Чем ближе Такеши подходил к веревочному мосту, тем медленнее переступали его ноги, обутые в деревянные сандалии, и ему приходилось прилагать усилие, чтобы всякий раз вырывать широкий рукав или полу своего темно-коричневого кимоно у колючих ветвей слив, обступивших тропинку. Когда Такеши шагал с большей скоростью, сливы не успевали вцепляться в его одежду обломанными сучками и терниями и свежими побегами ветвей, выросшими на деревьях в прошлом году. Была уже осень, и утреннее похолодание заставляло Такеши идти сжавшись, притом, что кисти обеих рук он засунул себе глубоко под мышки. Поэтому Такеши изловчался выдергивать кимоно у слив, поворачивая то левое, то правое плечо вперед себя, и, скособочившись, продвигался к мосту боком, не озабочиваясь тем, удастся дереву выхватить клочок ткани или нет, пока ветка не отпрыгивала назад, дабы постараться стукнуть Такеши по отставшей от туловища ноге или по спине, набрав рассерженное ускорение. Когда Такеши вышел за территорию императорского дворца, на его круглой голове была надета конусообразная соломенная шляпа, тонкий кожаный шнурок которой, проходя через переднюю часть подбородка и заканчиваясь за ушами, крепко удерживал головной убор на голове, но стоило Такеши ступить на последнюю часть тропы, вившейся среди диких слив, росших на подступах к горам, как ему пришлось со шляпой расстаться. Деревья, как сговорившись, кидали на соломенную шляпу Такеши особенно длинные, сплошь усеянные колючками ветви, и с каким-то остервенением сдергивали головной убор с головы человека, отчего Такеши вынужден был, пролезая под нижними сучьями на коленках, ободравшись в кровь, в особенности лицо, и зажмурившись, лишь изредка отваживаясь приоткрыть один глаз, подбираться к собственной шляпе, заброшенной в тернистую глухомань, и потом ползти на тропку обратно, спрятав таковую себе за пазуху. Поскольку все это занимало много времени и сил, Такеши, когда сливы снова сбили с него шляпу, продолжил свой путь, даже не оглянувшись на зловредный фокус одичавших за последние сто лет зарослей на склоне горы, называвшейся Краснолапчатый Гусь.
Название горы происходило от рощи красных кленов, росшей в ее подножье. Несмотря на то, что весной сливовые деревья очень красиво покрывались нежными розовыми лепестками, за каковыми парила в полнолуние зачарованная белая луна, подданные императора Страны Восходящего Солнца давно перестали совершать сюда праздничные поездки на опрятных, устланных соломою и циновками телегах, следуя за грандиозными павлиньими кортежами придворных, надевавших лучшие шелковые наряды, многослойные и изящные, снабженные шнуровками и кистями и доведенные до совершенства вышитыми деталями и отделками в виде орнаментов с волшебными животными и цветами, краски и оттенки которых поразительно красиво сочетались между собой, и делавших сложнейшие прически из черных, как смоль длинных волос, дабы, погрузившись в красивые повозки, взбираться на горы, глядя по сторонам, с восклицаниями восхищения природными богатствами, пребывавшими в распоряжении императора или же чудеснейшими произведениями портновского искусства, в которые была разодета аристократия двора, всадники и полководцы, гарцующие мимо раздвижных окон повозок вверх и вниз по дороге с различными поручениями и донесениями, содержанием каковых были цитаты из трактатов мудрецов и знаменитых поэтов, каковые произносились какой-нибудь знатной особой, к примеру, первым министром или братом жены императора, по поводу открывавшихся перед кортежем пейзажем с Золотою Пагодою или видом на заброшенную караульную башню, на каковой поселились журавли, ибо процессия императора растягивалась, как пернатый змей, кольца какового извивались на поворотах дороги, и потому как из уважения и ощущения себя участниками почти что религиозного действа, каковым почитался соблюдаемый в стране традиционный обычай всенародного любования весенней сакурой, всем было необходимо быть в курсе того, каковые возвышенные мысли зародились в уме высокородных особ, едущих в начале, в средине или в конце кортежа, то по обеим сторонам повозок, из каковых улыбались или смотрели с одухотворенными лицами светские дамы и очень пожилые придворные, каковым было бы вредно для здоровья путешествовать на лошади, беспрерывно сновали по долгу аккуратного несения службы посланцы, осуществляющие миссию устных пересказчиков, а также и гонцов, передающих вопросы высокопоставленных лиц и, вот, лиц не столь высокого полета, каковые, в конечном итоге, задавались на тему мнения о ландшафте с ветвью, на каковой сидит фазан, господина советника Фудзиваро-но Кинто или, скажем, поэтического суждения господина советника Минамото-но Тосикато о древнем строении, каковые вести сиюминутно задерживались там и сям в пути, не успевая достичь ушей, ибо императорские пересказчики, будучи образцами вежливости, попросту не могли кого-нибудь обидеть, рискуя игнорировать обращенные к оным вопросы, то и дело раздающиеся из повозок.
Увы, давным-давно дорога из жемчужины Японии, старинного императорского дворца "Тысячи лепестков сакуры, сравнения с каковыми не выдерживает полная луна", в Горы Совершенномудрых превратилась в нехоженую тропу, а сливовые деревья, возраст каковых, говаривали в пределах страны, перевалил за триста лет, в отрог воистину варварского запустения. В прежние времена, пока на возвышенности не пришли духи-тэнго, монахи и отшельники процветали в пещерах, занавешенных лишайником, чьи стены снаружи зеленели мхами, и в хижинах, на крышах каковых сушилась рыбешка, пойманная руками, покрытыми пергаментною кожей, мистиков, очистивших свое сознание от мыслей, в быстрых потоках, росою каковых формировались белые туманы, охватывающие вершины, каковое природное явление натолкнуло придворных художников на чудодейственную манеру письма картин, исчерпывающими штрихами каковых были не токмо искривленные сосны и храмы с изогнутыми кровлями, притулившиеся к склонам гор, но и незаполненные тушью поля, благодаря каковым образованные зрители могли вспоминать хокку и танки, соответствующие к месту в смысле настроения, вызванного структурою перенесенного на лист при помощи кисти и умения мастера изысканного горного рельефа, а равно и порождаемого сведениями, имеющими отношение к биографии того или иного деятеля войны или культуры, каковые, быть может, появились на свет в области, ближней к изображенной, или же прославились выигранными сражениями неподалеку, навсегда вошедшими в торжественные анналы истории, если уж не вдохновенными строками, достойными цитирования во время бесед, следующих за официальною частью дворцовых церемоний. И, вот, хотя, как и всегда, советниками монарха пребывали лица, старающиеся достойно подвизаться на службе у императора по преимуществу права наследования должности, притом, что император порою выделял из народа людей, неожиданно проявивших талант государственного ума, но прервавшееся сообщение Страны Восходящего Солнца с монахами и отшельниками не могло не печалить мудрейших императорского двора, ибо сие положение казалось сиротством, вызванным нелепостью вроде войны, последствия каковой не были до сих пор устранены, когда бы десяток деревень за чертою гор, в каковых засели бы разбойники, пришедшие на хребты в трудные времена, оставались бы клочком государства без головы, а в качестве другого сравнения можно было бы привести фантомную руку или ногу, отнятую бы у человека, каковая мучила бы оного, как живая конечность.
Император Минамото Ёсицунэ, вокруг какового колыхались расписанные лучшими каллиграфами куски ткани, спущенные с лакированных черных потолочных балок дворца, стены какового украшали бамбуковые и сосновые рощи, а ширмы - серебристые хризантемы, на каковом сияло широкое, сплошь вышитое драгоценными золотыми драконами и фениксами парадное кимоно, восседавший на возвышении на подушках в некотором отдалении от придворных, музицировал на бамбуковой флейте-хитирики, после того, как произнес стихи:
Осеннюю мглу
разбила и гонит прочь
беседа друзей.
Музыкальному искусству императора внимали придворные, расположившиеся по обычаю, подогнув колени и уложив вокруг себя расправленные полы кимоно, достойных помещения в музеи мира, живописными группами на полу, блестевшем чистотой и многими слоями прозрачного древесного лака, под каковым двоились, троились и удесятерялись тончайшие волнистые слои дерева, пошедшего на изготовление настила Алого зала, ибо прямоугольные колонны такового и участки стен, обрамляющие росписи таковых, имели красный цвет, подобный осенней листве кленов, пламенеющих в это время года в подножье горы "Краснолапчатый Гусь", именовавшегося "Всеобщее устроение" в честь старинного трактата, доставленного Сяо Туном из Поднебесной, являвшегося частью древнейших записей "Шан Шу", посредством изучения каковых можно было разобраться в той мере, что доступна смертным, в законах Земли и Неба. Настил составляли доски, собранные в идеальный конгломерат, в каковом самый дотошный европеец, задавшийся бы целью отыскать изъян в руке японского мастера-краснодеревщика, не сумел бы найти зазора, дабы спрятать волосок с головы императрицы, фрейлины или министра, специально без инкрустаций, дабы вдобавок к рисунку древесины в полу отражались картины, написанные на стенах.
