Лист превосходной рисовой бумаги лежал на столе перед рыцарем Бэзилом Пошехонским. Дорогую рисовую бумагу оный получил из самого Китая в деревянной шкатулке. Чудесная пачка из 1000 листов формата А4 была уложена поперек в алом шелковом прямоугольном мешке, как бы тканевом пакете, к нижнему уголку какового была пришита золотая шелковая кисточка, каковая свисала на витом алом шнурочке. Сей никак не завязывался. Вместо этого пачка бумаги на дне мешка оборачивалась поперек широкой стороны свободным краем два раза. Вверху мешка были вышиты золотой нитью два феникса и пять летучих мышей. Фениксы были вышиты на одной стороне, причем каждая птица несла арфу, а летучие мыши - на другой. И то, и другое, по мнению китайцев, приносили владельцу их изображений счастье.
Сэр Бэзил два раз прочитал про сиих мышей в энциклопедии по языческим верованиям, распространенным в Китае, и даже взял несколько уроков китайского языка у китайского рыцаря сэра Янцзы, дабы убедиться, что нет никакой ошибки. Изображения фениксов, как бы играющих на музыкальных инструментах, с каковым в руках сэр Бэзил видел портрет английского поэта сэра Джеффри Чосера, оному понравились сразу. Летучие мыши с круглыми ушастыми мордами, на каковых сэр Бэзил усмотрел улыбку, прячущую зубы, и простершие страшноватые крылья, из середины каковых по верхней зигзагообразной линии торчали когти, как у сломанного бурей зонта священника, располагались как бы хороводом вперемешку с золотыми вышитыми китайскими иероглифами долголетия.
Тогда, в бурю, все прихожане были со сломанными зонтами, а король был в палантине. То бишь, король прибыл в церковь на богатых носилках, ибо жалел лошадей, на каковых прискакал в деревню из Лондона в простой черной карете. Поэтому насквозь промокли четыре носильщика. Сиих слуг звали Уан, Ту, Фстри, Фор. Шляпы с полями на их головах совершенно расквасились и стали походить на придорожные лопухи. Правда, шляпы были черного цвета. Раскисшие от воды шляпы можно было принять за грибы. Так что их, наверно, за негодностью выбросили на помойку по возвращении в Лондон славного короля Артура, пересевшего в свою невычурную карету, - вот, только с золотым широким сиденьем для возницы, потом, с золотыми ступеньками, каковые складывались и затаскивались внутрь, когда дверцу кареты шумно захлопывали, и народ припускался бежать трусцою рядом, заглядывая в окна, ибо никто не имел права забыть ни единого жеста, ни одной детали убранства, чтобы домашние, выйдя поутру на рынок или выгнать во двор свиней из сарая, разговорившиеся с другими сельчанами, не пеняли потом полгода своим, что оные недотепы не заметили, что король, сев в карету, снял перчатки и только тогда взял в руки Библию в серебряном окладе, и что карета изнутри обита красным бархатом, - ну, и, вот, с золотою скамеечкою как бы на запятках, на каковой сидели, болтая ногами, пажи в коротких плащах и беретах, когда королевские породистые лошади отдохнули и наелись отборного овса.
Поднявшаяся буря показывала, что силы природы согласны с решением короля и епископа. Ибо солнце кладет свои руки на тучи, чтобы опереться на крест из двух своих запястий подбородком, дабы человек понимал, что Господь одобряет раздачу милостыни, разведение овец, распахивание полей и защиту королевства. И то же солнце отворачивается и идет умывать руки, когда Всемогущий разделяет благородный гнев монарха, как бы указующего на преступника путем затягивания браздов правления вокруг шеи оного. Бразды правления - это цепочки слов, каковые протягиваются от пергамента с текстом королевского указа до узника в кандалах, когда приговор читает нараспев в парадной одежде герольд, или когда священник проговаривает особый отрывок из Священного Писания, каковой как бы услышав, Ангел-Хранитель отходит от отлученного от церкви человека.
Священник в красивой церкви Святого Георгия предавал анафеме рыцаря Бивиса, стоявшего перед алтарем на коленях, каковому на плечи справа и слева давили двое верзил из охраны короля, ибо сэр Бивис пытался вскочить на ноги и, резво промчавшись по проходу между скамьями, выбежать из дверей храма. Над головой оного сломали после обряда меч. Провинность сэра Бивиса состояла в том, что оный ровно в пятидесятый раз обсуждал приказ военного командира, когда латинским языком в Евангелии сказано, что прощать можно человека до семижды семи раз, то бишь, всего сорок девять. Последовавший за сорок девятым оглушительный в узкой рыцарской среде инцидент обстановкою представлял из себя кампанию рыцарей самого низкого звания и чутко прислушивавшихся к оным свинарей и овцеводов в знаменитой своими пирогами с почками и седлом барашка харчевне "Сто друзей сарацин славного короля Утера Пендрагона", где висела знаменитая картина какого-то бритта-самоучки во всю стену, где на заднем плане были горы, горы и горы, перед каковыми раскинулося остывающее побоище в долине на месте лагеря врагов короля Пендрагона, каковые лежали, кто - с мечом, кто - с копьем в груди или в спине, или с каркающим вороном на голове, а по линии, волнообразно описывающей верх зеленых вершин хребта, как бы в дымке сплошною цепочкою всадников, застывших на маленьких арабских лошадях, стояли в черных как бы шарфах под серебряными обручами с черными насечками и мелкими алмазами или рубинами на головах гордые союзники острова Англия, дружелюбные воины с Востока, каковые в жуткой битве не принимали участия, ибо в сем необходимости не возникло, но стояли, дабы врагу некуда было бежать, так как славный Утер Пендрагон справился с превосходящими силами противника самостоятельно. Посредине побоища было воткнуто в землю копье с завязанным на древке флагом короля. В харчевне сэр Бивис проворно расставил на столе с облупившейся синей краскою солонку, перечницу, банку горчицы, пивные бутылки, черствый ржаной хлеб, миски и ложки и половину столовых предметов назначил символизировать бравых рыжих англичан, а другую - черноволосых и крючконосых щеголей французов. Засим оный балагур раскритиковал с помпою, каковая "помпа" состояла в пении куплетов экстремистского содержания: "картофель жри, люд в зипунах/ ирландский, мне ж довольно/ ячменного - в жбанАх, в жбанАх,/ я - англичанин стройный", стратегию главнокомандующего. Войскам была спущена с самого верху директива отступать как бы с деланною робостью, или, изображая понесенные потери в виде обезноженного человека, свесившего голову, бессильно повисшего на плечах двух товарищей, каковые, отмахиваясь мечами и топорами от нападающих, волокли бы "раненого" в укрытие, меж тем, как другие рыцари бы, собрав под уздцы лошадей, как бы умудрялись подтаскивать таковых хозяевам, каковые с оных слезли для инсценировки, или, вот, кто-то мог справиться с общей задачею в одиночку, к примеру, скажем, оставшись ногами в стременах и как бы упавши с крупа вниз головой, не забыв опустить в траву руки, (рыцарям в супертяжелом вооружении поступать подобным образом не рекомендовалось, ибо оных неудача была в сем хитроумии неизбежна), ибо ежели человек висит вверх тормашками, а руками цепляется за конскую упряжь, то такового воина вычитать враг не станет, а, напротив, будет стараться застрелить из лука или зарубить, когда оный лучше бы не висел неудобно вниз головой, а сидел в седле и рубил, оборачиваясь и вправо, и влево, в Шервудский лес по военной хитрости, а затем с пронзительными выкриками, тем, кто посещал уроки восточных боевых искусств у преподававшего в Камелоте рыцаря Янцзы, велено было вопить из всей мочи "ийи-ии-и-у!", прочим - оглушительно орать "ура!", окружить противника и уничтожить, вместо того, как считал сэр Бивис, чтобы окружить и уничтожить, а потом уж отступить по домам с трофеями.
- Готово! - сказал священник.
