух сверху.
- Зараза.
Восемь рублей, если думать про маузер, лишними не бывают.
- Ладно, пошел я. Бывай...
- Изя?
- Ну?
- Ты это, береги себя, а? Может, не пойдешь никуда?
- Может и не пойду. Завтра. Бывай.
Где?!
Вот Садовая, вот же она. Здесь справа должен быть сквер и собор. Черт, метет как... Так, перекресток, Гороховая. Что?! Какая, к чертям, Гороховая?! Преображенская! Это Преображенская! А на той стороне уже Дерибасовская!! Проклятье. Чертова метель, где я?!
- Молодой человек, а знаете... я черемуху люблю. А вы, вы симпатичный.
- Черемуха.
- Да. Правда, красиво?
- Правда.
- А в Летнем саду, мне говорили, вечерами играет оркестр и танцы. Вы любите танцевать?