Неожиданно каллиграфические картины на отрезах тканей, колышущихся возле императора как бы слабым волнообразным движением длинной травы, по каковой протекает разлившийся ручей, пришли в беспорядок и закачались, перекрывая надписи, нанесенные размашистою кистью по вертикали каждого отреза, и через весь Алый зал пролетела какая-то пестрая птица, в каковой некоторые признали кукушку, когда прочие увидели фазана, притом же третьи хранили молчание, ибо сидели во время пьесы, исполняемой императором Ёсицунэ, склонив голову набок и прикрыв веки, так что таковым ничего не удалось заметить, кроме того, что флейта императора замолкла, а следом раздался топот стражи, бегущей за птицей в Алый зал. Что касается кукушки, а то была птица именно таковой породы, то сия выхватила у императора бамбуковую флейту-хитирики и упорхнула из дворца через раздвинутую в сад перегородку, каковая, как известно, успешно заменяет в некоторых случаях окно. Таким образом, стража, начальник каковой остался стоять возле возвышения, на каковом восседал Минамото Ёсицунэ, не сбавляя ходу, промчалась за кукушкою в сад, и придворные, не смевшие подняться со своих мест, покуда оным не будет подан знак правителя Страны Восходящего Солнца, прислушивались с испуганными лицами к скрежету мелких камешков, выдавливаемых обувью бегущих в тяжелых доспехах и вооруженных копьями и мечами людей с поверхности тропинки, текущей к воротам, через каковые вышел позднее Такеши, одетый в свое простое темно-коричневое кимоно, обутый в деревянные сандалии, на круглой голове какового очень недолго просуществовала соломенная шляпа, удерживаемая тонким шнурком на передней части подбородка, каковой заканчивался за ушами, прикрепляясь к головному убору слуги.
Такеши был самым бедным слугою из челяди первого министра, то бишь, человеком, какового никому не было жалко отправить с поручением к веревочному мосту через ущелье, считавшееся бездонным, свалившись бы в каковое, человек, как камень, якобы, пронесся бы прямиком в Ад, каковым отделялась гора Краснолапчатый Гусь от Гор Совершенномудрых, в каковых подданные уже и не чаяли когда-нибудь обнаружить живыми монахов и отшельников, справедливо полагая, что за триста лет уже и хижины таковых должны были рассыпаться в прах, а в скальных пещерах вероятно поселились дикие звери да стаи летучих мышей, ежели не демоны или духи-тэнго, и притом следует напомнить, что жители Страны Восходящего Солнца боялись не то, чтобы подойти к мосту, но и наведываться к старым сливовым садам, когда три века назад в эпоху правления императора Минамото Нориёри за садами ухаживало не менее десятка или двух садовников императорского двора, старательно обрезавших и вывозивших старые сучья, выкорчевывавших высохшие деревья и вносивших удобрения, каковые садовники везли на тачках с двумя колесами, впрягшись и пустившись бежать бегом по дороге, от каковой нынче осталась узенькая кривая тропка, каковую обступали кусты и заросли, вверх от самого дворца "Тысячи лепестков сакуры, сравнения с каковыми не выдерживает полная луна".
Император объявил подданным, что не покинет Алого зала до тех пор, пока ему не принесут бамбуковую флейту-хитирики, ибо музыкальный инструмент прежде принадлежал деду оного, императору Минамото Нориёри, и что он не потерпит, чтобы с реликвией играли обезьяны, превосходно себя чувствующие в джунглях на Горах Совершенномудрых, откуда, кстати, стаи сиих животных зимою, когда в стране сыпался густой снег, совершали набеги на деревни подданных императора Ёсицунэ, когда во дворец стража всеми силами боролась животных не пускать, ибо продрогшие на деревьях мартышки, очертя голову, одни лишь отваживались перебираться по веревочному мосту на гору Краснолапчатый Гусь, откуда буквально скатывались по обледеневшей тропе на спинах, вопя не хуже торговцев на базаре, подравшихся по поводу назначаемых цен на товар. Придворные сочли слова императора удивительным проявлением достоинства правящей династии и уважения к предкам и не нашли для себя возможным не последовать немедленно примеру Минамото Ёсицунэ, отправив слуг в свои дома, дабы уведомить родных, что оных пребывание во дворце продлится ровно столько, сколько потребуется на поиски бамбуковой флейты-хитирики, похищенной кукушкою, и заодно отправить списки, согласно каковым домашние наполнили сундуки со скарбом, доставленные чуть не в мгновение ока в императорский дворец, ибо бдение двора обещало быть долгим вследствие того, что некий бедный слуга по имени Такеши бесконечно будет сражаться с демонами и духами-тэнго, пока оному не посчастливится, наконец, разыскать музыкальный инструмент в непроходимых джунглях на Горах Совершенномудрых.
В доме первого министра Такеши выполнял самую черную работу, задавая корм свиньям, бросая навоз, чистя скотный двор и починяя сети для рыбалки, а отдыхал слуга очень редко, усаживаясь на кровлю сарая, в каковом хранились мотыги и лопаты, с каковой оный смотрел на императорский дворец, раздумывая о том, что вряд ли слуги, трудящиеся в саду или на кухне у императора Минамото Ёсицунэ, не имеют возможности послушать пение знаменитых китайских соловьев, справившись с заданиями, каковые оным поручают на день. Ибо Сяо Тун, помимо бесценного мудрого сочинения "Шан Шу", доставил в Страну Восходящего Солнца и нескольких пернатых певцов, заключенных в золотую клетку, хотя живые птички обошлись императорскому двору во много раз дороже, чем соловьи, сделанные из чистого золота умельцами Поднебесной. Первому министру было хорошо известно, что стоит Такеши посулить возможность походить под деревьями в саду Минамото Ёсицунэ, в ветвях каковых прыгали невзрачные крохотные созданьица, ни в какое сравнение не идущие с фазанами, как бедный слуга, презрев опасности, бросится в огонь и в воду, не выпуская из ума награду, ничего не значившую бы для кого-нибудь из царедворцев или слуг таковых, и, посему, когда первый министр посылал своего видного слугу к себе домой, не отклоняясь от решимости, охватившей придворных, присутствовавших в Алом зале, когда бамбуковую флейту-хитирики императора Ёсицунэ на глазах у всех унесла влетевшая во дворец кукушка, то в списке, по каковому первому министру собирали дома вещи в сундук, последним пунктом проходило указание командировать во дворец Такеши, дабы сей бежал до дворца, не отставая от повозки, в каковую погрузят сундук первого министра.
Веревочный мост появился неожиданно, хотя Такеши, будучи настороже, был готов увидеть ветхое сооружение, по каковому проносились в зимний период обезьяны, облепленные снежными хлопьями. Мост поднимался, протягиваясь с уступа горы Краснолапчатый Гусь на другую сторону курящегося густым туманом бездонного ущелья и крепился к склону серой вершины много выше уровня, на каковом должен был бы начинать переправляться в Горы Совершенномудрых путник, каковому бы вздумалось осуществить столь безумный поступок. Собственно говоря, мост не был виден полностью из конца в конец, но мгла, уплывающая в сероватое, подернутое тучами небо, собираясь в белесые облачные гряды, парила вверх неравномерно, и Такеши разглядывал всякий раз как бы куцые обрывки веревочного пути, обрисовывающиеся в промежутках между грядами тумана. Дикие сливы, видимо предпочитая обособиться от угрозы, каковою являлся веревочный мост, не распространялись на уступ и, как бы отбежав от тропы в обе стороны рукавами, толпились на береговой линии обрыва в пропасть по правую и левую руку от Такеши, притом отдельные деревья рисковали погрузиться в созерцание гранитных стен, составляющих грань ущелья, ставшую пограничным рубежом для части острова, и казалось, что старый заброшенный и одичавший сад, создав под землей разветвленную сеть корней, всею мощью своего древесного сообщества спасает впередсмотрящих, дабы таковые не пустились спускаться по скалам в туман, за каковым могли мерещиться ручьи, струящиеся прозрачной водой.
Такеши, подошедший к мосту, как был на переходе сквозь тернистые кущи слив, с руками, засунутыми себе под мышки, замер, пытаясь проникнуть взором в пар, в каковом скрывались духи-тэнго, каждый из каковых способен был напугать человека до полусмерти, заставив спрыгнуть в пропасть, а судя по всему, за слоями мглы духов могло оказаться до сотни, а может, и до тысячи, и тогда сонм ужасающих воображение существ мог справиться с армией императора Минамото Ёсицунэ, каковая спрыгнула бы в ущелье, подходя к краю такового ряд за рядом, дабы перейти в потусторонний мир, каковым ничего, кроме Ада, быть бы не могло, ибо направление было указано духами-тэнго.
Холодная капля из тучи, нависающей над горами, упала Такеши за шиворот, и бедный слуга поежился и поднял глаза на гору, на каковую оному требовалось перебраться посредством моста. На вершине, перед каковой переменчиво реяли полотнища белесой мглы, похожие теперь на разнокалиберные паруса полчищ джонок, отплывающих в небо, росли корявые сосны, в каковых застревали клочья пара, того же самого, что клубился под носом Такеши. Иногда паруса тумана становились совсем прозрачными, и тогда гора на противоположном крае ущелья, на каковую вползал веревочный мост, напоминала руку великана, подсунутую под совершенно износившуюся, просвечивающую ткань кимоно, над каковым горестно задумываются: то ли заштопать, то ли пришить сверху заплатку. Такеши пришли в голову слова поэта:
Холод пробрал в пути.