Верзилы отпрянули от рыцаря Бивиса. Рыцарь Бивис, споткнувшийся о порог церкви Святого Георгия, не удержавшийся на ногах и нескладно растянувшийся во весь рост на темнеющей в огромной дождевой луже желтой соломе, каковую разбросали благочестивые сельчане перед вратами храма, дабы цокот подкованных копыт снаружи храма не мешался со словами проповеди в ушах прихожан, в ужасе замкнул себе слух указательными пальцами, потому что вслед оному со звоном, как два свихнувшихся мартовских зайца, неотступно скакали по проходу от алтаря обломки его собственного меча. Священник видел, что обе половины меча, рассыпая белые искры, прыгали по каменному полу храма за сэром Бивисом, как тридцать серебряников. Один крестьянин, возле какового растянулся сэр Бивис, заявил, что, на его взгляд, это были никакие не куски металла, а два ледяных сверкающих чешуей демона, каковых Сатана спустил с поводка и натравил на сэра Бивиса, когда Ангел-Хранитель ушел от сэра Бивиса в алтарь и закрылся в нем. Крестьянин пояснил, что в книге "Божественной комедии" написано, что Ад - это ледяное озеро, над синеватой гладью какового, как прозрачные кочны зимней капусты, торчат замороженные головы грешников. Когда рыцарь шлепнулся плашмя в большую лужу, справа и слева от его грузного тела прянули веера дождевой воды на расступившуюся на две одинаковые половины толпу прехмурых английских земледельцев и скотоводов. Больше всех досталось от падения рыцаря Бивиса ребятишкам, каковые запищали и, разревевшись, уткнулись испуганными лицами в материнские юбки. Поверженный Небом рыцарь Бивис, чей нос оказался очень близко к соломе, нашел, что ему повезло, что оный не упал носом в коровью лепешку. Кругом было достаточно коровьих лепешек и конского навоза. Сэр Бивис постарался встать на одно колено в наколеннике и, опершись на кулак, поднять груду железа, каковая была надета на его грузное туловище, но оному пришлось неуклюже встать на четвереньки, ибо внутрь мокрых стальных доспехов набралась из лужи вода. Грязная вода ореолами брызг вытекала наружу из щелей, каковых было полным-полно у оного между деталями доспехов. В преступного Бивиса Илия-пророк, остановив в тучах колесницу, примеривался швырнуть молнию. Сэр Бивис, от толстого туловища какового во все стороны прыснули струи, был похож на железную статую, каковую поставили в центр деревенского фонтана. В лужу к сэру Бивису выпрыгнули с порога церкви Святого Георгия обломки меча. "Иуда!" - пронеслось в мозгу у короля Артура, когда священник в черной рясе подсказал его величеству, что надобно посчитать число солнечных пятен, указав на пучок тонких внезапных лучей, спустившихся внезапно из мрачной тучи, каждый из каковых как бы обсыпал обломки меча мерцающей завесою вспыхнувших бликов. Таковых оказалось ровно тридцать. Поднявшегося, наконец, на обе ноги сэра Бивиса заносило, как мула, каковому дали выпить дешевого шотландского виски, вследствие того, что вода в доспехах оного была распределена неравномерно, когда оный пошел, выбрав наугад направление, ибо тридцать солнечных лучей как бы взбесились, мельтеша на обломках меча, заставив сэра Бивиса зажмуриться. Сэра Бивиса бросало на толпу сельчан, каковые стремились убраться от башни, каковую как бы составили из стальной полированной тары для ячменного виски. Этой башнею был сэр Бивис.
Анафемские ветры норовили разобрать рыцаря на металлические банки, но прежде на сэра Бивиса напала лошадь почтальона, каковой мчался быстрее ветра, дабы доставить карманные молитвенники в расположение военной части, в каковой преступник служил. Меж тем в толпе вспомнивших о своих полях и овцах сельчан, собиравшихся расходиться, любители спорить, уже ставившие тюк клеверного сена против кувшина козьего молока на то, начнется ли сейчас град со страусиное яйцо, каковой пробьет кровельное железо, или снегом накроет лишь грибы, салат и капусту, и сколько будет весить тот громадный олень, какового убьет после религиозного обряда на охоте король Артур, бросились держать новое пари, что заржавшая серая в яблоках лошадь королевского почтальона, повернув голову на рыцаря, отлетевшего к терракотовой водосточной трубе, каковая протянулась с крыши до бочки по серокаменной стене церкви Святого Георгия, смеялась во все белые зубы, когда оной удалось, не сбавляя скорости, с каковою почтальона отправили король Артур и священник к мосту Корбеник, подкинув круп, лягнуть сэра Бивиса обоими задними копытами. Проржавевшая труба, из каковой дождевая вода хлестала в бочку, загудела, как тигр, настигший косулю, когда сэр Бивис ударился об оную шлемом. От трубы отломился кусок метров в пять и шмякнулся о шлем дурьей башки. Дождь шел бешено и переменился на сумасшедший ливень. На рыцаря спешили наброситься кони Святого Илии-пророка с энтузиазмом исландца Эйрика Рыжего, поплывшего открывать остров Гренландия. В громыхающих тучах на золотой колеснице появился Святой Илия, взявшийся за заботу смыть негодяя с лица земли в мировой океан, где с сэром Бивисом немо покончат тигровые акулы.
В нетвердом уме рыцаря Пошехонского бродили мысли, поставленные им самим с ног на голову под влиянием неудержимой болтовни сэра Бивиса. Всякая речь балабола сэра Бивиса была пересыпана бубенцами тяжелой формы эгоцентризма. Эгоцентризм - имя главного злого демонического пса, каковой у Дьявола брехает в Аду, бегая по ледяному озеру. Замолкает оный всего на пять минут в сутки, дабы, сидя задом на льду, выкусить льдинки, каковые застряли у оного между пальцами на могучих лапах. Брехня сего пса - камертон, по каковому костлявая рука Дьявола, поднявшись из Ада, однажды настроила черное фортепьяно мозга рыцаря Бивиса. Страшное дело!
Мешанина из бумажек с отчетливыми отпечатками пальцев рыцаря Бивиса, (по каковым еще обонялось, что каракули веселого призыва "Скорей О'Коннора - долой/, ну, и О'Клири - тоже,/ мы отдубасим их метлой,/ сумняшеся ничтоже!/" явно принадлежали человеку, жевавшему жирную жареную курицу, а кривой забор из букв песенки "Пусть, англосакс, ты рыж, - рыжей,/ тебя - тюфяк О'Клири!/ Навешай ты ему люлей,/ нос вынув из Псалтири!"/, - человеку, определенно, поедавшему вареную домашнюю колбасу, изготовленную из промытых в ручье свиных кишок, набитых фаршем из риса и мелко порубленного мяса), и, как у портного, разнообразной ширины и длины лоскутков пергамента, каковые были оторваны рыцарем зубами от официальных приказов, объединялась у оного в грязные комки, раскрутив каковые, славный рыцарь Джулиус Кентерберийский обнаружил, в том числе, индульгенцию на латыни и передал таковую священнику. Рыцарь Бивис, прослышав, что по полку ходит приказ, обычно сразу интересовался у тех, кто оный видел своими глазами, длиной такового, ибо от сего зависело, сколько пергамента получится оторвать под подписью командира. Церковь Святого Георгия осветилась серебряными зигзагами молний, каковые метались за цветными витражами окон, когда сэр Джулиус вытащил из карманов сэра Бивиса текст полкового гимна, беспардонно переделанный сиим пиитом в памфлет, направленный против ирландцев. Священник, не взглянув на индульгенцию, передал сию отцу Патрику, каковой, также не удостоив прочтением продукт, явно отвлеченный от духовных нужд верующего, (каковые есть отвращение души от Зла и приобщение к Добру), в направлении лжи, проистекшем от сребролюбия неких предавших Истину и Религию священнослужителей, какового попадание в руки безалаберных людей сорта сэра Бивиса, истинная церковь, по праву соблюдения чистоты, рассуждала, тяготит несмываемым пятном совесть лиц алчных, хотя и носящих сутану или другое церковное облачение, но каковых наказание будет соразмерно обману и вреду), передал сей служке, каковой вышел с таковым на порог храма и швырнул в лужу.
Рыцарь Бивис был обвинен рыцарем Джулиусом Кентерберийским в том, что у рыцаря Пошехонского случался приступ мигрени, стоило двенадцати королевским менестрелям запеть гимн королевства, ибо подлец сэр Бивис дьявольски отравил ум рыцаря Бэзила бредовыми толкованиями английских слов "народ", "священный", "свобода", "равенство", "братство". Король Артур велел проэкзаменовать сэра Бивиса по программе четвертого класса курса родной речи общеобразовательной сельской школы. Полковому священнику епископом было велено проштудировать с сэром Бивисом текст Евангелия Святого Апостола Иоанна, не дозволяя скотине Бивису хоть словом обмолвиться по поводу Священного Писания, дабы негодный сэр Бивис, не дай бог, не повредил разуму святого отца. Ввиду кротости служителя церкви сэр Джулиус, командовавший полком, приказал мудрому рыцарю, на какового не оказывала дурного влияния брехня пса Эгоцентризма, каковую производило черное фортепьяно мозга сэра Бивиса, игра какового неотвратимо портила англосаксов, завязывать рот преступнику под стальным шлемом. Мудрый рыцарь выразил рыцарю Кентерберийскому свое мнение, что кандалы или колодки, надетые на рыцаря Бивиса, могут вызвать обморок у святого отца, отсутствие же таковых на рыцаре не остановит оного, когда сей полезет снимать со своей головы шлем, ибо Дьявол примется играть на фортепьяно мозга сэра Бивиса. Сэр Джулиус сказал, что Бивиса надо, щадя преподавателя, отводить и приводить на штудии со скрещенными на груди руками, и поручил полковому кузнецу приклепать стальные перчатки рыцаря накрест к металлическим деталям доспехов, защищающим предплечья и плечи оного, то бишь, выше и ниже локтей.
Мудрый рыцарь, водивший по приказанию рыцаря Джулиуса Кентерберийского сэра Бивиса в кузню, дабы заклепать оному руки, потом - к священнику, дабы сэр Бивис внимал Слову Божьему, затем - опять в кузню, дабы расклепать сэра Бивиса, наблюдая, как туго продвигается дело с исправлением сего молодчика, каковой испытывал терпение святого отца и Господа, доложил сэру Джулиусу, что вера в Господа и вера в излечение рыцаря Бивиса - несовместны, как гений и злодейство. Вышедши за рамки официальной части беседы, мудрый рыцарь сказал рыцарю Кентерберийскому, что оный разработал для беспутного сэра Бивиса род документа, имеющего рекомендательный характер, каковой подал на рассмотрение сэру Джулиусу.
Рыцарь Кентерберийский прочитал:
ИНСТРУКЦИЯ.
В случае позыва сесть за стишки против ирландцев выполнить следующие действия:
1. Попросите кого-нибудь, чтобы вам потесали на голове кол.
