Варавва сей обличился в прозрении Иувеналия в том, каков оный по натуре как бы есть сложившийся набор качеств, едва голова оного показалась над обломком скалы, как бы служившим ступенькой, далее каковой открывалась плоская почти что площадка вершины, посреди каковой располагалось малахитовое подножие глыбы, так что столпник, не дав и рта раскрыть сему вторгающемуся во владения нищего монаха пришлецу, поставил перед собой согнутые в локтях обе свои высохшие руки, развернув раскрытые ладони, сквозь каковые могла бы просвечивать горящая свеча, к оному как бы в призыве соблюдать обязательное тут молчание и заговорил, нехотя, впервые, надо думать, за долгие годы, ибо сам не произносил ни одного слова по суровому обету, данному оным Всемогущему. Впрочем, речь Иувеналия продлилась совсем недолго, когда столпник ограничился печальным объявлением голосом, похожим на шуршание ящерицы в осенних листьях, что самый отвратительный проступок Вараввы, каковым можно заключить как бы в скобки покаяния всю жизнь Вараввы, столпнику уже показан в неподкупном видении, только что сокрушительно прошедшим перед закрытыми Иувеналия очами, и, вот, мол, что Варавве может показаться, что присутствие на Малахитовой горе рядом с Иувеналием вместо посуленного исподволь прощения принесет глубочайшее разочарование, ибо, мол, Иувеналий вмешиваться не должен, ибо не властен никак над скрижальными предначертаниями Небес, и таковые дойдут до сознания Вараввы, когда и ежели тяжкий проступок Вараввою совершится опять.
Неведение, к каковому человек, посетивший столпника, был как бы присужден с возможностью уясниться зыбко лишь пока освещенным уголком души, призвано было, как привязанное тенью, ходить за Вараввою, буквально, по пятам, заставляя быть начеку, дабы предупредить вероятную кару, о каковой не было оным получено детальных подробностей благодаря, как решительно считал сей неочистившийся духом еще человек, угрюмству дикого старца, какового бедствование на Малахитовой горе сделало до отвращения необщительным, каковой серьезный недостаток, по мысли Вараввы, коренился в неотесанности столпника, ибо самое Варавва происходил из дворянского сословия, а по виду Иувеналия оный вывел, что столпник - личность недалекая, заскорузлая и чуждая полету мысли на высоте птичьего, и с того, что приземлен, поселился на вершине Горы.
Размышление в сем, не обещающем ничего хорошего, духе занимало, иначе, тмило как бы коптящим на ветру мира пламенем ум до вступления человека на тропу, потянувшуюся по равнинной местности, притом, не отойдя от склона Горы, Варавва предрешенно столкнулся с подоспевшим как бы еще одним стариком, какового выпрямленная рука лежала на ассоциирующемся с перекладиной креста плече сильно прихрамывавшего, с как бы продавленной грудной клеткой ударами нелегкой судьбы товарища, идущего немного впереди, ибо так именно путешествуют вместе слепец и поводырь. Прихрамывавший, желавший обратить к выгоде представившиеся условия, опрометчиво попросил слепца запеть жалобу, и старик, как, очевидно, было заведено, боязливо отцепив скрюченные пальцы от одеревеневшего в плечах поводыря, не изменяя угла, под каковым была отведена вперед верхняя конечность оного от груди, только перекрутив кисть в хрустнувшем узловатом запястье, истонченным в льняную нить голосом завел самый заунывный на свете речитатив плакальщика, в горчащие слезами слова какового осердившемуся Варавве, в трапезной сердца коего свеча теплилась слабым миганием, почувствовалось смертною тоскою вникать:
Бледный луч светила дневного запутанный,
тонкий волос как главы моей серебряной,
подвязав, я путь держу по мосту звездочек
в ночи темноте птенцом лесного филина.
Спускаясь по углам камней Чудовой горы оный подобрал булыжник зеленоватой окраски и уже отмел захлопавшую на краткий миг крыльями птицу надежды, что порода подтвердится при осмотре малахитовою, сосредоточиваясь прицельно метнуть находку в кустарник, цвет какового отличался от других кустов, вышедших из земли, дабы образовать плотную живую изгородь, параллельную рядам зубцов камней, с каковых оный спрыгнул сколько-то шагов назад.
Поводырь, поздно заметивший недобрый блеск в глазах встречного, схватил негнущуюся руку не видящего Варавву товарища и, повернувшись к старику спиной, усильно водрузил кисть руки того обратно себе на плечо, сиим ограничиваясь, дабы дать понять слепцу, что пора немедленно трогаться дальше. Но голосивший песнь раздраженно выдернул ладонь, протягивая перевернутый ковшик пальцев в направлении, где, мнилося оному, быть Варавве, в каковой сотворенный несчастным гребок человек переложил из своей руки булыжник с Малахитовой горы.
9-11 августа 2020
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ...
Примечание:
Все герои сего моего фантастического рассказа, как и всегда, - именно, что герои литературные, то бишь, персонажи, вымышленные мною, а, стало быть, вообще НИКАКИХ ПРОТОТИПОВ В РЕАЛЬНОМ МИРЕ НЕ ИМЕЮЩИЕ.