У птичьего пугала, что ли,
в долг попросить рукава?
Внезапно слуге почудился какой-то звук, ..., да, это был смех того старика в синем кимоно, сидевшего на камне возле тропы, окликнувшего Такеши, когда тому предстояло вступить в колючие анархические заросли, в каковые, увы, превратился сад императора Минамото Нориёри за триста лет, в течение каковых за сливами никто заботливо не присматривал. Старик с прядью белоснежных волос на подбородке и с белыми бровями, почти закрывающими оному глазки-щелочки, каковые бывают у людей от веселого и беззаботного смеха, дал Такеши несколько советов, сказав, что, видя, что Такеши невозможно отговорить от путешествия к горам Совершенномудрых, не желает испытывать чувство вины оттого, что ничем не помог человеку, каковой не понимает, что обыкновенному смертному не пройти через предстоящее испытание, несмотря на отвагу и бескорыстность, каковыми смертный руководствуется, ежели к оному не будет благосклонно Небо. И сей старик, определенно, не был живым человеком, потому что, когда Такеши обернулся, чтобы махнуть старику своей соломенной шляпой прежде, чем скрыться за деревьями, хотя деревья сплели из своих древесных рук лес не далее, чем в пяти метрах от камня, на каковом старик отдыхал, то никого на том месте уже не было, и поскольку старик был дряхл, и таковой прыти, как у горного барана, чтобы исчезнуть в несколько минут, понадобившихся Такеши, двигавшемуся быстрым шагом к сливам, у древнего старца, из какового едва песок не сыпался, нельзя было предположить в реальности, то, следовательно, старик был либо оборотнем, либо добрым духом горы Краснолапчатый Гусь, что должно было выясниться, как только Такеши встретится на веревочном мосту с духом-тэнго и попробует последовать совету белобородого старца.
Деревянные сандалии слуги звонко стукнули по настилу моста только один раз, ибо далее Такеши окружил густой туман, в каковом оный не мог разглядеть собственных рук, каковые пришлось вытащить из-под мышек, дабы держаться за веревочные перила шаткого сооружения, и потому стук шагов сандалий раздавался глухо, чему Такеши радовался, думая, что любая отсрочка встречи с духом-тэнго укрепит оного на глоток воздуха, на силу, содержащуюся в мысли, что в случае, ежели старик был добрым духом горы, то у оного есть крохотный шанс найти в джунглях бамбуковую флейту-хитирики императора Минамото Ёсицунэ и получить обещанную хозяином, первым министром двора, награду, то бишь, воспользоваться разрешением послушать в саду императорского дворца пение знаменитых соловьев Поднебесной. Некоторые дощечки, на каковые Такеши старался не смотреть, были сломаны, но оставались висеть расщепленными краями немного устремившись вниз, как если бы некто, человек или зверь, кто таковые проломил, возможно, то была разбушевавшаяся голодная и замерзшая обезьяна, присев или намеренно с силою подпрыгнув на месте, немедленно отскочил бы подальше от пролома в сторону, но не падали в пропасть, разверзавшуюся под мостом, по каковому осторожно ступал Такеши, исключительно благодаря искусно свитым из растительных волокон, морских водорослей или лиан, веревочным петлям, каковыми были крепко накрепко связаны между собою концы досок. Слуге попадались под подошвы деревянных сандалий и выщербленные участки моста, словно бы дощечку вытянули, не нарушая строя узлов, петель и досок, и унесли для своих собственных нужд какие-нибудь существа, но Такеши никогда ни от кого не слышал, чтобы крупные экземпляры вроде хищных птиц применяли оструганные доски для строительства своих гнезд на верхушках деревьев или громадных неприступных скал. Однажды слуге даже пришлось перейти на веревочные петли по одну сторону от средины болтающегося между горами моста и пройти несколько времени по таковым, так как в настиле начисто отсутствовали не одна и не две доски подряд, а лишь изредка виднелся обломок, каким-то чудом держащийся с левого или правого боку сооружения. В сей сложный момент Такеши, вцепившийся в веревочные перила моста, заставил себя напряженно думать о поисках бамбуковой флейты-хитирики в джунглях в Горах Совершенномудрых, ибо и раньше, пока пробирался сквозь тернии сада, никак не мог себе представить, где кукушка могла бы обронить таковую. Такеши, нащупывая подошвами опору, вперялся взором в белую мглу, как в поле, ничем не заполненное художником на картине, дабы зрителю вообразились стихи великого поэта, и, таким образом, ожидал озарения, но ничего не происходило ни в мозгу оного, ни вокруг, кроме волн беспрерывных испарений, окутывающих мост, слугу и горы. Преодолев отрезок пути, чреватый неминуемым падением в ущелье, Такеши с облегчением переставил стопы, обутые в деревянные сандалии, на дощечки настила и, вытянув руки по обе стороны себя к перилам, сжал ладони вокруг обдирающих кожу веревок. Едва слуга успел сделать вывод, что, если Небо будет благосклонно, и оный вновь почувствует под ногами твердую землю, то приступит к поиску обезьяньей стаи в джунглях, в первую очередь, дабы понаблюдать за мартышками, тщательно укрывшись за пышными ветвями и могучими лианами, и, ежели беспокойные животные, странные повадки каковых во многом родственны людям, играют на деревьях с музыкальным инструментом императора Минамото Ёсицунэ, то оный на месте составит план, изучив привычки стаи, как ухитриться раздобыть драгоценную бамбуковую флейту-хитирики и убежать в императорский дворец, не будучи преследуемым погонею безумных мартышек, каковые возьмутся скидывать слугу первого министра двора в пропасть под веревочным мостом, как впереди на мосту показалась как бы фигура человека, обутого в дзори, на каковом было черное кимоно, притом лица у человека не было видно, ибо на голове у фигуры до подбородка была натянута оранжевая соломенная шляпа. Сия фигура стояла на мосту, глядя на белый туман, как полагал слуга, сквозь щели, имеющиеся в переплетениях соломы шляпы, повернувшись к Такеши правым боком, и когда Такеши стал медленно приближаться к неизвестному человеку, непонятно, зачем тут маячившему над бездонным ущельем в черном кимоно, хотя слуге очень хотелось развернуться и стремглав броситься улепетывать обратно на гору Краснолапчатый Гусь, незнакомец начал поворачиваться к слуге медленнее, чем минутная стрелка, когда невозможно дождаться разъяснения каких-то странных обстоятельств, пока расстояние между слугою и фигурою на мосту не сократилось до двух кэнов, хотя европеец сказал бы, что до трех с половиною метров, и, к ужасу застывшего на месте Такеши, ибо незнакомец как раз оказался, наконец, стоящим перед слугою как бы в зеркальном отображении путника, развернувшегося грудью к слуге и идущего на гору Краснолапчатый Гусь, тот понял, что ошибся из-за застилавших все поле зрения испарений, разреживающихся только теперь, и что на голове у фигуры в черном кимоно вовсе не было надето никакой шляпы, так как у незнакомца на веревочном мосту была лисья голова, покрытая рыжей шерстью. У Такеши не осталось никаких сомнений. Перед ним был дух-тэнго.
Черные маленькие глаза холодно смотрели на слугу, а пара ушей, беловатых изнутри, зарешеченных длинными, как усы на узкой морде, обведенной вокруг закрытой пасти коричневым абрисом, рыжеватыми волосками с белыми кончиками, торчала надо лбом подобно устричным раковинам. Такеши увидел, что вместо рук у фигуры были лапы животного с черными когтями, покрытые короткой шерстью, а дзори были надеты вовсе не ноги, словом, одно вертикальное положение лиса и сообщало фигуре человеческий вид, помимо размеров, ибо сие большое животное, ежели существо на мосту, вообще, можно было назвать зверем, было во много раз крупнее зверька, таскающего кур из курятника первого министра. В это время зверь, одетый в черное кимоно, совершил некое движение, видимо, желая подойти к слуге поближе, но веревочный мост качнулся над ущельем, как бы беря на себя обязанность воспрепятствовать встрече, к каковой Такеши не был подготовлен по причине напавшего на оного ступора, вызванного смесью страха и изумления, что оный созерцает духа-тэнго собственными глазами, а не читает спокойно об этом, устроившись на кровле сарая, в каковом хранятся мотыги и лопаты, в каком-нибудь трактате о добрых небесных и зловредных адских существах, населяющих дремучие леса и необитаемые людьми скалистые уступы, и слуга, едва не потеряв равновесие, еще крепче ухватился за перила, тут же оцарапавшие оному ладони, и тот невольно устремил взор на одну и на другую свою руку, заглядывая через сжатые ладони в туман, клубящийся под мостом. Такеши, боясь, чтобы, пока оный не глядел на лисью морду, жуткая фигура в черном кимоно не сделала бы пяти шагов к оному, мгновенно уставился на духа-тэнго снова, но сиих нескольких секунд, в течение каковых слуга позабыл о духе и воспринимал вид своих рук и бездны, из каковой поднимались мглистые паруса воображаемых джонок, плывущих в небо, было вполне достаточно для спасения той чистой толики разума Такеши, что заметила обвязанную вокруг левого запястья оного синюю шерстяную нитку, каковая должна была мистическим образом напомнить слуге о советах старика, сидевшего на камне в своем синем кимоно, чей смех из какого-то дальнего далека долетел до слуха слуги, когда тот собирался сделать первый шаг на веревочный мост.