Ежели не почувствуете перемены настроя, переходите к следующему пункту.
2. Попросите кого-нибудь, чтобы перед вами бросали об стенку пригоршнями горох.
Ежели и это не помогло, то переходите к следующему пункту.
3. Попросите кого-нибудь, чтобы перед вами начали обливать водою гуся.
Нет никаких изменений? Тогда переходите к следующему пункту.
4. Не смотря на то, что у вас в башке играет Чертово Фортепьяно, очень постарайтесь, напрягитесь как-нибудь, чтобы понять, что написано в пунктах с 1-го по 3-й настоящей Инструкции.
Не понимаете? У вас ОЧЕНЬ ТЯЖЕЛЫЙ СЛУЧАЙ ДЬЯВОЛЬСКОЙ КОНТУЗИИ. Короче, переходите к следующему пункту.
5. Выражения "хоть кол на голове теши", "как об стенку горох", "как с гуся вода" называются фразеологическими. Лингвисты рекомендуют прибегать к таковым, когда есть необходимость доходчиво объяснить кому-либо, что вы - ДУРАК и ТУПИЦА, и сколько вам, разухабистый самовлюбленный чокнутый солдафон, ни объясняй, что не стоит писать пасквили на ирландцев, хотя бы потому, что всякий раз вы расписываетесь в собственной ГЛУПОСТИ и ИДИОТИЗМЕ, то бишь, вам "хоть кол на голове теши", всякое умное слово, сказанное вам, будет "как об стенку горох", и вы обязательно пойдете петь свое "трали-вали", поскольку не подозреваете каким ГЛУПЦОМ вы выглядите, потому-то всякое выговаривание вам "как с гуся вода".
Вам мало? Переходите к следующему пункту.
6. Идите, слушайте свое Чертово Фортепьяно.
Сей документ рыцарь Джулиус Кентерберийский утвердил для вручения рыцарю Бивису в собственные руки, отпустив как бы мимоходом три замечания, каковые были с готовностью учтены мудрым рыцарем, ибо оный сии и сам как бы в уме хранил, но удерживался добавить. Во-первых, сэр Джулиус распорядился, чтобы разнузданному рыцарю Бивису документ был передан вписанным в текст Приказа по полку, дабы документу сообщился обязательный характер, а не рекомендательный. Во-вторых, сэр Джулиус сказал, чтобы таковой Приказ оформили в письменном виде на телячьем пергаменте, вообще не оставляя свободных полей ни с какой из четырех сторон, дабы рыцарь Бивис остался с носом, ибо сэр Бивис точно где-то объелся белены. В-третьих, сэр Джулиус щелкнул указательным пальцем 6-й пункт и сказал, что было бы идеально, если бы оный удлинили на два слова:
6. Идите, слушайте свое Чертово Фортепьяно, HOMO IDIOTICUS.
От сельского учителя поступил к рыцарю Кентерберийскому экзаменационный лист, в каковом напротив вопросов уверенною рукою сэра Бивиса были нарисованы дополнительно вопросительные знаки. На обороте листа учителем было написано: "третировал" вопросы.
Полкового священника освободили от проверочной беседы с рыцарем. Сэра Бивиса, развязав оному рот и расклепав в кузне перчатки, доставили к епископу монастырской телегою, в каковой оный ехал, прислонившись спиной к бочке с красным вином для причащения прихожан. Празднословный рыцарь приготовился, что его попросят прокомментировать какую-нибудь притчу, рассказанную Иисусом, но епископ велел читать "Отче наш" и не быстро бормотать, как сэр Бивис, было, припустил, а, представляя себе, что стоит за каждым словом молитвы. Епископ сказал рыцарю, что тому придется читать молитву до тех пор, пока сэр Бивис не добьется, чтобы ни одна посторонняя мысль не вмешалась между слов. Сидя напротив епископа, каковой смотрел на рыцаря, находясь по другую сторону письменного стола, и медленно повторяя текст, часа через три сэр Бивис упал в обморок, притом оному от начала и до конца молитву, как положено, прочитать не получилось, ибо сэр Бивис, произнеся "хлеб" помышлял о пироге с почками, о том, что надо бы "навешать" свинарям и овцеводам, что в харчевне "Сто друзей сарацин славного короля Утера Пендрагона" оный забыл свой дамасский кинжал, каковым на нижней стороне столешницы нацарапал вслепую надпись "ирландцы, отправляйтесь в свой Дублин", спрятав руку с кинжалом под стол, ибо О'Клири крикнул с кухни, чтобы сэр Бивис перестал, наконец, орать свои куплеты про картофель и жбаны ячменного, думая, что он, О'Клири, с кухни Бивиса не слышит, потом, что следует переиначить, помимо полкового гимна, какую-нибудь народную балладу ирландцев, потом, что у О'Клири есть в птичнике фазан с зелеными перьями в хвосте, каковые надобно экспроприировать, ведь, что может быть смешнее, чем написать памфлет против ирландцев пером ирландского "индюка", причем любимого оными цвета, и так далее.
- Предать анафеме! - сказал епископ.
- Сломать над головой меч! - велел славный король Артур.
Святые молитвы, читаемые рыцарем Пошехонским по книжке, доставленной почтальоном, очень медленно нейтрализовывали тлетворную заразу обсуждать навеселе распоряжения командования английскими войсками, подхваченную разумом сэра Бэзила, служившего с рыцарем Бивисом в одном полку и просидевшего на черных корках и дождевой бочковой воде, из каковой рыцари, у каковых изъяли железные перчатки, щелчками удаляли комариных личинок, на гауптвахте тридцать суток с прочими рыцарями низкого звания, с каковыми сэра Бэзила увели под конвоем в сырые каменные казармы из харчевни "Сто друзей сарацин славного короля Утера Пендрагона". Однако, до упрятывания свинарей и овцеводов под арест не дошло. Верзилы из охраны короля Артура подхватили таковых по двое каждою лопатообразною дланью за шиворот и замерли, глядя на ответственное лицо, действовавшее на всех торжественным возгласом: "Именем короля Артура!" и на монаха, снабженного инструкциями епископа.
- Именем короля Артура, отпустить мерзавцев! - холодно сказал рыцарь Понтифекс Римский.
- Именем Господа нашего Иисуса Христа, простить, ибо не ведают, что творят, - перекрестился отец Патрик Дублинский.
Сэр Понтифекс, видя, что на верзил нашел ступор, отставил кружку с чаем из чабреца, предложенную ирландцем, мистером О'Клири, хозяином "Ста друзей сарацин славного короля Утера Пендрагона", какового душистого напитка все же согласился отведать после того, как отказался пропустить стаканчик ячменного виски. Грозный сэр Понтифекс поднялся с деревянной скамьи, на каковой, кроме него самого сидели миссис О'Клири и четверо сопливых детишек мистера и миссис О'Клири, ибо жена мистера О'Клири имела самое твердое намерение подавить выводком славных малышей волю сэра Понтифекса и воззвать к милосердию отца Патрика, словом, всеми силами матери, добропорядочной супруги сопротивляться уводу в каталажку в замке Тинтагиль своего мужа. У ирландских ребятишек воли сражаться за своего папку тоже было не занимать. При каждой железной ноте, замечаемой оными в голосе рыцаря Понтифекса Римского, все четверо принимались кукситься и возить, всхлипывая, кулачками по своей мордашке.
Вкусные запахи больших круглых пирогов с почками с коричневою хрустящей корочкой, смазанной растопленным сливочным маслом, и десяти порций седла барашка, притрушенного специями, на крыльях ласточки ворвались в трапезную из кухни. У охранников-геркулесов отшибло память о свинарях и овцеводах. Пухлые, с жирком под кожею, лица последних страдальчески исказились с целью красочной передачи, якобы, испытываемых оными чувств отмежевания от куплетов, певшихся тут сэром Бивисом. Маскою же людей непросвещенных сии хитрецы думали, что уведомляют сэра Понтифекса в том, что ничегошеньки, мол, не поняли в военной диссертации на тему стратегического плана главнокомандующего королевства, как славным английским рыцарям побить французских. Тем более в том, что в плане могли быть просчеты. А уж того, чтобы сэр Бивис говорил, что оный, мол, умнее главнокомандующего, оные, громко чавкая пирогами, вообще, не расслышали.
- Что вы, матушка! - утешающим тоном сказал отец Патрик Дублинский, подавая платок миссис О'Клири, залившейся ручьями слез при том же выражении достоинства, что было у оной на лице, ибо миссис О'Клири как бы переполнилась подступавшими и подступавшими к глазам рыданиями, каковые начали проливаться через край нижних век.
Бедная женщина промокнула платком щеки и вернула тряпицу святому отцу.
Жена хозяина харчевни в ужасе смотрела на сэра Понтифекса, каковой что-то сказал мистеру О'Клири, дернувшемуся куда-то выполнять какие-то действия, сопровождавшиеся звоном и скрежетом, а также звуком перетаскивания тяжелого предмета за спинами верзил, изображавших вешалки, на каждой из каковых висело по два овцевода и по два свинаря.
