Так высоко в голубом небе, что шапки с людских затылков падают, чудный град выделяется мало, что привлекательными кондитерскими красками - сметанной и топленого молока - розовизны, но вдобавок еще и облаками, величиною с голову, свернутыми каждое в улитку сдобы и рядышком на лоток положенными. Ежели знать, как правильно настроить подзорную трубу, то всюду одинаковое разлитие воздушной стихии с соринками птичек божьих и серебряных самолетов преподнесет нам тонкости, видимые только чрез ее единственное, немного на выкате, циклопическое око, легкая фиолетовость коего проистекает от флера испарений, поднимающихся над областью сознания, славящейся в кругу ученых, сочувствующих мистикам, тектонической активностью воображения, характерной в том числе и для биноклей и телескопов, имеющих истинно психическое отношение к путешествиям, заимствованное у Магеллана и Галилея, когда оно (око), очнувшись от очередной фантазии о какой-нибудь тропической стране, где крытые коричневыми пальмовыми челками хижины изображают выучеников древних образованных египтян, болотных ибисов, (а иначе зачем бы им забредать в океан и, опустив взгляд, изучать по кривизне собственных свай закон преломления света?), поднимает аметистовую пленку, дублирующую его птичье веко, откидывая ее назад в глазнице, как солнцезащитный щиток иллюминатора шлема космического скафандра, дабы исполнить человеку псалом о сотворении града.
Худшим, что можно было бы претерпеть при счастии наблюдать за чудесным явлением парящего в небе града, это занимать на местности позицию, при которой толстый мраморный диск цельного основания, распространяющегося на весь плавучий остров, полностью заслонял бы сахарные Альпы его архитектурного рельефа, но интересен и он, потрескавшийся под натиском выпущенных насквозь неисчислимых корней растительности, перебирающей конечностями на высоких носочках балетных танцовщиц, поделенных хореографом на стайки при порывах ветра ломающихся в стебельках тоненьких талий с изогнутыми лирою, поднятыми вверх красивыми руками в коротеньких пробежках туда и сюда по стеклянной сценической площадке, сказочной флоры, которая, должно быть, импонировала неповторимостью своих пируэтов и фуэте Семирамиде, спроектировавшей висячие сады, и таинственным гениям места, как во сне насаждающим иногда деревцо другое на крышах старых пятиэтажных домов и козырьках их подъездов.
Немногим лучше было бы оказаться на недостаточном удалении от кругляша упавшей на землю "тени", слова, в развороте сего события к нам лицом для углубленного обсуждения оного, однако, двойственного, и теперь вовсе не облеченного, как у нас по умолчанию повелось, одновременно дипломатическими полномочиями ангела со стороны Света и злого духа со стороны Тьмы, договаривавшихся бы о том, куда не будет заходить армия фотонов или где без ее присутствия пусть даже не думают обойтись, если солнце закрепится на Тверди в точности там-то, ибо опять нас, как в предыдущем подходе на попытку поднять вес, будет занимать проблема существования лучшей театральной ложи в здании мирового театра, высоты в системе окружающих холмов, удобной для лицезрения ослепительной звезды на фоне синеузорного занавеса. Иными словами, если нас не оставит равнодушными это диво дивное, Небесный Иерусалим, если мы не удовольствуемся тем, что, глядя снизу вверх на диск объявившейся второй луны, пожмем, не разобравшись, недоуменно суетными плечами, если мы, не кивнем, понимающе, несколько раз головою, все одно занятой важнейшим града - своим, вкладывая в жест, еще усиленный до доходчивости особенным уложением бровей на лбу, скороспелую, увы, удовлетворенность нашего (предпочитающего поражениям победы) ума, проистекающую от возникающего в нем ощущения достаточности (уже наконец) достигнутого нами разумения что к чему, увидев сбоку белую каменную стену, натянутую между башнями, каковые здесь поставлены через каждые сто метров, как бы в обеспечение равновесия этого чуда неземной эквилибристики, то что-то подскажет нам, что нужно отбежать подалее в сторону, дабы гравитоны, коллоидной взвесью коих мы включены в пределы земной "тени", остались бы в бессилии позади, ибо какое-то их количество только может еще размазываться кометным хвостом по пространству (в кильватере) за нами, и расстояние когда-то увеличится настолько, что их точечное присутствие в одном кубическом метре перестанет иметь смысл действовавшего на нас закона Ньютона.
Снова и снова человеческому духу везде испытаньями выпадает, издалека приглядевшись, пробовать примериться в плечах ли, в боках ли, какими называю я полости нашего сердца, к призрачному кораблю святости из приведенных к Господу капитанами, спасавшимися токмо жизнью во Христе, токмо бескорыстием своей жажды свершения географических открытий в море Небесной Премудрости, где, стоя на мостике, наводили они трубы и бинокли на оси над горизонтом, дабы неотрывно во время сезона штормов смотреть на сохраняющие приданную им форму и развИтые ветром локоны виноградных лоз, прирученными драконами взбирающиеся на черепичные крыши высоких и узких домов с оконцами, будто подскочившими, плотно прижав руки к бокам и подобрав под себя голени, на самый верх, к горизонтальным дождевым желобам, добиваясь в хрустальных стеклах, поднявшихся над белоснежной городской стеной, обзора кругОм, достойного постоянно проживающих во граде праведников; на храмы, отмеченные куполами как бы обсерваторий и планетариев, подтянувшимися внутренне по раздающимся под их сводами запросам истинно верующих на постоянное в вышних сферах творение хвалебных псалмов и славословий.