Однако, возникший на мосту дух-тэнго, какового старик, облаченный в синее кимоно и оправлявший свою седую белоснежную бороду привычным движением плавно скользнувшей себе на грудь морщинистой руки, рекомендовал ни в коем случае не бояться, как, впрочем, и никакого образа, в каковом слуге объявится препятствие, отвращавшее оного от того, чтобы выбраться на поросшую редкими соснами гору, противоположную горе Краснолапчатый Гусь, ежели бедный слуга первого министра действительно решил отыскать бамбуковую флейту-хитикири, не замедлил осклабиться, дабы выставить напоказ острые мелкие зубы, оснащавшие челюсти. Такеши интуитивно отняв правую ладонь от перил, протянул руку к другой руке и потрогал шерстяную нитку, хорошо сохраняя в голове живой, яркий насыщенный цвет памятки, завязанной стариком вокруг левого запястья слуги. И тогда Такеши сказал духу-тэнго, не позволяя тому завести беседу, каковая послужила бы к забвению полученных советов, немудреные слова, каковым слугу научил добрый дух горы Краснолапчатый Гусь:
Лис, рыжий Лис,
в саду у императора Ёсицунэ поспел виноград,
потому торопись,
пока лозу не побил град.
Такеши чрезвычайно обрадовался, когда дух-тэнго неведомо куда испарился с пути оного в Горы Совершенномудрых, ибо, во-первых, бедный слуга первого министра, обеспокоившийся, было, при беседе со стариком в синем кимоно, что таковою песенкою дух-тэнго будет перенаправлен в великолепный императорский дворец "Тысячи лепестков сакуры, сравнения с каковыми не выдерживает полная луна", где императора Минамото Ёсицунэ и придворных вследствие неправильных действий Такеши постигнут еще большие беды, чем необыкновенное обстоятельство похищения кукушкою бамбуковой флейты-хитикири, был самым убедительным образом извещен, что добрый дух горы Краснолапчатый Гусь защитит стены дворца, ибо само Небо благоволит правителю Страны Восходящего Солнца ввиду того, что Ёсицунэ всегда уважительно относился к предкам, поскольку седобородый старик в синем кимоно вдобавок к тому, что осуществлял функции хранителя всего, что несла на своем хребте гора, в особенности покровительствовал тем, кто всегда и во всем придерживался семейных традиций и традиций рода, а, во-вторых, Такеши получил в руки недвусмысленное доказательство того, что старик в синем кимоно, явственно, не таил в себе сущности оборотня, иначе слуге было бы несдобровать, когда оному в лицо осклабился Лис.
По исчезновении духа-тэнго Такеши оглянулся через плечо, дабы прикинуть на глаз расстояние, каковое было пройдено по веревочному мосту, и сообразить, сколько кэнов предстоит оставить позади, прежде чем угрюмая и молчаливая гора, по каковой карабкались корявые сосны, покачивающие ветвями, поросшими изысканными иглами, преобразуется в монолит гранитной стены, испещренный извивами трещин и проплешинами выцветших до желтоватой зелени по осени мхов, прислонившись к каковому своим круглым затылком, слуга первого министра безо всякого ощущения геройства, ибо у оного не было иллюзий в отношении того, что человек способен что-то совершить, не снизойди по мольбам к оному Небо, при условии, что помыслы человека будут искренни, добры и чисты, посмотрит на сей рукотворный переход, каковым оному надобно будет воспользоваться во второй раз, дабы доставить Минамото Ёсицунэ музыкальный инструмент, на каковом исполнял мелодии Страны Восходящего Солнца дед императора, Минамото Нориёри. По расчетам слуги, около трети пути по веревочному мосту через ущелье была отброшена назад временем, ибо Такеши отныне переводил время в кэны и кэны в минуты, предчувствуя встречу с самым воинственным из духов-тэнго, какового звали Кусуноки, ибо сей при жизни был самураем.
Дабы сбить с толку Такеши, поднимающаяся из бездны волнистая белесая мгла заволокла каждый сун пространства, хотя европеец сказал бы, что всякие три с половиною сантиметра окружающего слугу мира, а не токмо обе горы, меж каковыми существовало ущелье, вкупе с мостом, протяженность какового как бы потеряла всякий смысл, ибо струйки тумана, просочившись через зазоры настила, как будто недостаточно было извивающихся и неприятно живых, вроде гигантских щупалец осьминога тяжелых полос, кидаемых с обеих сторон на пути слуги паром, с легкостью творившим то размывчатые башни, осыпающиеся клочками бесцветного дыма, то джонки, уснащенные веерными тонко прозрачневеющими или, наоборот, непроницаемо белоснежными плотными парусами, разрастались над настилом вверх и кустились, усиливаясь в сходстве с деревьями, пока таковые в своем росте и калейдоскопических изменениях не перешагнули границы, в каковых построения мглы могли быть сочтенными за фантастическую исполинскую растительность, дабы образовать непроглядную завесу, в каковой малейший звук в испуге падал бы к ногам человека, каковой решился бы аукнуть, надеясь, что оного услышат, тогда как самое реальность утратила в конце концов свою вещественность, и Такеши все равно что брел в потустороннем мире, гадая, найдет ли когда-нибудь дверь, за каковою спрятались острова Страны Восходящего Солнца.
Оказалось, что было невозможно предположить, где появится Кусуноки, ибо Такеши, конечно, предположил, что увидит духа-тэнго в виде пятна, каковое, быть может, помчится навстречу Такешу, размахивая копьем в одной руке и мечом в другой и, скажем, изрыгая огонь, то бишь, Кусуноки будут сопровождать вещи, каковые соотносимы с таковыми атрибутами войны, как гнев и ярость, пламя и черный дым пожарищ, но дух-тэнго, бывший когда-то самураем, напал на слугу, прыгнув оному на спину и обхватив руками тонкую шею, высовывающуюся из темно-коричневого кимоно. Такеши, какового обе руки чуть не вывернулись в плечах, так как слуга, на чью спину приземлился руками и пятками дух-тэнго, повалился со всего маху на настил моста плашмя, вниз лицом, на каковом совсем недавно перестали кровоточить царапины, полученные слугою, пока сей проходил по кущам одичавшей сливы, пополз вперед на локтях, в то же время силясь отодрать от шеи клещи, в каковые оного заключил Кусуноки, и изловчаясь пнуть духа-тэнго по спине, закидывая назад стопы согнутых в коленях ног, обутых в деревянные сандалии. Каковые-то из ударов, нанесенных отчаянно сопротивлявшимся слугою духу-тэнго, очевидно, показались Кусуноки весьма чувствительными, и Кусуноки, совершив кувырок через голову, неожиданно очутился впереди Такеши, встав на мосту на полусогнутых ногах и разведя в стороны согнутые локти, из-под каковых у духа-тэнго топорщились рукояти мечей, направленные сине-стальными остриями на слугу, каковой поспешил, отталкиваясь стопами от дощечек настила, отъехать назад, дабы иметь возможность подняться на ноги и смотреть Кусуноки в глаза по прямой линии, а не снизу вверх. Вставая на мосту в полный рост при помощи рук, каковыми Такеши ухватился за веревочные перила, Такеши умудрился рассмотреть духа-тэнго вплоть до узких серо-черных полос брони, составляющих доспехи мертвого самурая и шлема, расширяющегося по сторонам чрезвычайно злого и ощерившегося, потемневшего от гнева воинственного лица Кусуноки, каковой застегивался у духа поверх подбородка на узкий кожаный ремень, словно соломенная шляпа, каковую Такеши подвязывал посредством круглого шнурка, пока не махнул рукою на головной убор, стаскиваемый с макушки слуги терниями сада.