Дверь из трех широких дубовых досок на кухню в "Ста друзьях сарацинах славного короля Утера Пендрагона" никогда не закрывали, ибо, если в трапезной не было свободных мест, а посетители, проголодавшиеся до рези в прилипшем к спинному хребту пустом желудке, каковых, к примеру, в сельские праздники или в дни проводившихся поблизости рыцарских турниров могло прибавиться во много раз за счет рыцарей, записавшихся у организаторов сражаться на мечах, топорах или копьях, пешими или конными, один на один или сто на сто, и съехавшихся с разных уголков острова зрителей, валом валили отведать стряпни ирландского хозяина харчевни, то таковых рассаживали за кухонными столами, не допуская, чтобы мистер Браун, хозяин паба "Джон Ячменное Зерно", и мистер Уайт, хозяин таверны "Восемьдесят восемь танцующих йоменов", первый - рисовым йоркширским пудингом, а второй - тыквенными пирогами, посодействовали бы оттоку средств, на каковые мистер О'Клири собирался и впредь кормить и одевать, а в будущем - выучить детишек достойному ремеслу у толковых специалистов. Высокая стойка, как бы открытый шкаф, в каковом была вместо полок одна узкая доска с выемками в верхней трети, а на дно установлена штука типа высокого ящика с проделанным в оном рядом отверстий, дабы копья или алебарды не смешивались в некий пук, в каковом рыцарям приходилось бы швыряться, дабы разыскать свое личное оружие, мотая дрязгом нервы себе и остальным, придавливала собою отвернутую на стену дверь в кухню, с каковой продолжали роем пикировать под нос верзилам ароматы. Перед сиим тяжелым военным арсеналом рыцарем Бивисом была установлена стойка для зонтов, изъятая со своего законного места возле выхода на улицу с целью заставить гражданских и священника, забывши о зонте, каковой не мог теперь попасться оным на глаза, на сытый желудок умиротворенно выйти под дождь и тут начать метаться обратно в двери, а оттуда, не найдя стойки и тщетно порыскав в чаде и облаках пара и споткнувшись о ноги не всегда любезных гордых рыцарей в стальных латах, обратно, где несчастные должны бы были, вцепившись себе в воротник рукою как бы вытаскивать сколько возможно вверх куртку с одного своего плеча, в каковом как бы дупле пытаясь, вывихнув себе шею, от вымокания схорониться, задрав локоть себе выше головы, с окончательно испарившимся из желудка спокойствием пробираться вдоль живых изгородей к своему жилищу, когда святому отцу за неимением куртки пришлось бы маршировать к своему домику в липнущей к ногам и рукам мантии, ничего не видя в своих залитых дождевыми потоками круглых очках. Мистер О'Клири, каковому рыцарь Понтифекс Римский велел плотно затворить, наконец, дубовую дверь на волшебную кухню, кликнув с кухни детину, каковой у мистера О'Клири ворочал там чугунные котлы размером с мельничный жернов и громадные кастрюли и бросал в кухонные печи целые бревна, каковые впору носить восьми человекам, оттаскивал с детиною дальше по стене трапезной рыцарский оружейный арсенал, каковой, естественно, не был пуст, ибо во время взятия под арест рыцаря Бивиса, производившегося сэром Понтифексом, управлявшимся с двумя верзилами из охраны короля, каковых нежданно-негаданно вывело из строя как бы летучее заклинание снеди, и в присутствии отца Патрика Дублинского, в "Ста друзьях сарацинах славного короля Утера Пендрагона" было полно обедавших и, вот, как раз рыцарей, фигурировавших в приговоре, как "рыцари низкого звания", наряду с овцеводами и свинарями. Одна алебарда и одно копье в результате кантования и дерганья арсенала отцепились вверху от доски и побежали наискось по прочим древкам, ибо удерживал оные уже лишь ящик внизу шкафа. К шуму стальных деталей, то бишь, как бы резного выгнутого наточенного лезвия топора и копейного наконечника, громоподобно стукавшихся о стальные крюки под лезвиями других алебард, добавился грохот опрокинутой мистером О'Клири стойки для зонтов, каковой, хотя и заметил проделку рыцаря Бивиса, но не сообразил, что, будучи поглощенным переноскою мебели, причем совмещенной с прямой опасностью отсечения верхней или нижней конечности или накрывания человека оружейным "забором", что было бы уже тяжеловато даже для детины, а не только для хозяина харчевни, не говоря уже об упомянутой угрозе получить вплоть до не совместимого с жизнью ранения, но еще подкрепленной страхом отсечения какой-нибудь алебардою пострадавшему головы, будет пятиться и отступать от шкафа без сторожа в уме, что рядом находится стойка с зонтами.
Захлопнутая на кухню дверь и появление мистера О'Клири сбоку рыцаря Понтифекса Римского успокоили жену мистера О'Клири, ибо оная разобралась, что мужа не послали собирать вещи, с каковыми оного увели бы в каталажку. Слезки на нежных щечках четверых ребятишек тоже высыхали. Отец Патрик Дублинский пошел открыть на улицу двери харчевни, где у возвращенной на место стойки с зонтами оный тихо разговаривал о странной болезненной порабощенности сэра Бивиса идеей то ли доставания ирландцев, то ли учинения расправы над оными, с деревенским священником, пока происходило проветривание трапезной. Из экономии времени сэр Понтифекс, на пробу дав мощную оплеуху левому верзиле, на какового сия грубая мера не возымела никакого воздействия, пытался разжать мертвую хватку сего геркулеса, с неимоверным трудом отцепляя от кулака оного по одному пальцу. Улучив момент, когда рыцарь Понтифекс Римский повернулся к правому верзиле спиной, два свинаря и два овцевода, висевшие на сем втором, стали пинать друг дружку ногами и раскачиваться на воротниках, пытаясь вырваться из рук окаменевшего громилы. В конце концов, четыре перечисленных фактора, то бишь, изгнание запаха вкусной готовки, оплеухи, отдирание пальцев силою от воротников и борьба свинарей и овцеводов за свою свободу, привели к тому, что приказание рыцаря Понтифекса Римского, ("отпустить мерцавцев!"), и мнение или совет Святой Церкви, ("простить, ибо не ведают, что творят"), каковое выразил отец Патрик Дублинский, претворились в жизнь, то бишь, первое было выполнено, поскольку у Святой Церкви не было на сей счет возражений.
Свинари и овцеводы вприпрыжку и наперегонки, - чего было трудно ожидать от людей как бы в телесах, то бишь, знатно упакованных в жировые прослойки, как морские тюлени или, скажем, морские львы, - помчались убегать в двери, по пути дергая зонтики из стойки, за каковую спрятались от сей могучей лавины оба святых отца. Впрочем, почти что круглый свинарь, бежавший последним, безуспешно дергая застрявший в прутьях мебели для прихожей зонтик, удрал из "Ста друзей сарацин славного короля Утера Пендрагона" прямо с опустошенной товарищами оного стойкою для зонтов, каковую утащил с собою за ручку своего зонтика.
Пока рыцарь Понтифекс Римский был связан хлопотами о мелкой сошке, каковые разрешились, когда из харчевни вырвался задом последний свинарь, рванувший на себя деревянную стойку со своим зонтиком, от каковой отломились частично тонкие палочки, и от неописуемого страха, что оного, как вполне съедобного беконного хряка, обратно втащат в харчевню за ноги, каковые у субчика очень походили на жирные окорока, очухивающиеся от пищеварительных грез верзилы, не понявшего, что оный бежал с поля боя с мебелью, ибо святые отцы взирали с порога, на каковой выскочили в испуге, что свинарь мог как-нибудь покалечиться, как толстяк, удирая и подпрыгивая, не глядя вверх на поднятую над головой гибридную конструкцию, не прекращает попыток раскрыть спицы своего черного гриба, как бы неуклюже разбегаясь, словно пародия на гигантского кондора, каковому для того, чтобы подняться с земли в небо, нужно прыгнуть с горы как бы в пропасть, ибо размах крыльев слишком велик, чтобы разбегаться по плоской поверхности равнины, в общем, свинарь как бы бежал, дабы рвануться и, мрачно хлопая крыльями зонтика, улететь в пространство, где оному можно будет величественно парить, как колоссальной свинье, и, вот, пока славный рыцарь Понтифекс Римский был занят первостепенными делами деликатной "расправы" над мошкарным болотом, каковое постепенно заливало деревню, как бы подбираясь плесневелыми ручейками к гнилостным лужам разглагольствований, каковые всюду оставляли за собою обутые пластинчатым железом ноги рыцаря Бивиса, рыцари самого низкого звания сами занимали себя кто чем, от натирания прямо на себе до тусклого лунного сияния надетого на оных стального панциря промасленной тряпкою, полирования порошком широкого синеватого лезвия меча, метания дротиков в портрет французского короля, плевания на снятый со своей головы стальной шлем и тщательного растирания сего плевка своим собственным локтем, с какового отстегнули согнутый кузнецом металл, дабы возить по шлему грязноватой полотняною рубахою, шпыняния каминными спичками двух тараканов, бегущих наперегонки по канавкам чеканки чьего-то прямоугольного щита, всего в патине, азартной игрою исподтишка с тремя перевернутыми на столе кубками и дохлым мышонком, вынутым раннею весной удивленным мистером О'Клири из улья на своей пасеке, в каковой забравшегося осенью мыша безжалостно убили пчелы и облепили прополисом, сделав из оного мумию, и до выбрасывания, сидя напротив друг друга и сняв железную перчатку, пальцев из сжатого кулака, и награждения друг дружки поочередно звонкими щелбанами, для чего с физиономии проигравшего откидывалось со скрежетом воющее забрало, и так далее, словом, в сгущенном как бы на пятачке виде отображалась обычная картина замшелого от безделья и большого количества шалопаев военного лагеря. Рыцари, простоявшие в своих стальных латах в "Ста друзьях сарацинах славного короля Утера Пендрагона" на вытяжку два часа, ибо рыцарь Понтифекс Римский, сурово скомандовав военному контингенту "Смирно!", препроводил к дверям добрых сельчан, павлином рыцарем Бивисом интересовавшихся не более, чем дохлыми мухами на окне зимой, приказал присесть за столы маячившим кругом, куда ни повернись, дрожащим в поджилках свинарям и овцеводам, произвел перепись присутствующих, искусно все сие время производя дознание, потом, наоборот, поднял на ноги свинарей и овцеводов и, вот, тут-то и компенсировал команду "Смирно!" командою "Вольно!", и, в общем, рыцари, бросившиеся как бы кулями на стулья и скамьи, за счет того, что оных рассадили за столы, создали впечатление, что оных скосило, как вымахавший полынный и чертополоховый бурьян, каковой мешал увидеть разбойников, каковые закапывали, прячась в оном, в землю кувшин с рубинами. Далее сэру Понтифексу сыграла на руку стряпня мистера О'Клири, ибо у свинарей и овцеводов вся жизнь с зажариванием овощей и мяса на смальце пронеслась перед заплывшими в жирке глазами, что, как отчасти надеялся сэр Понтифекс, неожиданными приступами медвежьей болезни оградит мерзавцев от увязания, как мухам в мухоморной патоке, в потоке словоблудия рыцаря Бивиса.