Слуга первого министра двора, у какового душа ушла в пятки, потрогал разбитыми пальцами правой руки свою саднившую шею, и, будучи завороженным маскою, застывшею на лице духа-тэнго, стал опускать свою руку, похлопывая себя по груди, как бы расправляя кимоно, но на самом деле стараясь вдохнуть побольше воздуха, ибо сдавленным и оцепеневшим под ребрами легким, по мысли слуги, должно было каким-то образом сообщиться движение, иначе слуга рисковал упасть в обморок от недостатка кислорода притом, что Кусуноки находился в стороне и никак потере сознания слугою не способствовал. Такеши, пялившийся на духа-тэнго и продолжавший охлопывать свое темно-коричневое кимоно рукою, каковая постепенно передвинулась на бок слуги, достигнув кармана, незаметно для себя обнаружил, что в боковом кармане у оного находится нечто, походящее на сухие ягоды, и, уцепившись за собственное недоумение, дрожащий слуга полез себе в карман, где под ладонь оному попало ожерелье магатама, каковое сей извлек, выбивая зубами дробь от холода, ибо Такеши снова упала из тучи за шиворот темно-коричневого кимоно капля, заставившая слугу поежиться, несмотря на Кусуноки, глаза какового дико вращались в орбитах. Таковое сокровище, как ожерелье магатами невозможно было купить, ибо найтись сия вещь могла только у богов и духов вроде того, что встретился Такеши в образе старика, одетого в синее кимоно, и Такеши велел себе отвлечься от созерцания гнева Кусуноки, обратив внимание на ожерелье, лежавшее у оного на раскрытой ладони, красиво блестя драгоценными зелеными камнями, каковые, попав на свет, насколько бы рассеянным свет ни был, ибо лучи солнца процеживались сквозь рядно тумана, сами по себе начали производить сияние, и поверхность камней пошла сполохами зеленоватого оттенка, каковые заиграли, наконец, на уровне лица Такеши. Дух-тэнго, глянув на драгоценные камни на ладони слуги, понял, что у того в руках находится невероятное магическое оружие, каковым является ожерелье магатами, и, вскочив на веревочные перила моста, прыгнул в клубы белесоватой мглы, в каковых обомлевший Такеши, наклонив вниз свою круглую голову, дабы увидеть, куда все-таки стремительно полетел Кусуноки, различил вращение сине-стальных мечей духа-тэнго, падавших в бездну, намного отставая от Кусуноки, ибо гнев и ярость, переполнявшие мертвого самурая, сделали такового необычайно тяжелым, почти как гора, ежели бы таковую уменьшить до размера человека или вола, но вес оставить прежним.
Едва Кусуноки пропал вдруг с веревочного моста, как могущественный туман, для еще более сильного устрашения Такеши составившийся в плотную пелену, в каковой бедный слуга, опустивший себе в карман ожерелье магатами, каковое следовало вернуть духу горы Краснолапчатый Гусь, обещавшему поджидать Такеши, сидя на том же самом камне, на каковом Такеши увидал старика перед тем, как пересечь заброшенный три века назад сливовый сад императора Минамото Нориёри, не видел своих деревянных сандалий, принялся распадаться на подобия громоздящихся белых башен, среди каковых образовывались и полупрозрачные, и рояльных парусов джонок, каковых края растягивались в вуали, вследствие чего взгляд, брошенный слугою первого министра двора вперед, натолкнулся на серую гранитную глыбу, маячившую трещинами и проплешинами зеленовато-желтого мха, и Такеши пришла на ум мысль, что, может быть, третий дух-тэнго не выскочит на мост, ибо слуге, конечно, приходилось трудно, хотя советы мудрого старика в синем кимоно, каковым Такеши следовал в точности по полученной инструкции, не отклоняясь, буквально, ни на йоту, действовали без промаха.
Как было сказано ранее, противоположная горе Краснолапчатый Гусь сторона веревочного моста поднималась на большую крутизну, чем начало, поэтому слуга уже не шел, а карабкался всю последнюю часть пути до Гор Совершенномудрых по редкому здесь, как зубья костяного гребня для расчесывания грив лошадей, дощатому настилу, ибо мост все более напоминал Такеши неудобную для подъема воздушную лестницу, чем обычный перекид через ущелье. Такеши, с правой ноги какового едва не сорвалась обувь, только один раз опустил круглую голову, дабы взглянуть вниз на свои стопы, по-прежнему обутые в деревянные сандалии, и сильно вздрогнул, ибо под ступенями, достаточно отстоящими друг за друга, чтобы обозреть, над чем слуга висел, полагаясь на какие-то древние веревки, сплетенные из растительных волокон, разверзалась самая что ни на есть бездонная пропасть, из каковой всплывали огромные клочья мглы, напоминавшие теперь слуге растворяющиеся сахарные глыбы, притом гранитная стена, к каковой мост поднимался под углом, приближающимся к вертикали, пребывала погруженною в небытие. Несмотря на промозглую погоду, в каковую темно-коричневое кимоно слуги отсырело и повисло дополнительною тяжестью, тянущей слугу в пропасть, Такеши изредка прекращал взбираться по лестничному подъему, дабы уткнуться лбом в рукав своей одежды и вытереть таким образом пот со лба, ибо оный опасался оторвать от веревочных перил хотя бы одну из своих рук, постоянно поднятых вверх, напряжением мышц каковых Такеши подтягивался, дабы наступить на следующую ступень. В одну из таковых минут передышки, Такеши, вероятно, впал в забытье от усталости и потому случайно обернулся, дабы проверить, как далеко позади находится гора Краснолапчатый Гусь. Такеши от охватившего оного ужаса столь резко обратился опять лицом к мосту, в каковой почти упирался лбом, что у оного закружилась голова. Непонятно, как по такому спуску скакали обезьяны, подумалось слуге, ибо по доброй воле, как оному казалось, никакое животное, сколь бы ловким таковое не было создано, по веревочному мосту через ущелье никогда бы не побежало. Слуга поднял голову вверх, дабы поглядеть на маленькую площадку, сколоченную из досок, в каковой когда-то был своего рода люк, ибо оному виднелось что-то наподобие квадрата неба, а значит, Такеши предстояло выбраться через люк на настил утлой площадки, огражденной по углам столбиками, между каковыми прежде существовали куски ограждения, осыпавшиеся в пропасть, но сверху столбиков сохранились проложенные по таковым с трех сторон перила.
Когда на голову Такеши посыпались камешки, тот, подняв глаза и не увидев духа-тэнго, решил, что камешки упали потому, что оный находится аккурат под настилом площадки, на каковую чего только не намело непогодою, и продолжил лезть по отвесной лестнице, покуда круглая голова слуги не показалась над люком, и тогда Такеши вытащил свои локти и, опершись на доски, выбрался из люка с ногами на площадку. Такеши оставался лежать на площадке, перекатившись на спину, и Такеши как раз хватило места на то, чтобы раскинуть в стороны руки и лежать, отдыхая и радуясь, что заморосил мелкий, как влажная пыль водопада, дождь, каковой действовал успокаивающе, тем более, что площадка примыкала к каменной стене, и бедному слуге, пока оный не прикрыл веки, было видно, что высоко-высоко, на верхушке горы, за каковой должны были начинаться Горы Совершенномудрых, над деревянным настилом свешивалась большая сосновая ветка, росшая на могучем стволе притулившегося к скале расположенного под углом великолепного игольчатого дерева, благодаря чему непосредственно возле горы воздух не был пробирающее холодным в отличие от того, что окружал слугу в продолжение путешествия по веревочному мосту. Мельчайшая морось орошала лоб и щеки слуги, и слуга, не открывая глаз, пробормотал стихи великого поэта:
Холодный дождь без конца.
Так смотрит продрогшая обезьянка,
Будто просит соломенный плащ.
Выбившийся из сил Такеши провалился на какое-то малюсенькое мгновение в некое беспамятство, из какового толика чистого сознание слуги выпрыгнула, как человек выскакивает из ледяной проруби, стоило сознанию Такеши эхом в мозгу настойчиво повторить слово "обезьянка". Бедный слуга подскочил на месте, как ужаленный оводом, и быстро, как сорока, завертел круглой головой на тонкой шее, высовывающейся из ворота темно-коричневого кимоно, испуганно осматривая серые, промокшие от дождей перила, ограждающие настил от пропасти, ибо слуге вообразилось, что таковые усеяны рядами мартышек, собирающихся дразнить слугу тем, что будут кривляться, корчить рожи и кидать друг дружке через голову слуги бамбуковую флейту-хитирики, похищенною кукушкою у императора Минамото Ёсицунэ. Однако перила были абсолютно пустыми, с неба сеял мелкий дождичек, и слуга, облегченно вздохнув, подошел к краю площадки, нависающей над ущельем, дабы окинуть взглядом веревочный мост, по каковому также могли бежать к слуге духи-тэнго, ведь набросился же Кусуноки на оного, подобравшись из-за спины. У Такеши что-то екнуло в груди, ибо пейзаж с веревочным мостом вызывал у слуги головокружение, как только оный представлял себе заново, как перемещался по дощечкам, собранным при помощи узлов и петель в колеблющееся над бездонною пропастью сооружение, каковое к тому же раскачивали по нескольку раз в год скачущие по таковому стаи обезьян, ибо, видимо, мартышки повырывали те доски, вместо каковых на мосту зияли провалы, заставлявшие слугу перебираться по веревкам, переходя на петельный край моста, боясь соскользнуть вниз, случайно оступившись ногами, обутыми в деревянные сандалии.
Отпрянув от пропасти верхней частью туловища, Такеши, чьи руки держались все еще за перила, наклонив голову то к правому, то к левому плечу, вытер щеки, мокрые от дождя, об свое темно-коричневое кимоно, и в сей момент до слуха слуги коснулся далекий-далекий смех старика в синем кимоно и с прядью белоснежной бороды, чьи глаза, превратившись в щелочки от веселого смеха, смотрели на слугу из-под нависающих белоснежных бровей, как то случилось на противоположном конце моста, когда под ногами Такеши была гора Краснолапчатый Гусь. Такеши собрался с духом и обернулся лицом к горе, подумав, что до сих пор не посмотрел, как покинуть площадку, дабы уйти с сего места в джунгли на Горах Совершенномудрых. На той оконечности потрескавшихся серых перил, что упирались в гору, сидел, качая ногой, обутой в гэта, дух-тэнго, на голове какового была надета китайская шапка-мянь, спереди каковой висело нечто вроде занавеса, собранного из вертикально ниспадающих перед лицом духа-тэнго нитей речного жемчуга, каковые в Поднебесной носили чиновники, ибо, таким образом, в империи властители были как бы отделены от подданных. По сей примете слуга осознал, что перед оным явился Моринага, каковой при жизни был одним из двух сыновей императора Го-Дайго и погиб от рук мятежников. Кроме того на Моринаге были надеты меховые штаны мукабаки и куртка хантэн. Дух горы Краснолапчатый Гусь, одетый в синее кимоно, уведомил слугу первого министра, что Моринага был образованным человеком, и потому может задать Такеши вопрос, на каковой у слуги не найдется ответа, но старик постарается при помощи молитв, каковые будет возносить будде Амиде за Такеши, дабы поход в горы Совершенномудрых за бамбуковой флейтою-хитирики Ёсицунэ имел благоприятный исход, призвать удачу к бедному слуге, и тогда самые мудрые божества, каковые будут поблизости от Такеши в момент встречи оного с Моринагою, соберутся на облаках, дабы внушить слуге нужные слова, после каковых дух-тэнго испарится, и уже ничто не будет препятствовать слуге немедленно приступить к поискам музыкального инструмента императора.
Не будучи способным вообразить, о чем может оного спросить дух-тэнго, Такеши, каковому некуда было пятиться, ибо перила вдавились оному в поясницу, выпучив глаза, молча, неотрывно смотрел на китайскую шапку-мянь, надетую на голове Моринаги, за каковою слуге невозможно было увидеть выражение лица сына императора Го-Дайго. Слуга очень удивился, когда у духа-тэнго в руках откуда-то появились рисовые колобки суси с креветками и рыбой, каковыми Моринага принялся жонглировать, все также болтая ногой, обутой в гэта, и, поскольку дух-тэнго, как видно, не в пример бедному слуге, у какового из головы не шло, что император Минамото Ёсицунэ вместе с придворными вынужден находиться в Алом зале до победного возвращения Такеши во дворец "Тысячи лепестков сакуры, сравнения с каковыми не выдерживает полная луна", никуда не торопился, слуга почувствовал, что у оного подвело живот от голода, ибо с самого утра у слуги во рту маковой росинки не было. И тут слуга заметил, что с неба перестала капать морось, хотя освещение не изменилось, и Такеши поднял голову, так как оному показалось, что по носу оного царапнул солнечный луч и исчез. Над площадкою, где слуга терпеливо ожидал, чтобы Моринага заговорил, стремительно затягивалось озерцо синего неба, и ежели бы слуга не посмотрел в сию секунду вверх, то никогда бы не подумал, что среди серых туч, распространившихся от горизонта до горизонта Страны Восходящего Солнца, может образоваться просвет. Такеши опустил подбородок, дабы снова глядеть на шапку-мянь духа-тэнго, и тут начало происходить нечто ужасное. Во-первых, вдруг выяснилось, что у Моринаги пропали из рук рисовые колобки суси, а во-вторых, дух-тэнго стал перемещаться по углам площадки, но не шагом и не прыжками, ибо Моринага, испарившись из одного угла, появлялся в другом в том же положении, то бишь, сидя на перилах и болтая ногой, обутой в гэта, и поскольку случилось сие по крайней мере раз пятьдесят, то слуга, у какового мелькало в глазах и даже в мозгу, когда оный пытался закрыть глаза ладонями или веками, дабы прекратить головокружение, каким-то неведомым образом очутился сидящим на краю люка, как будто снова выбрался с веревочного моста на площадку, и тогда как гора кружилась вокруг слуги невероятно быстро, слившись в сплошную серую стену, то Такеши перестал соображать, где гора по-настоящему находится. Притом, что духа-тэнго нигде не было, то слуга успокаивал себя тем, что, вероятно, молитвы старика в синем кимоно были очень могущественными, и самые мудрые божества, собравшиеся около стремительно затягивавшегося синего озерца неба, когда Такеши поднимал голову вверх, изумившись, что морось почему-то прекратила сыпаться из серых туч, и по носу оного царапнул солнечный луч, воспрепятствовали тому, чтобы дух-тэнго, вообще, задавал какие-нибудь вопросы бедному слуге. Дождавшись, чтобы гора заняла, наконец, свое истинное положение, ибо слуга не решался встать на ноги, покуда сие не произойдет, и просто сидел, глядя вниз, свесив в открытый люк ноги, обутые в деревянные сандалии, держась за край настила и проницая взором белесую мглу, плавающую, как огромные куски полурастаявшего сахара, и не видя за таковыми ни гранитной стены, уходящей в небытие, ни веревочного моста, по каковым можно было бы сориентироваться в отношении положения горы, Такеши поднялся, чтобы уйти с площадки в Горы Совершенномудрых. Никакого тоннеля через гору или лестницы, дабы взобраться на скалу слуга не нашел, но зато отсюда по уступам горы вилась тропка.
Будучи потрясенным, что оному так повезло, что Моринага не вымолвил ни единого слова, ибо слуга теоретически рассуждал, что сын императора Го-Дайго имел в своем распоряжении лучших учителей и мудрецов, каковые должны были под страхом смерти, каковая грозила бы каждому, кто не передал бы Моринаге знаний так, чтобы сын императора мог бы таковые уяснить, и подготовить Моринагу к восхождению на престол государства с тем, чтобы правитель лично мог бы с успехом контролировать любую из государственных служб, непринужденно беседуя с министрами и военачальниками, храня при сем в своем уме великое множество исторических фактов и цифр, каковыми измерялись урожаи в областях империи, количество трудоспособного населения, размеры библиотек в монастырях, площади посевов риса, торговый оборот с Поднебесной и прочее, и прочее, когда Такеши ходил по колено в грязи, высаживая ростки риса на залитых водою деревенских полях и изредка наведывался к буддийскому священнику, каковой снабжал бедного слугу трактатами на тему философии культуры и искусства Страны Восходящего Солнца и Поднебесной, пока не был принят на службу к первому министру, бедный слуга направил свои стопы, обутые в деревянные сандалии, на горную тропу и прошел по тропе с десяток шагов. И вот тут, посреди обломков скал, на каковые постепенно раскололась всюду подернутая проплешинами зеленовато-желтого мха поверхность горы за бесконечные исторические эпохи, во время каковых над ущельем проливались миллионы дождей и бушевали миллиарды снежных бурь, Такеши улыбнулся, наклонившись, чтобы ласково погладить ладонью маленький росток дикого риса, выросший в углублении камня, в каковом накапливалась дождевая вода, и вновь до ушей слуги долетел издалека смех старика в синем кимоно, и Такеши вспомнил о мешочке, наполненном зернышками бурого риса, каковой слуге повесил на тонкую шею дух горы Краснолапчатый Гусь. Тогда бедный слуга открыл мешочек, не снимая с шеи, и осторожно высыпал из такового рисинки себе на правую ладонь. Внезапно откуда-то с верхушки горы раздался голос, и слуга, думая, что с оным заговорил монах или отшельник, о судьбе каковых не было известно в Стране Восходящего Солнца более трех веков, сжав правую ладонь, в каковой у оного был бурый рис, посмотрел наверх, где росла большая сосна, на ветку каковой слуга глядел, когда лежал, измученный сложным переходом через веревочный мост и сражениями с двумя духами-тэнго, встреченными на пути через ущелье, на настиле площадки на спине, раскинув руки в стороны.
Кто-то спускался с вершины горы к бедному слуге, кто-то, обутый в гэта.
- Посмотри вокруг себя! - громко сказал Моринага, какового Такеши узнал, помимо обуви, по меховым штанам мукабаки, куртке хантэн и китайской шапке-мянь, закрывавшей лицо духа-тэнго.
По-прежнему крепко сжимая в кулаке зернышки бурого риса, слуга первого министра, насилу оторвавший свой напряженный взор от шапки-мянь, надетой на голове Моринаги, решил, что дух-тэнго уже не может сбросить оного с площадки, на каковой ранее Моринага устроил целое представление, от какового бедный слуга едва сумел оправиться, чудом не свалившись, когда у оного все кружилось перед глазами, через пустые места между столбиками по углам настила площадки, в бездонную пропасть, ежели не упал бы вниз сквозь люк, и перевел взгляд на то, что оного окружало, вовсе, конечно, не предполагая, что хоть что-нибудь за то время, что оный испуганно слушал сына императора Го-Дайго, в ландшафте могло измениться. Однако, вновь произошло невообразимое. Теперь Такеши висел над ущельем, паря не хуже гигантского нетопыря, распластавшись на животе, притом вокруг тела и обеих пар конечностей бедного слуги, вокруг какового поднималась к серым тучам белесая мгла, перестраивающаяся в башни и в паруса джонок, расслаивающиеся наподобие растянутого веера, неуклонно плывущая в небо, громко хлопало темно-коричневое кимоно, тогда как дух-тэнго снова сидел на вылинявших от непогоды перилах ограждения, притом возле оного лежали на перилах рядком рисовые колобки суси с креветками и рыбой, опять прислонившись спиной к горе и качая ногой, обутой в гэта.