Доблестные рыцари сэр Понтифекс Римский и сэр Джулиус Кентерберийский удалили обедавшего рыцаря Бивиса из "Ста друзей сарацин славного короля Утера Пендрагона" немедленно по обнаружении, словно африканскую чуму, свалившуюся на мирные деревенские домы с их живыми изгородями и красные, зеленые, синие, коричневые, черные, желтые, фиолетовые, белые, голубые шатры военного лагеря, увенчанные золотыми флажками и как бы вырезанными из цельных золотых пластин фигурками львов и леопардов, (каковые и держали в передней лапе сии флажки), сшитые из драгоценных тяжелых гобеленов с золотыми геральдическими знаками по полю, испещренному золотыми ростками в два листика пшеницы или, скажем, как бы цепочками золотых следов голубиных лапок, каковые бывают на свежем снегу. Согласно великому чародею Мерлину, органические ткани, пораженные гангреною, палец сие или нога, отрезают, дабы процесс гниения не перекинулся на руку или туловище человеку. Хладнокровно глядя на поющего фальцетом и положившего ноги на стол рыцаря Бивиса, рыцарь Понтифекс сказал рыцарю Джулиусу, каковой тоже глядел на эскападу, как гора Эверест на яка с колокольчиком на шее, что корни древа тщеславия поверхностного политика Бивиса надо искать у оного в детстве, а здесь, мол, сэр Понтифекс и сэр Джулиус, по сути, стоят и смотрят на плети хмеля, жирующего на почве субъективизма бунтующих в сознании рыцаря Бивиса мнений.
- Свернутые кренделем мозги сэра Бивиса - бич для всего королевства, - сказал рыцарь Джулиус Кентерберийский.
- Ум сэра Бивиса - взбесившийся слон в тропических джунглях во время засухи. В Индии от таковых терпеливо ждут, удаляясь в ашрамы и садясь в позу лотоса, чтобы оные уморились круглые сутки бежать по лесам, откуда уходят и поднимаются высоко на Гималайские вершины отшельники и риши, ибо слон мчится, ломая пальмы и круша баньяновые заросли, со скоростью 100 км/ч, растаптывая крокодилов и бегущих впереди индийских крестьян, - сказал сэр Понтифекс.
Солонка, перечница, банка горчицы, сахарница, миски, кубки, ножи, ложки и вилки, половина каковой фарфоровой, керамической и серебряной сервировки была ехидственно построена рыцарем Бивисом слева от своих задранных на стол трапезной и скрещенных в щиколотках ног, закованных в стальные латы и обутых в стальные башмаки, каковые царапали зубчатыми шпорами деревянную столешницу, а другая - справа, буквально, испытывали свою судьбу, не имея хоть маленьких кривых ножек, дабы бежать от демиурга, и дружно подпрыгнули вверх, когда сэр Бивис ударил кулаком в железной перчатке по столу.
- Лягушатники! - крикнул сэр Бивис, громко рыгнул и повалил "французских рыцарей" слева от своих железных ног.
Побагровевшее лицо раздолбая рыцаря Бивиса шустро, как вышнырнувший из-под маленького овечьего копыта на шотландском пастбище воробей, набросило на себя отогнутое на сторону сплошное стальное забрало, каковое чудесным образом само защелкнулось на крючки, когда оный внезапно узрел на пороге блестящего рыцаря Понтифекса Римского и безупречного рыцаря Джулиуса Кентерберийского. "Французы" солонка, перечница и горчица с гнутыми ложками, а также щербатые миски, ибо сахарница, серебряные кубки с драконами, серебряные ножи и вилки, а также хорошие миски представляли "английских рыцарей", были сметены ногами сэра Бивиса, каковой, думая, что прекрасно спасается под забралом, как глупый хомяк, набивающий щеки зерном в амбарчике своей норы, в каковую спустилась крыса, думает, что сие спасет оного от голода в оставшиеся месяцы зимы, не вовсе растерялся, чтобы перепутать с "французами" "англичан".
Как от сэра Понтифекса и сэра Джулиуса не ускользнули манипуляции рыцаря с приказом главнокомандующего, так от зорких орлиных очей и острого волчьего слуха строгого отца Патрика Дублинского не укрылось, что антихрист, увлеченно раскладывая трех золотистых форелей, принесенных на блюде с кухни, прописной английской буквой "I", очевидно, имел в виду слово "Ireland", ибо, только что сие гастрономическое художество у сэра Бивиса получилось, как оный ножом и вилкою искромсал отменно зажаренных форелей в куски.
Рыцарь Джулиус Кентерберийский, к каковому поспешил мистер О'Клири, ибо сэр Понтифекс разговаривал с отцом Патриком, сказал напрягшемуся от понимания высокой чести, каковую оказывают оному столь важные и уважаемые в королевстве особы своим визитом, доброму хозяину "Ста друзей сарацин славного короля Утера Пендрагона", что желал бы немедленно, сию минуту видеть рыцаря Бивиса около себя, ибо рыцаря Бивиса давно ждут дела королевской службы. Сэр Бивис, сделав крюк к стойке арсенала, захватил свою алебарду, и враскачку, вращая плечами, поперся на выход к рыцарю Кентерберийскому.
Далее поучительные сцены с вытряхиванием верзилами души из отирающихся поблизости преступного сэра Бивиса и рыцарей низкого звания овцеводов и свинарей, путем подвешивания оных за воротники, каковые были описаны в подробностях выше, происходили в отсутствии охломона рыцаря Бивиса и славного рыцаря Кентерберийского, ибо сэра Бивиса поворот колеса Фортуны сей Фортуны как бы бесповоротно лишал, доставив рыцаря в руки анафемских ветров.
Вскорости рыцарь был подвержен соответствующему религиозному обряду в церкви Святого Георгия. Пятиметровый кусок водостока ударил сэра Бивиса по голове. Илия-пророк с развевающейся бородой пробирался на золотой колеснице в обрывах туч, держа в руках поводья громадных вороных коней, чьи седые гривы волнистыми полосами облаков тянулись за своими ужасными хозяевами. Сэр Бивис ждал, что сейчас по тучам, словно скальд Оссиан по скалам на пустынном берегу штормящего моря, весь в длинных седых косматых волосах, в черной ризе и босой будет идти Святой Патрик.
"ТАРО!" - душераздирающе вспомнил вымокший до нитки под ливневыми потоками и в луже перед храмом в своих стальных доспехах рыцарь Бивис, у какового рыцарь Джулиус Кентерберийский изъял и собственноручно сломал надвое в церкви Святого Георгия меч, и какового Бивиса Ангел-Хранитель закрылся в алтаре.
Тоже была страшная буря.