Моринага сказал слуге, каковой, преисполненный непередаваемого страха, болтал руками в воздухе:
- Ежели тебе достанет учености, чтобы пройти мимо меня, слуга первого министра, то перед тобою прямо в воздухе тут же возникнет тропа, по каковой ты выберешься на площадку. - В сем месте дух-тэнго прервал свою речь, дабы засмеяться, радостно потирая руки. - Но я бы побился об заклад с самураем Кусуноки, - продолжил говорить Моринага, жонглируя рисовыми колобками суси, - ежели бы тот не бродил теперь по Аду, ища, как оттуда вылезти на веревочный мост, дабы устрашать смертных, направляющихся в Горы Совершенномудрых, что ты рухнешь вслед за Кусуноки в бездонное ущелье, как только я скроюсь в тумане, ибо ты - самый обыкновенный слуга, и вся твоя мудрость есть умение сажать рис и кидать навоз, тогда как я - сын императора Го-Дайго.
Возможно, что сия исполненная заносчивости манера речи, свойственная духам-тэнго, могла бы произвести более сильное, значительное впечатление на Такеши, будь под таковым твердая земля, но слуга каждую секунду думал, что вот-вот камнем полетит вниз, а взметнувшиеся клочья темно-коричневого кимоно, хлопающие оного по лицу и бокам, прекратят наполняться воздухом и языками пламени жалко затрепещут, виясь над спиною оного, покуда слуга не разобьется в лепешку на скалах, и, стало быть, подавать какую-либо реплику на вступление Моринаги было совершенно бессмысленно.
Посему слуга, преисполненный непередаваемого страха, как было уже сказано, болтал руками в воздухе, игнорируя духа-тэнго.
Моринага сжевал один из рисовых колобков, рассматривая парение слуги над ущельем, и сказал:
- Я даже сомневаюсь, надобно ли испытывать твою ученость, ибо ты похож на гигантского нетопыря. - Закинув себе в рот один за другим остававшиеся на перилах рисовые колобки суси, дух-тэнго, бывший при жизни сыном императора, мгновенно проглотив таковые, продолжил говорить. - Слуга первого министра, все-таки мое присутствие на веревочном мосту подчинено правилам, согласно каковым у меня имеются обязательства задавать вопросы безумцам, вроде тебя, глазеющего с кровли сарая для хранения мотыг и лопат в сад императора Минамото Ёсицунэ в надежде послушать соловьев из Поднебесной.
Выдержав маленькую паузу, во время каковой слуге, очевидно, предлагалось воспользоваться правом что-нибудь сказать могущественному духу-тэнго, и не дождавшись от слуги признаков желания говорить, ибо бедный слуга предпочитал болтать руками в воздухе, будучи преисполненным непередаваемого страха, тогда как темно-коричневое кимоно громко хлопало вокруг туловища оного, парящего нетопырем над бездонным ущельем, Моринага, сидя на перилах и покачивая ногой, обутой в гэта, молвил:
- Ежели ты со вниманием относился к книгам, каковые брал у буддийского монаха, то, может быть, слуга, я все-таки услышу какую-нибудь достойную восприятия моими ушами цитату, перед тем, как предоставлю тебе право рухнуть в пропасть.
Такеши, безусловно, мог бы кинуть в лицо духа-тэнго, занавешенное речным жемчугом китайской шаки-мянь, взор, полный возмущения, но слуга болтал руками в воздухе, преисполненный непередаваемого страха.
Тогда Моринага, влез на перила ограждения ногами, обутыми в гэта, и стал прохаживаться по таковым, меж тем как из уст оного прозвучали некие строки:
Муж благородный
строго следит за собою,
Повода людям
не даст заподозрить плохое.
Остановившись на том краю перил ограждения, что был ближе к Такеши, дух-тэнго приказал слуге первого министра:
- Продолжи старинную песню, иначе по щелчку пальцев я исчезну в тумане, а ты помчишься догонять Кусуноки, каковой слоняется в Адской области, красный от гнева, что не находит, как оному выбраться на веревочный мост!
Понимая, что все так и произойдет, ежели оный не ухитрится подать хотя бы какой-нибудь знак сыну императора Го-Дайго, что как раз-то и знает, как духу-тэнго отвечать, бедный слуга еще больше заболтал руками в воздухе, ибо потоки перемещающихся воздушных масс били слуге в лицо вперемешку с тем, что в то же лицо били клочки темно-коричневого кимоно, хлопающего вокруг слуги, что, как водится, со стороны чрезвычайно заносившегося перед слугою духа-тэнго было понято абсолютно превратно, ибо Моринага тут же решил, что слуга первого министра совсем спятил от ужаса, что оного ждет неминуемая гибель.
Каким-то чудом слуге удалось издать мычание, каковое дух-тэнго пожелал расслышать толком, для чего Моринага щелкнул-таки пальцами, но вместо того, чтобы полететь камнем вниз, нагоняя гневного Кусуноки, слуга ощутил, что под оным возникло некое подобие опоры, создавшееся в воздухе, на каковом слуга оказался лежащим плашмя, притом что невидимая опора весьма напоминала льдину, находящуюся в воде, ибо при всякой попытке двинуться, опора кренилась, и немудрено было соскользнуть и оказаться в прежнем положении.
Увидев сквозь завесу шапки-мянь, что слуга освоился и понял, что оного новое положение над пропастью немногим лучше прежнего, Моринага гордо сказал:
- Вот видишь, я был прав, как всегда! И мой замечательный вопрос к тебе, подготовленный исходя из того, что ты выполняешь работу слуги в доме первого министра, пропал втуне, неоцененным.
- Господин Моринага! - сказал Такеши, что явилось неожиданностью для духа-тэнго, ибо Моринага ожидал слов, произносимых перед прощанием с жизнью, или же умолений о спасении, и в таких случаях никто не заговаривал с духом-тэнго тем спокойным голосом, каковым заговорил с духом-тэнго слуга первого министра. - Так случилось, что мне известна песенка, каковой первый куплет вы произнесли.
Дух-тэнго повелительным жестом сына императора Го-Дайго велел Такеши говорить дальше.
Слуга закончил песню, лежа на животе на льдине из воздуха, приподняв круглую голову на тонкой шее, высовывающейся из темно-коричневого кимоно:
Идя бахчой,
не наклонится туфли поправить,
Стоя под сливою,
шапку не тронет рукой.
Надобно отметить, что Моринага действительно сочинил прекрасный вопрос, имея в виду, что Такеши швыряет лопатой навоз на огороде, но сын императора Го-Дайго никогда и в мыслях не имел, что у бедного слуги найдется ответ, ибо, во-первых, песня, в самом деле, была очень древняя и происходила родом из Поднебесной, а, во-вторых, содержание куплетов было тонким, ибо, согласно строкам, имелось в виду, что благородный человек "не станет наклоняться", дабы не подумали, что сей крадет с бахчи дыню, и "не тронет шляпу", дабы не показалось, что у оного намерение украсть в чужом саду сливы, каковыми будет наполнена шляпа. Посему Моринага задал вопрос слуге, к каковому отнесся пренебрежительно, подобно тому, как бы небесный музыкант исполнял музыкальное произведение только для самого себя, думая, что талант оного не способны оценить коровы или муравьи, или игрок в го разыгрывал бы партию сам собою, не ожидая, что какому-то пастуху могут быть известны правила, то бишь, дух-тэнго, думая, что исход предрешен заранее, собирался щелкнуть пальцами, дабы удалиться, весело напевая себе под нос, ибо в очередной раз должно было бы выясниться превосходство оного над смертным, притом, что смертный как бы не был бы в состоянии понять, насколько велико было сие превосходство, ну, да, покуда слуга будет нестись в Ад, ежели за краем бездны таковая область начиналась.
Моринага, не верящий своим ушам, воскликнул:
- Этого не может быть!
Затем дух-тэнго бросил негодующий взор на небо, затянутое серыми тучами, и перевел взгляд на бедного слугу первого министра, какового Моринага обязан был оставить в живых, как видно, по тем же самым правилам, по каковым с трудом заставил самого себя задать слуге вопрос.
Такеши мудро молчал, лежа на животе над бездонной пропастью, ибо ярость сына императора Го-Дайго должна была как-нибудь исчерпаться, и бедный слуга не без оснований опасался, чтобы Моринага не забыл бы сделать то, что обещал, ежели слуга ответит на вопрос духа-тэнго правильно, то бишь, перед Такеши должна была появиться теперь тропа, по каковой слуга выбрался бы вновь на гору, куда столь долго добирался по веревочному мосту.
- Я вижу, что тут не обошлось без духа горы Краснолапчатый Гусь, - сказал со злостью в голосе дух-тэнго. - Там собралось полно мудрых божеств и не иначе, как по молитвам, вознесенным стариком в синем кимоно будде Амиде, - продолжил говорить дух-тэнго, каковой недавно смотрел на небо, затянутое серыми тучами. - Ну, так пусть старик поможет тебе найти верную тропу, ибо я выполню наш уговор, но по своему собственному усмотрению!