Над сэром Бивисом кружили злобные волнообразные призраки, каковые всегда прилетали к рыцарю, предварительно обчистив от просушивавшихся полотенец одну пеньковую веревку, каковыми, словно здоровенной паутиной, работники густо заплетали рощу величественных королевских дубов, начинавшуюся на заднем дворе деревенской прачечной. Призраки закутывались в огромные белые вьющиеся за оными хвостом кометы полотенца и смотрели на сэра Бивиса, разрезав ножами в двух местах ткань. У оных была форма прозрачных скелетов с вытянутыми, как на полотнах дона Эль Греко, в длину руками и ногами, на плюсны и пяточные кости каковых были надеты черные крылатые сандалии. Гадатель на картах Таро с шумом втянул ноздрями воздух сельской местности. Все сие оный прозорливо увидел, покуда стрелял картами из колоды из своей левой руки - в правую, а затем из правой - в левую. Сей смуглый, антрацитово чернявый волосами и широкими, в большой палец шириною бровями, изогнутыми над выпуклыми глазами, человек с золотым кольцом в одном ухе сидел в раскрашенной черными и белыми ромбами палатке на ярмарке. Синяя шелковая чалма, как у бродячего индийского факира, гармонировала с лазуритовыми четками, каковые человек повесил себе на шею, размотав оные с руки, ибо сосредоточенное жонглирование картами требовало, чтобы вес правой и левой рук был одинаков. Большие черные прямоугольники с золотым тиснением, сложенные объемной пачкою, каковую предсказатель сжимал с противоположных узких краев, отчего колода выгибалась дугой, и от оной как бы отстреливались карты, по параболе перелетая оному в другую руку, зависали у оного радугою старших картинок, перемешавшихся со скипетрами, кубками, мечами и пентаклями. Руки у гадателя были, наверно, с омаров, словом, под стать картам оного, ибо обалдевший рыцарь Бивис, каковому выдали одну, назвав как- то чуднО, рыцарь не понял, не то "Сарренто", - (на самом деле рыцарю сказали слово "Квирент"), - не то "Сакраменто", не то "Скалапендра", и сказав, что "Сарренто", там, или "Сакраменто", ну, или "Скалапендра" - рыцарь Бивис и есть, попробовал уложить карту между большим и указательным пальцами и сумел отмерить лишь половину. Рыцарь Бивис глазел на танцующий в воздухе расклад, по каковому индиец, не позволяя концентрацией воли раскладу засыпать сэра Бивиса чертовщиною червей, бубнов, трефов и пик, а затем поочередно стукнуть "Страшным Судом", "Луною", "Падающей Башнею", "Отшельником" и "Дьяволом", сказал о нависшей над рыцарем Бивисом опасности быть "подведенным под монастырь" неким бубновым ирландцем. Тип, превосходящий драчливостью рыцаря Бивиса, должен был посадить рыцаря Бивиса в сундук. "В каковом нищие ирландцы держат зимой картошку в своих насквозь провонявших жареной рыбою ирландских хижинах. С сундуками оные не расстаются и на острове Англия", - злобно подумал сэр Бивис, у какового чесались кулаки написать что-нибудь язвительное на карте бубнового ирландца. В сундуке, против воли, сэра Бивиса транспортируют в Ирландию и сбросят, сняв доспехи, дабы оный не пошел ко дну, а непременно в легком камзоле и штанах, в каковых оному будет не согреться, разутого, с тамошнего берега в холодный неприветливый океан, куда сейчас происходит миграция тигровых акул. С посинелой чалмы на рыцаря Бивиса махало павлинье перо, похожее на атакующую кобру. Индиец, сверкнув на сэра Бивиса сапфировой звездой, мерцавшей в центре чалмы, велел картам разобраться из парившего перед оным, словно бы приклеенного к какой стеклянной стене, расклада и присоединиться к остальным картам в колоде, не имеющим отношения к пророчеству о будущем рыцаря, кроме одной, на каковую гадатель пронзительно уставился, сведя к носу свои выпуклые глаза, видимой сэру Бивису с обратной стороны, и сказал, что может даже провидеть ту исполинскую акулу с якорем на обрывке цепи на спине, каковая сожрет сэра Бивиса. По словам предсказателя, якорь был единственным предметом, оставшимся плавать после потопления акулою испанского судна. Индиец с серьгой взял оную пророческую карту и повернул, дабы сэр Бивис тоже поглядел на шестиметрового монстра. Края карты магически окаймляли живую картину бушующего океана. Сначала вода качалась до горизонта. Потом стала приближаться. Рыцарь Бивис, щурясь, заметил, что в волнах летит то ли морской дракон, то ли корабль, у какового шторм снес мачты и паруса. В железной короне испанского якоря океан бороздила науськанная на сэра Бивиса Святым Патриком акула. Потом акула пропала. Из золотой рамы на рыцаря ужасно посмотрели две головы, Илии-пророка и Святого Патрика.
Дабы подняться с земли, притомившийся рыцарь Бивис, ерзая на скрежещущем заду, попеременно сгибая ноги в стальных наколенниках и отталкиваясь обутыми стальными башмаками пятками от золотого цвета соломы на дне лужи, из каковой никуда не делись коровьи лепешки и навоз, каковою сделалася вся улица, попал постепенно спиною в панцире в угол между серой каменной стеной церкви Святого Георгия и дубовой бочкою. Зубчатых вращающихся шпор на обуви рыцаря Бивиса больше не было, ибо рыцарь Джулиус Кентерберийский отрубил оные сэру Бивису своим мечом, на рукояти какового алел рубин, подаренный сэру Джулиусу раджой, какового рыцарь Кентерберийский героически спас от бежавшего по тропическим джунглям взбесившегося индийского слона. В бочку оглушительно шумно и мощно летела из остатка водосточной трубы собирающаяся с крыши храма дождевая вода, каковая, укоротившись на пять метров, виднелась вверху. Когда рыцарь Бивис, толкаясь пятками и перебирая плечами в стальных наплечниках, правым - по камню, левым - по дереву, пополз подниматься спиною по стене церкви Святого Георгия, бочка с водой, расплескиваясь, ибо воды было через край, поехала по соломе в сторону, и голова сэра Бивиса поместилась под водостоком. Дождевые струи отскакивали от шлема рыцаря раскрытым павлиньим хвостом, каковой стал перемещаться оному на лопатки, когда сэр Бивис схватился, наконец, за верхний край бочки. Теперь на спину рыцаря обрушивались потоки вод из водостока и из черных туч. Из бочки, в каковую рыцарь Бивис глядел, на сэра Бивиса гулко и жутко засмеялось отражение Святого Патрика, каковой босиком шел над оным в тучах, каковое сменилось на гневное отражение Илии-пророка, стоя в золотой колеснице правившего исполинскими вороными конями. Илия-пророк как бы швырнул рыцарю Бивису в лицо большую черную с золотым тиснением карту Таро, каковая, покувыркавшись за исчезнувшей в тучах колесницею, неторопливо запланировала вниз, описывая в воздухе круги, пока не упала в бочку, в каковую завороженно смотрел сэр Бивис, как бы с обратной стороны, и закрутилась на мрачной воде. Сэр Бивис хотел, было, боязливо перевернуть карту, ибо оная плавала золотыми звездочками вверх, но его пальцы в стальной перчатке шкрябнули по утекающей сквозь оные воде. Карта начала тонуть, и сэр Бивис, каковому мерещилось, что, когда карта планировала, оный, кажется, видел на карте святого отца Патрика Дублинского, потянулся за проклятым ирландским монахом, шаря и тщетно цапая карту в глубине, ввалившись косо с наплечником в бочку и вставая на носки, что, роковым образом, создало перевес стали, напяленной на рыцаре, и дождевой вездесущей воды, затекающей во все металлические емкости, оною находимые. Не мешкая, прозрачный Патрик Дублинский скользкими водяными руками высунулся из воды и втащил рыцаря Бивиса за стальной нашейник и оттопыривающийся стальной баскою панцирь на поясе в бочку, выплюнувшую через края тонну содержимого, из каковой, не разошедшиеся сельчане, из-под зонтов глазевшие на сэра Бивиса, не успели опомниться, как торчали наружу ботинки с отрубленными шпорами.
Доблестный рыцарь Джулиус Кентерберийский, уже оседлавший своего доброго коня, каковой весь обряд ждал хозяина на противоположном конце церкви Святого Георгия под навесом, и уже отъезжавший в путь к мосту Корбеник, (куда ускакал в серый ливень, ливший стеной, почтальон в черной шляпе с повисшими оному на щеки полями, дабы побыстрее доставить рыцарям молитвенники), похлопывая рукою изогнутую, перекидывающую шелковую гриву шею радостно заржавшего рыцарскому походу своего вороного, отозвался на вопли "На помощь!", каковые издавали в спину удалявшегося сэра Джулиуса служка и приходский священник. Оба отчаянно вывешивались, развернувшись правым боком, подобно двум черным королевским штандартам, с порога церкви Святого Георгия. Ведь оные из-за бури и дождя оба оставались в храме и крепко держались за косяки каждый одной рукою и ногою. Ибо славный английский король Артур, у какового достало бы сил вырвать рыцаря Бивиса, бухнувшегося головой на дно бочки с водой в тяжелом железе, уехал со свитой на оленью охоту, каковую не стали отменять, несмотря на зарядивший с пяти утра дождь. Резко развернув коня, какового копыта вышибли фонтанирующую спираль, рыцарь Джулиус Кентерберийский, как своя собственная грандиозная тень, пронесся мимо стен храма к другому углу церкви, поднял коня на дыбы, и тот пнул передними копытами бочку с глупо торчащими оттуда железными ногами Homo Idioticus. Бочка упала набок и сразу разорвалась, словно чугунная бомба, каковую англосаксы сбросили с Дуврских скал на французский корабль, на борт какового лезли из воды норманны, бежавшие от вил, каковыми оных скидывали со скал Дувра добрые английские крестьяне. Сэр Джулиус спешился, дабы отстегнуть забрало на шлеме отчебучившего очередной дурацкий фокус свиньи рыцаря Бивиса и посмотреть, дышит оный или нет. Поскольку сэр Бивис был живой и ошарашенно моргал, сэр Джулиус посадил оного спиной к церкви Святого Георгия, вскочил на коня и понесся к мосту Корбеник, как и собирался.
Приходский священник и служка, вися на сей раз как бы двумя черными штандартами на другом косяке храма, издалека смотрели на анафемского рыцаря Бивиса под дождем, что оный будет делать дальше. Оба вздрогнули, когда сэр Бивис, на лице какового, как калитка, хлопало от ветра скрипящее и как бы ржавеющее забрало, разразился клокочущими кликами: "Назло ирландцам и морям,/ пальнем по ним из аркебузы!/ И мы пошлем ко всем свиньЯм,/ испанцев всех и всех французов!/" Опасаясь услыхать далее еще что-нибудь про итальянцев и германцев, приходский священник и служка удалились.
Венок, сплетенный десятью крыльями пяти китайских летучих мышей, измучил мозг рыцаря Пошехонского, каковой на одну десятимиллионную долю гринвичской астрономической секунды отключился. Пытливый ум сэра Бэзила посетило видение бульона, сваренного в котелке над костром из пяти разных сортов пресноводных рыб, водящихся в Темзе. Поверхность бульона густо устилал лавровый лист. Сэру Бэзилу представилось, что улыбающееся лицо какого-то бога в золотом лавровом венке, у какового за плечами на манер рюкзака висела арфа, залопотавшего что-то, там, по-гречески, каковой сидел по другую сторону костра, дунуло на пар, курившийся над котелком, вслед за чем бог налил в плошку волшебного бульона хрустальным половником и протянул сию над котелком сэру Бэзилу. Ложки сэру Бэзилу не выдали, посему оный хлебнул прямо из плошки и - о чудо! - начал понимать по-гречески.
- Напиши "Александромакедонскиаду"! - повелел рыцарю Пошехонскому бог и сверкнул двумя молниями, каковые вылетели у оного из глаз и упали в виде двух перекрещенных золотых предметов, в каковых сэр Бэзил распознал ложку и вилку.
Рыцарь Пошехонский самонадеянно думал, что бог будет играть на золотой арфе, а из Темзы высунут морды завороженные пением бога тритоны. Однако бог дунул, и котелок заволокло паром.
Сэр Бэзил посмотрел, что греческого бога больше нет, и быстро выплюнул восемь лавровых листков, каковые боялся проглотить, пока бог строго смотрел на то, как сэр Бэзил ест рыбу пяти сортов золотыми ложками и вилкой.
Очнувшись, рыцарь Пошехонский рванулся к книжному шкапу, каковых у оного было полторы штуки. Один шкап был высотою со статую рыцаря Роланда Фуриозо. Второй был вполовину меньше. Статуя сэра Роланда сначала украшала интерьер в холле замка, но потом железного рыцаря слуги перенесли в кабинет сэра Бэзила, ибо с наступлением осенних холодов из сада в замок переселялись полевые мыши, каковые повадились вить гнезда в пустых ногах сэра Роланда. С другой стороны стеклянной дверцы шкапа сэру Бэзилу смотрели в глаза с переплетов вытесненные на оных золотом портреты сэра Джеффри Чосера, дона Лудовико Ариосто и дона Данте Алигьери. Сэр Бэзил открыл справочник по мифологии древних греков.
- А! - воскликнул оный и чуть было не хлопнул себя кулаком по лбу.
Сэр Бэзил поставил справочник по греческой мифологии на место и схватил фолиант Дельфийского Оракула, обложки какового были сделаны из крепкой кожи синего критского буйвола, крякнув от тяжести пророчеств, в каковых сэр Бэзил искал смысл природных явлений и неожиданных мыслей, каковые приходили оному в голову. С растрепанного переплета Оракула свесилась серебристая нить паутины, по каковой быстро спускался, перебирая двумя передними лапами, толстый черный паук, каковой, когда сэр Бэзил, (ища слова "арфа", "лавр", "бульон", "рыба", "ложка", "вилка"), закованный в стальные латы, переступил в задумчивости с лязгом с ноги на ногу, прыгнул на том "Истории Рима" Тита Ливия, и побежал оттуда на "Застольные беседы" Плутарха, за корешком каковых и скрылся.
Сэр Бэзил, путавшийся в гекзаметрах, александрийском стихе, децимах, и так далее, попытался сосредоточиться, окрылившись золотыми крыльями летучих мышей, суливших оному счастье выбиться в королевские менестрели, ибо в полку у оного было много конкурентов на должность командира. Командира сэра Бэзила, славного сэра Джулиуса, доблестного рыцаря Кентерберийского, какового чертой было разговаривать с подчиненными, глядя оным в глаза прямым, смеющимся над опасностями взглядом, дабы те, в свою очередь, тоже смеялись над трудностями, каковые доставляли погода, мушкеты, пищали, мортиры и французские крестьяне с вилами, скидывающие англосаксов с берега Франции в негостеприимное со своей стороны море, до какового рыцари короля Артура доплывали, преследуя рыцарей норманнов, каковых скинули в гневно бушующее на своей стороне море английские крестьяне, повысили за победу над рыцарем Фернивалем, каковой вынужден был отдать сэру Джулиусу свой адамантовый шлем с алым султаном, вылазка какового норманна с неприятельского корабля на скалы Дувра доставила много хлопот королю Артуру. Адамантовый шлем крючконосого рыцаря Ферниваля, каковой тот снимал с головы и нес над своею черною гривою надетым на копье, заключал в своих пластинах сильнейшее магнитное поле, вырывающее вилы из рук английских сельчан. Посему армия короля Артура из-за хитроумного сэра Ферниваля не могла принять подчас незаменимую, к примеру, при неожиданных алчных морских набегах норманнов, помощь населения острова, покуда столь же мудрый, как и храбрый рыцарь Кентерберийский не разобрал, что рыцарь Ферниваль, долго путешествуя на Дальнем Востоке, обучился филиппинскому гипнозу, каковой вызывал как бы обезручивание у крестьян. Английские крестьяне не имели при себе амулетов Мерлина, каковые носили на шее рыцари короля Артура. Амулеты были парные, ибо рун, каковыми великий Мерлин написал заклинание, было чересчур много, чтобы таковым уместиться на одном военном английском жетоне. Сэр Джулиус посмотрел веселым смеющимся взором на сэра Бэзила и хладнокровно порвал на двадцать мелких кусочков заявление, написанное золотыми чернилами на церковной латыни на телячьем пергаменте, поданное посредственно мыслящим в военном ключе сэром Бэзилом, письменно претендовавшим на командование рыцарями, сказав, что коннетабль из оного никогда не получится. Сэр Джулиус сжег при помощи линзы и солнца на золотом блюдце обрывки заявления сэра Бэзила, сидя за столом, вынесенным из шатра, за каковым сэр Джулиус ставил отпечатки своим перстнем на расплавляемом оруженосцем сургуче, каковым тот лил на уголки почтовых конвертов из крохотного размера кофейной турки.
Несколько раз сэр Бэзил заносил руку, меж пальцами каковой было уложено как бы арбалетною стрелою загибающееся к уху оного зеленовато-черное фазанье перо, каковая, вот, длань выжидательно зависала над рисовой бумагою из Китая, в каковой было уже как бы что-то от бельма в глазу, солдатской муштры, бега в латах на марафонскую дистанцию в жару, пребывания на гауптвахте и сидения на хлебе и затхлой воде, ибо ни "Повесть о храбром рыцаре королевства Македония Александре Великом", ни "Военные походы гидальго Алессандро Македонского", ни "Путешествие великого царя македонян Александра, сына Филиппа Одноглазого, в Египет и Индию" у сэра Бэзила не желали начинаться.
"В чем дело?" - задавался вопросом рыцарь Бэзил Пошехонский, каковой с помощью своего личного молитвенника из розданных в полку рыцарям, слонявшимся за рыцарем Бивисом и якшавшимся со свинарями и овцеводами, рыцарем Джулиусом Кентерберийским, почти избавился от позывов перетолковать гимн королевства на лады, изобретавшиеся никчемным рыцарем Бивисом. Посему за идущим на поправку рыцарем Бэзилом, какового на военных парадах давно уже ставили в задний ряд, ибо оный, чего доброго, мог схватить себя, устроив лязг, стальными перчатками за железную голову, разрываясь между чувством гордости за страну и шутовскими пассажами рыцаря Бивиса, прожужжавшего шмелем уши рыцарю Бэзилу, перестали, в конце концов, держать на торжествах по поводу побед англосаксов, связанных с построениями на плацу английских рыцарей, приветствуемых славным королем Артуром, особого человека, каковой караулил, стоя позади строя рыцарей полка сэра Джулиуса в медвежьих перчатках, подобные моменты и срочно хватал руками голову рыцаря Бэзила.
Сэр Бэзил изумлялся сноровке, с каковою сэр Бивис кропал вирши. У рыцаря Бэзила Пошехонского маленькие белесые глаза были около висков, а надобно было, чтобы глаза были возле самого носа, говаривал рыцарь Бивис сэру Бэзилу, оторопело глядящему на рыцаря Бивиса, изрекающего чепухню с видом понтифика, каковой благословляет народ, собравшийся на площади Святого Петра. Меж тем, рыцарь Бивис для пущей иллюстративности клал себе самому с обеих сторон оба указательные пальца на крылья носа, куда как бы скатились собственные глаза сэра Бивиса.
- Ибо, чем ближе глаза расположены у человека к носу, тем оный целеустремленнее, - продолжал сэр Бивис.
Раз в неделю сэр Бэзил внимательно исследовал, не изменилось ли у оного расстояние между глазами, в красивом венецианском зеркале, каковое оный велел слугам унести на чердак, дабы частым смотрением на себя в зеркало не сбить себя с толку. Рыцарь Бивис однажды сказал сэру Бэзилу, придумавшему рифму "рама - каррамба", что оный и сам родился на свет с кроличьими глазками около висков, однако, с той поры, как славный король Артур и прекрасная королева Гвиневера, присутствовавшие на рыцарском турнире в Лондоне, объявили рыцаря Джулиуса Кентерберийского чемпионом, в то время как рыцарь Бивис за топоры, за копья, за мечи получил по красной карточке, оный решил, что не позволит сэру Джулиусу прожить спокойно ни одного дня. Рыцарь Бивис сам придумал себе режим пассивного, а не ультимативного неповиновения приказам, как будто бы оный выбирал между закрытым и открытым переломом конечности.