С последними словами Моринага щелкнул пальцами и испарился в белесой мгле, пока слуга смотрел на духа-тэнго, приподнявшись на локте левой руки и постаравшись как можно дальше вытянуть свою тонкую шею из темно-коричневого кимоно. Одновременно от воздушной опоры, на каковой слуга лежал плашмя, по направлению к горе протянулся целый лабиринт тропинок, из каковых лишь одна была верная, но старик с прядью белой бороды на подбородке и кустистыми белоснежными бровями, за каковыми прятались глаза, превратившиеся от веселого смеха в щелки, одетый в синее кимоно, находился очень далеко отсюда, быть может, под стенами императорского дворца "Тысячи лепестков сакуры, сравнения с каковыми не выдерживает полная луна", ибо дух горы Краснолапчатый Гусь обещал Такеши, что защитит императора Минамото Ёсицунэ и придворных от духа-тэнго, у какового был образ Лиса, ибо Лис мог побежать в сад императора, услышав из стихов, произнесенных Такеши, что там, якобы, поспел виноград. Как выяснилось, опора, на каковой слуга прежде боялся пошевельнуться лишний раз, превратилась в островок неподвижности, и слуга смог подняться и встать в полный рост, дабы оглядеть лабиринт. Такеши подумал: "А что у меня находится в сжатом кулаке?" Ибо ни разу на протяжении встречи с Моринагою у слуги не всплывало в мозгу мысли о зернышках бурого риса, каковые слуга вытряхнул себе на ладонь из мешочка, повешенного оному на грудь стариком в синем кимоно. И тогда бедный слуга первого министра воспользовался советом духа горы Краснолапчатый Гусь и размашисто кинул горсточку рисинок сверху на канитель тропок, следя, чтобы рис рассыпался веером, захватив всю площадь лабиринта, построенного сыном императора Го-Дайго, каковому не понравилось, что Такеши помогают самые мудрые божества, собравшиеся над площадкою, где Моринага сидел на перилах ограждения, покачивая ногой, обутой в гэта, жонглируя рисовыми колобками суси и спрятав лицо за китайскою шапкою-мянь. После того, как зерна упали на тропки, каковые, кстати, были похожи на перекрученные полоски той мглы, что беспрерывно поднималась из ущелья, все лишние тропинки, малейший шаг по любой из каковых принес бы Такеши неминуемую гибель, ибо слуга либо разбился бы на камнях, либо пролетел бы в область Ада, где слугу настигли бы сине-стальные мечи самурая Кусуноки, ищущего выхода в реальный мир, дабы стеречь веревочный мост в Горы Совершенномудрых, исчезли, и Такеши прошел прямо на вершину горы по единственно верному пути, неслышно шагая по воздуху ногами, обутыми в деревянные сандалии.
Далее Такеши попал на тропу, проходящую среди камней, являющихся осколками горы, на каковую привел бедного слугу веревочный мост, и, следуя по таковой, слуга первого министра добрался до джунглей, а так как путь вел дальше, то слуга решил идти по таковому, никуда не сворачивая. Весьма часто слуге попадались перекинутые через тропу толстые лианы, каковые, правда, не достигали земли, вследствие чего не составляли преграды, разве что порой Такеши приходилось пригибать свою круглую голову, проходя под каскадами ветвей. И так как бедный слуга вернулся к мысли, что оному в первую очередь необходимо разыскать в джунглях обезьян, то слух слуги был настроен на то, чтобы не пропустить какого-нибудь треска или звука, по каковому можно было бы предположить, что где-то поблизости может оказаться стая мартышек, за каковой слуга думал понаблюдать, тщательно скрываясь в зарослях, вероятнее всего, что бамбука, ибо тропа привела Такеши в высоченную бамбуковую рощу, где слуга набрел на хижину, в каковой никого не обнаружилось, но, судя по тому, что пол в хижине был чисто подметен, а на грубом столе, сплетенном из ивовых прутьев, лежало несколько старинных трактатов, среди каковых Такеши наткнулся на столь древние манускрипты, что слуга весьма удивлялся, что таковые до сих пор не рассыпались в прах, мудрый человек, чьею обителью хижина являлась, должен был находиться где-то поблизости, и Такеши, подумавший, что правильнее всего будет подождать хозяина жилища снаружи, проявив уважение к тому, у кого предполагал спросить, где оному искать обезьян, устроился прямо на земле, сев с перекрещенными ногами, с каковых снял деревянные сандалии, и прислонившись спиной к стене хижины.
Вскорости, однако, вместо человека, какового Такеши ждал, озирая зеленые стебли бамбука, составившегося в стены, кажущиеся непроходимыми, по деревьям с воплями пронеслась стая мартышек, не заметивших слугу первого министра лишь по той причине, что тот сидел, как бы превратившись в каменное изваяние, ибо на слуге, по счастью, было надето темно-коричневое кимоно, совершенно сливавшееся по цвету со стенами жилища мудрого человека, каковой, по мнению Такеши, должен был подоспеть с минуты на минуту, ибо слуга верил, что удача, о каковой возносил могущественные молитвы будде Амиде дух горы Краснолапчатый Гусь, не могла покинуть слугу в столь решительный момент путешествия, когда оному требовалось еще немного потерпеть и добыть бамбуковую флейту-хитирики, дабы доставить музыкальный инструмент императору Минамото Ёсицунэ, дабы, во-первых, не подвести первого министра, а, во-вторых, в качестве обещанной слуге награде воспользоваться разрешением императора послушать в саду пение знаменитых соловьев из Поднебесной. Прошел не один час, пока из бамбуковой рощи не появился на краю поляны, на каковой стояла хижина, старый монах, в руке какового был посох. Такеши быстро вскочил на ноги и обулся в деревянные сандалии, дабы монах издалека увидел, что на пороге хижины оного поджидает не разбойник, а порядочный человек. Рассказав монаху о происшествии во дворце "Тысячи лепестков сакуры, сравнения с каковыми не выдерживает полная луна", когда бамбуковая флейта-хитирики императора Минамото Ёсицунэ была похищена кукушкою, упорхнувшею через сад императора в Горы Совершенномудрых, и о том, что оному пришлось выдержать столкновение с тремя духами-тэнго, стерегущими веревочный мост через бездонное ущелье между горою Краснолапчатый Гусь и Горами Совершенномудрых, дабы выполнить поручение, данное слуге императором, добыть музыкальный инструмент, принадлежавший еще деду Ёсицунэ, императору Минамото Нориёри, Такеши изложил старому монаху просьбу помочь разыскать в джунглях стаю обезьян, каковая несколько часов назад промчалась мимо него, скача и кривляясь на деревьях бамбуковой рощи, потому как мысль, что бамбуковая флейта-хитирики может оказаться в лапах у мартышек, слуге подал именно император Минамото Ёсицунэ.
Тогда старик монах, отойдя от слуги, направился к краю бамбуковой рощи и что-то крикнул громким голосом, на каковой призыв к поляне быстро примчалась с воплями стая мартышек, притом некоторые животные расселись по деревьям, а прочие повисли на ветвях, держась весьма высоко от земли. Непонятно, каким-образом старик переговорил с обезьянами, но одна из мартышек спустилась вниз по стволу бамбука и, вертясь на длинной цепкой руке, кинула монаху бамбуковую флейту-хитирики Ёсицунэ, каковую старик поймал на лету с ловкостью, достойной восхищения. Вручая музыкальный инструмент императора бедному слуге, монах не отказался внимать словам благодарности, каковые бросился произносить Такеши, сказав, что, напротив, слова благодарности следует адресовать бедному слуге первого министра, ибо, благодаря тому, что бедный слуга так храбро сразился с Лисом, самураем Кусуноки и сыном императора Го-Дайго, Моринагою, веревочный мост отныне свободен от духов-тэнго, и ничто не препятствует теперь сообщению между тою часть острова Страны Восходящего Солнца, где проживают монахи и отшельники, и областями, где живут подданные императора Минамото Ёсицунэ.
Откланявшись, бедный слуга поспешил пуститься в обратный путь через джунгли и бездонное ущелье, дабы побыстрее вручить бамбуковую флейту-хитирики императору Минамото Ёсицунэ, притом, монах сказал Такеши истинную правду, ибо на веревочном мосту бедному слуге не попался ни один из духов-тэнго. Миновав заброшенный сливовый сад, Такеши издалека увидел сидящего на камне духа горы Краснолапчатый Гусь, одетого в синее кимоно, каковому слуга первого министра возвратил ожерелье магатами из драгоценных зеленых камней, поблагодарив старика за молитвенную помощь и советы, к каковым слуга неоднократно успешно прибегал во время своего путешествия в Горы Совершенномудрых. И когда Такеши торжественно поднес старинный музыкальный инструмент, похищенный кукушкою, императору Минамото Ёсицунэ, то бедный слуга получил разрешение послушать в императорском саду пение китайских соловьев, а придворные, с радостью отослав в свои дома сундуки, прежде чем покинуть вместе с императором Алый зал, обратились к Минамото Ёсицунэ с просьбою сыграть какое-нибудь произведение на возвращенной слугою бамбуковой флейте-хитирики, ибо совершенно необходимо, чтобы у всех осталось самое лучшее впечатление от всего случившегося во дворце "Тысячи лепестков сакуры, сравнения с каковыми не выдерживает полная луна".