Рыцарь Бэзил Пошехонский повернул фазанье перо к стальной перчатке, надетой на левую руку, и поцарапал оную, проверяя, высохли чернила или нет? Сухой комочек скатился на чистый, как молоко, лист. Рыцарь с большим пиететом к будущей мировой литературе, каковая ошеломительно на бумаге у оного вот-вот из серого вещества мозга словоохотливо появится, осторожно сложил пальцы в кулаки, развел оные в стороны, к искусно выкованным кузнецом по плечам оного полированным наплечникам с клеймом мастера в виде контура дубового листа, выпятил грудь, вытянул вперед шею и тихонечко сдунул "козявку".
"Что ж такое?" - переформулировал вопрос, задаваемый себе, сэр Бэзил, не сдвинувшийся с места, и, поскольку давняя привычка гарцевать и галопировать в стальном шлеме, похожем на банку, какового забрало откидывалось оным влево, как у рыцаря Бивиса, когда надо было судьям как бы предъявить неоспоримые доказательства, что ловко через двойные препятствия бревен скачет, молотит по голове противника мечом и колет соперника пикою как бы именно англичанин, сэр Бэзил, а не нанятый оным на набережной Сены в славном Париже или под Амьеном сражаться вместо себя, (каковой как бы во время боя прятался в кустах, сквозь ажурную зелень каковых оный как бы, живо переживая, морщился, крякал и охал, когда видел "самого себя" отбрасываемым топором на ограждение или катящимся кувырком с гнедой лошади), скажем, французский чемпион Руджьер Орлеанский, на турнирах ввиду скамеек, где сидят оправляющие себе то широкий, скажем, темно-зеленый или ультрамариновый бархатный рукав камзола, (у самых родовитых особ красиво шитого золотом и драгоценными камнями, как бы поменьше, конечно, чем принято приделывать, применяясь к серебряным листьям, звездам, геральдическим животным и птицам, каковых как бы вовсе не изобильно выковано, а, вот, что-то одно: четыре, скажем, тонких, совершенно как бы пуристических ивовых листа, (отходящих от камня, ну, смарагда, вот, перпендикулярно один к другому), или как бы Вифлеемская звезда с густыми лучами, (тогда камень, понятно, что белый алмаз, - в центре), или оскаленная голова леопарда, (может, рубин, или, вот, скажем, желтый бриллиант, как бы будет глазом), или орлиная лапа, (зажавшая сияющий, как вода горного озера, сапфир, да, пусть будет, сапфир, когтями), к крестообразной рукояти меча, ибо самые лучшие камни всегда идут на украшение оружия или королевские и герцогские короны), с разрезами по моде, в каковые как бы проглядывает надетая под оный свободного кроя светло-зеленая или, сиреневая шелковая рубаха, то узкий замшевый черный или коричневый жилет с серебряными навесными петлями-шнурами, (каковые, будучи перекручены один раз в середине, походят на горизонтальные восьмерки и, таким образом, соединяют левую и правую половину, так что одна полупетля бывает наброшена на рубин или смарагд слева, а вторая - на парный камень справа), то длинные, как бы текущие юбки, отделанные шелковыми шнурами в тон платью, придворные господа и дамы, безразличными взглядами скользящие иногда по травяному полю, ибо оные заняты беседою, ибо лишь какой-нибудь подвиг, удачно проведенный прием могут вызвать отклик в виде хлопков белыми руками в перстнях и перемены выражения бледных лиц с высокомерного на заинтересованное у элегантно одетых зрителей, н-да, значит, ввиду скамеек и двух тронов, занимаемых королевскою четой или же наместником короля с супругою, или же каким как бы феодалом и женою оного, ибо тут как бы средоточие законной светской власти, каковая доверяет судьям турнира присуждение храбрым участникам такового победы и поражения, и, вот, застарелая привычка сэра Бэзила галопировать и гарцевать в стальном шлеме, каковой оный, показавшись королю и судьям, защелкивал как бы на род стального крючка, укоренившаяся у рыцаря Пошехонского на уровне рефлекса где-то между сглатыванием слюны при виде торта со взбитыми сливками и судорожным дерганьем ногой, обутой в сапог из наборных стальных пластин с вытянутым на конус носком, (ибо тупой носок как бы мог бы принадлежать лишь обувке крестьянского парня, но не рыцаря), позади какового бронированного корабля торчала шпора с крутящимся зубчатым колесиком, когда копье противника, атаковавшего сэра Бэзила с другой стороны барьера, мимо какового оные друг на друга неслись, попадала сэру Бэзилу чуть ниже наколенника, что, кстати, приметил королевский лекарь на турнире в Лондоне, упросивший короля разрешения встать на выходе с поля с поварским молотком для отбивания шницелей, а рыцарей пропускать с турнира восвояси только через тяжелые дубовые ворота мимо оного, (запретив под страхом тюремного заключения перепрыгивать через ограждение на лошадях, а также перелазывание, предварительно кинув на другую сторону меч, ибо оный уже слышал ржание и как бы разбег могучих копыт слева от себя, а справа - как бы звон, идущий от мечей, попАдавших как бы откуда-то сверху на камни), куда два йомена в зеленых шляпах подтащили деревянный простой стул из домика сторожа, буквально, отбив предмет домашней мебели у красной от гнева жены сторожа, каковая, запертая в своем дому, долго потрясала вслед сиим йоменам кулаками, высовывая то один, то другой из крохотного окошка чулана, и смотря оным в спину как бы у себя из-под локтя, пытаясь то дунуть, то плюнуть себе на прядь волос, каковая завешивала оной поле зрения, ибо оная подозревала, что либо йомены "забудут" вернуть мебель, либо швырнут потом через забор в мешке груду щепок, ну, да, и, вот, поскольку рыцарь Пошехонский никогда не позволял себе позабыть, что у оного в любую минуту может так оказаться, что надет на голову шлем, ибо то ли - турнир, то ли - парад, то ли - построение, то сэру Бэзилу, при всем желании как-то помочь себе ответить на вопросы "в чем дело?" и "что ж такое?", то бишь, почему, мол, не ладится повесть, чего ж, мол, новый невиданный греко-английский эпос "Александромакедонскиада" не идет дальше красиво прописью выведенного заглавия "Песнь первая", не приходилось выбирать между вариантами: почесать себе голову или не почесать, (каковое действие, не по канонам Науки известно, а общеизвестно, впрочем, бихевиористы пусть нас поправят, что стимулирует мозговую деятельность), то бишь, не зная, как начать или продолжить повесть, рыцарь прибегнуть к чесанию головы не мог, во-первых, стукнешься, пойдет звон, как от колокольни, грохот, во-вторых, толку - никакого, в общем, сие обстоятельство, не оставив бедному сэру Бэзилу шанса в жизни, вообще, когда-нибудь почесать себе голову, кроме как, погрузив сию по шею для охлаждения и вымывания грязи, лучины и соломы в ведро воды, зачерпнутой из колодца, дабы напоить гнедого, как бы катализировало у оного выработку рефлекторного поднесения руки в железной перчатке не ко лбу или затылку, а к левой стороне груди, о панцирь каковой клацнув, притом что левая длань сжималась как бы в глубокой задумчивости в кулак, рыцарь Пошехонский принимал позу мученика, стреляющего в бок королевского оленя, ибо сие была как бы асана "Арбалет", ежели представить тетиву, натянутую рыцарем до груди от сего оружия, какового как бы лучную часть нужно представить в правой, занесенной над бумагою и с зажатым в оной фазаньим пером, и, вот, значит, оленя, до того гонимого охотниками, скакавшего по лесу через упавшие деревья и кусты, летя вперед парою передних ног и поджимая под себя пару задних, и, вот, застывшего, прежде чем улететь на другой берег оврага, по дну какового вьется узкий ручей, а сверху, скажем, накидано полно выкорчеванных ураганом мшелых дубов и сосен, ну, и берез, каковой бы посмотрел на рыцаря-охотника с арбалетом, каковой собирается стрелять в оного, и, вот бы, олень ничего не сказал бы сэру Бэзилу о будущем королевства, о лазурном ручье, о том, когда выпадет снег, бросая очень грустный взгляд из-под ветвистой тяжелой короны, у какового оленя, для недостойного сэра Бэзила, не засветилось бы во влажных яблоках глубоких глаз готового текста невиданного греко-английского эпоса "Александромакедонскиада", ни даже какого первого, скажем, абзаца.
Рыцарь Бэзил Пошехонский подумал еще немного об Александре Македонском и положил так и оставшийся чистым лист китайской рисовой бумаги в шелковый алый мешок с золотой кисточкой, обернул пачку из 1000 листов свободным краем с золотыми фениксами, играющими на арфах, и хороводом счастья, каковой водили взявшие друг дружку за крылья летучие мыши и иероглифы, уложил сию пачку в шкатулку, оторвал кусок пергамента от приказа по полку, в каковом говорилось, что рыцарь Бэзил Пошехонский в 5 утра должен оседлать коня и мчаться с депешею в Лондон, и нацарапал, высунув язык, на оном: "Давить картофельные клубни,/ мы Лондоном пойдем на Дублин!/"